Сложности принятия.

ран цепляется за руку уходящего ясухиро, пробиваясь за ним в толпу, выходя через чёрный ход. свежий воздух ударяет в нос, и хайтани слегка морщится, чувствуя, как голова начинает слегка кружиться. отцепляется от муче и спиной подпирает кирпичную стену, постукивая по карманам, достаёт пачку, но тут же разочарованно убирает обратно. – есть закурить? – ран смотрит на мужчину, вскидывая брови. – у меня только тонкие ванильные, тошнит уже. – чтоб тебя увело за три секунды? – ясухиро усмехается и достаёт из пачки лишнюю сигарету, протягивая парню. – пошёл нахуй. – тот усмехается и клонится немного вперёд, убирая от лица волосы, губами сигарету цепляет и затягивается от огонька зажигалки. выдыхает дым и выпрямляется, слегка скатываясь по стене. – как у харучие дела? – нормально. – муче плечами жмёт, затягиваясь никотиновой отравой. – круто. – ран отзеркаливает действие и кутается в свою тонкую кофту, когда ветер обдувает переулок. – слушай, ты бы физиологию выучил, жить бы легче стало. – в смысле? – мужчина брови вскидывает, не понимая к чему такие предъявы. – не люблю я лезть в чужие отношения, но у омеги не может поменяться запах после метки... – ран готов по голове стукнуть друга, когда его перебивают. – но на форумах писали... – хуерумах. кто-нибудь из них там после нескольких месяцев написал, что у них ребёнок появился? книжки умные надо читать, а не форумы. – ран тычет сигаретой в сторону муче и выдыхает, немного массируя переносицу. – запах меняется из-за беременности. на третьей-четвертой неделе. всех наебали, все расходитесь. – хочешь сказать...? – ясухиро немного кивает, пока ран затягивается, но тут же закашливается. – да, блять, хочу сказать. – произносит сквозь кашель, стараясь не сдохнуть прямо здесь, рядом с мусорным баком. – не могло такого быть, мы редко виделись и ещё реже... – мужчина качает головой, опуская взгляд. – блять. – слушай, я тебе просто предоставил факт. как тебе им распоряжаться, это твои проблемы. – ран тушит окурок о стену, отлипнув от неё и хлопает друга по плечу, заходя обратно в бар. муче брови хмурит, возвращаясь следом за парнем. противная мысль не даёт покоя весь оставшийся вечер, и ни друзья, ни крепкий алкоголь не помогает нормально отвлечься. дома темно. ясухиро находит выключатель наощупь, опираясь на стену, чтобы от стуманенной алкоголем головы не повело в сторону. с кухни на него смотрит пара зелёных глаз – хару прекрасно ориентируется в темноте, потому ему не нужно лишний раз включать свет, чтобы среди ночи выпить чаю. муче улыбается слегка, подходя к кухне ближе, опирается плечом на косяк. – приятного аппетита. – кивает слегка, убирая руки в карманы. – спасибо? – санзу растерянно глазами хлопает, осматривая мужчину, хмурится, чувствуя, как где-то внутри завязывается напряжение. – ты пьян. – констатирует факт, пока что без лишнего недовольства. – говорил же, что пить не будешь. – да, извини, моя вина. но всё в порядке, я нормальный. – не врёт, у него язык даже не заплетается. – я тогда в гостиной посплю, ладно? – хару кивает слегка, поднимаясь на ноги и убирая со стола кружку и печенье. – я сам на диване лягу, ложись на кровать. – ясу от косяка отлипает, проходя немного вглубь кухни, обнимает парня со спины, вдыхая с волос запах цветущей сакуры. – родной, можешь ответить на один вопрос? – чего тебе? – санзу к диалогу не предрасположен, но и их объятий ещё не дёргается, хотя всё это кажется неладным. – ты был беременным? когда мы только поставили метки. санзу словно оказывает ледяной водой. он дёргается, напрягается, жмется к столу. отсчитывает ровно четыре с половиной секунды, чтобы выкрутиться с объятий, рукой за рукоять ножа хватается. смеётся наивно, нервно, с нотками проскакивающей истерики – муче не слышит и половины, мозг не способен сейчас проанализировать все чужие чувства. – хи-хи, у нас здесь что, викторина что ли? – санзу улыбается, чувствуя, как страх расползается по телу, становясь с ним одним целым, парализует сердце, заставляя его биться где-то в пятках, сводить лёгкие. – слушай, ты пьян. давай завтра поговорим, иди спать. – съезжает с темы моментально. – хару, просто пару слов. «да» или «нет». – муче головой качает, смотря на парня полными надежды глазами. – иди. ляг. спать. я ухожу спать. не хочу говорить с пьяным, ладно? до утра. – хару нож с рук не выпускает и выходит с кухни, захлопывая дверь в спальню. – ты изменил мне?! санзу закрывает дверь на замок. садится на краю постели, испуганно роняя нож, со звоном летящий на пол между ног. старается отдышаться хоть немного, успокоить пульсирующие мысли. «он хороший. он не станет. он надёжный. он мой.» – попытка самовнушения, проваливающаяся с каждой секундой. он помнит всё. каждое прикосновение, каждый остервенелый поцелуй и укус, оставляющий алые отметины. боль, окутывающую тело. помнит, как захлебывался в собственных слезах, моля остановиться, пока его не заткнули. помнит, как задыхался, не в состоянии вдохнуть. помнит кровь, помнит мерзкий шёпот в самое ухо, пробегающий по всему телу. и запах тройного перегара тоже помнит. хару закусывает запястье, чтобы его рыданий навзрыд не было слышно за дверью совсем. сжимается в клубок сильнее, забившись в угол. он помнит всё. как не мог подняться на другой день, как ненавидел себя, как болело тело. ясу был с ним чуть больше пары месяцев, но санзу уже знал – он надёжный. помнит, как приполз к нему побитой псиной, пытаясь укрыться в крепких объятиях, которые, кажется, защитят ото всех. ясу никогда не спрашивал лишнего, не копался у него внутри, и, кажется, верил любому вранью, на которое был способен. санзу знал – не верил. но не давил, пытаясь докопаться до сути, когда видел, что харучие это не нужно. поверил, и когда санзу, скрывая бинтами рваные раны у рта, сказал, что упал – худшее оправдание, но правда в тысячу раз хуже. его рвало. не пищей – к ней он не притрагивался уже давно. рвало самой его сутью, ненавистной столько лет. рвало внутренностями, которые словно превратились в одну массу, заполняя его гнилую оболочку. рвало надеждами и мечтами, раскрошившимися в его руках. было мерзко от мыслей, от самого существования. – я хочу метку от тебя. – спустя три недели, когда боль становится чуточку тише. помнит долгой разговор об ответственности и непоколебимой связи, но в голове пульсирует лишь одна мысль: «пусть так же рвёт тех, кто посмеет притронуться ко мне». ясухиро знать не обязательно. ясухиро возненавидит его таким. ясухиро нужен ему, как воздух. санзу не успевает избавиться, прежде чем меняется запах. врёт вновь о том, что это влияние метки. едва дожидается распростёртых объятий белого кабинета, чтобы не наложить на себя руки. чувствует не облегчение – страх, что тайное станет явным. несколько лет в утиль. притерлись друг к другу, стали одним целым. санзу о метке не жалел ни дня – каждое утро рассматривал шею в отражении, чувствуя себя чуточку безопаснее – никто не смеет и пальцем его тронуть. так ведь лучше. старая боль притупилась слегка, ему дышать проще, а по утрам не рвёт уже давно. ему лучше. было. сейчас всё это вновь и вновь проносится в его голове, а по запястью струится кровь из-под собственных клыков. муче ни за что не должен знать правду. он скроет её как-нибудь, попозже, обводя его вокруг пальца вновь и вновь, пока его не заведут в тупик. а ясу не посмеет – проглотит очередное вранье, пока оно не станет настолько отравленным, что захочется блевать. тогда, быть может, им придётся поговорить. сейчас же это звучит, как шутка грустного клоуна – плакать хочется сильнее, чем смеяться. и санзу справляется с этим, как может.