Straight to Heaven

      Хёнджина невозможно избегать.              Хёнджина невозможно игнорировать.              С Хёнджином невозможно вести нормальную жизнь.              Феликс каждый раз думает, что сможет с этим смириться, думает, что сможет как-то договориться, но пока ни разу не оказался прав. Хёнджин удивительным образом переводит каждое слово в свою пользу, Феликс без понятия, как ему объясняться, когда его спрашивают, как ему оправдываться, когда его обвиняют, но, несмотря на вопросы, уверенно игнорируют и отказываются слушать.              Глупо было понадеяться, что, махнув на ставшие слишком морально тяжёлыми условия рукой, сказав, что устал, не встраивается в такую жизнь, удастся отказаться от всего, к чему обязал Хван. От того, чем этот мужчина «великодушно одарил».              Хёнджин не раз давал понять своими действиями, прямым текстом говорил, что он главный, именно он решает, что и когда начинается, а когда заканчивается, но в то же время, когда немного остывал, утверждал, что у Феликса есть право выбора. Феликс этого права не чувствует, выбора в упор не видит, даже когда в лицо суют. Они с Хёнджином словно говорят на разных языках, оттого и совершенно не понимают друг друга.              Но Феликс оказался прав только в одном: мировой тур — спасение.              Если концерты по Корее всё ещё позволяли встречаться с генеральным директором, заставляли терпеть, потому что Хёнджин, в очередной раз ощутив себя глубоко задетым попыткой уйти от него, не делал скидок на выступления. Мужчина старался держаться в рамках, понимая, что Феликс уже один раз не выдержал напора, но и, словно стараясь насладиться наперёд, заранее закрыть все будущие месяцы разлуки с полюбившимся секс-партнёром, не отказывал себе в удовольствии разложить Феликса на любой плоской поверхности, зажать в любом углу гигантского здания компании, а просторный офис генерального директора стал классическим местом встреч.              Хёнджину всегда было мало, Хёнджин всегда требовал больше, чем было возможно. Феликс окончательно утвердился в мысли, что в сексуальном плане они друг другу не подходят, а этот регулярный секс, лишённый нежности и романтики, оставлял после себя стойкое ощущение, что половая жизнь умрёт для него на ближайшие лет двадцать, как только Хёнджин отпустит.              Вроде и нравится есть рис, перепробовал все возможные рецепты с ним за основу, но больше он в глотку не заталкивается — Феликс уже устал, но Хёнджин словно никогда не устанет, рис — это его самая любимая еда, которая ему никогда не приестся.              Неважно, сколько дней прошло и сколько пройдёт ещё: Феликс не понимает, в чём проблема найти кого-то другого. Искренне, совсем не понимает, почему в него так вцепились и отказываются отпускать.              Незаменимых нет.              Незаменимых нет… Так в чём проблема заменить? Или Хёнджин, потакая каким-то садистским чертам своего дрянного характера, испытывает, планирует продолжать до момента, пока не накроет истерикой? Игрушка так просто не наскучит? Только если сломается?              Феликс не хочет ломаться, не хочет словить выгорание, не хочет, чтобы ему опротивела жизнь, о которой он мечтал. Только не так скоро. Но уже иной раз думает, а не послать ли к чёрту эту карьеру, которая не даётся. Смысл от такой карьеры, которую против его воли выстраивают? Выстраивают в абсолютной уверенности, что делают всё правильно, что за такую «помощь» должна последовать благодарность, а то и преданность до глубины души. И, когда Хёнджин не видит этой благодарности, он вытягивает её против воли, выбивает.              В Китае, вдалеке от Хёнджина, Феликс впервые смог выдохнуть.              Парень никогда бы не подумал, что Тайбэй окажется настолько волшебным местом! Когда другие мемберы один за другим спускались по трапу, витало некоторое воодушевление, ведь начало мирового тура, всё казалось таким значимым и великим, скоро вновь нырнут в череду концертов, насладятся любовью и поддержкой фанатов, немного отдохнут и прогуляются по городу, который, если и посещали, то уже точно забыли.              Но Феликс был самым восхищённым. Его радовало абсолютно всё, несмотря на утомительный перелёт, на усталость и сонливость, стоило сойти на землю другого государства, настроение неуклонно начало подниматься вверх. Тайбэй был ярким, тёплым и солнечным. В нём не было Хёнджина.              И Хёнджина не будет ближайшие месяца три в идеале. Как можно не испытывать чёртово воодушевление? Приподнятое настроение — удивительная вещь, раз на раз не приходится, а когда появляется — искреннее и непосредственное, счастье-таки переполняет и улыбку скрывать невозможно. После, конечно, Феликс со смехом читал о том, как фанаты решили, что он в невероятном восторге от китайской столицы, мемберы не раз подкололи насчёт завирусившихся фотографий из аэропорта, где Феликс всем радостный махал, улыбался во все тридцать два всем и каждому, даже у строгих серьёзных телохранителей улыбку вызвал, ну чуть ли не скакал по-ребячески.              Феликс просто не мог иначе: такая свобода, такой свежий воздух, не отравленный дорогим алкоголем, тяжёлым запахом сигарет и едким парфюмом Хёнджина. Всем, включая менеджера, который в особенности обеспокоенно поглядывал, подумывая, а не принял ли чего интересного от нелёгкой личной жизни подопечный, всё на свои места поставило короткое «здесь нет Хвана». У Бан Чана все вопросы сразу же отпали, и дальше разбирался с багажом, персоналом отеля, не придумывая лишнего, а мемберы только качали головами, изображая понимание, потому что, даже если не понимаешь, почему одно лишь отсутствие гендиректора так огорошивает радостью, следует сделать вид, чтобы поддержать. Феликс и правда чувствовал, что стало проще, когда все обо всём знали. По крайней мере о том, что он мог, не сгорая от стыда, рассказать, не расписывая во всех красках, как, куда и что в него запихивали. Достаточно было убедить своё окружение, что всё в порядке, лишь внимание слишком утомительно, больше ничто не беспокоило.              А какой смысл волновать тем, что изменить невозможно? Зачем? Феликс и дальше будет уверенно ждать, когда надоест. Вероятно, сейчас, пока он будет так далеко, Хёнджин со своей неудержанной сексуальной жаждой найдёт себе кого-то другого. Феликс не соврал, когда на одном из интервью сказал, что невероятно ждёт начала тура и чувствует, что тот будет невероятно значимым и особенным. Хёнджин за это время должен найти себе кого-то другого. Найдёт, поймёт, что обоюдное согласие, инициатива и всепоглощающее восхищение, любовь в каждом слове и взгляде — лучше, чем нелепый, постоянно упирающийся и выглядящий так, будто после секса ему неминуемо грозит смертная казнь, парень.              С окончанием мирового тура закончится и этот кошмар. Феликс уверен, что вернётся в Корею другим человеком, спокойным, довольным жизнью и никем не сковываемый. Расстояние позволит не только физически и морально, больше, конечно, физически, отдохнуть, но и задушить эту ответную симпатию к Хёнджину.              Иметь виды на человека, который объективно не светит, отношения с которым не сулят ничего хорошего, — это неблагодарное, заведомо обречённое дело. Но в Хёнджина невозможно… не влюбиться? Любви там нет ни у кого из них — Феликс понимает, но чувствует, как по телу разливается тепло, когда Хёнджин ведёт себя мило, когда улыбается и делает комплименты, когда дарит какие-то простые подарки и не выбивает душу ночами в кровати, хотя и секс иногда тоже… неплох. Хорош даже, но Феликс этого никогда не признает. Не признает, сохраняя достоинство и даже немного ради самого Хёнджина: незачем поднимать и без того высокую самооценку, тешить раздутое самомнение.              Хёнджин хорош — его тело, его внешность, его положение в обществе и, словно бесконечные, банковские счета, но плох как вариант. Феликс чувствует, что никакие отношения ему в принципе не нужны: столько пережил за последние месяцы, столько лишнего, не только сексуального, взаимодействия вытерпел, что, если и найдёт себе кого-то, — какую-нибудь жёнушку-одногодку, потому что мужчины постарше теперь оставляют сомнительное ощущение и вызывают напряжённые метания мыслей в голове, и годам так к сорока-пятидесяти остепенится, позволит себе расслабиться, завести детей, будет рассказывать внукам о бурной молодости… Сейчас Феликс себе представляет идеальное будущее как проживание в частном доме с максимально небольшой по габаритам и кроткой женой, с которой можно просто посидеть у камина на мягком диване, почитать какую-нибудь книгу под её монотонные разговоры — нечто спокойное, стабильное и лишённое чужих взглядов, папарацци, фанатов и Хёнджина.              Если изначально Феликс, будучи молодым айдолом, эдаким жёлтеньким пушистым цыплёнком, только пробившим скорлупку и вылупившимся в индустрию, мечтал никогда не стареть, став постоянным посетителем косметологов и пластических хирургов, до самой смерти купаться во внимании людей, любви фанатов, сейчас, после вмешательства Хёнджина, планирует, пока ещё молод и суставы не болят, побыть айдолом, а потом перейти туда, где потише, туда, где никто не будет и шанса иметь подмять под себя, играясь в эгоистичное удовольствие, как красивой куклой, вероятно, фарфоровой, но не боясь её неловким, неосторожным движением разбить. Феликс чувствует, словно его швыряют об пол, но тонкий хрупкий материал всё не бьётся, вызывая у хозяина этой куклы лишь больший интерес.              И отсутствие Хёнджина, лишь сообщения и звонки, но не личные встречи — глоток свежего воздуха.       

«Я долго и упорно думал о том, что я сделаю, когда увижу тебя в следующий раз…»      

             Воздух поступает только пока Хёнджин не даёт о себе знать. Сообщения от него просто невыносимы: как отвечать — непонятно, но и молчать нельзя — начнутся звонки. Это не постоянная атака каждую секунду, нет, спасает только статус гендиректора: всё же Хёнджин не может быть свободен большую часть дня, а следовательно, доставать. Но Хёнджин напоминает о себе метко, всё больше Феликс убеждается, что выкинуть этого мужчину из головы не представляется возможным.              За Китаем следовала Япония, почти завершая часть тура, которая продвигалась по региону Восточной Азии, и Феликс вновь отличился своей радостью, его удивительный позитив и энергия вновь были отмечены фанатами и не только: радующийся как в первый раз новому городу, новой стране молодой айдол выглядел настолько искренним и счастливым, словно из тех людей, кто, невзирая ни на что, радуются каждому дню своей жизни. Это цепляло людей, это привлекало внимание, в том числе и хейтеров, не упустивших возможности усомниться в том, чем же такая радость на самом деле была вызвана. Но Феликсу было плевать: по-настоящему хорошее настроение в какой-то момент начало казаться роскошью, так что он предпочитает наслаждаться каждой минуткой этого всепоглощающего, окрыляющего состояния.       

«Что сейчас на тебе? Я скучаю по твоему сексуальному телу без одежды. Как насчёт фото?»      

             Токио сияло явно ярче и красочнее всё по той же причине. Япония сама по себе удивительная страна, не живя в ней с самого рождения, едва ли можно привыкнуть и прекратить обращать внимание на её уникальные культурные особенности и захватывающую дух красоту. Лето в Японии — нечто великолепное. Изобилие красивых зелёных зон, ласковое солнце, тёплая погода… Сакура, конечно, отцвела, но и не любоваться природой приехали, Феликса даже отсутствие разлетающихся по воздуху розовых лепестков не омрачает, в отличие от того же Чонина, который рассчитывал наделать селфи, но не угадал с сезоном.       

«Я скучаю по тебе»      

«На мне»      

      

      Слишком непросто наслаждаться жизнью, красотами окружающего мира, когда телефон постоянно вибрирует и каждая вибрация заставляет опасаться — не сообщение от Хёнджина ли?              В этом мегаполисе чрезвычайно много людей и нет единого настроения. У каждого района своя индивидуальность, которую невооружённым глазом можно обнаружить, переходя от блеска Синдзюку к старомодному очарованию Тосимы, даже кварталы имеют свой особый характер и шарм, иной раз, несмотря на то, что они — части одного города. Феликс с удовольствием прогуливался по городам, когда выпадал шанс, разглядывая всё, что только можно было, но не всегда выдавалась такая возможность: будучи в туре, далеко не на каждый город есть силы и желание, концерты по-настоящему выматывают, а толпящиеся у входа в отель люди, очевидно поджидающие кумиров, кажутся чистым безумием. Как-то Феликс из окна выглянул, а там внизу, видимо решив отдать предпочтение современной охранной системе, не прогонялись засидевшиеся, по всей видимости, ночевавшие люди, явно не являвшиеся бездомными… Тогда один ещё лайтстиком помахал, и пришлось спешно сунуться обратно в номер, как испугавшись.              Иной раз нет желания покидать вроде безопасные стены, потому что снаружи начинают пытаться хватать за одежду, за руки, чуть ли не кидать какими-то цветами и подарками, не говоря уже о неугомонных визгливо-басистых криках и бесчисленных попытках выхватить кадр получше.              Конечно, отель предоставляет своего рода защиту, разгоняет толпы, когда необходимо, вызывает и предоставляет охрану по необходимости, выпускает сквозь непарадные входы, чтобы обойтись без эксцессов, но Феликс чаще отдаёт предпочтение мягкой кроватке и тёплым уютным стенам отельного номера.              Как ни странно, но все трое мемберов решили прогуляться под вечер с менеджером. Совсем скоро уезжать, дальше по плану выступление в Сингапуре, так что насладиться красотами Японии напоследок — предсказуемое и оправданное решение, но Феликс не просто устал — он не может пойти со всеми. Нет такой возможности, вернее, возможность есть всегда, но вот последствия могут быть не самыми приятными.              Хёнджин внезапно осознал, что, помимо текстовых сообщений и звонков, есть возможность организовать видеозвонок. Феликс до последнего надеялся, что мужчине это не взбредёт в голову, стабильно отвечал на все сообщения, по возможности игнорируя измотанность, коротко отвечал. Хёнджин ненавидит ждать, но, понимая ситуацию, переключал внимание и ждал.              — Добрый… — Феликс бросает взгляд в просвет меж задёрнутых штор, — вечер, господин Хван, — натянув рабочую улыбку, махнув рукой в камеру, поздоровался парень.              Это ощущается чем-то обычным, привычным, если игнорировать, кто по ту сторону.              «Ты словно ведёшь трансляцию на «Вилайв», — не сдерживает смешок Хёнджин, откидываясь на спинку кожаного рабочего кресла. — Расслабься, добавь больше непринуждённости, как ты это делаешь во время фан-коллов. Ты и правда так невозмутимо держался, когда та девчонка решила разыграть арест за «чрезмерную сексуальность», я поражён».              — Предлагаете мне врать Вам? — не убирая с лица улыбки, чуть наклоняет голову Феликс. — Иногда фанаты бывают жуткими, Вам не кажется, что когда взрослая женщина просит шестнадцатилетнего парня называть себя «мамочкой» и делает сальные комплименты — это слишком? Теперь понимаю, почему люди поговаривают, что «HH Entertainment» не заботится о своих айдолах.              «Чонину разве шестнадцать? — вздёргивает брови Хёнджин, игнорируя косвенное замечание в свою сторону. — В любом случае, это работа, без разницы».              — А если кто-то решит перейти границы во время звонка со мной? — откидываясь на подушку, будничным тоном интересуется Феликс. Ему вдруг захотелось узнать, что посоветует делать в такой ситуации Хёнджин, которому должно быть так же плевать, как и по отношению к другим своим рядовым работникам. Пока не происходит ничего из ряда вон выходящего с артистами компании, ничто не волнует руководство, пока нет угрозы бизнесу, имиджу, всё в порядке.              «Ты должен поставить на место, — звонко цокает языком Хёнджин. — Сбрось звонок, уйди из кадра».              — Подобный характерный образ больше подходит Сынмину, а я должен мило улыбаться и потакать всем желаниям, — последнее Феликс тянет нараспев, нарочито шире улыбаясь, хотя внутри понимает, насколько происходящее в индустрии, то, к чему иной раз на полном серьёзе обязывают, отвратительно. — Под страхом казни нельзя расстраивать фанатов, я это помню.              «А меня расстраивать нельзя тем более, — настаивает Хёнджин, — серьёзно, больше не изображай этой ёбаной самоотдачи, а то подумают, что тебе это нравится».              — Мне, может, и нравится, — обиженным тоном защищается Феликс и чуть морщит нос. — Или Вас задевает, что Вам я так же самозабвенно потакать отказываюсь?              Хёнджин замирает, молчит, словно звонок завис, но нет, выражение лица меняется, показывая очевидное недовольство, слышится короткий смешок.              «Расстояние позволяет тебе слишком многое, — вздыхает мужчина, раздражённо постукивая пальцами по поверхности массивного стола, расчищенного от документации».              — Расстояние должно сказываться и на Вас, позвольте дерзость, — Феликс действительно чувствует себя гораздо свободнее, когда мужчина не рядом и тот не может влиять непосредственно, — не потому ли настояли, чтобы я Вам позвонил? Наверное, уже нашли мне замену и хотите похвастаться?              «Незаменимых нет, Ёнбок-а, — Феликса уже тошнит от этой фразы, для него она понемногу начинает терять смысл, но Хёнджин продолжает: — Мы уже говорили об этом, чем активнее ты будешь сопротивляться и отталкивать меня, тем больший интерес во мне пробуждаешь. Хочешь узнать, почему я решил позвонить? Может быть, есть ещё какие-нибудь догадки?»              — Ни единой, господин Хван, — устало вздыхает Феликс, на всякий случай плотнее поправляя халат, чтобы кожа на груди всё меньше выглядывала.              «Соскучился».              — Допустим.              «Даже не скажешь, что скучал тоже? — усмехается Хёнджин, на самом деле не надеясь на желанную симпатию в ответ».              — Вы не даёте мне заскучать, — вновь на губах появляется напряжённая полуулыбка, — я с Вами общаюсь, даже будучи в другой стране, чаще, чем с другими участниками группы вместе взятыми.              «Не язви, — вздыхает Хёнджин, потягивая, расправляя плечи, и откидывается головой на спинку кресла, — лучше распахни халатик».              — Может, я лучше скажу, что тоже скучал, и пожелаю Вам хорошего вечера? — с сомнением предлагает Феликс, который к этому моменту морально готовился, но к выпадам Хвана готовым быть невозможно.              «Это ты сделаешь, — ухмыляясь, заверяет Хёнджин, — но сначала я хочу увидеть то, по чему успел соскучиться».              — Я присылал Вам фото, — смущённо отводит взгляд Феликс. Будто какая-то влюблённая школьница, прячась по ванным, делал сомнительного рода фотографии, потому что не мог отказаться, потому что не было и шанса сказать «нет», но даже полученный, изученный до малейшей венки член Хёнджина в ответ не сглаживал ситуацию. — И Вы говорили, что скучали по мне, а не по моему телу. Вы звучите бессовестно…              «Я скучал по тебе всему, — настаивает Хёнджин, опираясь локтем в стол и подпирая голову, со спокойным лицом рассматривая нервозность и смущение на лице Феликса, — по каждому сантиметру твоего тела и не только».              Он хочет, чтобы Феликс был здесь, рядом, чтобы его можно было касаться как прежде, чтобы можно было сжимать мягкие места подтянутого тела в руках, играться с милыми чувствительными сосками, кусать пухлые губы и заставлять кончать одним лишь членом своим внутри. Хёнджин не отказывает себе в удовольствии: вокруг достаточно много тех, кто может скрасить это «одиночество», развлечь, пока самая любимая куколка далеко, но все они — не то. Даже если в коллекции есть красивее, талантливее, усерднее и гораздо лучше — Хёнджин хочет именно Феликса. Словно без этого парня чего-то не хватает.              — Можно я сброшу звонок? — наивно хлопая ресницами, состроив умоляюще-очаровательную мордашку, просит Феликс, заранее зная ответ.              «У меня встал, — с невозмутимым лицом ставит в известность Хёнджин, жадно впиваясь взглядом в то, как парень на экране неловко закусил нижнюю губу, словно решаясь, собираясь с мыслями, — ты не можешь со мной так поступить, зная это».              — Я рад, что у Вас нет проблем со здоровьем к Вашим-то годам, — настаивает Феликс, надеясь заставить Хёнджина передумать, но только замечает, как у мужчины непроизвольно дёрнулось нижнее веко. Видимо, задел животрепещущую тему…              «Ценю твою заботу, — чуть напряжённо ответил Хёнджин, решая, что нет смысла угрожать, когда можно будет позволить ощутить всю вину за сказанные дерзкие словечки при встрече. — А я рад, что тебе не безразличен. Так что докажи, что я не ошибаюсь, и немного развлеки меня, малыш, — когда Феликс открыл рот и попытался что-то сказать, Хёнджин решительно перебил: — У меня есть несколько снимков твоей очаровательной задницы, ты её так сжимал, что я мог почувствовать даже через экран, какая она мягкая, есть фотографии очертаний твоего члена крупным планом, просвечивающих сквозь классические чёрные и мои любимые ярко-красные боксеры от Кельвин Кляйн, фото твоих гладеньких ножек и острых ключиц, но я хочу увидеть больше, хочу, чтобы ты показал мне больше. Ты же можешь немного поиграть с собой для меня?»              Феликс, как ни старался, не мог пропускать все эти пошлости мимо ушей, во время которых член предательски дёрнулся несколько раз. Ужасно непристойный телефонный звонок, во время которого сам Хван Хёнджин, сидя со спокойным лицом, низким, хрипловатым, наводящим на несвятые размышления голосом, медленно перешёл на требования… Это вызывало покалывание в кончиках пальцев, непроизвольно заставляло член начать твердеть.              Феликс сглатывает, поджимает губы, рассматривая сидящего в своём офисе Хёнджина. Один часовой пояс, за окном поздний вечер… Огромные окна с предоставленного ракурса кажутся абсолютно чёрными, а свет в комнате приглушён.              «Я вижу, что привлёк твоё внимание или, по крайней мере, внимание твоего члена, — низким довольным голосом заявляет Хёнджин. — Если хочешь доказать обратное, то пристрой телефон и покажи мне, насколько я тебя «не возбуждаю»».              Феликс вновь закусывает нижнюю губу, отводит взгляд, всерьёз задумываясь над тем, чтобы скинуть этот звонок, но голос Хёнджина вновь возвращает в реальность:              «В любом случае, я хочу тебя увидеть, поэтому закрывай дверь и раздевайся, — чувствуя эту неуверенность, в голосе проскальзывают жёсткие нотки: — Ты же понимаешь, что не можешь отказаться?»              — Я уже закрыл, — Феликс нехотя поднимается, наслаждаясь тем, что может несколько секунд не светить горящим от стыда лицом, и, оглядев комнату, пристраивает телефон на тумбе, опирая о небольшой светильник.              «Милый номер. С кем его делишь? Там была вторая кровать».              — С Джисоном, — неловко отвечает Феликс, смущённо усаживаясь перед камерой. — Что… — он сглатывает и неуверенно продолжает: — Что именно Вы хотите?              Все эти сомнительные фан-коллы, на которых фанаты просят что-то показать, сказать или отыграть с явно неприличным подтекстом, оставляли после себя двоякое ощущение чего-то липкого как снаружи, так и внутри, но сейчас, чувствуя себя, будто в вебкам-бизнес затянуло, Феликс не знает, куда катится его жизнь.              Он давно уже не такой застенчивый, но чувствует себя слишком неуютно, неловко держит руки на коленях, сжимая пальцами край белого гостиничного халата. Даже будучи далеко, он чувствует себя уязвимым под знакомым взглядом горящих желанием карих глаз. Приглушённый свет в номере не помогает, разве что, когда экран телефона относительно далеко, не получается разглядеть лицо и выражение, закрепившееся на нём.              Страшно было отправлять свои фотографии, страшно заниматься чем-то подобным по видеозвонку, но то, что Хёнджин отправлял свои фотографии в ответ, а сейчас сидит, пытаясь разрядить обстановку, немного помогает унять беспокойство.              «Под халатом же на тебе ничего? — из динамика раздаётся приглушённый, напоминающий довольное урчание голос мужчины. Феликс отрицательно мотает головой. — Тебе идёт быть таким послушным. Снимай его и садись на край кровати».              Феликс сглатывает, сползает к краю кровати и начинает медленно копошиться, подрагивающими не то от возбуждения, неминуемо нахлынувшего от этого сексуального напряжения, не то от страха руками развязывает пояс. Медленно, непозволительно медленно скидывает тяжёлый халат, начиная с плеч, чувствуя, как кожи касается лёгкая прохлада, царившая в номере.              «Раздвинь ноги шире, — командует строгий голос, и Феликс не может не подчиниться: шире раздвигает ноги, борясь с желанием стыдливо прикрыть руками мягкую эрекцию. — Твой член я действительно заинтересовал, малыш, — мягкий голос переливается бархатными нотками, вызывая мурашки вдоль позвоночника Феликса: — Внизу ты гораздо более честный. Ты же хочешь погладить свой член прямо сейчас, не так ли?»              — Да, — смущённо бурчит парень, незаметно сжимая одеяло, опираясь на руки.              «Говори разборчивее, что за дикция? Ты же айдол, ты даёшь интервью, читаешь речи, в ближайшем будущем примеришь роль приглашённого ведущего на музыкальных шоу».              — Да, — сглотнув, громче повторяет Феликс и, собравшись с духом, продолжает, разбавляя затянувшуюся тишину: — Я действительно хочу потрогать себя.              «Вот, так уже лучше, — довольно хвалит Хёнджин, жадно скользя взглядом по экрану, подумывая, а не сделать ли пару скринов на память, видео записать. — Не зажимайся, коснись себя, если так хочешь».              Феликс, игнорируя насмешку в голосе, накрывает член рукой, чувствуя, как тот пульсирует и подёргивается. Проведя пару раз рукой по длине, орган становится ощутимо твёрже.              «Не так быстро, — пропускает смешок Хёнджин, продолжая наставлять, — играй с собой медленно, коснись головки и размажь предэякулят».              Феликс нервно дышит, не понимая, почему это так унизительно, но так возбуждающе. Он послушно касается большим пальцем, смазывая предэякулят, круговыми движениями растирает по чувствительной розоватой головке под одобрение со стороны Хёнджина.              «Ты так течёшь, — низко выдыхает мужчина, продолжая с интересом наблюдать за действиями Феликса, и сглатывает, когда слышит короткий стон. — Проведи по уздечке, медленно стимулируй себя».              Без пререканий Феликс послушно двигает рукой, большим пальцем начиная ласкать под головкой, медленно чуть двигая рукой по стволу. Этого недостаточно, член начинает требовать активных действий. Феликс не выдерживает, полушёпотом просит:              — Я не могу, — дыхание сбивается и не выравнивается, — мне нужно… больше.              «Ты такой нетерпеливый мальчик, — тихо смеётся Хёнджин, не отрывая взгляда от мелких движений кулака на члене. — Делай длинные поглаживания от яичек до кончика члена. Медленно и нежно, покажи мне, как ты умеешь играть с собой».              Феликс, не раздумывая, обхватывает член у основания, начиная медленно водить по длине, понемногу невольно ускоряясь. Он чертовски хочет проигнорировать все указания Хёнджина, выключить камеру и подрочить нормально, но продолжает чувственно двигаться по эрекции, сдерживая рвущиеся наружу глухие стоны.              «Приятное ощущение? — интересуется Хёнджин, но, не получив ответа, переспрашивает громче: — Тебе же нравится то, что ты сейчас делаешь?»              — Да, мне нравится, господин Хван.              «Должно быть, это так приятно, когда твой сжатый кулак скользит вверх-вниз по твоему члену, м? — улавливая малейшие перемены в состоянии парня, Хёнджин с упоением поддразнивает, попутно утоляя свой интерес. — Если ты перестанешь скрывать свой голос, сможешь ускориться».              Рука на члене тут же ускоряется, а с губ срывается вдох. Хёнджин чувствует, как внизу живота начинает приятно тянуть от того, что Феликс, несмотря на все свои протесты, всё же дожидается разрешения, следует указаниям, даже если против. Стесняется, продолжая двигать рукой по члену, но больше не скрывает удовольствия; стоны становятся громче, придают этому эксклюзивному зрелищу гораздо большую сексуальность. Хёнджин наслаждается не только тем, что видит, но и фактом, что это зрелище доступно только ему одному. — Ты такой послушный, такой развратный… Бесстыдно дрочишь перед своим директором, так вызывающе стонешь, — Хёнджин с удовольствием подмечает, что после его слов рука Феликса начала двигаться агрессивнее, жёстче, и сжимает собственный, начавший наливаться кровью член сквозь ткань брюк. — Ты всё ещё такой твёрдый, неужели не можешь кончить без моего члена в твоей очаровательной заднице? Ты не можешь меня игнорировать, Ёнбок-а.              — Я…              «Ты такой очаровательный, но такой капризный малыш, — сладко тянет Хёнджин и прибавляет командного тона в голос: — Прекращай дрочить и повернись ко мне задницей».              — Господин Хван, — жалобно стонет Феликс, не с первого раза останавливая длинные движения по эрекции. — Я почти…              «Повернись и встань на колени на кровать, покажи мне свою упругую задницу».              Феликс был слишком потрясён тем, что только что так пошло выставил свой полностью эрегированный член напоказ, жалко потакал инструкциям, делая всё, о чём Хёнджин его просил, но и в этот раз послушно, сдерживая болезненное возбуждение, игнорируя пульсирующий член, забирается с коленями на кровать.              «Немного раздвинь ноги, чтобы я мог видеть очертания твоей попки… Сожми её и отпусти, вот так, — довольно комментирует Хёнджин, жадно наблюдая за действиями Феликса. — У меня встаёт при одном взгляде на это… Раздвинь ягодицы, покажи мне свою дырочку».              Феликс крупными глотками в очередной раз проглатывает гордость, послушно раздвигает ягодицы, смущаясь всё сильнее. Полумрак и расстояние больше не спасают. Касание холода к промежности заставляет напрячься, сжать мышцы и втянуть живот, а пошлые комментарии Хёнджина только добивают.              «Ты так сжимаешься, — почти мурлычет Хёнджин, медленно сминая рукой собственный каменный стояк. — Я ведь и правда могу кончить, просто сидя здесь и наблюдая за тобой. Немного приподними свою задницу… Ты слишком милый, малыш. В коленно-локтевую и можешь продолжать то, от чего я тебя оторвал».              Феликс испытывает небывалое облегчение, когда вновь касается собственного члена, делает несколько грубых движений и позорно, с лёгкой дрожью в теле, кончает себе в кулак. Его радует только то, что он не видит выражения лица Хёнджина. Но его смех всё же беспокоит.              «Расслабься, быстро кончать — не что-то постыдное, — мягко успокаивает Хёнджин, запуская руку под резинку боксеров, накрывая собственную заждавшуюся эрекцию, — к тому же, мне нравится, что ты хоть и быстро кончаешь, можешь делать это под десять раз за ночь. Но раз уж ты кончил, будет грустно так просто проигнорировать такую возможность, верно?»              — Что Вы…              «Не поднимайся, — прикрикивает мужчина, и Феликс моментально возвращается обратно, боясь шелохнуться лишний раз, чувствуя, как по ладони растекается собственная тёплая сперма. — Протяни руку назад и порадуй свою дырочку. Она ведь скучала всё это время?»              Феликс размазывает по пальцам собственную сперму и, кривясь от осознания того, что это за смазка, проводит парой пальцев между ягодиц.              «Сложно представить, кто скучал по моему члену больше: ты или твоя дырочка, — хрипит Хёнджин, грубо двигаясь кулаком по собственному члену, — как жаль, что я не рядом и не могу войти в тебя. Кажется… Ты не слишком рад, неужели был кто-то, кто удовлетворял тебя всё это время?»              — Н-нет, — медленно надавливая на сфинктер, не решаясь протолкнуть пальцы, выдыхает Феликс, — я… конечно, нет, господин Хван.              «И ты отчаянно хочешь, чтобы мой член вошёл в тебя?»              Пальцев действительно недостаточно.              — Да, я… хочу.              «Тогда войди в себя, представляя, что это делаю я, — настаивает Хёнджин, не сдержав глухой стон, — мой член явно больше твоих тонких пальчиков, но подключи фантазию и трахни себя, думая обо мне, чтобы я кончил под твои стоны».              Феликсу было так жарко, что он забыл, где находится и что вообще происходит. Послушно скользнул сначала указательным, медленно двигаясь внутри, после протолкнул и средний палец, чувствуя, как мягкие стенки во время этого перерыва стали забывать о том, что в них входил тот огромный размер, но легко поддаются пальцам, неумело двигающимся внутри. Член вновь начал вставать, вздрагивал каждый раз, когда пальцы касались простаты, ноги подкашивались, когда Хёнджин низким тоном мурлыкал комплименты и одобрение, эта чёртова похвала… Феликс чувствует, что из-за Хёнджина сменились его предпочтения, открылись новые неожиданные фетиши, от которых болезненно начинал ныть член, а смущение душило.              Хёнджин чуть запрокинул голову, наблюдая за скромными, но в то же время до невозможного развратными действиями парня на экране, грубо двигаясь несомкнутым кулаком по эрекции; пальцы сжимали и разминали твёрдый член, а глаза приковались к изящной кисти, по стонам Феликса очевидно доставляющей удовольствие. Стояк пульсировал, неожиданно нагрянув, — Хёнджин не думал, что подобная мелочь так возбудит, не собираясь уходить, требуя к себе внимания. Высокие стоны, приглушённые вздохи заставляли член безостановочно пульсировать в кулаке, а то, как Феликс насаживался на собственные пальцы, отчаянно добиваясь разрядки, пускало по телу электрические разряды. Этот парень невероятно сексуален, он вызывает слишком приятные ощущения, мягкие чувства.              Так о чём речь? Как его заменить? Хёнджин согласен удовлетворить любую просьбу Феликса, тем более если та будет озвучена слёзно и на коленях, кроме той самой, моментально вызывающей волну раздражения и негодования, острое желание приложить по губам, чтобы больше подобного не пришлось слушать.              «Ты снова кончил, — не может не отметить Хёнджин, делая последние толчки в собственный кулак, — уже второй раз, хотя я ещё не дошёл до кульминации ни разу».              — Вы говорили слишком грязные вещи, — жалобно отзывается Феликс, смущённо оборачиваясь, бросая напоследок косой взгляд на влажное пятно и белёсую жидкость… Будет непросто объяснить, почему неожиданно пришлось сменить постельное бельё, придётся изловчаться, чтобы не выглядеть извращенцем.              «И тебя это так возбудило? — насмешливо спрашивает Хёнджин, салфетками вытирая собственную сперму с ладони. — Что бы было, если бы ты наблюдал за тем, как я дрочу?»              — Давайте об этом не думать, пожалуйста, — неловко сдаётся Феликс, тянясь к отброшенному в сторону халату, но осекается: — Я же могу… Мы закончили? Я могу пойти в душ?              «Не смею задерживать, — игриво отвечает Хёнджин, застёгивая ширинку, — но я жду от тебя очаровательное селфи в кроватке».              — Доброй ночи, господин Хван!              В панике Феликс поднимает голос и быстро сбрасывает вызов.              Теперь, когда всё закончилось, когда он кончил два раза, тело наполняет приятная тяжесть и расслабленность. Хёнджин иногда невыносим… Нет, он невыносим всегда. И ещё хуже, когда ведёт себя так, будто они парочка в отношениях. Феликс может понять все эти паршивые звонки, сексуального содержания фотографии, но не моменты, когда Хёнджин, кажется, на полном серьёзе просит мелочи в духе селфи в самолёте, сфотографировать ужин или завтрак в отеле, закулисный кадр или, как сейчас, фото в кровати. Может, всё-таки он намекал на очередную обнажёнку и какую-то сексуальную позу?