Когнитивные функции

      — Что у тебя за словарь хитровыебанный? Гэвин рылся в холодильнике и по очереди швырял в подставленный Ричардом пакет коробку из-под молока, упаковку с половинкой сосиски и засохшую корочку сыра. Заплесневелый кусок тоста отправился за опустевшим пакетиком просроченного какао. — Что значит «хитровыебанный»? — Затейливый, — минус банка с двумя скукоженными огурчиками, — сложный, оригинальный, особенный. Например… пылесос. Он устройство и ты устройство. Оба с интеллектом. Он простой – ты хитровыебанный. И оба они сосут в определённых сферах взаимодействия с Гэвином. Ричарду для полной схожести с Санни только бубенчика не хватало – звенеть и жалобно пищать, мол, помоги, двуногий, я проебался. — Благодарю, — Ричард завязал пакет узелком. — Я способен распознавать самые распространенные метафоры и аналогии, но некоторые ваши словесные конструкции вызвали у меня затруднения. Я не понял, куда и чем я должен подгрести и откуда что достать. Тина объяснила мне большинство употребляемых вами выражений. — А! — дошло. То-то Ричард играл в сову, лупая глазюками. А Гэвин всё на семейные выебоны детищ с буквами «RK» валил. — Сленг тоже не понимаешь? — В зависимости от того, чей он. Профессиональный, распространённый среди сотрудников полиции и прочих спецслужб, мне известен. Другое дело! Заживёт рука – и можно лезть в самое пекло. — Гэвин. Сэр. — Что? — треники для похода по магазинам надеты, кактус полит, дверь закрыта, садовый гном повернут зверской рожей точно к окну соседки. Можно выдвигаться. — Лейтенант Андерсон сказал, что у меня, дословно, «в руках мухи ебутся». Что он имел ввиду? Гэвин попытался подавить смех: — Это значит, что у тебя проблемы с моторикой верхних конечностей, — дед в корень зрит. — Не так уж далеко от истины. — Хм. Хэнк, что ни говори, богат на фразеологизмы. И очень хорошо, что с ним работает Коннор! Тот, на счастье задержанных преступников, улавливал цель и смысл Хэнковых восклицаний вроде «вали его набок, ломай ему хуй!». Ричард бы не понял. Всем было бы плохо.       — Осторожно, Рич, тут дверь стек… Бам! — …лянная. Орлиное зрение, чувствительные сенсоры на каждом миллиметре поверхности корпуса. Ага, конечно. Так Гэвин и поверил. Сам Рид выглядел глупо, притормаживая перед вызывающими у него сомнения порожками, но зато он не въёбывался лбом в прозрачные стены. — Обидно, — за стеклянную панель. Её чуть было не проломили лбом. — Что тебя датчик движения за человека не считает? — Отчасти. — Ладно, прости, я больше не буду над тобой ржать. — Неправда. — Хорошо, я буду. Но не так противно. — Вы всегда противный. Противнее Гэвина и его смеха только Тина. Она в понедельник вечером дала Ричарду запасные ключи от Ридовой машины и велела вернуть её хозяину. Ключи Тина хранила на случай, если с Гэвином что-то случится: загремел в больницу с ранением, скопытился, откинулся, сдох, умер насмерть мёртвой смертью. Случился Ричард, всеобъемлющий синоним вышеперечисленного. — О! Рояль. В кустах, — Гэвин гыгыкнул и устремился к белому блестящему роялю, окружённому искусственными насаждениями. — Фу, он электронный. И клавиши пластиковые. И корпус! Я оскорблён. Ничего святого. Ричард, смотри, он прям как андроидский младший брат, который перерос всю семью. — Он декоративный, сэр. — Хуй там. Светится! — Вы умеете играть? — Не то, чтобы прям умею, — скромный от природы Гэвин Рид левой рукой наигрывал "маленькую звёздочку". — У меня дома пианино стоит, старое, как мир. Ну, ты видел. Упражняюсь, чтоб зря место не занимало. Расслабляет. — Вы можете его выбросить. Или продать, — Ричард, что пристроился рядом на длинной скамейке, следил за движениями пальцев и иногда боязливо нажимал на клавиши. — Сентиментальность? — Безысходность, — вопрос на миллион: кто развалится раньше – Гэвин или его дом? — Моё пианино настоящее, с облицовкой из дерева, с чугунной рамой и весит почти триста кило. А под ним бетонная плита. Если сдвинуть эту бандуру с плиты, провалится пол. Он и подо мной скрипит… Короче, жестянка, это краеугольный камень, а не просто фигня для извлечения звуков! — Фортепиано можно разобрать. — Я тебя щас разберу, вандал, — взвился Гэвин, для убедительности взяв аккорд. — Разобрать! Довоенный Рёниш из Чикаго! Мой прадед в гробу крутится. Это преступление против искусства. Сыграй вон лучше. — Я не знаком с нотной грамотой. — Пиздишь. — Бля буду. — Скажу Хэнку, чтобы он перестал с тобой общаться. Смотри, это нота «до». Это тоже. — Не Хэнк. Офицер Миллер, — Ричард быстро учился. Торжествуя, Гэвин наблюдал, как андроид под его руководством осваивал гаммы. Годы школьного оркестра и насилия над неоформленной детской личностью остались далеко позади, а знания остались. Для особенного момента, наверное, хранились. — И ему скажу. Не-не-не, не долби так! Запястье выше подними, — золото, а не ученик. Один раз покажешь – и Ричард всё знает, понимает, повторяет без ошибок и одновременно сёрфит интернет в поисках музыкальной теории для самых маленьких. Песенку разучил, умница. — «Красотка Лавиния»? Да ты и правда хитровыебанный андроид. — Я же полицейский андроид, — с каждым нажатием в руках полицейского, чтоб его, андроида оставалось всё меньше напряжения. Рояль оказался отличной заменой резиновому мячику. — Клоун ты. Кораблик по морю идёт… Погоди, а это ты откуда знаешь? — Я видел партитуру у вас дома. Листы были повреждены, — левой рукой Ричард владел заметно лучше правой. — Я заинтересовался, почему вы так часто её используете. И туда нос сунул. Где ещё он порылся, пока Гэвин спал? Что ещё запомнил, рассмотрел, записал, изучив от корки до корки? — Что там было, помнишь? — Да. Я пролистал. — Играй, — Гэвин не нуждался в бумажках. Просто в переворачивании страниц был свой смысл – рвануть, прибить ладонью, приглаживая лист. — Правая рука, скрипичный ключ. Бас мой. Здесь, под стеклянным потолком, посреди просторного холла, часто сидят и часто играют. Чихать все хотели на очередных любителей потыкать в кнопочки и поиграть простенькую ерунду. Ричард – электронный рояль. Тоже белый, тоже пластиковый. Не имеющий внутри струн-нервов, которые должны находиться под натяжением в три десятка тонн и ничего не ломать. У Ричарда нет струн, но что-то в нём сломано. Сбиты настройки, надтреснуты от неосторожного обращения детали. Поцарапана отполированная, покрытая лаком крышка. Раз, два, три, четыре. Гэвин считал. Примерялся к скорости ритма, топал ногой в то время, как Ричард, не знавший нот до сего момента, умело исполнял сложную для новичка мелодию. На размышления у Рида оставалось четыре секунды. Гэвину неудобно, но он не может позволить себе отвлечься. Он посмел сесть ближе, развернуться полубоком. Неважно, как они оба сейчас выглядят: нельзя выворачивать кисть – иначе испортится звук, проскочит мимо нужная нота. Нельзя заглядываться на красоту инструмента, его руку, случайно задетую в попытке приноровиться к неудобной позе. Вступление, обманчиво вкрадчивое, привлекло внимание, замедлило шаги идущих мимо. У Гэвина получилось. Гэвина раздражала гладкость клавиш, их податливость и резкий, сорванный звук, которым рояль реагировал на силу нажатия, но у него получилось. Удалось удержаться, не разрушить шаткую гармонию звука и не испортить порывистой грубостью нежность легато. У Гэвина получалось. До тех пор, пока Ричард не посягнул на его половину клавиатуры. Не навалился всем телом, не оттеснил на край скамьи. И Гэвин обозлился. Выдохнул сквозь зубы, обжёг губами висок, задел кончиком носа высокую скулу. Обрубил трель гаммы, выхватив партию прямо из-под побелевших, бесстыже оголившихся пальцев. Смотри в глаза, жестянка. Запоминай: это нота «до». Это тоже. Крик в запертом подвале, глухой стук пластиковой головы о прозрачную перегородку, бесформенный синий на воображаемом красном. Удар в солнечное сплетение. Держись подальше. Нагло пляши на чужой территории под цокот забиваемых в твой гроб гвоздей и трусливо беги, убирайся прочь от жаркой тесноты, от живого тепла звонким глиссандо, точку, яркую, чистую «до» в котором поставил всё-таки человек. Топчись на одном месте, отбивая септаккорды, позволяй упиваться свободой и скакать от контр-октавы до первой. Повторяй раз за разом, проверяй личные и не-свои границы на прочность, разрешай дразнить. Прижимайся возмутительно близко, чтоб в следующий момент отпрянуть и подчиниться чёткому ритму, диктующему правила. Чтоб неожиданно для себя станцевать на цыпочках, на кончиках пальцев; потеряться в беспорядочных мыслях под мягкие толчки зачастившего сердца. И разбежавшись, наконец, захлебнуться. — Сэр? — шепчи сипло, фальшиво. Ошарашенно и сорванно. Приходи в себя, просыпайся. — Пиздец, — не так Гэвин представлял себе секс на рояле и спарринги с андроидами. Сердце колотилось, а в пальцах нарастал незамеченный в запале игры приятный зуд. — Пиздец, Ричард. Пиздец всему многолетнему опыту игры на фортепиано. Никакие нототении больше не спасут Гэвина Рида. — Думаю, я понял ваш интерес к данной партитуре. Сэр. — Валим отсюда.       — Сэр. — Внимаю, — не внимал он. Гэвин, уставший от трудов и срачей праведных в магазинах с одеждой, нашёл чёрную гангстерскую шляпу и не знал, нацепить её на себя или водрузить на андроида. — Примерь-ка. Шляпа Ричарду шла. Нереально, удивительно, потрясающе шла. — Пальто. — Сэр? — Давай купим тебе вон то пальто и сраную шляпу, — и дадим в клешни Томми-ган. — Если ты совсем нищим не останешься, конечно. Ричард посмотрел на Гэвина, просканировал его обезображенную радостью физиономию, попялился в здоровенное зеркало, проверил остаток средств у себя на счету и согласился. Чёрное драповое пальто с металлическими пуговицами Ричарду тоже шло. Оно смотрелось несравнимо лучше кожаной куртки Гэвина. Да, он дал примерить свою куртку. Глянул, как села. Расстроился. То ли Ричард дылда, то ли Гэвин злобный лепрекон с короткими ручонками. Возможно, и то, и другое вместе. — Эй, красавчик. Познакомимся? — Я не хочу с вами знакомиться. — Почему? — огорчился Гэвин. — Вы в спортивных штанах, — а я весь такой стильный, симпатичный, нетипичный. Как же Гэвину повезло жить со мной в одно время! Спасибо Киберлайф за то, что я такой охуенный. — Ну и чё? И тебе купим. Ричард мигнул диодом и поджал губы. Лицо его выражало отвращение, презрение и целый перечень негативных эмоций. Так маленький Гэвин смотрел на кашу с комочками. Так Тина смотрела на Гэвина, забравшего последний пончик. — Ну и пожалуйста. Не очень-то и хотелось.       — Та женщина подмигнула мне. — Подмигни ей тоже, — Гэвин подмигнул куриной грудке обоими глазами сразу и кинул в продуктовую тележку зажатый подмышкой Ричардов пиджак. Шляпу Рид выпросил поносить на время променада по торговому центру. — И не хмурься. — Зачем? — Брачные игры. Позволь напомнить, что ты – высоченный привлекательный мужик в новеньком пальто. Человеческая самка видит в тебе достойного самца для создания новой ячейки общества. Гэвин хотел помочь, а Ричард всё испортил – повернулся, «случайно» демонстрируя диод, и мигом лишился пристального внимания. — О, она не ксено... техно? Короче, филка. Какая жалость, — эти корнишоны Гэвин ел неделю назад и ему понравилось, а вон те лучше хрустят. Какие брать? — Она не понимает, какое счастье упустила. Бедняжка. — Моя внешность не изменилась. — Симпатичный юноша, который таким уродился и компьютер на ножках, лицо которому сделали, чтоб он, как доллар, всем нравился. Разница между ними есть, — квадратный хлеб, квадратн… нашёлся. — Между андроидом и человеком. Между тем роялем и моей фортепьяной. Ричард нахмурился пуще прежнего и выудил из кармана брюк пластырь с лягушкой. — О, социальный эксперимент. — Повторный. Для чистоты результатов. Локация удовлетворяет требованиям. — Поделись потом итогами, — Гэвин оценил заклеенный жабой диод и вернулся к поискам пекинской капусты. — Жарковато тут. Куртка упала в тележку, соседничать с пиджаком. В молочном отделе Рид в футболке, конечно, сто процентов замёрзнет, но до молока ещё идти и идти. — Милая лягушечка. Лягушечка. О как. Гэвин глянул через плечо, недовольный затянувшейся дракой с целлофановым пакетиком. Ричард, немного отставший и пойманный огненно-рыжим юношей с корзинкой, повёл плечом и, к охуению детектива, мило улыбнулся, демонстрируя ямочки на щеках: — О, это… это сделала моя дочь. Она их обожает. — Тоже мне, отец-одиночка, — гоготнул Гэвин. — Оторви мне пакетик, папочка! — Ещё слово, и я точно стану отцом-одиночкой, — тут Гэвин охуел повторно. Взгляд паренька упал на неприкрытое рукавом плечо, на пластырь с уточками. На его лице отразилось понимание. Понимание, что Гэвина только что подъебал андроид с великолепным актерским талантом. Талант испарился сразу после исчезновения любителя лягушечек в толпе. Топай-топай. Ты, тощий твинк, не в его, Ричарда, вкусе. У Ричарда уже имеется заросший щетиной качок в шляпе. — У нас есть дочь? — Есть скидочный промокод на мясо и рыбу. — Люблю тебя, сладкий.       — А пиджак твой всё равно стрёмный. — Неужели. Ричард, выбитый из душевного равновесия результатами эксперимента с лягушечьим пластырем, натянул любимый пиджак обратно и наслаждался чтением сроков годности всего, что Гэвин раскладывал по пакетам и пихал в багажник. Ясно, понятно, мистер Терминатор не в духе. — Ричард, — сосиски с прошлой недели немного подорожали. Сплошной произвол и угнетение. — Да? — Перестань глазеть на людей. Они смотрят на тебя потому, что ты смотришь на них чересчур долго. Сканер, блин. Помоги лучше. Гэвин нервничал и настороженно поглядывал вокруг. Он, доверяя привычному чувству тревоги, надел куртку. Гэвину нестерпимо хотелось спрятать лицо, потереть нос, закрыться ладонью хоть на секунду. В многолюдных местах все смотрят друг на друга, разглядывают. Это нормально. Ненормально то, что обыкновенное недовольство посторонним вниманием разрослось до скребущей тревоги. Ричард хмыкнул, сердито скрипнул, резанув слух высокими частотами. Он работал. — Сколько? — не показалось. Детектив, не глядя, схватил вовремя подвернувшийся фантик. Предельно сосредоточенное состояние его андроида заставило подобраться и забыть про покупки. Ричард умело избегал эффекта зловещей долины при всей своей зловещести, но иногда будто нарочно этого и добивался. Он потёр подбородок, стукнул тремя пальцами по зажатой в руке обёртке, метнул взгляд влево. Мужчина. Тридцать метров. Слева. — Срок до десятого марта. Андроид. Дай я. Движения губ Ричарда не совпадали с тем, что он говорил. Неправильная озвучка, ошибка липсинка, сбой мимики. Маленький, добровольно раскрытый секрет. — Ага. Сбегай, выкинь. Ричард ушёл, увёл за собой потянувшийся следом «хвост». Добрался до урны на парковке, задел подошедшего опасно близко незнакомца плечом, споткнулся, неловко зашатался. Принял руку помощи, цепко обхватив предложенную ладонь. Человеческий крик съехал на лязг, заскрежетал синтетическими помехами и резко оборвался. Гэвин не знал, что андроиды могут так отчаянно кричать.