Straight to Heaven

      — Ты реально с нихуя полетел в Лондон? — в удивлении вместе с бровями поднимает и голос Минхо. — Почти двадцать часов полёта ради чего, блять?              Хёнджин не знает, как на это ответить, чтобы сохранить своё достоинство и не закрепиться полным идиотом в глазах друга.              — Я должен был встретиться с Эмили, — Хёнджин стучит толстым дном бокала о барную стойку. — Она отвечает за главный для любой компании в сфере к-поп маркетинговый инструмент.              — Разве она уже не работает на тебя? — вопросительно изгибает бровь Минхо. — Ты месяца три назад с ней связался, и она дала добро.              — Дала добро на основании, что не будет прикреплена к Сеулу, — тяжело вздыхает Хёнджин и делает глоток. Характерные люди заслуживают уважения, особенно если их профессиональная ценность позволяет им быть такими упрямыми и своенравными, но они, безусловно, те ещё занозы. — У неё вся семья по Соединённому Королевству разбросана, в Корее она только на три месяца, потому что зима в Лондоне ей, видите ли, слишком влажная и холодная.              — Дорогой, — высоким, преисполненным сарказма тоном начинает Минхо, готовясь сказать нечто очевидное, — она отвечает за присутствие твоих айдолов в интернете, на всяких этих платформах типа «Ютуб» и «Инстаграм». Ты же понимаешь, что и связаться с ней можно в нём же? Ровно как ты и делаешь все остальные девять месяцев в году. Она достаточно заломила ценник на свои услуги, да и всем удобнее не забывать, что живём в веке расцвета глобальной сети.              Хёнджин даже призадумывается над этими словами.              Эмили Квон — чёртова меркантильная стерва. Её паршивый характер, страстная любовь к «Гуччи» и требование к заработной плате за, казалось бы, сущие пустяки и нажатие пары кнопочек на клавиатуре, чему неведомым образом не мешали длиннющие когти, держались на одинаково высокой планке. Но в умении подогревать интерес, информируя фанатов о новых музыкальных релизах, концертах, мероприятиях, ей равных не было. В частности, в умении преподнести всевозможный мерч: она знала точно время, место и что хочет аудитория лучше полноценного отдела, мониторящего ситуацию, словно чутьё дьявольское было, позволяющее из ничего зарабатывать кругленькие суммы, карты с которыми прятала в свой кошелёк с гигантским блестящим логотипом из зеркально отражённых заглавных букв «G».              Но для любого владельца бизнеса его компания, независимо от её размера и масштабов влияния, приносимой прибыли, является любимым детищем, так что и Хёнджин не жалеет самого лучшего, того, что позволит охватить наиболее широкую аудиторию, своими маркетинговыми инициативами в социальных сетях гарантирует, что айдолы будут оставаться в центре внимания общественности.              — Плевать, — Хёнджин выдыхает и делает глоток, ощущая жгучий вкус виски в горле. Если и дальше так пойдёт, то он на полном серьёзе задумается над тем, чтобы пересесть на пассажирское место, заиметь личного водителя, в очередной раз подчеркнув статус своей персоны. — Я захотел слетать в Лондон, я слетал. Что ты от меня хочешь?              — Это мне интересно, что ты хочешь от меня, — Минхо дёргает бровями, выразительно смотря другу в глаза, — это ты выдернул меня отовсюду, чтобы позвать напиться средь бела дня.              — Сейчас семь вечера.              — Ты и дальше будешь впустую тратить моё время? Я бы мог связаться с Чхве, разобрать ту кипу сценариев, решив, чьей графоманией камин затопить, и подучить новый, у меня съёмки завтра, если не знал. Я мог бы написать Хани…              — Ты трахаешь малолетку, и он не выебывается, — уверенно заявляет Хёнджин, но на косой взгляд бармена махнул рукой, как бы говоря, что ничего незаконного, не его дело вообще. — Что я делаю не так?              Минхо от такой атаки, грубого вопроса в лоб чуть не подавился своим «дайкири». Прокашлявшись, нервно поглаживая изящную ножку высокого бокала, он хмуро отвечает:              — Ты себя слышишь? — освежающий кисло-сладкий напиток вновь смачивает горло, радуя неинтенсивным вкусом рома. Лёгкая кислинка лайма, от которой так не морщит лицо, как от слов Хёнджина, и немного естественной сладости остаётся на языке. — Ты звучишь хуёво и не понимаешь этого.              — Я…              — А-а! — выразительно перебивает Минхо и щёлкает пальцами. — Слишком много «я» от тебя, не перебивай, когда я говорю, — Хёнджин бы и рад подметить, что у Ли самого самооценка далеко не низкая, но решает молча продолжить выслушивать в надежде на нечто дельное. — Я концентрируюсь на том, что мне нравится человек, и остальное не так важно, даже не думай шутить про «возраст всего лишь цифры, тюрьма всего лишь комната», в основе моих действий чувства и эмоции, а ты сконцентрирован на сексе. На себе. Ты озабоченный эгоист, ты трахаешь всё, что двигается, а если не двигается… впрочем, и это тоже.              — Я разборчивый, вообще-то, — этот взгляд бармена становится по-настоящему неприятен Хёнджину, — не говори так, словно мне без разницы, с кем спать. К слову, я падок на лица не меньше тебя.              — Красивым людям красивые партнёры, — сияя белоснежными винирами в выученной, таки голливудской улыбке заявляет Минхо и, почувствовав прилив настроения и гордости за себя, словно тост сказал, чокается со стаканом не разделяющего приподнятого настроение Хёнджина. — И ты, кажись, не уловил мою мысль.              Хёнджин отказывается признавать, даже думать о том, что пойман в тиски безответной любви. Это сугубо желание обладать почему-то, болезненная тоска по тому, кто отличается от предыдущих: не чувствует симпатии и не поддаётся на уловки, не сдаётся. Это заставляет чувствовать себя сбитым с толку, отвергнутым и оскорблённым.              — Как мне заставить его полюбить меня?              — «Заставить» и «полюбить» стоят непозволительно близко, — укоризненно подмечает Минхо. — Собираешься играться чувствами маленького мальчика, чтобы потешить своё эго?              — Ещё скажи, что это плохо, — сужает глаза Хёнджин. — Скажи, что неправильно.              — Да нет, — задумчиво подпирает щёку рукой Минхо, — я бы сказал «весело». Но, боюсь, твой может повлиять на моего, а такой расклад мне совсем не нравится. Я уже молчу о том, что ты, что-то мне подсказывает, медленно вредишь сам себе, — на непонимающий взгляд прилетает скорое пояснение: — Своему бизнесу.              — Просто помоги мне, — настаивает Хёнджин, хмуря брови, — ты мастер обольщения и склонения людей ко всему, чему только можно. Знаю, я и сам хорош, да, — на это самовосхваление без повода Минхо закатывает глаза, — но ситуация… необычная. Не буду открыто признавать, что у меня самого не получается, но мне необходимо поинтересоваться твоим… мнением, получить свежий взгляд на ситуацию со стороны, произвести обмен опытом.              — Тот факт, что ты заливаешься крепким алкоголем, даже от запаха которого меня тошнит, сидя со мной в баре, — уже достаточно красноречиво, — ухмыляется Минхо, — тебе точно не нужен номерок Сурён?              — Засунь себе поглубже всех своих психологов. Или она психотерапевт?              — Она массажистка, — игриво дёргает бровями Минхо, намеренно поставив друга в это неловкое положение, — а ты слишком напряжён последнее время. Да и тебе бы к психиатру, низко берёшь. К слову, может интересно, в её салоне предоставляют не только массажные услуги, если понимаешь, о чём я.              — Завались, — недовольно отворачивает голову Хёнджин, окидывая взглядом зал с редкими посетителями. Почему так мало народу, учитывая поздний час? Хёнджин скоро и правда начнёт задумываться над проблемностью своей тяги выпить лишний раз, весь мир так и намекает. — Ты мне скажешь что-то нормальное сегодня или мы разбегаемся каждый по своим делам?              — Оу, я и забыл, что у тебя есть работы и какие-то дела помимо того парнишки, — язвит Минхо, хлопая ресницами — актёр, как-никак, отлично изображает невинную непосредственность. — Ты же у нас лишние выходные повадился брать, не выходить на неделе, зато втрахиваешь Ликси в матрас, часов не наблюдая, — на губах играет хищная улыбка; когда близкий так ощутимо проёбывается, это не даёт тебе упасть в собственных глазах.              — Ясно, — сухо отвечает Хёнджин и норовит подняться с высокого барного стула, но Минхо спешно бросает «шучу». Хёнджин всё отчётливее понимает, что в его окружении даже нет человека, с которым можно было бы нормально поговорить и посоветоваться. Выпить, отдохнуть и обсудить работу — в избытке, а вот по-настоящему здравомыслящего, готового напрячь голову и подсказать что-то дельное — ни одного.              — Какой ранимый, — кривится Минхо, окидывая взглядом недовольно вернувшегося на место Хёнджина, — я уже трачу на тебя своё время, а оно дорого стоит. Так что обсудим твои проблемы, неуверенность и маленький член, а потом ты мне на неделе подкинешь бутылочку того винца в качестве благодарности и, когда добьёшься своего, ожидаю браслетик от «Хаттон Лабс». Там не так давно новая коллекция в кубинском стиле вышла, можешь даже подарочно не упаковывать.              — Я сыпану в твоё «Туррига» немного яда, потому что последний, кто шутил про мой размер, закончил в реанимации, а я планку понижать не намерен, — зная, что не собирается воплощать сказанное в реальность, с серьёзным лицом обещает Хёнджин, поудобнее устраиваясь на стуле. Минхо тоже это знает, но почему-то напрягается. — Давай, расчехляй советы и стратегии.              — Ита-ак, первое правило, как завоевать человека, — не быть придурком, — Минхо окидывает взглядом друга, который осушил бокал виски и сейчас машет бармену, чтобы подлил, — в твоём случае — мудаком. Всё гениальное просто, верно? Или ещё есть вариант, что ты умело повесишь на него долги, несложными манипуляциями со СМИ разрушишь репутацию артиста и личности, последнее, собственно, чтобы от него отказались семья и друзья, и самый херовый вариант вмиг взмыл наверх, став единственным.              Хёнджин не удосуживается ответить что-то на этот будничный тон, явное веселье в голосе и манере обусловлено подобравшимся к голове «Дайкири». Однако, когда он встаёт со стула, Минхо берет его за руку и снова улыбается очаровательной улыбкой, вновь сводя все свои слова в шутку.              — Сначала объясни, зачем тебе это, — спрашивает Минхо, отпуская друга, когда тот возвращается обратно на свой стул. — Скучно? Понянчиться на старости лет захотелось? Или тебя серьёзно задело, что не всем и каждому ты можешь нравится?              — Я просто этого хочу, — настаивает Хёнджин, поправляя пиджак. — Хочу, чтобы было так, как я хочу. Как заставить человека полюбить меня?              Желание обладать — не нечто сверхъестественное, все люди по своей природе в разной степени эгоистичны. Хёнджин не видит ничего плохого в желании превратить живого, дышащего человека со всеми его желаниями и потребностями, правами в объект, существующий только для него. Тем более, что в крайности он обычно не впадает, всего лишь хочет получить того, кто понравился, обладать им и контролировать, вертеть так, как душе угодно, видя привычную согласно-счастливую реакцию на свои слова и действия. Разве это плохо? Хёнджин уверен, что обращается с Феликсом достаточно хорошо, проявляет к нему и тепло, и уважение. Симпатия заметна невооружённым взглядом, но Феликс словно слеп и не видит своего счастья.              Но зачастую то, чем ты владеешь, недолго остаётся таковым — неизменно ускользает, так что Хёнджин, прежде чем Феликс решит поставить жирную точку в их истории, наплевав на свою карьеру айдола и жизнь в целом, избавится от него сам. Однажды же симпатия должна угаснуть, захочется кого-то другого, нового, зацепит кто-то ещё, и Феликс будет абсолютно свободен. Просто этому парню следует немного потерпеть, подыграть и прогнуться: Хёнджин уверен, что это не так сложно. Всё с самого начала было предельно просто — это Феликс любитель усложнять, бороться и совершать глупые поступки.              Есть в этом садистские нотки, желание потешить самолюбие и доказать, что ты всё ещё самый лучший, что ты невъебически хорош и влиятелен, можешь позволить себе продолжить получать всё, что захочется. Но Хёнджин не собирается озвучивать все тонкости и причины.              — Это детская позиция. Это говорит твой внутренний ребёнок?              — Хван Юра… — раздражённо цедит Хёнджин, моментально поняв, у кого этой психологической хуйни нахватался Минхо. — Давай не трогать мои эго-состояния? Я не фанат всех этих копаний, сам не занимаюсь и кому-то не позволю, так что избавь от ваших новомодных трендов.              — Не рефлексируешь, ибо боишься, что откопаешь то, что тебе не понравится? — спрашивает Минхо, потому что личность друга, его глубокие мотивы, постоянно небрежно прикрываемые пустыми поверхностными желаниями, интересовали всегда.              — Если ещё скажешь, что покупаешь расклады на Таро, — хмурится Хёнджин, серьёзно смотря другу в глаза, ища в них адекватность и намёк на психологическую зрелость, — я удалю твой номер.              — Я их делаю, — с вызовом негромко отвечает мужчина, но не сдерживает смешок от ужаса в глазах напротив, выдающий шутку. — Нарциссизм, эгоизм и цинизм удали, — выдыхает Минхо, нервно стуча недлинным ногтем по стеклянному основанию у ножки бокала, — цветут на глазах, разрастутся скоро до опухоли мозга, и уже вырезать придётся.              — Что ты…              — Если хочешь любовь, — перебивает Минхо, наваливаясь локтем на край барной стойки, — ты должен позволить произойти этому естественным путём, не заставляй парнишку. Неужели думаешь, тебе что-то поможет, если ты не смог купить его симпатию? Очевидно, ни на твоё лицо, ни на статус он не повёлся.              — Я не хочу ждать.              — Ты и правда похож на капризного ребёнка в теле внушительного сорокалетнего мужика, — вздыхает Минхо, отмечая, что Хёнджин в последнее время, несмотря на то, что внешне почти не изменился, выглядит неприятно жалко. — Скажи ему, что он тебе нравится. Дари ему цветы, конфетки, что ему нравится? База же. Не суй деньги в лицо, хуй тоже, сам понимаешь, не располагает.              Хёнджин закашлялся, подавившись подлитым виски, от последней фразы.              — То есть, если я хочу трахаться, мне надо найти кого-то ещё? — немного подумав, вскидывает бровь мужчина, болтая кубиком льда в стакане. — Чтобы я получил Ёнбока, мне надо от него отказаться?              Подозрительно напоминает требования самого Феликса, так что подобное вызывает очевидные сомнения у Хёнджина.              — Вроде того, — медленно отвечает Минхо, чуть щурясь, разглядывая кусочек лайма на бортике своего бокала, сок с которого оставил за собой мутный след на стеклянной стенке, — но не думаю, что он оценит, если ты будешь заниматься сексом с одним человеком и при этом бегать к нему… — где-то в Париже Феликс почесал нос, недовольно подумывая, а не обсуждают ли его; Минхо почти помог добиться того, чего парень так отчаянно хотел, но вновь что-то пошло не так. — Я вообще думал, он тебя ненавидит, если честно.              — Меня? — опешив, Хёнджин в удивлении приподнимает брови и для верности указывает на себя пальцем. — С чего бы? Исключено.              — Он постоянно на тебя жалуется Хани, ругает всевозможными словами и пару раз клялся задушить подушкой, — всё веселее рассказывает Минхо, наслаждаясь этим искренним ступором в глазах Хёнджина, который доводилось видеть крайне редко, но тут же осекается, вспомнив, что его просили никому не рассказывать: — Но ты об этом не знаешь. Понял?              — Брось, он не может меня ненавидеть, — Хёнджин раздражённо толкается языком в щёку, ненадолго задумываясь. — Я знаю, как выглядит ненависть, он меня не ненавидит точно. Просто… и не любит. Понимаешь суть? Что мне сделать? Я дарил ему цветы, дарил дорогущие шмотки, по ресторанам выгуливал, я… Я, блять, карьеру ему проложил! Там, сука, бешеные деньги, ёбаная нервотрёпка ради контрактов! Он успеха добился благодаря мне, начал светить лицом со всех экранов!              — Воу, остуди пыл, — Минхо лениво подмахивает рукой, чтобы слишком оживившийся Хёнджин подуспокоился. — Для начала не обесценивай его усилия. Если бы кто-то мне сказал, что мой успех, который я, блять, сам себе вырывал, расталкивая хейт и наступая на головы, я бы… был задет. И цветы… розы, да? Ты знаешь, какие цветы нравятся ему? — Хёнджин молчит, только деловито поправляет одежду, расстёгивает ещё несколько верхних пуговиц на рубашке. — Так скажи-ка, с чего бы ему тебя любить?              — Думаешь, узнаю я, какие веники ему нравятся, он сразу влюбится? — скептично спрашивает Хёнджин. — Я… Я даже относился к нему нормально, понимаешь? Я позволял оставаться в моей квартире, а не вышвыривал на такси катиться, позволял спать рядом в моей кровати, мы ели за одним столом на моей кухне. У него есть своя зубная щётка, свои гели для душа, которые он сам выбрал. На него не работает ничего!              Минхо тихо хмыкнул, а Хёнджин с явно ощутимой нервозностью начал отстукивать каблуком лакированных туфель раздражённый ритм.              Хёнджин и правда раньше не позволял своим любовникам ночевать в его квартире, за редким исключением оставлял в гостевой спальне: не боялся, конечно, быть пойманным в момент уязвимости и в порыве ненависти или ревности оказаться задушенным подушкой, но предпочитал не давать обременительных ложных надежд. Как и любовников менял достаточно часто: столько милых моделек, молоденьких айдолов, цветущих актрис и актёров, тех, кто отчаянно нуждался в спонсорстве и подходил по параметрам, тех, кто слюни пускал, с удовольствием мечтая прыгнуть в койку к гендиректору, урвать себе славы и внимания симпатичного им мужчины. Но в последнее время успокоился, для проформы на встречах появлялся в сопровождении симпатичных дам — знакомые или типичный эскорт высшего класса, потому что по статусу полагалось, чтобы не выделяться на общем фоне, но больше таких связей на грани с беспорядком не устраивал.              Знакомые и близкие решили: под сорок и остепениться надумал, родители, до которых доходили слухи, просили познакомить с избранницей, почти не расстраивались, что подобранные ими достойные партии окажутся даже не просмотрены, друзья подкалывали и тоже хотели познакомиться, а Минхо, как только собрал все факты воедино, начал с интересом наблюдать за развитием этой обречённой любовной линии.              — Прекрати на него давить, насильно удерживать рядом, напирать и, чёрт возьми, преследовать, — Минхо укоризненно покачивает головой. — Лететь за кем-то в другую страну — жалко. Добавив искренности к своим словам и действиям, скажи ему напрямую три заветных слова и посмотри, что будет. Если не выгорит, у нас есть аморальный план «Б».              — Я говорил.              — Замени «нравишься» на «люблю», — раздражённо закатывает глаза Минхо, — они разные, между ними пропасть. И посмотри на эффект.              — То есть, наврать подбиваешь? — почти одобрительно покачивает головой Хёнджин.              — «Наврать» или «раскрыть душу» — это ты сам для себя выбирай, — решает не углубляться Минхо. — Но если он тебе нахер не нужен, советую не делать ничего и просто… переключись на кого-то ещё. Минджи помнишь? Она ещё с той выставки тобой заинтересовалась, требует с меня номерок. Не ровесники, но она младше всего на пять лет, самое то, чтобы завести семью или вроде того, ты…              — Если у меня и будет брак, то Мин первая на очереди, — усмехается Хёнджин и делает несколько маленьких глотков, обжигая горло алкоголем, расслабляясь, — она конкуренткам горло своими собственными руками порвёт, а на меня наложит какое-нибудь проклятье-импотенцию.              — Я был уверен, что тебе нравятся маленькие мальчики, — отшучивается Минхо, — а если серьёзно, не знал, что тебя привлекают женщины с магическим мышлением и каблуками длиннее твоего члена.              — Юра не носит каблуки больше пятнадцати сантиметров, после того раза, когда потянула голеностоп, так что мой член всё же подлиннее будет, — почти не кривится Хёнджин, чтобы лишний раз не дать Минхо, которому с такой любовью к подколам ниже пояса удивительным образом есть к чему крепить виниры, поводов к веселью. — Мы ещё в старшей школе договорились, что заключим фиктивный брак, но жить будем раздельно и не мешать друг другу.              — А, ну в старшей школе она не увлекалась всякой магией и женскими практиками… — подытоживает Минхо, вспоминая девушку и пытаясь понять, в какой момент жизни бедняжка свернула не туда. — Удобно устроился, вопросов нет.              — Ладно, ты был почти не бесполезен.              Хёнджин наслаждается последним глотком выпитого залпом виски, прочищает горло, кашлянув в кулак, и поднимается со стула. Напоследок удостаивает Минхо дружескими хлопками по плечу.              — Кончай хлебать виски чистяком, тебя так уважать перестанут, — поучает напоследок Минхо, — уже пару статеек видел, считают, что владелец «HH Entertainment» зачастил по барам. Я тебе скидывал их.              Но Хёнджин уверенно игнорировал, прикрываясь работой, собраниями и кипами документов, тем более, что Минхо акцентировал не на обвинениях в алкоголизме из дрянных статеек, а на фотогеничности, которая присутствовала поголовно на всех, даже самых смазанных кадрах криворуких фотографов.              — А ты заканчивай потягивать фруктовый сок, — цокает Хёнджин, оборачивается и бросает: — Слишком слабо для любителя наручников и плёток.              — Твоё желание обладать — способ борьбы с экзистенциальной тревогой, ты пиздец как не уверен в себе и ищешь ложное чувство безопасности и постоянства.              Да, Хёнджин ненавидит, когда то, что ему нравится, не в его руках или ускользает из них. И что? Оплатит как-нибудь подарочный сертификат на посещение нормального психолога с ценником от тысячи долларов — Минхо необходим достойный соперник.              Уже на улице, ловя потоки ветра в лицо, не чувствуя после выпитого на коже прохлады, Хёнджин зарывается пальцами в волосы и цедит ядовитое: «Блять».              Даже от такого извращенца, как Ли Минхо, не бегут, отплёвываясь и ругаясь, а Хёнджин всё какого-то хуя не может совладать с одним-единственным весьма неприхотливым парнем. Это вынуждает его чувствовать себя жалким.              Возможно ли заставить человека влюбиться? Простой ответ — да. Хёнджин уверен, что любовь вполне реально купить. А если нет… Всё те же деньги помогут удержать этого человека рядом до момента, пока этот эгоистичный порыв им обладать не исчерпает себя.              Любовь, как и любую другую эмоцию, можно в определённой степени контролировать. Хёнджин намерен увеличить вероятность того, что Феликс начнёт влюбляться в него, есть же немало методов. Отчасти он понимает, что нужно подходить к этому вопросу, руководствуясь здравым смыслом, используя здоровые методы, но ведь тогда Феликс просто откажется. Крайне вежливо. Поэтому иногда приходится делать вещи, которые кажутся неправильными, чтобы манипулировать подлинными чувствами и эмоциями.              Рано или поздно Хёнджин добьётся желаемой симпатии и привязанности, но намерен сделать это как можно скорее, потому что ненавидит мучительное ожидание, на которое уже пришлось потратить слишком много времени.              «Если ничто не вечно, станешь ли ты моим ничем?»              Пальцы вновь быстро бегают по экрану, наспех печатая искренне и от души, так, как бы одобрил Минхо.              «Ты настолько сексуален, что это вызывает боль. Сколько бы я тебя ни пробовал, мне просто не хватает. Мы же созвонимся вечером?»