Священные монстры

      Когда открылась Зона туманности и первые вылезшие монстры были побеждены, а ситуация более или менее контролировалась, встал вопрос о том, где же устроить боевую базу титанов. Кэмбридж подходил идеально: к северо-востоку от Лондона, достаточно близко к столице, но чётко между нею и Зоной туманности.       Это с лёгкой руки Каэля место получило имя Камелота.       Ничего подобного принц не планировал, но на одном из официальных выступлений заявил, что база титанов ищет пилотов и скоро станет новым Камелотом в борьбе против монстров. Учитывая, что королевского титана звали «Пендрагон», а любовь Каэля к корою Артуру была известна, название прижилось почти мгновенно. Хотя официально так нигде и не значилось, в документах место называли Кэмбриджской военной базой и штабом титанов. Но все звали Камелотом.       Сердцем стали здания бывшего Королевского колледжа с их знаменитой часовней, символом Кэмбриджского университета. Каэль любил размах и монументальность, выглядевшие почти изящными из-за устремлённых в небо острых пиков и высоких арок окон.       Большую часть времени принц проводил вовсе не в резиденции, а в казармах Питерхауса с титанами, как и Дилан. Будь его воля, Каэль бы там всё время оставался, но как принцу ему было необходимо участвовать в управлении Камелотом. Хотя в основном текущими делами занимались инструктор Бекер и кастелянша леди Каролина Лоули. Именно на её попечение и осталась Ива.       Дилан должен был показать ей Камелот — всё, кроме игнисов. Здесь Каэль настоял, что сам представит Иву в занятый ими Тринити на севере. В основном потому, что хотел лично познакомить с Бенджамином Эвермонтом.       Получилось лишь спустя три дня после возвращения в Камелот. Первый Каэль бездарно проспал, второй ушёл на беседы с инструктором Бекером, которого интересовали и змееброды, и гигантус. Благо тут присоединились сражавшиеся в Или пилоты.       Привезли титанов, и Каэль лично проверил «Пендрагона». Сэр Реджинальд приехал вместе с титанами и сообщил, что хочет ненадолго задержаться. Он, как и Дилан, полагал, что перерезанные ремни могли быть покушением на принца, и его это беспокоило.       Каэль делал вид, что не придаёт значения подобным мелочам, хотя инструктору Бекеру вынужден был сообщить. Тот сразу помрачнел, потому что думал о том же, о чём и сам Каэль: это кто-то из своих. Из тех, кто имеет доступ к титанам. Охрану незаметно усилили, сэр Реджинальд лично руководил расследованием и влезал во все местные дела, так что Каэль не завидовал инструктору Бекеру, хотя тот тоже был старым воякой, и они с сэром Реджинальдом друг друга стоили.       Три дня спустя Каэль отправил к Иве слугу с запиской о знакомстве с игнисами.       Они встретились у Тринити-холла. Каэль это место очень любил, хотя редко здесь бывал. Несколько внутренних дворов окружали приземистые здания из медово-кремового известняка, но погода сегодня стояла пасмурная, небо налилось дождём, а воздух влагой, поэтому здания выглядели строгими и слегка меланхоличными, но по-своему уютными. Благодаря тому, что на основные улицы вели арки, тут было тихо и очень умиротворённо.       Ива пришла чуть позже и, подходя, немного покраснела:       — Ваше высочество… простите, что заставила ждать.       — Я пришёл раньше. И я же просил называть меня Каэлем.       — Когда рядом нет других людей, — Ива многозначительно глянула на охрану принца, застывшую около арки.       Каэль улыбнулся:       — Они не в счёт. К тому же я хожу с охраной по Камелоту очень редко. Например, как сегодня, когда надо напомнить игнисам о своём положении.       На этом настоял сэр Реджинальд: явиться в Гильдию в королевском мундире, а не пилота, и с охраной. Пусть игнисы не забывают, что Каэль здесь принц и наследник престола. Учитывая, что до отъезда отношения с игнисами у Каэля были крайне напряжёнными, он счёл, что сэр Реджинальд прав и демонстрация лишней не будет.       Скорее всего, сэра Реджинальда беспокоила и безопасность, но вслух он этого говорить не стал. Тогда пришлось бы признавать, что он опасается игнисов, а сэр Реджинальд был слишком осторожен, чтобы однозначно высказывать подобные предположения.       Ива оделась в строгое платье, подобающее леди её положения, а тёмно-коричневый оттенок напоминал о жжёной карамели и удивительно шёл пасмурному дню и окружавшим их стенам.       Взяв Каэля под руку, когда он предложил, Ива вместе с ним двинулась к выходу из внутреннего двора. Обычный жест учтивости, но Каэлю вдруг показалось, они слишком близко. Или слишком тесно. И с чего он вообще начал об этом думать? Каэль постарался переключиться на светский разговор:       — Как устроились, леди Ива?       Она поморщилась, и на секунду Каэль решил, что ей не нравятся её покои или само место, но Ива сказала:       — Может, и вы будете называть меня по имени… ваше высочество?       Последние слова она особенно выделила, и Каэль тихонько рассмеялся. Обычно девушки очень старались ему понравиться, но Ива даже не пыталась. Она оставалась собой, а значит, и ему позволялось быть собой рядом с ней.       — Хорошо, Ива. Но леди не столько статус, сколько… не знаю, ты всегда кажешься мне леди?       — Мои родители с тобой бы поспорили, — фыркнула Ива.       Она тут же замолчала, и Каэль вспомнил, что родители её уже умерли. Он мягко сказал:       — Думаю, они были бы рады, если увидели, где вы с Диланом в итоге оказались.       — Я надеюсь приступить к работе.       — Как только представлю тебя Бенджамину. Изучением кайдзю в Камелоте занимаются игнисы, поэтому игнисов ты будешь видеть чаще, чем пилотов.       — Конечно, вряд ли женщину позовут в казармы!       — Поверь, это не то зрелище, которое ты хочешь увидеть.       Посмеиваясь, Каэль вывел Иву на дорогу. Пройти предстояло совсем немного, и Каэль даже пожалел об этом. Он бы предпочёл после прогуляться с Ивой, но его ждали дела.       — Устроилась я прекрасно, — сказала Ива. — Несмотря на все обстоятельства, из-за которых появился Камелот, мне нравится его атмосфера. Наука, библиотеки, игнисы и роботы… все здесь.       — Уже познакомились с сэром Лэтемом?       — О да, очень деятельный мужчина!       Когда университету пришлось покинуть местные стены, большинство преподавателей остались. Они присоединились к игнисам в научных вопросах и оказали мощную поддержку. Каэль эгоистично радовался: игнисам он доверял далеко не во всём, а преподаватели прежде всего были учёными, которые не имели отношения к алхимии и аурумому, а в их верность принадлежала короне.       Сэр Генри Лэтем был юристом и управлял Тринити-холлом до Камелота. После в этих знаниях селили гостей, и Лэтем с энтузиазмом пытался привлечь их к науке и строительству. Если последним Ива не интересовалась, то факт того, что она будет зарисовывать кайдзю, наверняка привёл Лэтема в восторг.       — Я редко с ним пересекаюсь, — признал Каэль. — Хозяйственными делами Камелота заведует леди Лоули, магистры отдельных корпусов общаются в основном с ней.       Они проходили узенькими улочками, и охрана следовала на расстоянии позади них. Высокие стены поднимались с двух сторон, пока они не вышли на улицу пошире, где мимо проехала гружёная повозка, а потом и несколько конных. Это была уже важная уличная артерия Камелота, и охрана приблизилась к Каэлю почти вплотную. Это лишь привлекало внимание, как и сам принц.       Обычно он носил простую одежду пилотов, которая прежде всего требовала удобства и комфорта. Но сегодняшний мундир с золотым шитьём был праздничным и чётко напоминавшим, что его положение подтверждено рождением, но не только им. Он прежде всего военный руководитель Камелота. Тот, кто устанавливает здесь правила. Тот, кому подчиняются остальные. Игнисы в том числе.       — Лоули взбесится, — хихикнул Дилан, когда увидел Каэля. — Эй, не будь таким кислым! Я рад, что ты во всей красе пройдёшься с моей сестрой. Пусть все знают, что она здесь по твоему личному приглашению!       Что ж, встречные определённо таращились на Иву и интересовались, кто это идёт под руку с принцем. Дилан был бы в восторге, если увидел.       — Как твоя голова? — спросила Ива.       — Почти не беспокоит.       Доктор Шоу остался в Камелоте и заходил к принцу несколько раз в день. Конечно же, он настаивал на полном покое, особенно после Или, но даже Шоу понимал, что это практически невозможно. Дел накопилось много, отчёты требовались. Хотя Каэль и сам ощущал, что не может выполнять все обязанности в полную силу, поэтому не пытался упорствовать. Доктор Шоу был сторонником щадящих методов лечения, и когда накануне к вечеру у Каэля разболелась голова, были назначены только холодные компрессы.       Но от визитов в казармы Каэль воздерживался и пока жил в комнатах Королевского колледжа. Прогулка была приятным делом, даже доктор Шоу её одобрил. Хотя не преминул заметить, что лучше бы Каэль остался отдыхать в комнате!       Но после Или Каэль и вправду чувствовал себя сносно. Вот что значит не сражаться с гигантусом в нутре титана!       Свернув, Каэль повёл Иву к башенке, украшенной изящными скульптурами и барельефами. Пройдя через массивные дубовые двери, они оказались во внутреннем дворе Тринити, Ива тут же с любопытством заозиралась.       — Самый большой двор Кэмбриджа, — сказал Каэль. — Игнисы отхватили себе отличное место.       — Тебя это волнует?       — Нет, я же сам предложил именно эти здания.       Они окружали двор, но оставляли много простора. С удивлением Ива глянула на Каэля, и он пояснил:       — Именно здесь центр Гильдии игнисов, они все переехали сюда, чтобы заниматься вопросом кайдзю, совершенствовать и поддерживать титанов. Но тут не только игнисы, ещё и обычные учёные, не алхимики.       Каэль указал на изящную каменную беседку, стоявшую почти в центре двора:       — А это любимое место Стефании. Если захочешь с ней встретиться не внутри, она точно назначит встречу здесь.       Сейчас беседка была занята группой игнисов в оранжевых одеждах. Тут и там среди слуг во дворе тоже мелькали их яркие платья и накидки.       — Эти здания тоже были колледжем в составе университета, — сказала, а не спросила Ива. — Есть и свой магистр?       — Сэр Батлер. Мы не ладим ещё со времён моей учёбы.       — Я знаю, что ты учился в Кэмбридже… именно здесь, в Тринити?       — Да.       — Дилан хотел тут учиться… думал провести лето в Лондоне, показать потом город мне и матери. Но пришли монстры.       Этого Дилан никогда не рассказывал, но Каэль не удивился. Положение Дилана позволяло ему закончить престижную учёбу, но возраст как раз попал на открытие Зоны туманности. Хотя Дилан никогда не озвучивал, жалел ли он, что не отучился или планировал в будущем. Хотя для них планы пока что были необыкновенной роскошью. Как титан принадлежал пилоту, так и пилот принадлежал титану. Пока монстры продолжат приходить, студенты Кэмбриджа не вернутся в эти стены.       Пока под руку с Ивой Каэль проходил через двор и внутрь здания, он коротко инструктировал:       — Держись подальше от лорда Лоули.       — Лоули? Он муж кастелянши леди Каролины?       — А ещё игнис и первый помощник Альберта Эвермонта. Именно Лоули занимается политикой и представляет Гильдию при королевском дворе… и здесь, при моём дворе.       С ним происходило большинство споров Каэля с игнисами. Не ладили они отчаянно, и в последнее время дипломатичность Каэлю изменяла. Лорд Лоули был из тех, кто считал, что Гильдия игнисов не должна подчиняться короне. Каэль был категорически против. Он лучше многих понимал, что и сейчас за закрытыми дверьми Гильдии творятся дела, о которых не осведомлён никто при дворе.       Когда Каэль пытался выяснить больше о собственных рёбрах у Альберта Эвермонта, тот уклончиво говорил, что это секретная разработка игнисов, вышла почти случайно, Альберт как раз работал над чем-то подобным, когда Каэль упал с лошади. Ни одного прямого ответа.       Сейчас Альберт реже появлялся при дворе или в Камелоте, проводя больше времени в своём поместье недалеко от Кэмбриджа. А вот Аластар Лоули, считавшийся его первым помощником, ни черта не смыслил в алхимии, зато обожал лезть в политику, нашёптывал королю нужные вещи, а потом ругался с принцем, когда тот наотрез отказывался давать Гильдии самостоятельность.       — Без нас вы были бы мертвы! — однажды, незадолго до той стычки со змеебродами, бросил Лоули в сердцах.       — Я был бы мёртв без своего дяди Альберта, — спокойно ответил Каэль. — А вы знаете больше об аурумовых рёбрах?       — Я знаю достаточно.       Лоули сразу же поумерил пыл, сообразив, что сболтнул лишнего. До того момента Каэль не был в курсе, что Лоули входил в ту группу игнисов, которая занималась рёбрами. Хотя предполагал, учитывая близость к Альберту Эвермонту.       Всех имён Каэль не знал, и это тоже его раздражало. Не только потому, что он понятия не имел, кому именно из игнисов известна одна из главных британских тайн, но и потому, что лорд Лоули мог быть в курсе рёбер больше, чем сам Каэль. Не у них они зудели перед приближением кайдзю, не они раздевались перед восторженной публикой, чтобы продемонстрировать собственное тело. Но они берегли свои тайны.       Каэль не сомневался, что Альберту и его приближённым игнисам известно об аурумовых рёбрах гораздо больше того, что они озвучивают.       Отчасти поэтому он захотел зарисовать каждый узор. Ещё давно захотел, но не было подходящего художника, которому Каэль мог доверить подобную работу. Ива ему искренне нравилась. А то, что она сестра Дилана, дополнительно подстраховывало. Ей не выгодно предавать корону.       Под руку с Ивой Каэль прошёл сумрачными коридорами, по которым то и дело сновали игнисы. Все были в одеждах жёлто-оранжевых цветов, у многих на лицах тонкие вуали, даже парочка фарфоровых масок встретилась. Но большинство предпочитали не скрывать лица в собственной обители, пренебрегая правилами. Зато на них пялились абсолютно все: кто-то украдкой бросал взгляды, кто-то таращился. С удовлетворением Каэль подумал, что о его официальном визите с охраной через полчаса узнает вся Гильдия.       Остановившись перед дубовой дверью, Каэль подождал, пока один из сопровождавших его солдат постучал в дверь.       Правила и протоколы всегда были строгими, но за три года Каэль во многом смягчил их в Камелоте, хотя и не отменял полностью. Его бы никто не понял, да и с пилотами титанов он мог обращаться проще, а вот при публике и тем более с игнисами стоило быть осторожнее. Они бы сочли это слабостью.       В личных комнатах принц бы дождался ответа, а вот в помещениях, принадлежавших короне, считался высшей властью и входил сразу. Кабинет Бенджамина Эвермонта формально был собственностью Кэмбриджа и короны, пусть даже сын Альберта Эвермонта сейчас был главой Гильдии.       Но на самом деле, он здесь же и жил, а спальня примыкала к кабинету. Каэль Бенджамина уважала, поэтому дождался ответа и только после этого вошёл под громкое объявление солдата:       — Его королевское высочество принц Каэль Элдер и леди Ива Эмбер-Трой.       И тут же скрылся снаружи, оставив гостей наедине с Бенджамином.       Тот уже поднялся из-за стола и церемониально поклонился:       — Польщён визитом, ваше высочество.       Каэль ощутил, как Ива рядом напряглась. Бенджамин всегда подобным образом действовал на людей, пусть даже Ива знала, чего ожидать.       Бенджамин Эвермонт предпочитал тёмную неброскую одежду с металлическими украшениями золотистого цвета, а другие отличительные знаки игнисов ему не требовались, потому что первым делом были заметны его глаза, буквально сияющие золотом. Зрачки были яркого охряного цвета, отражающие свет. Короткие тёмные волосы небрежно обрамляли узкое лицо, где на бледной коже можно было заметить веснушки на скулах и носу, таком же тонком, как у его сестры Стефании. После первого шока от необычных глаз замечали юность.       Бенджамину Эвермонту было всего семнадцать. Пророк с золотыми глазами, так его обычно называли.       Каэль протянул руку, и Бенджамин мягко ответил на рукопожатие. Потом повернулся к Иве, но взгляд опустил. Он всегда так делал с большинством людей, чтобы они не терялись от его золотых глаз. Смотреть прямо Бенджамин позволял себе только с близкими людьми.       — Приятно познакомиться, леди Ива. Вы сестра Дилана Эмбер-Троя?       Поцеловав руку леди, как и положено, Бенджамин отпустил её, а Ива рассеянно кивнула:       — Да. Вы знаете Дилана?       — Он в курсе, где достать лучшее пиво в Кэмбридже.       Голос у Бенджамина был приятным, звучал так, будто тебя укутывают в плед. Вместе с плавными движениями это создавало образ мягкого человека, и развенчивать подобные убеждения Бенджамин не торопился, но Каэль знал правду. На самом деле, у Бенджамина было очень плохое зрение, поэтому он двигался не торопясь, да и с восприятием порой возникали проблемы. Но действовать жёстко он умел, и не было никого, кто на самом деле мог бы повлиять на решения Бенджамина. Даже его отце и сетра разводили руками, признавая, что Бенджамин редко спрашивал у них совета.       Пока слуги вносили чай, Ива пришла в себя и уселась за низенький столик, на котором разложили чайник, молочник, чашки и какие-то сладости. Каэль галантно ей помог, и его рука задержалась в её руке чуть дольше, чем было положено. Стараясь не думать об этом, Каэль уселся рядом, вздохнув:       — Доктор Шоу запретил мне пить кофе. Кажется, это его любимый совет при любых проблемах со здоровьем.       Бенджамин улыбнулся:       — Я рад, если это единственные последствия травмы.       У Альберта Эвермонта и его жены было двое детей. Старшая Стефания пошла по стопам отца, интересуясь алхимией, изучая аурум и делая интересные открытия. Никто не удивился, когда она вступила в Гильдию, которой руководил её отец, женщин сюда принимали.       Бенджамин был на пять лет младше сестры, и проблемы начались ещё в тот момент, когда он был в утробе. Что-то шло не так во время беременности, поэтому, когда мальчик родился на свет хилым, никто не удивился. Альберту говорили, что ребёнок вряд ли протянет долго, да и сам он это понимал — получил неплохое медицинское образование, даже работал врачом какое-то время, прежде чем окончательно ушёл к игнисам и проводил в Гильдии собственные исследования. Он полагал, что аурум можно принимать людям в должных пропорциях и в смеси с нужными питательными веществами.       Так и начал эксперименты над собственным сыном.       По крайней мере, об этом говорят официальные версии. Зная Альберта всю жизнь, Каэль допускал, что игнис и над здоровым ребёнком мог проводить опыты. Но по свидетельствам, Бенджамин действительно был хилым. Даже сейчас он был ниже Каэля почти на голову, а худобу умело скрывал одеждой.       Как бы то ни было, младенец начал постоянно принимать аурум под контролем Альберта, хотя раньше подобное приводило к плачевным последствиям и смертельным отравлениям. Альберт заявил, что всё дело в пропорциях и смесях.       Бенджамин рос здоровым. Но потом его глаза начали меняться.       Сначала заподозрили желтуху, но у ребёнка желтели не белки глаз, а сами зрачки. Да и кожа оставалась нормального цвета. А спустя время поняли, что это цвет аурума — золотисто-шафрановый, как одежды игнисов. И такой же слабо светящийся.       Здоровье ребёнка тогда уже выправилось, аурум он пить перестал, но глаза цвет так и не вернули. Поэтому Альберт продолжил исследования, а принимать аурум по-прежнему считалось слишком опасным. Тогда же стало понятно, что у Бенджамина плохое зрение, но сложно было сказать, это следствие или, наоборот, причина. Каэль не сомневался, что именно аурум не позволил Бенджамину видеть мир чётко.       Когда Бенджамину было четыре года, тринадцатилетний Каэль упал с лошади на той злополучной охоте. Он не мог дышать, повреждённый позвоночник не позволял двигаться, тогда его отец и позвал Альберта Эвермонта, ведь у того уже был опыт спасения там, где медики оказались бессильны. Но пить аурум Каэлю было бессмысленно. Тогда Альберт создал рёбра.       Некоторые потом посмеивались, что Альберт ваял свои аурумово-медицинские шедевры только когда членам его семьи грозила смерть: сыну, племяннику. Разговоры такие тут же пресекались, но Каэль догадывался, они недалеки от истины. Скорее всего, не будь реальной необходимости, Альберт всю жизнь бы тихо проводил исследования. Но он жаждал практического применения. А в случае и с Бенджамином, и с Каэлем терять было нечего, а выбора не оставалось. Экспериментальные разработки приходилось внедрять.       Рёбра Каэля периодически ныли, хотя раньше это не было связано с монстрами. Скорее, они реагировали на усталость или изменения погоды. Каэль считал это не таким уж серьёзным побочным эфектом.       У Бенджамина всё оказалось намного хуже.       Когда ему было семь лет, стало очевидно, что порой мальчик говорил странные вещи и знал то, чего не мог знать. Тогда он и получил прозвище пророк с золотыми глазами.       Когда несколько лет спустя восемнадцатилетний Каэль закончил Итон и готовился поступать в Кэмбридж, он сам провёл лето с Эвермонтами. Стефании было четырнадцать, а Бенджамину девять. Они были кузенами Каэля, поэтому никто не удивлялся их общению, только отец был недоволен.       Тогда Каэль и сблизился со Стефанией, но больше его интересовал Бенджамин. У них было много общего, и когда Каэль видел золотые глаза Бена, его собственные рёбра уже не казались неуместными у человека.       Бенджамин был отрешённым и временами очень странным, но никаких пророчеств он не давал. На самом деле, он был очень умным — тогда это начали понимать, а несколько лет спустя стало очевидно уже всем. Его рассуждения и понимание вещей намного превосходили девять лет, и то, что принимали за пророчества, было всего лишь результатом логического сопоставления фактов.       Но сознание Бенджамина и правда иногда путалось. Он не любил яркий свет, на котором почти ничего не видел, его пугали скопления людей, аурум влиял на него. С Каэлем ему оказалось легко беседовать. Они понимали друг друга, даже когда не могли в полной мере выразить ощущения. Аурум в теле Бенджамина, отражающийся в его глазах, был тем же самым, что зудел в рёбрах Каэля.       Тем же летом Каэль впервые опробовал титана, смог синхронизироваться и дал ему имя «Пендрагона». На самом деле, именно Бенджамин подсказал идею, допустил, что такое в принципе возможно. Сам он при этом никогда не залезал внутрь кабины и всегда категорично заявлял, что он синхронизироваться с титаном не будет. Потом как-то признался Каэлю, что не уверен, что его сознание выдержит и не рассыпется от такого.       Никто не удивился, когда в тринадцать лет Бенджамин не поступил в Итон или ещё какую престижную школу, а стал работать в Гильдии игнисов. Каэль тогда как раз закончил Кэмбридж и вплотную занялся проектом титанов. А спустя год открылась Зона туманности.       Бенджамина всегда интересовали вещи, от которых отмахивалось большинство игнисов. Они использовали аурум как материал, как проводник и источник энергии, но Бенджамина привлекала глубинная природа вещей. Он и теперь не особенно интересовался титанами и их развитием. Пусть это считалось главной задачей игнисов, отвечали за это отделы, которые как раз подчинялись Лоули.       Не так давно Альберт Эвермонт, по-прежнему глава Гильдии, почти отошёл от дел. Как подозревал Каэль, занимался своими экспериментами в особняке. Управлять Гильдией он оставил Бенджамина, и тот делал это удивительно хорошо.       Но Бенджамина интересовал аурум, тайны, а вовсе не организационные моменты, которые легко перехватил Лоули, по-прежнему оставаясь первым помощником Альберта Эвермонта.       — Позвольте вас официально представить, — сказал Каэль. — Это Бенджамин Эвермонт, фактический глава Гильдии и мой кузен.       Бенджамин склонил голову, но перед этим Каэль успел поймать на себе его удивлённый взгляд. Наверняка не понял, зачем принц уточнил про родство. Необходимости в этом не было. Каэль и сам толком не понял, но именно так он относился к Бенджамину, как к младшему брату.       — А это леди Ива Эмбер-Трой. Сестра Дилана, но в более спокойной версии.       Бенджамин усмехнулся. Дилан был старше него на пять лет, как Стефания, и Дилана никогда не интересовали аурумовые глаза, пророчества и тайны игнисов, за это Бенджамин очень его ценил. Вместо того чтобы пялиться на глаза, Дилан воспринимал их совершенно спокойно и не обращал внимания — как подозревал Каэль, натренировался на золотых рёбрах принца. Зато Дилан счёл своим долгом показать Бенджамину чудесный и неизведанный мир развлечений, то притаскивая пиво, то водя к каким-то сомнительным девушкам.       На всё это Каэль только закатывал глаза и предупреждал, чтобы они были осторожны. Дилан от него отмахивался, считая, что тот слишком строг, но всегда звал с собой, и в Камелоте они частенько проводили время втроём.       Однажды вместо табака Дилан притащил какую-то траву, которую надо было курить, но на вкус оказалось отвратительно, Каэль так и не понял, зачем это нужно, а вот Бенджамину стало совсем плохо, у него помутилось в голове и всю ночь тошнило. Перепуганный Дилан вместе с Каэлем оставались с ним до утра и больше никаких сомнительных вещей не притаскивалась.       Каэль хотел бы чаще участвовать в их посиделках, но в последнее время дел было слишком много, и он с тоской смотрел на Дилана и Бенджамина, которые сидели в парке за казармами, любуясь на реку.       — Леди Ива художница, — пояснил Каэль. — Она будет зарисовывать кайдзю.       Вот теперь Бенджамин не скрывал быстрого взгляда на Каэля, прекрасно понимая, что всё это значит. Каэль давно говорил ему о своих планах и о том, что не доверяет художникам.       — Очень рад, что это наконец-то будет осуществлено, — сказал Бенджамин. — Леди Ива, по всем вопросам игнисов обращайтесь ко мне напрямую.       — Благодарю вас, лорд Эвермонт, — сказала Ива.       — Просто Бенджамин.       Ива усмехнулась:       — Теперь точно вижу, что вы с его высочеством родственники.       Бенджамин скрыл недоумение за чашкой чая, которую он медленно поднёс к губам, и Каэль не удержался и тоже хмыкнул. Ему определённо нравилась Ива. Такая же прямолинейная, как Дилан, но в ней были мягкость и понимание, так что хотелось устроиться с ней не в кабинете, обсуждая дела, а в уютной гостиной. Говорить об искусстве и литературе или просто смотреть, как Ива будет читать, вытянув ноги на софе. Интересно, она из тех, кто хмурится, и все эмоции отражаются у неё на лице, или переживает глубоко внутри, и при чтении у неё остаётся непроницаемое выражение?       Они посидели все вместе ещё немного, обсуждая Камелот и будущую работу. Большую часть времени Каэль молчал, слушая, где хранили голову гигантуса, только этим утром добравшуюся до Камелота, когда Ива приступит к работе, и как это будет происходить. Хотелось свернуться тут же, на диване, и подремать под мягкий голос Бенджамина и живые интонации Ивы.       Наконец, чай закончился, и, попрощавшись с ними, Ива ушла. С сожалением Каэль смотрел ей вслед, жалея, что не может проводить. Повернувшись к Бенджамину, наткнулся на его цепкий взгляд золотых глаз.       — Она тебе нравится, — заметил Бенджамин.       — Она хорошая девушка и надёжная. Дилан боялся за неё, но ты наверняка знаешь, почему мы пошли в поместье Эмбер-Троев.       — Знаю, но хотел бы услышать всё от тебя.       И Каэль подробно рассказал и о змеебродах, и о яйце, и о гигантусе. О зуде в рёбрах и странном ощущении, что он чует теперь кайдзю. О подрезанных ремнях в «Пендрагоне», из-за которых Каэль оказался ранен.       — Сэр Реджинальд занимается расследованием, — подытожил Каэль. — Но о том, что это не совсем несчастный случай, знает только он, Бекер, мы с Диланом и ты. Возможно, Ива, если ей рассказал Дилан.       Взгляд Бенджамина остановился, уставившись куда-то за спину Каэля, на невидимую точку на стене. Отражая свет, глаза отблескивали золотом.       — Вряд ли тебя хотели убить, — прошелестел голос Бенджамина.       Он не двигался, и вот именно из-за таких моментов его и называли пророком. Хотя на самом деле Бенджамин размышлял.       — Тоже так думаю, — согласился Каэль. — Но тогда зачем?..       — Возможно, это была проверка.       — Чего?       — Тебя. Твоих реакций. Твоих рёбер. С ними же всё в порядке?       — Ни царапины.       Каэль подозревал, что аурумовые рёбра защищают получше средневековых доспехов. Крепкие, твёрдые. Рана на боку оказалась чётко под ними, и Каэль не был уверен, не случилась бы она выше без рёбер. А то, может, не защити они, он бы всё-таки закончил свою жизнь, истекая кровью из проколотого лёгкого.       — Хочешь сказать, ремни титана подрезали, чтобы проверить ударопрочность моих рёбер?       — Нет, — Бенджамин наконец-то моргнул и посмотрел на Каэля. — Проверить, что сделаешь ты, когда ранен. Как будут действовать монстры. Ты же сказал, что гигантус тебя не тронул?       С неохотой Каэль кивнул. Он и правда выложил всё, хотя о гигантусе никто, кроме Дилана и Ивы, больше не знал. И теперь Бенджамина.       — Мне жаль, что я не могу тебе помочь, — вздохнул Бенджамин. — И по поводу чутья на кайдзю ничего не понимаю. Отец категорично не допускает до своих разработок.       Единственная область игнисов, куда Бендамин не был в силах проникнуть, пока Гильдией формально руководит его отец. Альберт сразу и чётко обозначил: Бенджамин никогда не войдёт в число тех, кто занимается его разработками. Каэль знал, что это всегда было камнем преткновения между отцом и сыном. Он не представлял, чтобы спокойный Бенджамин ругался, но по этому поводу они часто ссорились с отцом.       Альберт Эвермонт хранил тайну аурумовых рёбер Каэля и экспериментов над собственным сыном. Эти материалы заперты в поместье Эвермонта, и даже у Бенджамина не было доступа. Сколько бы он ни пытался.       — Всё в порядке, Бенджи, — пожал плечами Каэль. — Но есть ещё кое-что, что я хотел рассказать. В Или моё сотрясение снова дало о себе знать, голова болела ужасно… и доктор Шоу дал настойку с аурумом.       Вздрогнув, Бенджамин буквально пригвоздил Каэля взглядом. Золото даже гореть стало ярче.       — Что? — тихо спросил он. — Я запретил подобные разработки.       — Позже я уточнил у доктора Шоу, откуда он взял настойку. Говорит, ему дал Альберт, специально для меня, если понадобится.       Хотя выражение лица Бенджамина не изменилось, его кулак сжался, а ноздри трепетали, раздуваясь:       — Я же сказал отцу не сметь…       — Мы оба знаем, что он вряд ли кого послушает.       — У доктора Шоу есть ещё эта мерзость?       — Нет, был всего один флакон.       — Как он подействовал?       — Головная боль прошла, я уснул, доктор Шоу строго приказал разбудить через несколько часов, я после этого был немного… потерян. Но голова не болела, только сонливость осталась.       Вздохнув, Бенджамин прикрыл глаза, как будто и сам он устал. А когда открыл и прямо посмотрел на принца, и правда выглядел опустошённым:       — Каэль, никогда больше не пей эту дрянь. Я попробую поговорить с отцом.       Но оба знали, что Альберт Эвермонт никого слушать не будет. Сколько бы Бенджамин не втолковывал, что нельзя принимать аурум, его отец считал, что есть способы. Наглядным примером был Бенджамин, и если окружающих его золотые глаза и разум восхищали, то его самого скорее пугали, он не считал их благом. В то первое лето даже признался Каэлю, что если бы не увидел его и аурумовые рёбра, то выколол бы себе дурацкие золотые глаза.       Возможно, аурум и увеличил его интеллект, позволил выжить. Но он же туманил разум, путал, и больше всего на свете Бенджамин боялся, что однажды совсем потеряется.       Он тоже мучился от головных болей. Поэтому Каэль допускал, что аурумовую настойку Альберт разрабатывал прежде всего для сына, а вовсе не для принца. Но Бенджамин скорее умер бы от боли, чем принял её.       Каэль его понимал. Но после того как наконец-то оставил Бенджамина в Тринити, возвращаясь в свой кабинет в Королевском колледже, чувствовал, как его собственная голова снова начинала болеть. Наверное, будь боль сильнее, он бы и от сомнительных методов не отказался. К счастью, пока всё было не настолько плохо.       В кабинете, к удивлению Каэля, его ждал Дилан. Бесцеремонно уселся за стол, просматривая бумаги.       — Это моё рабочее место, — заметил Каэль.       Дилан смерил его взглядом:       — Ты здесь держишь исключительно вопросы о Камелоте, я же знаю. Половину из них могу решить и я.       — Это не твоя работа.       — Серьёзно? А твоя? — Дилан ткнул пальцем в бумагу. — Леди Каролина утверждает, что в следующем месяце требуется больше солонины, чем в предыдущем. Тебе что, заняться больше нечем, утверждать её солонину?       — Это расходы, для которых требуется подпись. Уйди от моего стола, и я займусь этими делами.       Дилан положил бумагу, которую держал. Даже не двинулся и смерил Каэля долгим взглядом, оглядев с головы до пят и обратно. Вздохнул:       — Ты совсем сдурел?       Опешив, Каэль остановился перед столом, но Дилан оставался невозмутим.       — Сделай одолжение, а, Каэль, иди в свою комнату, — заявил Дилан. — Тебе доктор Шоу что сказал? Отдыхать. Он с меня потом спросит, почему это ты шатался по Камелоту или сидел за бумагами!       — Почему с тебя? — не понял Каэль.       — Вот и мне интересно, почему с меня! Шоу заявил, что камердинера ты не слушаешь, предписания самого Шоу не выполняешь, а я могу на тебя повлиять. Вот как, интересно, мне это делать? К кровати тебя привязывать?       — Я буду против.       — Ага. Поэтому будь добр, проведи остаток дня если не в постели, то хотя бы в своей комнате. А бумаги я рассортирую, потом посмотришь.       Голова правда начинала болеть, и Каэлю вовсе не хотелось, чтобы боль стала сильнее, а то доктор Шоу ещё одну аурумовую настойку предложит. Вздохнув, Каэль принял неизбежное, но его снова настиг вкрадчивый голос Дилана:       — А можно я леди Каролине прямо скажу, что ей не стоит доставать принца солониной? Пусть через казначея и снабжение решает вопрос! А не пишет тебе.       — Можно, — вздохнул Каэль. — Только цензурно.       Дилан издал странный хмыкающий звук и тут же опустил голову, так что Каэль сильно подозревал, что это был смешок. И скоро он услышит много слухов о том, как Дилан ругался с кастеляншей.