Сложности принятия.

у рана быстротекущее биполярное расстройство. вот только об этом едва ли кто-то догадывается, а оно развивается всё сильнее и границы между стадиями становятся яснее, ярче, кричат о своей правде. сейчас ран эгоистично, нарциссично ведёт себя, забывая обо всем, что имеет смысл, но затем уходит глубоко в себя, не разговаривает ни с кем, будто его убивает его собственный мозг. в маниакальную стадию он всё больше сходит в ума, откровенно едет крышей, бегая от одной взрывной идеи к другой, а в депрессивную едва ли может подняться с кровати. совсем недавно вечером, ночью он веселился, распивая в баре и извиваясь на танцполе, а теперь пожирает себя, свернувшись клубком, словно так станет безопаснее. и переключить может внезапно, незаметно для окружения, в течение пары часов, не более. поначалу нахоя считает, что это замашки воспитания, психи, минутные бзики, и даже, когда ран взъелся с какой-то незначительной мелочи и ушёл от него, не заметил ничего странного. соя же чувствует неладное, словно израненное сердце подсказывает. они виделись несколько дней подряд после расставания рана и нахои. ран в момент стал слишком беспомощным, сам не свой. но ничего не предпринимает. соя мягко гладит его по полосам, прижимая к груди, и беспомощно смотрит на дверной проем, в котором мраморным изваянием застыл риндо. *** риндо копается вилкой в салате, изредка поглядывая на брата, который мило беседует с отцом о разном, лишь бы не оставлять их в тишине. папа сидит напротив, даже не притрагиваясь к еде, сверлит пустым взглядом тарелку, словно она может дать ответы на все вопросы, что его тревожат, хотя по глазам кажется, будто в голове лишь туман. риндо возвращает взгляд в свою тарелку, накалывая кусочек и съедая его с вилки. едва не давится – в этой атмосфере кусок в глотку не лезет, но приходится заталкивать в себя пищу, чтобы не остаться голодным до завтрака. уходит в свои мысли, поглощая пищу на автомате. дёргается, когда стул громыхает, чередит по полу. риндо замечает краем глаза – папа поднимается из-за стола. кутается в кардиган, шаркает по полу, удаляясь от стола как можно дальше. слышит, как отец тормозит его, говоря, что тот даже не съел ничего, но его слова пролетают мимо ушей уходящего. когда шаги перестают быть слышны, в комнате повисает молчание. ран утыкается в свою тарелку, уже не желая продолжать диалог, а риндо вновь едва не давится, желая побыстрее закончить трапезу и покинуть эту комнату. пережевывает быстро, глотает почти кусками. тошно станет уже скоро. тишину прерывает испуганный вопль, исходящий из другой комнаты. отец подрывается с места, быстрым шагом направляясь к источнику. риндо вскакивает за ним, ран же мешкается немного, прежде чем пойти за ними. – блять-блять-блять. – отец бубнит под нос, прежде, чем упасть на колени, открывая перед сыновьями картину происходящего. риндо чувствует, как сердце уходит в пятки. конечности медленно каменеют, позволяя настоящему, дикому ужасу захватить его тело. сердце словно то выбивается из груди, то затихает насовсем. риндо слышит голос брата где-то на переферии сознания, вдалеке – «пап?! папа!». слышит крики отца, который пытается сделать хоть что-то. слышит, как домработник бубнит по телефону, набрав скорую: «несчастный случай... что принимал? – тормозит, глядя на сгиб чужого локтя, – не знаю, но что-то явно было». а перед глазами лишь тело в луже собственной крови, струящейся по рукам. папа молчит даже сейчас, не реагируя на помощь, лишь смотрит куда-то в пустоту, словно видит в ней чарующую картину. кровь всюду – на кухонном ноже, на дверцах шкафчиков, на дорогущих брюках мужа. и её становится лишь больше. риндо не знает, как потом оказался в своей комнате. не помнит, кто увёл его. не помнит, как закончился день. в памяти художественно вырезаны лишь чужие алые вены. и пустота его глаз. риндо дёргается, выплывая из воспоминания. смотрит вновь, чувствуя внутри отголосок того пережитого ужаса. сколько ему тогда было? около одиннадцати? сейчас ему уже за двадцать, вот только пробивает на дрожь, стоит вспомнить о том дне. и он бы забыл давно, вот только пустота родных глаз не даёт этого сделать – ран жмётся к сое, сидя на кровати, и взгляд его не выражает ничего, а в глазах виден лишь туман. и, риндо уверен, его взгляд точно такой же, от чего всё органы словно скручивает в один огромный узел, а дыхание перехватывает. – блять. – риндо ругается негромко, вылетая из комнаты. хлопает дверью, убираясь прочь от этой картины. хватается за волосы, падая на кухонный стул. и сдерживается, чтобы не разрыдаться от ужаса и понимания – он был слеп, мечтая никогда не видеть тот взгляд. мечтая о том, что его это больше не коснётся. но судьба решила иначе. и теперь ран – их идеальный, выдрессированный кнутом и пряником, великолепный во всех проявлениях жизни, – теперь этот их ран умирает внутри, смотря в пустоту так, словно видит в ней чарующую картину.