Ночь соединяет сердца.

Они ехали долго. Наконец, Хмельницкий остановил коня и спешился. Вишневецкий последовал его примеру. Посмотрев на князя, Богдан снова встал на колени. - Ярëма... - прошептал он нежно, сорвавшимся от страсти голосом. Иеремия поднял его, но уловив в голосе гетмана плохо скрываемую страсть, внезапно понял всё. - Я слушаю тебя. - произнёс князь ровным голосом, но всё-таки Богдан смог уловить в нём нарастающий гнев. - Никогда бы не подумал, что скажу тебе это, но так вышло. Ярëма... я люблю тебя! - Хмельницкий осмелел и его голос зазвенел от страсти. Вишневецкий отступил на полшага назад. - Богдан, опомнись! У тебя жена, дети! У меня Гризельда, Михал, мои жолнëры! Да и к тому же у меня уже есть мужчина, который владеет моим сердцем! - попытался остудить его пыл Иеремия. Но вышло иначе: услышав о наличии соперника, Хмельницкий пришёл в ярость. - Кто он?! - теряя самообладание, воскликнул Богдан. - Ян Скшетуский. - без колебаний ответил князь Иеремия. Лицо гетмана перекосилось от гнева. - Чем этот жолнëр лучше меня?! - спросил он. - Ян предан мне. Он не задумываясь, отдаст за меня жизнь. - сказал Вишневецкий. - Если бы ты мог полюбить меня хоть на миг, я бы немедля подписал капитуляцию и издал бы указ об окончании военных действий. - заметил Хмельницкий. - Поверь, мне это не нужно. Победа и так будет за нами. Богдан, пойми, твоя любовь ко мне - ошибка. Это не более, чем кратковременая страсть. - продолжал князь. Богдан отрицательно покачал головой. Он решил показать Иеремии всю свою любовь, и подойдя к нему, обнял его и покрыл страстными поцелуями. Они были такими нежными, что буквально таяли на белой коже Иеремии, слегка огрубевшей в боях. Князь Вишневецкий вздрогнул. Поцелуи Хмельницкого возбудили дремавшую в нём страсть, и неожиданно в нём проснулся молдаванин - гордый, страстный, готовый любить до опьянения, готовый утонуть в собственной любви. Он перестал сдерживаться, и заключил Богдана в не менее страстные объятия, обжигая его кожу горячим дыханием, и поражая его воображение самыми безумными в мире поцелуями. Хмельницкий задрожал от страсти, растворяясь в объятиях Вишневецкого. Он пил его кожу нежными поцелуями, обвивал его шею руками, опьянял, одурманивал, властвовал. Но в то же время он подчинялся страстному напору князя Вишневецкого, который поглощал его со всею молдавской страстью. Хмельницкий осторожно расстегнул застежку на плаще Иеремии, снял с него плащ, затем шапку и тяжёлое одеяние. Всё это мягко упало на землю, и взору Богдана предстало удивительной красоты тело. Ослепительно белая кожа как будто горела каким-то неведомым огнём, бедра манили сильнее, чем округлые груди Елены, прелесть обнаженных ягодиц казалась ему прекраснее, чем тела многочисленных девушек, которых Богдан безжалостно лишал девственности. Вишневецкий последовал примеру Хмельницкого, и раздев его, оторопел. Несмотря на довольно преклонеые года, Богдан был безумно красив. Иеремия подумал: "Неудивительно, что женщины вешались на него целыми гроздьями. Но теперь ни одна из них не будет с ним." Они посмотрели друг другу в глаза и их губы снова слились в опьяняющем поцелуе. Богдан опрокинул князя на траву, и Иеремия ощутил, какая она мягкая. Хмельницкий впился губами в губы самого желанного мужчины в мире, вцепившись руками в роскошные белые плечи. Он поцеловал Вишневецкого в его чёрные очи, и они закрылись, а когда открылись, Богдан увидел, что в них больше нет молний. Осторожно перевернув князя, Хмельницкий начал входить в него, отчего Вишневецкий испытывал невероятное блаженство. - Богдан.... - произнёс он, проваливаясь в плен страсти Хмельницкого. - Що, коханек? - спросил гетман по-русински. - Ти... Ти так гарно цілуєшся.... - ответил Вишневецкий тоже по-русински. - Дякую, ясний князь, за твої слова. - целуя его, продолжал Богдан. Ярëма забился в экстазе, чувствуя, как удовольствие наполняет его сверху донизу. Наконец Хмельницкий вошёл полностью, излился внутрь князя и, устало выдохнув, слез с него. Иеремия, излившись на траву, остался лежать, совершенно обнаженный, а Богдан созерцал его прекрасное тело. Он пододвинулся ближе, обнял Ярëму и многократно покрыл страстными поцелуями. Вишневецкий отвечал ему с не меньшей страстью. Наконец, оба они окончательно устали. Богдан встал, оделся, а потом помог встать и одеться Иеремии. Они оба сели на лошадей и поехали к своим солдатам. Богдан принял решение подписать капитуляцию, но он не догадывался, что у Иеремии только одни мысли - о продолжении войны. Иеремия не хотел, чтобы Богдан думал, что отдавшись ему, князь Вишневецкий согласится на условия запорожцев. Ночь сменялась серым утром, за которым должен был последовать ещё один трудный день.