Это были ангелы...

*** — Эй, Мартен! — маленькая девочка весело высовывается из-за угла. — Ты же вместо Шарля сегодня пойдешь заниматься с папочкой? — Какое тебе дело, мелочь?! — хмурится подросток. — Ты же мне все покажешь, Мартен? — Тебе? С чего это? — С того, что ты будешь рад продемонстрировать мне свое мастерство! — Рановато тебе! — Ну пожалуйста! — безотказный прием "щенячьи глазки". — Я всего одним глазком посмотрю. — Ты испугаешься и обделаешься. Как этот плакса Шарло... Фу! — Не испугаюсь и не обделаюсь, и ты это прекрасно знаешь! — Ты ведь уже подглядывала неоднократно! Девчушка лишь смеётся, весело склонив голову набок: — Как и ты, братик! *** — Учись, Шарль! Твой брат умеет уже больше тебя, хотя младше тебя на целых пять лет! — восклицает отец, презрительно смеривая взглядом старшего сына и гордо взирая на младшего. Младшенький весь зарделся. Настал его звездный час. Вот и ножик блистает в руке. Вот и сдержанная презрительная усмешка на тонких губах. Начинает без лишних слов. Движения точны и выверенны. Никаких сомнений. Никакого сочувствия к тому, что ещё совсем недавно было живым. Шарля снова мутит. Он с трудом держится, хватается за живот. — Не говори, что тебя снова сейчас вырвет, Шарль Анри, будь мужчиной! "Мужчиной..." Но, когда ловкие руки Мартена разделяют грудную клетку и достают из нее багрово алое сердце... Шарлю кажется, оно всё ещё бьётся. Шарлю кажется оно так и кричит: "Я хочу жить! Жить! ЖИТЬ!". Шарль валится на колени, не в силах больше держаться. Мартен презрительно фыркает. Отец кривится: — Убираешь лабораторию сегодня ты, Шарль Анри! — Лучше бы тебе быть уборщиком... — добавляет младшенький, со всем отвращением искривив губы. — Продолжай, Мартен, не отвлекайся! *** — Что это у вас происходит, дети? — Бабушка? — Мари оборачивается настороженно. Бабушка. На вид милая старушка, внутри ещё больший специалист в семейном деле, чем все остальные вместе взятые. — Милая моя, почему ты сегодня весь день сидишь над братом? — Ммм... — Мари ненадолго задумывается, стоит ли говорить как есть. — Шарлю плохо, бабушка. Он не встаёт. Я не хочу оставлять его одного. — Ах, плохо... — на ее губах странная бесчувственная улыбка. — Мари, выйди из комнаты. Мне нужно осмотреть нашего больного. Девочка с немым вопросом оборачивается к брату. Только что спавший, он с трудом разлепил глаза. — Иди... — подгоняет бабушка. В голосе начинают звучать железные нотки. Мари уже было поднимается... — Мари... — сиплый голос едва держащегося в сознании. — Мари, не уходи... Пожалуйста... Девчушка послушно спешит назад к братику. Бабушка недовольно хмурится, но затем на губах вновь сладкая до тошноты улыбка: — Мари, ты меня не услышала? — Но братик позвал меня... — Мари, в горячке больной может говорить, что угодно. Я сказала тебе покинуть комнату, Мари. Девочка успевает совсем слегка дотронуться до руки брата. — Мари! — строго как лязг металла. Что ж. Слабое прикосновение улетучивается, ангелок тенью скользит за дверь. Шарль в своем бессознательном состоянии с трудом понимает происходящее. Приглушённый голос не то бабушки, не то старой ведьмы: — Жан-Баттист и правда переборщил... И кровь толком не выпустил... Я переговорю с ним... Пауза. Шуршание. Режущая боль. Нервно прикусывает губы. — Аа... — Терпи. Терпи... Потом станет легче. Новые порезы. Точно такие же, как оставлял отец на его ногах. "Как же больно..." Без сил даже кричать он вновь падает лицом в подушку. — Вот так... — ведьма, кажется, улыбается. — Плохая кровь вытечет, и тебе станет легче. — Ууу... — А пока отдохни. Шарль почти провалился в сон, когда этот поскрипывающий голос становится странно мягким. — Я в тебя верю, Шарль. Ты станешь достойным наследником своей семьи. Бабушка в тебя верит. *** — Какой милый пёсик! — девчушка кружилась, приплясывая рядом с маленьким пушистым созданием. Создание приветственно лаяло и виляло хвостом. Светлые волосы вихрем ниспадали на плечи. Глаза так и сияли счастьем. — Ты такой маленький и такой беззащитный! — Вуф! Вуф! — Ты напоминаешь мне моего братика! — Вуф! Малышка садится на корточки, протянув к нему ручки. — Мой братик такая плакса! — Вуф! — пёсик рвется к ней, лижет протянутые руки, прежде чем девчонка не поднимет его и не прижмёт к себе. — Вот бы мой братик был как ты... Счастливым! — Вуф! Вуф! *** — Мари, сколько раз говорить тебе: не играй на улице?! — пожилая женщина строго хмурится. Даже не строго, зло. В глазах самая настоящая ярость. Вот-вот и испепелит мнущееся перед ней дитя. Девочка неловко потупилась, смотря снизу-вверх. Крошка смотрит на исполина. Маленький и беспомощный на такого, кто может все. — Ты меня не слышишь?! — голос гремит. — Слышу, бабушка. — Ещё раз увижу тебя... Чертова девчонка! Ты должна слушаться! Девочки всегда должны слушаться! Ещё одна такая проделка, и я... — она уже было делает угрожающий шаг вперёд, замахиваясь рукой, как... Кто-то подхватывает малышку сзади, одним движением поднимая ее на руки и прижимая к груди. Мари изумлённо хлопает глазами. Братик... — Простите ее, бабушка. Мари больше не будет убегать без спроса. — Шарль... — старушка, кажется, больше всего удивлена его поступком. — Я сам с ней поговорю. Женщина качает головой с какой-то странной полуулыбкой: — Ты слишком ее балуешь, Шарль. Девчонке давно уже пора... — от одних этих слов по спине девочки бежит холодок. Каким-то подсознательным чутьем она всегда верно понимала то, о чем говорят родители и старшие братья. На что они намекают. Не просто наказание, чтение лекции или требование стать в угол... За их словами всегда стояло что-то ещё. Нечто многозначительное. Но об этом нечто честно говорил один только Шарль. Говорил без слов. Своими порезами на руках, своими глубоко запавшими измученным глазами и пронзившей все его естесство безысходностью... И сейчас. Стоило старушке попытаться продолжить выпад, как Шарль вновь рвется в защиту. — Пожалуйста, бабушка. Я ведь... все-таки наследник. Я сам поговорю с Мари. — Что ж... Мари, сегодня тебе повезло. Позже, когда они уже оказались в комнате одни, он вдруг обнял ее сильно-сильно. А потом прошептал: — Никогда не зли их, Мари. Пожалуйста. Никогда. Чего бы тебе это ни стоило. — Но... — Пожалуйста... Дальше слова не нужны. Он весь расстворяется в этом жесте, в этом объятии, будто хватается за нее как за спасительный лучик света. Она же рассматривает шрам на его запястье, который сейчас оказался прямо перед ее лицом. В памяти воскресают картины. Замочная скважина. А за ней крики. Крики, которым она случайно стала свидетелем. Там где-то за дверью страшный трон, который может съесть ваши ноги. Трон, который крайне интересно устроен... Вот бы когда-нибудь туда забраться... Изучить.... Исследовать... Обуздать... Быть может тогда... — Обещай мне, что не будешь больше нарушать их указания. — прерывает ее размышления. Мари уныло вздыхает: "Как скучно!". Девочки ведь никто, самое интересное не для них.. — Мари. — Да, братик. — выдавливает из себя, всем своим видом изображая "ужасную скуку". Он лишь вновь прижимает ее к себе и снова молчит. "Эй, Шарль... Расскажи про свой шрам... Расскажи про тот трон... Расскажи, как оно изнутри... Я хочу узнать эту боль. Хочу расстворится в ней. Мне один шаг дотронуться до нее рукой... Один ты можешь помочь мне сделать этот шаг..." — Будь умницей, Мари. — Буду умницей... *** В следующий раз выбраться на свободу ей удалось только через неделю, и к сожалению... Мари сразу пожалела о своем повторном побеге. Нет, не потому что её рассекретили. Не потому, что она нарушила обещание, данное Шарлю, или разозлила бабушку. Совсем по-другой причине. Девочка, зажав рот руками рассматривала мертвое тельце под ногами. Крохотное существо, некогда так ярко пышущее жизнью,... теперь было раздавлено. Истоптано. Изорвано. В первое мгновение ей захотелось плакать. Потом, вместо слез, пришел интерес. Сухой и холодный интерес наблюдателя, случайно заметившего знакомые черты. Малышка села на корточки, явно разглядев следы скальпеля. Почерк почти профессиональный. Кто-то мастерски вскрыл живот. Вывернул внутренности наружу. А до этого переломил шею... Она уже знала, кто это был. Ну конечно же! Почерк каждого члена семьи был особенным, своим собственным и выражался в любом его действии, в малейших жестах. Почерк папочки был одним, почерк Шарля другим. Этот — не был почерком ни одного из них. Папочка слишком серьезный человек, чтобы тратить время на какую-то уличную собачку. Шарль — тот бы уже сам рыдал, сложившись в три погибели. Бабушка? — она бы этого пса одним взглядом испепелила без такой показательной деликатности. — Ты все же послушал мою просьбу и решил мне показать... — на ее губах хладнокровная улыбка с внутренним торжеством. — Мартен. Спасибо. Я не упущу такой шанс. Вместо того, чтобы повести себя как обычное человеческое дитя... Вместо того, чтобы рассыпаться слезами, крошка с интересом запускает руки прямо в кровавое месиво. Она ещё не знает название всех этих любопытных скользких вещиц, но каким-то внутренним чутьем понимает. "Это же мозаика! Паззл! Можно разложить и собрать обратно. Надо только внимательно смотреть на детальки... Они сами скажут, кто из них и где был... Паззл..." И тут вся жизнь, сложная и непонятная, живые люди и их характеры, мертвецы с их холодными глазами, солнце, жаром обдающее спину, все это стало вдруг одним большим паззлом. Паззлом, который можно сложить и разобрать заново, если так же внимательно вглядываться в детали. А ведь таким же паззлом была и ее бабушка, и ее отец, братик Шарль... и даже она сама. Паззлик, марионетка, сломанная игрушка. Словно кукла. Действительно, Мари нередко отрывала своим куколкам головы или ручки. Цельный ранее предмет получал нарушение и был разложен на части. Казалось, достаточно понять "скрепы", связывающие между собой отдельные звенья этой цепи, и можно было сколько угодно раз сложить и разложить обратно весь мир... Весь мир, словно эту собачку, разобрать по деталькам. Жалкий глупец Мартен! Он думал покрасоваться собой. Он думал ее напугать. Он и понятия не имел, что в этот самый момент перед ее глазами — четкий план, как разобрать на части его самого. Вот умора! Но, нет, Мари не будет столь неосторожна. Мари никому не расскажет своей тайны. Тайны, которая у нее в глазах. Никому. Кроме, возможно, ее самого несчастного братика. "Шарль, и ты не мог справиться с таким простым делом? Бедняжка Шарль..." Улыбка сходит с ее лица. "Бедняжка..." Словно они с братцем поменялись местами. Какая-то дурацкая ошибка природы. Это ему подошло бы ходить в девичьем платье, скромно опускать глазки и не сметь сказать слово. А ей... Ей бы подошла его роль. — Ничего, братик, Мари поможет тебе. Мари любит тебя за твою честность. А ещё больше, чем помочь братику, ей хотелось попробовать самой взять на себя такую ответственную задачу — складывание мозаики. "Мари обязательно потренируется вместо тебя, братик Шарль. Мари обязательно научится и почувствует эту потаенную силу. Мари станет самой лучшей. Настоящей волшебницей. Даже если никто не узнает о ее волшебстве." *** Смотря на белую кожу брата, на эту хрупкую шею, так беззаботно так доверчиво открытую перед ней, девочка не раз думала: а что будет, если... Если бы у нее с собой был нож. Один маленький разрез. Или посмотреть на его руку. Чуть-чуть углубить эти шрамики на запястье, а потом вдавить со всей силы и задеть вену... Вена... Кровь бы хлынула настоящим потоком и в кратчайшие сроки освободила бы это тело от болезненной для него жизни... "Шарль... Тогда ты был бы счастлив? Ведь ты так страдаешь здесь..." Как ей хотелось изучить эти шрамики на ногах. Провести ровно по ним, углубить их... Как бы хлынула кровь, как бы он закричал... Этот его голос, эти беспомощные попытки вырваться, они как-то ненормально успокаивали ее. Вот он, невинное создание. Крошечное, как та собачка. Жалкое и полностью в ее власти. Вот бы сейчас... За неимением лучшего водит пальчиком по его шее. Вот бы пальчик превратился сейчас в ножичек. — Я бы освободила тебя, Шарль. — грустно бормочет девочка. — Освободила бы от всего... Ты был бы счастлив... Он явно не слышит. Тонет в своих кошмарах. Кошмарах, заставляющих его метаться и так судорожно дышать. — Я бы сделала это небольно. Одно маленькое движение. Я знаю, как тебя освободить... Впрочем, если даже и без ножичка... Можно просто сжать со всей силы его тонкую шею. Но это неинтересно. Это долго. Это мучительно. Это бы напугало его и последним, что она увидела бы в его глазах, был бы страх. Все так же ведёт своим пальчиком, нажимая чуть сильнее. Дернулся. Всегда слишком чуткий. Пальчик останавливается, девочка пытается придать руке случайную позу. — Мари, что ты делаешь? — объект исследования настороженно потирает шею. — Ничего, братик. Хмурится. — Ты только что делала что-то странное. — Я просто рассматривала твою шею. — Зачем? Крошка пожимает плечами. — Можно ещё порассматривать? Пауза, такая же неловкая, как и вся ситуация в целом. — Тебе лучше пойти к себе. — Ты испугался? Снова пауза. Молчит, всматриваясь в ее лицо своим глубоким взглядом, на этот раз с ноткой невысказанного подозрения. — Мне показалось, что это был кто-то другой. Маленький ангелочек невинно хлопает глазами. "Ты почувствовал мою мысль, братик? Ты не веришь, что я на такое способна? Но ведь я помогла бы тебе..." Чувствует. Считывает. И считанное его пугает. — Мари, правда, не делай так больше. — Но почему? — обиженно надувает губки. — ...Просто не делай.