Критерий разумности - 15

Мария Винокурова Трансляция была вполне ожидаемой, как и ее результаты, на самом-то деле. Разумеется, Человечество идею спасения детей поддержало, раз они все равно до конечной точки не долетели, только у нас в связи с этим проблема — как определить не долетевших? Исходя из известного нам теперь, кроме названий у кораблей были бортовые номера, именно эти номера и позволяли идентифицировать звездолеты, а названия давались сами себе. Так вот… История Исхода именно бортовых номеров не сохранила, а только самоназвания. То есть у аналитиков Флота и у моей группы есть над чем подумать. — Что с Виноградовым? — интересуюсь я у Танечки, выглядящей очень озадаченно. — Да ты понимаешь… — она явно ищет правильные слова, чем заинтересовывает меня очень сильно. — Во-первых, у него изменена память, а, во-вторых, он же из аилин… — И что? — не понимаю я ее заминки. — Он измененный аилин, — вздыхает она. — Развитие организма у него ускорено искусственно, и с таким ускорением он еще лет десять проживет. Заблокированные области памяти — это наложение взрослой. То есть… — Лин присутствовали на Земле? — удивляюсь я. — Но мотив… — я осекаюсь. — Нет, это изначальная программа, — вздыхает она. — Смотри. На экране передо мной появляется довольно характерная картина смонтированного по мнемограмме фильма. Я не слишком понимаю, что именно хочет мне показать сестренка, но смотрю в экран, а там жизнь Виноградова отматывается в обратную сторону, причем указывается, где программа, а где наложенная память. Получается, что лет двадцать он не прожил, а внешне постарел, при этом и он сам, и, видимо, окружающие, считали, что все в порядке. — А как на окружающих-то? — заинтересовываюсь я. — А вот, смотри, очень изящное решение, — и она показывает мне, но это тем не менее означает агентуру лин или аилин на Земле, иначе получается слишком сложно. И мотив может быть только один. — Ты хочешь сказать, что его, как Надьку? А он точно аилин? — она задумывается, что-то прикидывая в уме. — Я сейчас, — коротко бросает сестренка и исчезает. Нам известен народ, который бросал «оцифрованных» детей против Врага. И вот эти самые дети на Земле как раз присутствовали. Нам доселе были неизвестны случаи направления живых, но… Это не значит, что их не было. А выглядит вполне логично — Виноградова просто подменили. Убили или как-то иначе убрали молодого парня, который как раз и прошел локальные конфликты, и заменили его искусственно развитым, только проблема тогда в одном — он ребенок. Как только исчезнет наложенная память — он станет ребенком по сути своей. Причем находясь в теле взрослого мужчины, что принять ему будет сложно. При этом знания древней медицины, подход к детям — это его собственное, а не того, кого им заменили. Вот в такой интерпретации выглядит очень логично, и даже дару моему нравится. Так что вернется проверяющая мою мысль Танюша, и будем выдавать детей новым родителям, кроме одной малышки, у которой случился импринтинг на Алену — это зазноба Витькиного внука. Я в хитросплетениях нашей семьи однажды запутаюсь… Тогда возникает вопрос — кого она-то пыталась скопировать, раз анализатор выдавал «раса неизвестна»? — Мария Сергеевна, можно вас побеспокоить? — интересуется кто-то вежливый, вырывая меня из мыслей. А, это щитоносцы мои пожаловали. — Беспокойте, товарищи Синицыны, — улыбаюсь я старым знакомцам. — Чем порадуете начальницу? — К сожалению, особо ничем, кроме того, что выводы о желании людей выставить детей щитом, неверны, — сообщает мне товарищ Синицын. — Их задача была выжить, если все погибнут. — То есть, их пытались спасти? — удивляюсь я, пытаясь понять логику древних людей. — Некая Видящая указала на необходимость этого для выживания расы, — объясняет он мне. Учитывая, что я знаю, кого древние назвали Видящей… — Правда, кто это, мы не установили. — Таня это, Винокурова, — объясняю я, видя несколько ошарашенные лица. — Фэновна которая. — То есть… Тогда понятно… — щитоносцы задумываются, а я сестренку с новостями жду, очень надеясь на то, что права. Тогда надо будет сформировать Виноградову новое тело в соответствии с внутренним содержанием, а то с ума сойдет. Подберем ему маму и папу, и будет у него детство. А пока я отпускаю щитоносцев наших, сообщивших мне еще одну новость — химия в крови всех детей была направлена исключительно на превращение их в послушных кукол, что очень странно. А учитывая, что Алена о чем-то подобном говорила, то мотив непонятен. Послушания добиться? Но при криосне любая химия очень опасной становится… — Сестренка, ты права, — оживает коммуникатор. — Я чуть попозже расскажу, но проблему это не решает. — Переведи его на «Панакею», — советую я. — Пусть сформируют тело в соответствии, и все. — Мы-ы-ысль! — тянет моя сестра, снова отключаясь. Столько времени уже прошло, а она у меня все такая же егоза… Впрочем, надо выяснить, что именно происходит, раздать детей мамам и папам, и пока можно выдохнуть. А вот затем у нас появится проблема, ибо, если все получится, то к нам присоединится около тысячи детей из очень далекой древности. Я верю, что все получится, потому что мы разумные, а разумное существо всегда выход найдет. — Тетя Маша, — снова оживает мой коммуникатор, принимая вызов лица из приоритетного списка. — Мы на Кедрозор всей толпой, можно? — Можно, Ленка, можно, — киваю я, обращаясь затем к разуму звездолета: — «Марс», предоставить Елене Винокуровой отпуск до особого распоряжения. — Отпуск предоставлен, — подтверждает разум, из коммуникатора слышится взвизг. — Спасибо, тетя Маша! — радостно благодарит племяшка и отключается. Хорошо, что квазиживой разум на «Марсе» такой умный, а то запутался бы в Ленках, Таньках и Машках. А племяшка поволокла семью в Лукоморье. Это очень правильное решение, потому что русские-то народные сказки дети должны бы знать. А вот, например, на Минчжи стоит Лунмэньго — там упор на китайские народные сказки. Несмотря на то, что мы теперь один народ, культуру все же не теряем, ведь в ней и история, которую забывать нельзя. Вроде бы, со всем более-менее разобрались, а это значит что? Это значит, что можно отправиться на Гармонию к любимой семье. Отпуск — не отпуск, а хоть немного отдыха я точно заслужила. Очень уж динамичные дни выдались у нас. Все-таки, звездолет и дети времен Исхода, а в перспективе и того больше. Интересно, кстати, Творцы отметились… Алена Катышева Сидящая на Алеше Маришка чуть покряхтывает — это она от нетерпения, очень ей хочется сестренку увидеть. Крышка капсулы поднимается, открывая мне укрытое уже знакомой белой тканью Ликино худое тело. Странно, я раньше не обращала почему-то внимания на то, как она выглядит — как будто ее вообще не кормили. Глаза моей доченьки открываются, она внимательно смотрит на меня и протягивает руки. — Мама, мамочка, — шепчет выглядящая совсем малышкой Лика, которой сейчас три года, так написано на экране, рядом с капсулой. — Малышка моя, — я с некоторым трудом беру ее на руки, чтобы переместиться к кровати, на которой ее одену. — Ой, а кто это? — удивляется она, увидев Лешку с Маришей. — Это твоя сестренка и… — мне очень хочется это слово произнести, но я не знаю, как он отреагирует, прочем Алеша сразу же показывает свое понимание. — Папа, — твердо произносит он. — Не против такого папы? — сразу же интересуется он у Лики. — Папа? — она на мгновение пугается, но потом задумывается, а я ее пока одеваю в комбинезон, убрав ткань «покрова». Ну так называется эта штука, которой накрывают. — А ты больно воспитываешь? — Больно больше никогда не будет, — таким же уверенным голосом произносит он, и я понимаю: доченька сейчас плакать будет. И сразу же, показывая мне принятие друг друга, обе моих доченьки начинают лить слезы. Леша сажает Маришу на ту же кровать, и… Я волнуюсь: одно дело слова, другое совсем — реакции детей, но девочки сразу же обнимаются, продолжая слезоразлив. Надо, наверное, подождать немного, ведь родители Лики были страшными, и болью ее пугали постоянно, а тут Леша говорит, что все закончилось, и малышка ему с ходу верит. Вот просто раз — и полностью доверяется, как умеют дети. — Сейчас идем кормить Лику, — сообщает он заулыбавшейся сквозь слезы девочке. При этом Мариша издает недовольное шипение, и Леша сразу поправляется: — Обеих очень хороших девочек, конечно. — А я хорошая? — удивляется Лика, речь которой становится, по-моему, более нечеткой, чем раньше. — Самая лучшая! Вы у меня обе самые лучшие! — сообщаю я своим девочкам, принявшись их обнимать. Лика без меня просто не сможет, у нее произошел импринтинг, мне это докторша объяснила, а вот другие дети принимали "маму" просто как название, поэтому они плакать не будут, ведь у каждого и каждой появятся свои мама и папа. Мне это твердо обещали, так что я спокойна. Мы идем обратно, хотя поесть можно и в госпитале, но мы идем на «Марс», а оттуда попадем уже и в сказку. Что это за сказка, правда, я не поняла, но, думаю, ничего плохого там быть не может. Все плохое уже закончилось. Я не спрашиваю о том, кто стал мне папой в звездолете… И пока мы идем, при этом Маришка у меня на руках, а более тяжелая Лика — в папиных. Несмотря на то что не было у нас объяснения в любви, как в фильмах, я не смогу, наверное, без него уже жить. Как так вышло, я и не знаю, но пока не гонит… Я здесь совсем одна, у меня только Леша и есть, и что будет, если он меня прогонит, я просто не знаю. Так вот, меня почему-то перестало тянуть к тому, кто мне папой стал в звездолете, при этом я даже не понимаю, отчего я так к нему потянулась. И еще, он пропал, значит… Понятно, что это значит — не нужна ему такая дочь. Я же навязалась практически, вот он и избавился при первой возможности. Ладно, плакать не буду, ведь я действительно навязалась же… — Сейчас платформу вызову, — сообщает нам Леша, что-то сделав с браслетом на руке, а я просто киваю, потому что ему же виднее. Через минуту возле нас оказывается висящая над полом тележка с креслами, в которых мы и оказываемся. Я чувствую — что-то мягко обнимает меня, придерживая, а вот сама тележка сворачивает в какую-то трубу, немедленно ускоряясь. При этом ни давления воздуха, ни шума, неизбежного на скорости, я не слышу. Надо будет попозже узнать, что это такое, а пока мы как-то очень быстро оказываемся в знакомом коридоре «Марса». Так звездолет называется, на котором Лешина мама служит, она офицер. — Так тоже можно, — сообщает он мне, подхватывая Лику на руки. — Когда очень нужно добраться быстро, а так мы предпочитаем пешком ходить. Пойдем кормить чудесных дочек. — Пойдем, — я улыбаюсь, уже практически ни о чем не думая. — Хорошо, что ты есть. Я просто перекладываю свои проблемы на него, уже больше не задумываясь о будущем. Пусть все будет, как будет, ведь детей бросать у них не принято. А я… Я устала, на самом деле, я так от всего устала, что просто нет сил уже, поэтому я полностью доверяюсь Алеше, и в это самое мгновение что-то происходит. Он останавливается, глядя на меня, я вижу тревогу в его глазах, но уже просто не контролирую себя, вбирая глазами его образ. — Вот это и называется импринтинг, сынок, — слышу я голос его мамы. — Вопрос только: почему сейчас, что произошло? — Не знаю, мама, — пожимает плечами Алеша, — вроде ничего. Меня обнимают ее мягкие, добрые руки, а я чувствую только желание растечься. Просто стать водой, устроиться на полу, и чтобы все шло само собой. Но так нельзя — у меня дети. У меня две малышки, для которых я все на свете, отчего приходится брать себя в руки. — Устала девочка, — произносит его мама. — Она у тебя просто устала, очень уж жизнь у нашей Аленки была непростой. Ты сейчас куда? — Детей кормить, — хмыкает Леша. — А потом на Кедрозор рейсовым. — Не надо рейсового, — я не вижу, что она делает, потому что прижмуриваюсь от ее тепла. — «Марс», сообщи главе группы Контакта — в интересах детей необходим маршрут на Кедрозор. — Принято, — звучит голос с потолка, а я пытаюсь понять, что услышала. Она рассказывает мне, что пока будем дочек кормить, звездолет переместится к нужной планете, и вот это меня удивляет. Ради меня? Ради малышек? Просто непредставимо, что кто-то может пойти на такое — перемещать огромный звездолет, чтобы нас просто к другой планете доставить. Ну это как на лимузине за хлебом ездить, по-моему. А для них — это норма… — Каша будет традиционной… — задумчиво сообщает Леша, заходя в столовую, я же помогаю ему с Ликой и усаживаю Маришку еще. — И покормим традиционно. Вэйгу, — зовет он кого-то, — малышка кхрааг гурьевскую кашу осилит? — По-винокуровски? — переспрашивает голос с потолка, но другой, я этого еще не слышала. — Можешь кормить, все хорошо будет. Интересно, что такое «гурьевская каша»?