Критерий разумности - 15

Виталий Виноградов Вечер уже на дворе. Повинуясь внутреннему ощущению, мы с Аленкой малышей пораньше уложили сегодня, при этом я зафиксировал каждую и каждого индивидуальным гравитатором. Приучаю их к этой схеме сна на случай, если сигнал придет ночью. Это логично: раз у нас часы остались до взлета, то сигнал когда угодно прийти может, а на взлете детей лучше зафиксировать, потому что как будет меняться вектор тяги — неизвестно. Закончив с этим делом, усаживаюсь в рубке и достаю планшет. Название привычное, но на фоне всего произошедшего вызывает отторжение. Наверное, стоит англицизмы из речи выкинуть, переименовав такие привычные вещи, чтобы даже памяти о них не осталось. Но сейчас мне очень интересно, что именно выдал мне Сашка, поэтому я вставляю блок памяти в устройство, вызывая меню. Аленка сейчас с малышами закончит и, скорее всего, придет ко мне. Тоже что-то чувствует, умница моя. Идентификация, повторная идентификация, и вылезает меню: «прочесть в первую очередь», «состав конвоя», «маршруты» и «специальные указания». Начинаю я, естественно, с первого пункта. Передо мной раскрываются документы. Очень знакомый формат показывает, что это бумаги контрразведки. Вот что странно — саму бумагу мы давно не используем, а слово в обиходе имеется. Итак, что у нас… Седьмого марта такого-то года обнаружен ребенок, мальчик. Возраст — примерно год, начальные навыки речи, развитие, самообслуживание… В год? Уже интересно. Составители этих отчетов к шуткам не склонны, потому читаю я внимательнее. Итак, обнаружили в лесу на поляне ребенка. А что их туда понесло? Ах, вот оно что — жалобы жителей на светопреставление. То есть было очень ярко и непонятно, потому всполошились, это норма. Нашли они ребенка, обследовали, удивились и передали в детдом, проведя генетическую пробу, чтобы попытаться найти ту кукушку, что ребенка бросила. И как результаты? «Генетический код человеческому частично не соответствует». Это бомба, товарищи. Похуже ядерной, потому что, выходит, ребенок обнаруженный, у нас инопланетянин. Дальше указывается развитие, вполне нормальное, кстати, множество «несчастных случаев», в большинстве своем подстроенных. От «своих» я такого, честно говоря, не ожидал. И вишенкой на торте — имя. Я смотрю на это имя, на лицо, которое в зеркале каждый день вижу, и испытываю горечь. Получается, я не вполне человек. При этом Сашка мне доверился, передав сверхсекретные документы, и вот это заставляет улыбаться, потому что не все они сволочами оказались, не все. Впрочем, что-то подобное я подозревал, очень лихо меня все-таки в юности убить хотели. Тогда я думал уже и о врагах родителей, но все оказывается совсем иным — госбезопасность проверяла пределы моего «везения», ну и в кого я превращусь в крайнем случае, когда нет выхода. Ни в кого не превратился, поэтому в результате списали на техническую ошибку. Так себе объяснение, кстати. — Папа, ты тут? — интересуется Аленка, когда я перелистываю на «состав конвоя». — Заходи, садись, — предлагаю я ей. — Сказать что-то хочешь, или посмотрим, что нам передали? — Давай посмотрим сначала, — отвечает она, пояснив: — Неспокойно мне. Тоже, видать, что-то чувствует, хотя неудивительно. Рассказала мне доченька о сне своем, да и о Тане. Интересная девочка эта Таня, и кажется мне, что с легендарной Видящей она как-то связана. Я глажу Аленку по голове, что ей нравится, как мне удалось заметить, радуясь про себя тому, что придумал второе кресло рядом с моим в рубке поставить. Оно тут и так было, но вот тот факт, что его можно переместить, стал для меня сюрпризом. — Смотри, вот тут написано и сделана анимация о том, как мы все будем лететь, — показываю я ей документ, вчитываясь в текст. — А эти маленькие — это мы, да? — интересуется она. — Да, Аленушка, — киваю я, включая анимацию. Аленка охает, и я ее понимаю — никого оставлять наши не собираются, кроме неизлечимых. Все население собираются утаскивать в полых трубах, формируя на орбите поезд такой стилизованный. И судя по тому, что я вижу, у китайцев то же самое, вряд ли они свое население бросят. Так что будет у нас, похоже, Великий Исход народов в классическом смысле этого слова. Ну ладно, это я понял, и даже на душе стало спокойнее. — Это значит, что заберут всех, ну кроме… — я специально не договариваю, зная, что Аленка меня поймет. — Это хорошо, — кивает она. — Папа, я подумала о том, что Машу могли не грызть, а заготавливать. Я же видела… — Это как? — не сразу догадываюсь, что она в виду имеет. И дочка объясняет мне, даря понимание. Если именно дробили кости, тогда по повреждениям действительно так на так получается, однако, что у Маши в голове творится, мне никто не скажет. Предположение Аленкино, кстати, имеет право на жизнь, ибо в таком случае объясняются повреждения правой руки — на ней только два пальца функционируют. Правда, этот факт значит кое-что другое… В этот момент у меня возникает ощущение, что корабль вздрагивает несколько раз, но такого быть просто не может. Мы в скальном стакане находимся. Тем не менее я пробегаюсь пальцами по кнопкам, наблюдая сигналы готовности к старту. Никаких повреждений или чего-то подобного. Я уже хочу запросить «башню», когда загорается красный сигнал вызова. — Виноградов, — рефлекторно представляюсь я. — Старт разрешаю, — коротко звучит в ответ, и сразу же гаснет синий индикатор готовности связи. — Пристегнись, — бросаю я Аленке, занимаясь тем же. — Да, папа, — испуганно отвечает она мне, а я нажимаю клавишу старта. Нужно включить обзор, чтобы видеть, куда лечу, а то как бы не взять инопланетян на таран. Поэтому я включаю экран на панели управления. Он берет изображение с пояса маневровых двигателей, конструируя полную картинку. Сначала темно, затем появляется изображение — летящие ракеты, встающие из земли, что намекает мне на старт всех ядерных, а прямо над нами висит огромный инопланетный корабль, но сейчас он занят — палит куда-то в сторону. Значит, кто-то принял весь огонь на себя, чтобы у нас был шанс, и я данный нам шанс использую. С этой мыслью я резко сдвигаю рычаг мощности всех двигателей до упора. Мы летим, все ускоряясь, за считаные минуты выходя из атмосферы, когда опадает лобовая защита, давая мне возможность насладиться прекраснейшим зрелищем — входящей в атмосферу горящей половиной инопланетного звездолета. А значит, путь свободен! Я знаю, он не может быть один, звездолет этот, но вот сейчас мы свободны лететь и использовать наш шанс. Алена Катышева После обеда меня отчего-то сморило, я улеглась с Ликой вместе, при этом она совсем не стремилась поговорить, как обычно, а очень быстро уснула. Это папа такой режим установил, чтобы малышам было проще и они не утомлялись. Когда мы окажемся в космосе уже, у нас будет много занятий, даже больше, чем сейчас. Все-таки папа опасается того, что все отменить могут и нас просто в детский дом сунуть. И вот засыпаю я, а перед глазами серая муть. — Здравствуй, Алена, — слышу знакомый Танин голос. — Здравствуй, — улыбаюсь я, хоть и не вижу ее. — Ты жива? — Это ненадолго, — отчего-то она совсем не грустно это произносит, а как-то монотонно. — Совсем скоро вам помогут. Тебе надо готовиться. — Кто нам поможет? — удивляюсь я, но она молчит. — Прощай, Алена, — совсем шепотом произносит она, и меня вышибает из сна. Весь день до вечера я думаю, что бы это значило, но затем понимаю — сегодня все так или иначе решится, поэтому, когда папа предлагает младших пораньше уложить, только киваю. Ему, во-первых, виднее, а во-вторых, я чувствую, что так правильно. Мне кажется, Таня во сне что-то разбудила, отчего у меня появилось внутреннее ощущение правильности. Как-то так я это воспринимаю сейчас. Я пою младшим колыбельную, переходя от каюты к каюте, и очень надеюсь на то, что у нас все получится. А если нет… Нет, нельзя об этом думать. Обязательно получится, потому что иначе быть не может. Я в папе уверена, вот совершенно. И еще мне кажется, что все хорошо будет, ведь «плохо» у нас уже было, нам хватит. Закончив с детьми, я иду в рубку к папе. Ожидание становится просто нестерпимым. Как в детстве, когда обещали в цирк сводить. Я вот так же ждала… — Папа, ты тут? — интересуюсь я, останавливаясь на пороге рубки. Уже хочу спросить, можно ли войти, но он опережает меня. — Заходи, садись, — предлагает, очень ласково улыбнувшись. — Сказать что-то хочешь, или посмотрим, что нам передали? — Давай посмотрим сначала, — подумав, отвечаю я, ведь это может быть очень важно. Ну и добавляю, чтобы объяснить: — Неспокойно мне. Он кивает так, как будто отлично все понимает, и я верю — он на самом деле понимает. Гладит меня по голове, причем так, что хочется мне за его рукой потянуться, а вот почему, я не знаю. Папа говорит, что это из-за стресса и страха моего внутреннего, и я ему, конечно, верю. — Смотри, вот тут написано и сделана анимация о том, как мы все будем лететь, — он мне показывает на экране своего планшета что-то с ходу мной не понятое. Я всматриваюсь получше и теперь только осознаю: большие такие штуки — это звездолеты, вокруг них маленькие, а вослед как будто поезд на веревочке. Не очень хорошо понятно, наверное, на анимации лучше видно будет. — А эти маленькие — это мы, да? — уточняю я, чтобы точно знать, что не ошибаюсь. — Да, Аленушка, — кивает мне папа, что-то переключая. Очень ласково у него это «Аленушка» получается, я даже на мгновение выпадаю из моих мыслей, но затем смотрю, что на экране демонстрируется. Очень на мультик похоже, только маленькие корабли вперед идут, а большие уже за ними. Я понимаю, конечно, что это значит — инопланетяне начнут по нам стрелять, но мы маленькие, и шанс есть. Наверное, нами решили пожертвовать, чтобы других спасти. Но разве так можно? А с другой стороны, мы никому, кроме папы, не нужные сироты… — Это значит, что заберут всех, ну кроме… — папа не договаривает, но я понимаю. Кроме стариков и таких, как Машенька. — Это хорошо, — киваю я, затем решив рассказать, о чем думала. — Папа, я подумала о том, что Машу могли не грызть, а заготавливать. Я же видела… Он не понимает сначала, что значит «заготавливать», но я рассказываю, что именно делали со взрослыми, когда мне Таня показала. Взгляд у него становится такой тоскливый… Он будто заплакать хочет и одновременно растерзать, но возможности у него нет. Я бы тоже растерзала, если могла бы… И тут вдруг у меня возникает ощущение, как на уроке за минуту до вызова к доске. — Старт разрешаю, — звучит, кажется, прямо из приборной панели. — Пристегнись, — приказывает мне папа, и я сразу же слушаюсь, а вот затем… Папа как-то понимает, что и мне хочется увидеть происходящее, поэтому включает второй монитор маленький. Через него я вижу, что у нас сзади происходит. Вперед я не смотрю, потому что там страшный «чужой», а вот сзади — мы поднимаемся быстро, и я вижу грибы ядерных взрывов вдали, их много! А еще вослед за нами прямо из земли встают огромные корабли… Тут я осмеливаюсь бросить взгляд на папин экран и взвизгиваю от радости: черный корабль пополам раскалывается и падать начинает. Это значит, что мы спасены, но папа не радуется, он напряженно в экран смотрит, что-то делая с пультом управления. — А теперь берем курс на Центавр, — произносит он, но это не мне, это он сам с собой разговаривает. — Жаль, нельзя как в фильме, за час долететь… — В каком фильме? — удивляюсь я, потому что не понимаю, о чем он говорит. — Был такой в седой древности фильм, — вздыхает папа. — Я тебе его потом покажу. Сначала нам нужно выйти за пределы Солнечной системы… Хм… Странно… — А что? — сразу же спрашиваю его. Надеюсь, я не сильно отвлекаю его от вождения. — Планет недостаточно, — отвечает мне папа. — Должно быть больше, интересно, что с ними стало… Впрочем, нам же легче. Сейчас мы наберем нашу рабочую скорость… Он начинает рассказывать мне, что скорость у нас будет близка к скорости света, поэтому появятся эффекты замедления времени. Оно будет для нас замедляться в тринадцать раз, но так как на Землю мы не вернемся, то уже все равно, сколько для них там времени пройдет, главное же мы. Я понимаю не все, но папа это замечает, начиная объяснять попроще. И вот теперь до меня постепенно доходит, но тут я с папой соглашаюсь — неважно же, сколько времени на Земле пройдет. Это значит еще, что лететь наши корабли будут десятилетиями, пока мы, наконец, не достигнем точки назначения. А вот этих точек, оказывается, есть целых пять, и мы, как только выйдем за пределы Солнечной системы, подумаем, куда бы нам хотелось, потому что нас уже никто не ограничивает. За нами летят огромные звездолеты, и кто знает, сколько из них доберется… — Прощай, Земля… — шепчу я, глядя на удаляющуюся планету, с которой связано столько эмоций, правда, в основном плохих. — Здравствуй, новая жизнь, — улыбается папа, обнимая меня одной рукой. Здравствуйте, звезды!