Still Call You Home

Just give me a second, darling, to clear my head

Just put down those scissors, baby, on this single bed

Когда, наконец, всё кажется идеально организованным, тебя начинают подтачивать сомнения. Казалось бы, всё почти идеально, и никто не забывает слова и не играет мимо нот - но всё равно странное ощущение опустошения никуда не исчезает. Может быть, ты старался слишком сильно. Лиам же всё это время пребывает в странном состоянии, он какой-то размазанный и безвольный, напоминающий в этой своей... фазе оставленное на солнце желе. Словно это выступление вообще ему не упёрлось. Кажется, в итоге это немного доебало даже максимально лояльного к нему Бонхэда. Ты несколько раз пытался поговорить с Лиамом об этом, и каждый раз натыкался на стену. Стоило немного надавить - и его упрямство запросто превращало совершенно спокойный разговор в разгар скандала, на который у тебя не было ни времени, ни сил. Да и в целом, такой он был приятнее, чем ещё несколько месяцев назад, когда, казалось бы, готов был взорваться от малейшей ерунды. Что поменялось, ты так и не понял, и мог лишь надеяться, что те плюсы, которое принесла его новая дзен-настройка, продержатся ещё какое-то время. Он видел, как ты расстраиваешься и бесишься каждый раз, когда что-то прогорало. А прогорало часто - то Тони проебётся с покупкой билетов на поезд и вы будете вынуждены в последний момент ехать без него и вся музыка получится скомканной (хотя, возможно, это было не так уж катастрофично); то Лиам похерил ключи от репетиционной точки и все инструменты, кроме твоей гитары, остались внутри до тех пор, пока не объявился хозяин помещения - помимо прочих проблем, вызванных этим, вам ещё пришлось платить за дубликат ключа и слушать нудный пиздёж этого мужика. То Луиза с её грёбаной задержкой, здорово помотавшей вам обоим нервы. Она тогда слила на тебя целую кучу дерьма, заявляя, что тебе давно пора повзрослеть и устраиваться на нормальную работу - и получила в ответ обвинения в изменах, которые тебе мерещились на каждом шагу; может, и не на пустом месте. Может, дело просто в том, что ты знал, как легко можно проворачивать такие вещи, а потом приходить домой, делить кровать и завтраки, знать, сколько сахара должно быть в её кофе, смеяться над её шутками, которые вдруг стали казаться однообразными и плоскими, так, словно ничего не случилось. Может, на этом всё ещё как-то держалось. На кровати, на завтраках, на ёбаном кофе. Что-то прогорало часто - но, надо отметить, всё это здорово отвлекало от других проблем. Что, впрочем, не всегда помогало сдерживать эмоции. Лиам видел это, и, видимо, интерпретировал как-то по-своему. Считал, что всё решается просто. И, конечно, он тоже нервничал. И, конечно, у тебя далеко не всегда хватало терпения на то, чтобы утишать его эмоциональные всплески. Возможно, ты слишком часто говорил о том, как это важно - для тебя, для вас всех. А он всегда был таким - не выдерживал излишнего напряжения, сливался там, где события могли принять слишком серьёзный оборот, любил повесить решение всех возникающих задач на кого-то другого. И это всё - с учётом того, что ты ещё не сказал ему, что после этого гига вас могут подписать. Ты общался с парнем, который тусил с одним из Creation. И, наверное, изрядно его заебал, капая на мозг, увещевая, обещая что угодно - лишь бы они оба пришли в нужную для тебя дату. Так что ты просто не мог позволить хоть кому-то проебаться. А Лиам начинал фриковать каждый раз, когда события принимали более-менее серьёзный оборот. Так что... вряд ли ты скажешь ему хоть что-то, пока всё окончательно не решится. В один из вечеров, когда ты просто заехал проведать маму (и его, если честно, потому что в последнее время единственное место, где вы могли остаться хотя бы немного вдвоём - это комната, которую вы когда-то делили; ты больше не доверял репетиционной базе в этих вопросах после того, как однажды ёбаный уборщик посреди ночи попытался открыть дверь своим ключом, да и спать на том диване означало быть недееспособным весь следующий день), он обрубил все твои грязные поползновения, заставив слушать, как он поёт написанные тобой строчки без какого-либо сопровождения. Так что ты сидел на своей кровати и откровенно скучал, пока он так показательно старался. - И зачем я тебе сейчас был нужен? - честно говоря, ты слегка недоволен, потому что, на самом деле, ты пёрся сюда не за этим. Хотя, конечно, он был хорош, и это было замечательно, но. - Ты отлично справился, тебе не нужна тут моя помощь. - Ну, как..., - он поднимает на тебя эти свои глаза, и ты мигом забываешь, что в нескольких шагах от вас - мама; что ты пообещал не трогать его в ближайшие пару дней, потому что от всего этого он порой просто перестаёт соображать и теряет берега. Потому что вся эта ситуация с Лу. - Ты можешь просто сидеть тут, знаешь. Хвалить меня. - Ты не очень-то часто это делаешь, - сетует он, уже перебираясь на твои колени, и ты мысленно отмечаешь, что он прав. И вот, в итоге, после всей этой нервотрёпки /чёрт, блять, как можно подготовить буквально всё, но было забыть этот грёбаный шнур, боже, храни Бонхэда, который в последний момент раздобыл где-то нужный, точно такой же/ - брат трётся возле тебя у барной стойки, уже немного принявший на грудь; и как ему не жарко в этой чёртовой кофте? Ты был против того, чтобы вы пили до выступления - но в последний момент послал всё куда подальше и сам тоже приложился к приятно-прохладному стакану. В конце концов, никого нужного в толпе ты тут всё равно не видишь. Ладно, в любом случае. Всего четыре песни, в конце концов; заученные от и до, так что вы можете сделать это. "Это просто гиг, так что ты справишься лучше всех, как всегда", - вот что ты сказал ему. "Это наш ёбаный шанс, ваш ёбаный шанс, один на миллион, мы не должны проебаться", - вот и всё, что ты сказал остальным. И в этой духоте тот смехотворный градус, который ты принял, уже дал тебе в голову. И уже на сцене с удивлением для себя отмечаешь, что всё это действительно даётся неожиданно легко. Ты слышишь идеальный ритм, почти идеальный голос - и напряжение отпускает. И время, казавшееся застывшим, когда вы только поднимались на сцену, вдруг снова течёт как обычно, и минуты, в которые вы успели отыграть всего четыре песни, подходят к концу очень быстро. Он сперва пытается абстрагироваться, смотрит куда-то вниз, словно невзначай пытается развернуться спиной, и в паузах успевает отхлёбывать пиво - но вскоре его тоже немного отпускает. Кажется, в Манче он чувствовал себя немного свободнее; возможно, потому что, так или иначе, были лица в толпе, которые уже были ему знакомы. Где-то в эти минуты, между страхом и восторгом от того, что всё проходит куда проще, чем казалось, ты, похоже, ловишь ощущение, за которым будешь так или иначе гнаться ещё очень долгое время. Странное ощущение, словно ты паришь. Ты бросаешь взгляд на него, пытаясь понять, чувствует ли он то же самое? Но его взгляд опять опущен, и в такой темноте, если честно, практически ничего нельзя различить. Когда вы спускаетесь, одежду на каждом можно выжимать; если бы не толпа, ты, пожалуй, обнял бы сейчас каждого из них - такой силы эйфория охватила тебя, когда волнение отступило. Но всё, что ты делаешь - улыбаешься им, кладёшь руку ему между лопаток, пока вы пробираетесь вновь к барной стойке. И, привалившись к ней спиной, ты понимаешь, что видишь знакомые лица - те двое, что приближаются к вам, к тебе; Бонхэд и Гигс тоже замечают; ты касаешься его плеча, прежде чем отойти за их столик. Он даже не особенно понимает, что происходит - со стеклянными глазами болтает с симпатичной пташкой на баре, перегнувшись через стойку, и, когда ты бросаешь на него взгляд, отходя, он одновременно кажется тебе ужасно глупым и, блять, самым красивым человеком в этом баре. Долго ты об этом раздумывать не можешь - надо сосредоточиться на разговоре; найти ваше демо во внутреннем кармане рабочей куртки. Делать вид, что не пялишься на Лиама издалека, рассыпаясь в ничего не стоящих словах, вызванных произвести впечатления на Алана. Бонхэд ловит твой взгляд, направленный в их сторону, поднимает руку вверх, показывая, что всё ок - ты киваешь ему, как будто бы именно поэтому смотрел туда. Возвращаешь этот жест. Руки у тебя внезапно оказываются очень холодными - просто не верится, что тебе всё удалось. В итоге, конечно, Алан уходит раньше, чем вы, и даже особо к выпивке не притрагивается - а вы остаётесь практически до закрытия и слушаете тех, кто выступает после вас. Лиам тусуется где-то у стенки, между стойкой и туалетом, перекидывается шуточками с девчонкой в полосатом топе. Ты подваливаешь к этой парочке, уже тоже изрядно пьяный, и зачем-то пытаешься перетянуть её внимание на себя. Он вздыхает, снова этот взгляд в пол, даже пытаться не будет - всё это происходит уже не в первый раз, и ты немного сочувствуешь ему, хоть и ощущаешь внутри какой-то возбуждающий укол от этой маленькой мести. В итоге, ты даёшь ей несколько купюр, чтобы купила вам что-то и себе, что захочет, и она проплывает мимо. - Ну, как тебе тут? - Норм. Пиво лучше, чем в Манче, - его глаза совершенно поплывшие, и этот взгляд в который раз выбивает у тебя почву из-под ног. Ты вспоминаешь, что, в отличие от тебя, он пропустил и завтрак, и обед, а время уже далеко за полночь - просто не мог ничего съесть, волновался, хотя пытался это скрыть. - А это? - киваешь на сцену, откуда ебашит какой-то постпанк. Он, кажется, действительно прислушивается, чтобы дать тебе какой-то ответ. Но ты перехватываешь его взгляд, едва удерживая себя от того, чтобы не взять в руки это лицо. Говоришь довольно честно - ты правда так думаешь: - Мы сегодня тут были однозначно лучшими. Он уже слышал от тебя такое, но не всегда в это верит. Иногда начинает спорить, говорить, что ты так думаешь только потому, что ты сам играешь в этой группе. Может, действительно стоит хвалить его чаще - правда, после этого, наверное, он совсем может потерять берега. - Ты правда хорошо постарался сегодня, - в итоге, эта фраза выбрана как наиболее приемлемый вариант. - Ты был крут, - он возвращает тебе комплимент, изображая жестами игру на гитаре и то, как ты склоняешь порой голову, играя. - Мы все, - он вытягивает шею, пытаясь разглядеть кого-то в этой темноте. Какое-то время спустя вы все собираетесь за одним столом; девчонка едва дотащила всё, что заказала, и Гигси помог ей, и ты больше не паришься относительно её дальнейшей судьбы на этот вечер, заметив, как эти двое переглядываются. В какой-то момент ты переключаешься с джин-тоника на колу, и вскоре замечаешь, как пьяны оказываются все остальные. Тебя подмывает рассказать им всё сейчас, предвкушая реакцию, но сперва ты хочешь рассказать всё ему. Вообще, ты планировал сделать это иначе, но, в любом случае... Ты просто тянешь его за собой, выводя на воздух, и он идёт, ни о чём не спрашивая. Только оказавшись на улице, понимаешь, как там шумно, душно, накурено. И, честно говоря, возвращаться уже не хочется. Ты чувствуешь первый приступ головной боли, маячащей на горизонте и обещающей вскоре стать совершенно монструозной. Недалеко от вас подруги пытаются увести какую-то едва передвигающую ноги девчонку да ругается вдрызг пьяная парочка. Ты закуриваешь; как будто бы именно этого не хватало на свежем воздухе. Лиам, сползший по стенке в попытке присесть, бессмысленно пялится куда-то по другую сторону дороги. Он слегка опускает голову, ерошит и без того растрёпанные волосы. - Я так напился, чёрт, Ноэл. Он не говорит, что ему плохо, но ты и так видишь по тому, как он пытается сжаться в комок. Потому что, скорее всего, знает: если скажет об этом, то услышит вполне очевидное - не надо много пить. Ты вывел его наружу, потому что изначально... пытался найти слова, чтобы объяснить, чем переполнены твои мысли сегодня, но... Но не здесь, не сейчас, как оказалось. И отчего-то всё, что ты можешь сделать - это склониться над ним здесь, в неверном свете фонаря, будучи уверенным, что никто не посмотрит на вас здесь, и поднять его лицо за подбородок. Его ресницы дрожат и брови сведены, и, если честно, тебе его слегка жаль. Он всё ещё самый глупый и самый красивый мальчик во всей округе. На всём свете. Ты впервые целуешь его там, где вас не скрывают уже привычные, обещающие мнимую безопасность стены; там, где потенциально вас может увидеть случайный прохожий, или эта орущая друг на друга парочка, если они вдруг остановятся и перестанут выяснять отношения. Этот поцелуй нельзя назвать нежным, но то, что он случился здесь - это уже своего рода признание. Вряд ли он может сейчас это оценить. Почти неделю между вами ничего не происходило, и, целуя его, ты чувствуешь, как истерзан его рот изнутри, на щеке, со внутренней стороны - кровоточащие лоскутки размолотой зубами слизистой оболочки; и, целуя его, ты чувствуешь различимый солоноватый привкус крови, который не перебивает горький вкус алкоголя и табака. Он беспомощно выдыхает тебе в рот; наверное, это больно, и ты последний раз проводишь языком по кровящим ранкам, возвращаясь к его губам - осторожнее, невесомее. Тебя переполняет болезненная смесь страха и возбуждения - коктейль, которым залито почти любое теперь ваше взаимодействие, и грудь сдавливает что-то, похожее на зарождающийся крик. И ему всё ещё плохо. Он пытается отстраниться, отворачивает лицо, снова прячет голову в ладонях, брови снова хмурятся. Он слегка отодвигает тебя рукой - безвольно, скорее, предупреждающе. Вряд ли он осознаёт, чем это было. Тебе стрёмно оставлять его одного здесь, но это ненадолго. Ты снова ныряешь в подполье бара, оставляешь ребятам визитки отельчика, где вы забронировали номера задолго до, с нарисованной на обратной стороне кривой какой-то картой, по которой и трезвому-то непросто сориентироваться, говоря откровенно. Три номера на двоих, кровать в одном остаётся свободна, сообщаешь ты Гигси, прежде чем удалиться, и он отвечает тебе ухмылкой. Ищешь свою куртку под ворохом чужих вещей и снова выныриваешь из этого пропахшего пивом, потом, табаком и чьими-то тяжёлыми духами подвальчика. Опускаешь руку на его плечо, и он поднимает на тебя расфокусированный взгляд. - Сейчас мы поедем в отель. Ты сможешь?.. - Не блевать? - он уловил основное направление твоей мысли. - Постараюсь. Но он выглядит неважно, и тебе кажется, что лучше немного пройтись пешком; ты жалеешь, что оставил колу в баре. Ему становится немного легче, когда вы находите какую-то телегу с быстрой едой возле стрёмного ночного клуба; кажется, её владелец делает большую кассу на обдолбавшихся грустных рыбёшках, выплывающих под утро из этой клоаки. Вы садитесь прямо на бордюр, и ты смотришь, как он уминает какую-то лепешку с начинкой, запивая ядерного цвета лимонадом. Похоже, ему правда становится легче - цвет лица уже менее зеленый. Он, в конце концов, улыбается, перехватывая твой взгляд. - Детка, нельзя так напиваться, если ты весь день не жрал, - нежность, которая подтопила твоё сердце при виде его совершенно опустошённого пьяного лица, сменяется лёгким раздражением, потому что это далеко не первый раз, когда он не отслеживает, сколько он выпил. - Я и не напивался, - он пожимает плечами, слизывает соус, грозящий капнуть на ткань брюк. - Выпил совсем чуть-чуть. В конце концов, кажется, он воскресает, прикончив ещё одну такую же лепёшку - и потом изводит огромное количество салфеток, вытирая лицо и руки, даже когда они уже совершенно чистые. В итоге, когда вы грузитесь в такси, он чувствует себя и выглядит вполне вменяемо. В салоне раздражающе воняет не то ванилью, не то кокосом, и ты переживаешь, как бы его снова не начало мутить. Водитель смотрит на дорогу, не отрываясь, и ты слышишь сквозь шум крови в ушах развлекающий его фрагмент какого-то радиоспектакля. Лиам кладёт голову тебе на плечо и ищет в темноте салона твою руку. И, найдя, так сильно сжимает твои переплетённые с его пальцы, что ты отрываешься от плывущих перед глазами заоконных красот унылой окраины. Его пальцы царапают твою раскрытую ладонь - и, когда ему надоедает это дело, его рука движется к твоей ширинке, и ты пытаешься перехватить её, потому что, ну, блять... - Ты дурак? - ты шипишь это ему в ухо, и он только смущенно хихикает. - Тут темно, - сообщает он шёпотом, который, наверное, кажется ему тихим, а ты чертовски уверен, что водитель тоже слышит его прекрасно. - Убери свои грёбаные руки, - ты правда стараешься говорить тихо, и, к сожалению, на него этот тон не действует. - Какого хрена ты творишь? Почему, чёрт возьми, когда вы скрыты от мира за четырьмя неплотными стенами и прикрытой деревянной рассохшейся дверью, в доме, каждый звук которого ты знаешь наизусть - он постоянно морозится и ускользает, а в этой обманчивой темноте пропахшего дешёвым ароматизатором и чужим резким одеколоном салона он позволяет себе то, на что его так сложно порой раскрутить ласками, уговорами, маленькими похвалами? - Он ничего не увидит, - Лиам хихикает, и этот очаровательный маленький звук, которого ты от него ещё не слышал, заставляет что-то внутри перевернуться. Тебя словно ударили под дых. Ты записал бы этот звук на плёнку. Ты запер бы Лиама где-то в комнате и, на хрен, никуда и никогда не выпускал бы. - Я правда хочу сейчас, - добавляет он горячим, слишком громким шёпотом. Как будто бы всего предыдущего было мало. - Угомонись, мы сейчас приедем в отель, - ты говоришь это излишне громко, потому что водитель, блять, то и дело бросает на вас заинтересованные взгляды в зеркало заднего вида, но Лиаму, конечно, всё равно. Ты и сам понимаешь, что ты видишь этого стрёмного деда в первый и последний раз; а Лиам не сдаётся, и его рука-таки накрывает твою ширинку, но он всё ещё слишком пьян, чтобы как-то с этим разобраться. - Смотрели последнюю игру Манчестер Юнайтед? - издевательски громко интересуется этот жирный хрен, глядя прямо на тебя через заплёванное зеркало. Рука Лиама творит что-то совершенно непотребное внизу, и ты вынужден отстранить его так грубо, как только можешь, чтобы ответить этому придурку: - Ненавижу грёбаный Юнайтед. Даже в этой зыбкой темноте видно, как Лиам нервно облизывает губы, отворачивает от тебя дрогнувшее лицо, принимается терзать нервными пальцами и без того порядочно оборванную обивку сидения. Он обижен, или просто расстроен; ты и сам не понимаешь, какое тебе дело до того, что про тебя подумает этот левый чувак, которого ты больше не увидишь. Всё, что ты можешь сделать - найти его сжатую судорожно ладонь и накрыть своей, заставляя распрямить впившиеся в обивку пальцы, он оборачивается - растерянный, надеющийся. Если бы только навсегда сохранить это в себе. Ты наклоняешься к нему, чтобы выдохнуть шёпотом: - Детка, мне так жаль. Он прикрывает глаза, вмиг кажется таким усталым. Вымотанным. - Я люблю тебя, - его шёпот снова слишком громкий, но тебе уже всё равно. Гладить его руку в этой темноте - вот и всё, что ты можешь сделать. Смотреть на выхваченный случайным светом силуэт его губ. Считать минуты до отеля.