Критерий разумности - 15

Адмирал Винокуров В чем-то я подобные сюрпризы ожидаю, в чем-то нет. То, что мне опять скалится тот временной промежуток, в котором я и стал защитником, ничего хорошего нет. Так себе время оказалось, поэтому нам сейчас и надо думать, как спасти давно погибших детей. Вопрос спасения даже не обсуждается — они канули в Пространство, потому их изъятие ни на что не повлияет. По крайней мере, ученые это подтверждают. — Хорошо, — киваю я, в задумчивости глядя на выведенную на экран схему. — Прежде чем мы продолжим, я бы хотел пригласить товарища Соколова. — Он же раздолбай, товарищ командующий! — возмущается товарищ Лисов. — От него же… — Я помню, — киваю я, стараясь не улыбаться. — Мне именно такой и нужен. Представьте ситуацию… Ему предстоит работать в отрыве от Флота, когда вокруг Враг. Представили? — Товарищ адмирал прав, — вступает Иван Викторович, командир «Велеса». — Ваши кандидаты уцепятся в инструкции, которые там недействительны, и погибнут, а у раздолбая шанс есть. Особенно, если он не Винокуров. От этой фразы товарищи офицеры не слишком весело смеются, а мой адъютант немедленно исчезает. Понятно куда — за капитан-лейтенантом Евгением Соколовым отправился. Товарищи офицеры из моего штаба моим решением, конечно, не сильно довольны, ибо выбрал я чуть ли не главного раздолбая Флота. Он моего Лешку переплюнул, так что да, понимаю. Но мне нужен именно раздолбай, который наплюет на все инструкции ради детских жизней. Как это сделал папа, например. — А почему не Винокурова какого-нибудь, кстати? — интересуется капитан первого ранга Лисов, педант-любитель инструкций, как о нем характеристика говорит. — Потому что не едиными Винокуровыми силен Флот, — отвечаю я ему. — Товарищ адмирал… — пытается доложить о своем прибытии упомянутый раздолбай, но замолкает, увидев мой жест. Вид у него, как папа говорит, «лихой и придурковатый», значит, что-то натворил, но с этим мы позже разберемся. — Присаживайтесь, товарищ Соколов, — предлагаю я ему. Не по себе парню, и я его понимаю. На его месте в двадцать четыре я бы тоже потел от избытка чувств. Хотя примерно в его возрасте я Защитником и стал, так что просто на публику старается. То есть знания психологии в порядке, что и логично: Академия этот предмет очень хорошо дает, офицеру людьми командовать предстоит. И садится он, подчеркивая свое положение. Что-то вроде «Красная Шапочка в окружении серых волков». — Каплей, отставить, — командую я. — Мы тебе поверили, поаплодировали, можешь расслабиться. — Есть, понял, — кивает он и превращается в обычного внимательного офицера. Его преображение явно ставит Лисова в тупик, отчего я стараюсь не смеяться. — Соколов, ты трансляцию точно видел, поэтому без всяких реверансов сообщаю: ты пойдешь командиром группы, — извещаю я юного офицера. Вот теперь он настоящий: слов нет, выражаться не рискует, глаза большие, круглые, рот приоткрыт — в шоке парень. То есть задача вывести его из равновесия выполнена. Теперь же деланно спокойно отворачиваюсь, кивнув сразу же появившемуся товарищу Петровскому, тоже постаравшемуся улыбку спрятать. — С Земли стартовало более сотни малых кораблей с детьми, — продолжает он свой доклад, прерванный вызовом командира группы. — На конечную точку пришло не более двадцати. Возможно, какие-то остались в Китеже и на Терре-два, но установить точно это невозможно, потому как закончили путешествие корабли под самоназваниями, а начинали — с бортовыми номерами. Говорим мы о трех планетах, потому как еще две просто отсутствуют — нет там ничего по тем координатам, что были у Виноградова, и зачем это было сделано, большой вопрос. Но вот сейчас у нас проблема — мы просто не знаем, какие звездолеты добрались, а какие нет, как-то странно был поставлен учет у предков. У всех предков Человечества. И что самое интересное — такая схема кораблей с детьми была только у той части, что носила самоназвание «русские», а вторая часть народа погрузила всех скопом. Понять бы, почему… — Вы хотите сказать, они в отчетности под названиями? — доходит до Соколова. — Именно так, — подтверждаю я. — Потому нужно подумать, как определить такие корабли. Вот ты и подумай вместе с аналитиками, и что тебе для этого понадобится, тоже. — Разрешите выполнять? — становится он очень серьезным. — Иди, каплей, иди, — отпускаю я его, вздохнув. У нас мыслей-то всего ничего — пустить автоматику в сопровождение и сравнить с пришедшими. Но если пустить автоматику, то может быть пересечение временных линий, а этого допускать категорически нельзя, я бы хотел, чтобы ребята не создавали альтернативные миры. Со временем надо быть очень осторожным, потому надо будет и с Учителями поговорить. С Виноградовым получилось сложно — он ребенок по сути. Причем анализатор идентифицирует его как аилин, но на деле мы этого не наблюдаем. Зачем это сделано, вот в чем вопрос? Ответа у меня нет, но тут проблема как раз в том, что Виноградов по сути ребенок, просто по развитию, поэтому у него будет другое тело, этим Машка занимается. То есть отметилась та же раса, что породила Таню, что была квазиживой. — Ждем, что надумает молодой коллега, — сообщаю я товарищам офицерам своего штаба. — И принимаем, если не будет очевидных ляпов. — Хотите довериться его дару, — доходит до Лисова. — Да, тогда имеет смысл, я снимаю свои возражения. — В таком случае, я вас больше не задерживаю, — заканчиваю я наше совещание. «Велес» болтается у Гармонии, поэтому я сейчас оставлю корабль и отправлюсь домой. Надо хоть немного отдохнуть. Вот и Настенька со мной согласна, а еще она очень рада тому, что я не полез сам. Если подумать — нет смысла мне самому во все дыры лезть, ибо оставлять флот без командования не очень умное занятие, да и налетался я по отдаленным местам, теперь надо давать дорогу молодым. Зачем-то же мы их учим? Вот пусть покажут, что не зря. — Полетели домой, Настенька, — зову я свою любимую. — Полетели, милый, — сразу же соглашается она. Надо будет еще подумать, не придать ли Соколову кого-нибудь из Машкиных учениц. Или лучше квазиживых? Нет, я думаю, что Машкины лучше справятся — у них есть опыт аналитической работы, и, если парень сорвется, сумеют по мордасам надавать. Да, пожалуй, так будет правильно. Значит, завтра сестренку попрошу порекомендовать кого-нибудь для этой довольно сложной операции. Алена Катышева Лика и Мариша очень легко друг друга принимают, и у меня такое ощущение возникает, как будто им все равно, как выглядит сестричка. Не знаю, насколько это обычно, потом спрошу. Пока что это, наверное, хорошо, потому что дочки не пугаются. Так странно, я и сама недалеко от детского возраста ушла, а их воспринимаю совершенно точно своими детьми, а вот остальных малышей — нет. — Алеша, а почему я остальных малышей своими не принимаю, хотя там было иначе? — интересуюсь я у самого близкого моего существа. — Мама? — переадресует он вопрос, играя с девочками в ладушки. Странно, это совсем малышовая игра, а все трое радуются, получая удовольствие. Наверное, присоединюсь. — У вас в крови была какая-то странная химия, дочка, — объясняет мне эта волшебная женщина, которую уже очень хочется мамой назвать. — Она обостряла реакции, а теперь ты понимаешь, что каждому из малышей свои мама и папа нужны. — А почему у Леши есть ушки, а у вас… у тебя нет? — спрашиваю я, решив, что раз можно мамой называть, то надо попробовать. — Папа у нас мурлыка, — хихикает… мама. — Вы еще познакомитесь, сама увидишь. А сейчас берем детей и топаем за мной. — Прибыли уже? — удивляется Лешка, тем не менее прекращая игру. Насколько я понимаю, мы прибыли к той планете, в которой сказка, и сейчас отправимся именно туда. Интересно, как это будет выглядеть? Я же не знаю, как садятся на планеты… Еще я вижу, что новая мама раздумывает о чем-то, только я не знаю, о чем. — Сына, как думаешь, лучше всем вместе или вас сначала вдвоем? — не очень понятно для меня спрашивает она Лешку. Ну, главное, чтобы ему понятно было. — Аленушка, — обращается он ко мне, — тебе как хочется: чтобы мама с самого начала с нами была или чуть позже прилетела? Только не бойся никого обидеть, у тебя все равно не получится. Я ему верю, потому что не могу ему не верить, а вот по сути вопроса… Я не знаю, как будет правильно. Вот совсем не знаю, и все, отчего вдруг страшно становится. Но новая мама как-то чувствует это, или же просто замечает, я не знаю, она меня обнимает, гладит по голове и этим успокаивает. — Полетели, дети, — вздыхает она, и мне вдруг становится очень легко на душе. При этом я совершенно не могу объяснить, почему реагирую именно так, но, по-видимому, объяснять и не надо. — Что случилось, мама? — спрашивает Леша, поглаживая обеих дочек. — Устала у нас Аленушка, — мягким, очень ласковым голосом отвечает ему она. — Надо отдохнуть хорошей девочке. — Устала… — он замолкает, а в следующее мгновение я просто падаю на спину, потому что и дети, и Леша принимаются меня обнимать. Мы выходим из каюты. Маришка в моих руках, Лика в Лешиных, а его мама при этом объясняет нам всем, что со мной происходит. И мне тоже, ведь я ничего не понимаю, просто совсем. Всё вокруг совершенно мной никогда не виданное, оттого я сейчас, как маленький ребенок — заново мир изучаю. И вот мама именно об этом и говорит — из-за того, что изменилось совершенно все, мне просто не за что зацепиться. — Поэтому идея Лукоморья самая лучшая, — заканчивает она свою речь. — Где тут наш электролет? Я и сама не заметила, когда мы успели добраться до причальной палубы — заслушалась. А вокруг множество странных… ну, наверное, это и есть загадочные «электролеты» — вытянутой формы овоиды, некоторые похожие на баклажаны формой, а некоторые на кабачки, потому что других ассоциаций у меня нет. Интересно, как выглядят дома в этом будущем? — А вот, — Леша просит «Марс» показать, и один из овоидов открывает свою верхнюю часть. — Прошу! У меня не хватает слов, чтобы описать, что я вижу, да и не успеваю я — меня скоренько всовывают внутрь, где для Маришки и Лики отдельные кресла сделаны так, чтобы я могла к детям прикасаться. Что-то мягкое ласково обнимает меня и… мы взлетаем. Верх оказывается прозрачным, поэтому я вижу убежавшую куда-то назад серость потолка зала, а затем передо мной открывается Космос, отчего я тихо взвизгиваю — звезды, громада звездолета, чуть поодаль еще висят, а прямо перед нами зеленая планета. Земля была голубой, а тут просто зеленая. Мы снижаемся, а передо мной леса, какие-то летающие объекты, чуть поодаль я вижу целые гроздья их, как виноград, но нам, судя по всему, не туда надо. — Вот, смотри — показывает мне рукой Леша. И я смотрю, увидев серебристую полусферу, закрывающую часть леса, видимо, это граница. От всего, что мне нужно заново изучить, просто страшно становится, ведь я совершенно ничего о новом мире не знаю, в этом отношении от дочек совершенно не отличаясь. Вот еще что интересно — для малышей, я помню, слово «папа», само это понятие, было очень страшным, просто жутким, а вот Лика Алешу приняла моментально и ничуть не боялась. Мне очень важно понять почему, а пока я себя просто очень уставшей чувствую, хоть уже и понимаю, отчего. — Сейчас припланетимся, — сообщает нам наша общая мама, — Леша уложит Аленку отдохнуть, а мы с внучками отправимся окрестности изучать. — Мама устала? — спрашивает Лика, поглядывая на меня. — Мама устала, — кивает ей… бабушка, получается. — Поэтому она чуточку поспит, а мы будем важными делами заниматься. — Хорошо, — важно кивает солнышко мое. — Ты же нам все покажешь? — Покажу, — улыбается наша мама. — Все-все! И в этот самый момент звучит сигнал какой-то. Я вижу только небо, но не боюсь его, хотя в звездолете, кажется, долгое время провела. В следующее мгновение мы все оказываемся сидящими прямо на полу в обычной такой горнице. Ну как в исторических фильмах и сказках — стол деревянный, скамья, печь русская… За окошком лес колышется, и кажется, мы не в будущее прилетели, а в прошлом спрятались. — Вот тут мы и поживем пока, — сообщает мне мама. — Аленка успокоится, дети пообвыкнутся, а там и решать станем. — Вы теперь так живете? — удивляюсь я. — Нет, что ты, — смеется Лешка. — Это сказка у нас такая, ее прабабушка сотворила. Ну-ка… — он поворачивается к печке, хлопнув в ладоши и поклонившись затем. — Здравствуй, тетя Печка! — Здравствуй, здравствуй, добро пожаловать в сказку, — слышу я со стороны печки, едва только успев усомниться в нормальности Лешки. У меня сам по себе рот раскрывается от удивления — действительно же печка говорит! Ну, возможно у нее там динамик спрятан, в чем я сомневаюсь — ее для готовки использовали, я сажу вижу, а таких температур динамики не выдержат. Ну, насколько я школьную физику помню. Тогда, получается, действительно сказка?