Straight to Heaven

      Не все встречи знаменитостей становятся достоянием общественности. Многие айдолы общаются между собой, даже дружат, частенько, насколько позволяют рабочие графики, встречаются и совместно проводят время, но не афишируют.              Очевидно, это имеет смысл, у каждого могут быть свои причины держать приязнь в тайне, не заявлять открыто об общении: в первую очередь — возможная негативная реакция публики, ведь сколько фанатов разозлятся или расстроятся, узнав, что кумиры дружат и ходят куда-то вместе, ведь примечательно, айдолы строят свою популярность на чувствах, подобных «любви» к фанатам, и как отреагирует человек, узнай, что возлюбленный-айдол встречался с кем-то, был на свидании? А если этот айдол, разрушая мечты о конкретном пейринге, выходящем за рамки броманса, пошёл в ресторан с каким-то другим парнем-айдолом, а не тем мембером, с которым у него «ну совершенно точно, любой заметит, что любовь»? Разочаруются, а это разочарование способно вылиться во что угодно и уж точно не поспособствует заработку «провинившегося» артиста. А если фан-базе не понравится тот, с кем завязалось общение, может, сама по себе персона скандальная или образ на сцене далёк от ожидаемого идеала?              Иногда держать общение в секрете и вести себя так, как будто никогда раньше не видели друг друга, — это достойный выход из ситуации, самый простой и проверенный.              Пока чьи-то шаловливые ручки не сделают пару коварных фотографий, открывая новые перспективы и взгляды на взаимоотношения между кумирами и на личности самих кумиров с другой стороны. Но всё можно обойти, любой риск можно минимизировать.              То, что общественность не видит громких заголовков и призванных «шокировать» фотографий, то, что любимцы миллионов не встречаются в местах, где обычно кипит ночная жизнь, не означает, что они не устраивают эти самые вечеринки в частных домах, в арендованных закрытых клубах.              Есть мероприятия, о которых известно всем, о которых пишут статьи, открыто говорят сами звёзды, — они явно рекламные и предназначаются для продвижения новых релизов, для привлечения дополнительного внимания и интереса. Там частично разрешена съёмка, оттуда утекают кадры, как любимые айдолы, собравшись все вместе, веселятся, развлекаются, но прилично и в непорицаемых рамках.             А есть другие вечеринки, не предназначенные для любопытных глаз постороннего человека. Они уже проводятся для тех, кто их посещает, — для их удовольствия. Уединённые тусовки, позволяющие повеселиться и отдохнуть для самих себя, на время забыться и стать простыми людьми, не окружёнными кучей камер с несмолкающими затворами, папарацци, мечтающих подцепить самый лакомый и скандальный кадр.              Здесь, за закрытыми дверями, личная жизнь отделяется от публичной, и никто не обязан обнажать её ради развлечения других людей, делиться её деталями и подробностями, не всегда вписывающимися в рамки допустимого, которые для айдолов слишком сужены.              И это по-своему посредственная, очередная эксклюзивная вечеринка, для которой был арендован целый клуб, чтобы отпраздновать день рождения одного из мемберов «GOATs». Сынмин, наслаждаясь тихой вечерней поездкой в такси, попутно просветил Феликса, что этот парень чертовски общительный и немного конченый бабник, популярность в голову бьёт порой, так что любит закатить праздник попышнее и погроме, чтобы потом ходили впечатляющие слухи о его персоне среди айдолов, и пригласить всевозможных знаменитостей, с которыми до своего двадцатипятилетия успел заобщаться.              Феликс этого Кенсу видел, вживую в том числе, пару раз приязненно перекидывались приветствиями, короткими фразами-комплиментами и расходились каждый по своим делам, так что какого-то чёткого мнения о личности этого парня не сформировал. Феликс в принципе не спешил заводить знакомства с другими айдолами, так, знал пару ребят, пару милых девушек, получал знаки внимания, но в дружбу нырять не спешил, во все эти переплетения социальных связей, предлагающих то и дело посетить мутную встречу в каком-нибудь клубе.              Он бы и сейчас не поехал, но ситуация… Она слишком располагала к небольшому отдыху. К тому же, если уж Сынмин с людьми начал сближаться, то и Феликс не должен отставать.              Последнее время немало групп были заняты своими камбэками, подготовкой к ним и выступлениями, так что внутри то и дело встречались знакомые лица, решившие поддержать повод развеяться. По словам Сынмина, да и Феликс сам уже заметил, разнообразие выходило за рамки «HH» и было достаточно незнакомых, максимум пару раз замеченных с экранов или на музыкальных шоу, лиц. Клуб битком набит, всё отблёскивает в полутьме элементами латекса в одежде, стразами и пайетками, дорогими украшениями, словно присутствующие, помимо отдыха, затеяли негласно померяться доходом через внешний вид.              Опоздав где-то на полчаса, а вернее, долго готовясь и прихорашиваясь, как принято говорить, всё внутри пылало жизнью и весельем, подвыпившие звёзды весело болтали между собой, обсуждая последние новости, расхваливая друг друга и цепляясь за горящие сплетни, кто-то танцевал — одни скромнее, другие словно ищут, с кем бы сегодня уехать в ночь или, как тихо шепнул Сынмин, обращая внимание, уединиться в одной из комнат. Феликс привык к тому, что в клубах есть эти отдельные небольшие комнаты для уединения, задумывавшиеся для посиделок в малой компании, отдохнуть от грохочущей музыки и всеобщего веселья, но не привык, что в них занимаются сексом.              Феликс неустанно напоминал Сынмину, что у них через пару дней предзапись песни, когда тот пил протянутый алкоголь; Сынмин напоминал об этом в ответ, когда Феликс делал глоток, решив выпить тоже. Напоминали друг другу, пока не разошлись по разным компаниям — Феликса снесли очаровательные молоденькие девушки-айдолы, притом лицо каждой казалось знакомым, а Сынмина — его, очевидно, друзья-приятели, с которыми тот общался и вёл себя весьма свободно.              Будучи уже навеселе, девушки воодушевлённо принялись обсуждать недавно выпущенный клип к песне, то, какими зрелищными были кадры, гламурные костюмы, которые и сами бы не отказались поносить, и то, как в эту странную, но свежую концепцию вписывались мемберы «Miracle» и Феликс в особенности. Феликсу было приятно слушать хвалебные оды, посвящённые недавнему камбэку, комплименты за смелые образы, до последнего вызывавшие сомнения, и искренние удивления тому, как моментально разлетаются билеты и предзаказы альбома. Далеко не все люди были развращены популярностью и деньгами, любовью фанатов, даже если иной раз и скользило лёгкое пренебрежение в голосе, кто-то криво усмехался, откровенной враждебностью и неприязнью не веяло, и это позволяло расслабиться.              От девушек, которые обычно по своей природе более эмоциональные и разговорчивые, получать комплименты было комфортнее, чем от парней, с которыми Феликс тоже знакомился. Не избежав пары подколов за феминный видок в клипе, за накладные пряди и броский макияж, Феликс чувствовал, что этот вечер определённо неплохо начинается. Вернее, уже, скорее, ночь.              Неожиданно оказаться в подобной разговорчивой и весёлой толпе, получить у бармена несколько симпатичных коктейлей показалось чем-то несомненно привлекательным; вместе со сладковатым алкоголем по телу струилась лёгкость, и улыбка приобретала всё оттенки искренности, скованность таяла на глазах.              Феликса звали посидеть в окружении уже не незнакомцев, поболтать и налегке обсудить последние новости индустрии, красноречивые статейки и пойманных папарацци на проёбах знаменитостей, немного личной жизни и отдалённо-рабочих моментов.              Оставаться стопроцентно трезвым в окружении подвыпивших людей было бы дурным тоном, так что Феликс выпивал за компанию, понемногу и держась прилично, оставаясь почти трезвым. Несмотря на отсутствие каких-то грандиозных планов на завтра, он всё же придерживался мысли, что напиваться, будучи айдолом в самом расцвете карьеры, не волнуясь о возможных последствиях, — нечто недопустимое, тем более когда выпившие более старшие и прочувствовавшие свою популярность в полной мере товарищи не гнушались лишний раз пощупать — даже без подтекста или неблагопристойных намерений, просто так, потому что задница в обтягивающих джинсах словно сама в руку просилась, а после весело отшутиться и посмеяться.              Феликс не знает, кто пьян, кто что-то употребил, а кто просто извращенец по натуре, так что старался следить за собой и немного, бросая короткие взгляды, за Сынмином, иногда возвращавшимся, чтобы поинтересоваться, как там «не любящий тусовки Феликс» и «не задавило ли его весёлое общество».              Феликс уверен, что он достаточно взрослый, достаточно преуспел в социальном плане, чтобы спокойно воспринимать происходящее и подключаться, дружелюбно отвечать и присоединяться к компаниям молодых людей, зовущих поболтать и выпить. Он отдыхает, он наслаждается этой вечеринкой по случаю чьего-то дня рождения, даже к имениннику вместе с другими людьми, вместе с потащившим Сынмином, подошёл, чтобы бросить поздравление. Немного неловко не дарить ничего человеку, на чьём празднике присутствуешь, но этого не делал никто, ограничиваясь лишь словесными поздравлениями и пожеланиями, да и эта вечеринка, как «по секрету» сам именинник сказал, больше повод к совместной весёлой попойке, а подарком он сочтёт очередной шанс уломать на секс одну известную актрису, любящую посетить шумные встречи и покрасоваться, но холодную к интимным предложениям.              Клуб представлял из себя одинаково стильное снаружи и внутри здание в два этажа, просторные залы снабжены аппаратурой, создающей весёлую атмосферу, расплёскивающей яркий цветастый свет и грохочущую музыку, и баром с высококлассным алкоголем и бесконечно талантливыми двумя парнями за барной стойкой, умеющими не только приготовить невероятный на вкус коктейль, но и, не уступая присутствующим, артистично всё преподнести, превращая в шоу, за которым только с восхищением наблюдать; помимо столиков и диванчиков, располагающихся по периметру просторного зала, самым оживлённым и пылающим жаром местом был, разумеется, танцпол.              Айдолы, устоявшиеся на позиции танцоров, оправдывали восхищённые фанатские комментарии, касаемые их навыков, а те, кто были лишь вокалистами или рэперами, двигались не хуже, иной раз вызывая вопросы, каким образом распределялись роли в группах. За этим было, несомненно, интересно наблюдать: в глаза бросался высокий блондин, танцующий без рубашки, которого Феликс тут же узнал — солист давно закрепившейся на высоких позициях в чартах группы «FIX», так что для девушки группы на дохуя участниц, которая за всю песню поёт своим «ангельским голоском» не больше десяти секунд, вот так липнуть на полуобнажённого популярного айдола — верх наглости, а липнуть — буквально, потому что тело этого парня блестит от пота и чёрт знает чего ещё — только что, привлекая всеобщее внимание, облился прозрачной жидкостью из бокала, который дёрнул из рук клеящейся к нему шатенки; двое парней из одной и той же группы, но вечно конкурирующие между собой, танцевали, что больше походило на очередную завуалированную потасовку, и только пристроившийся между ними лидер группы удерживал от откровенно нетанцевальной баталии; группа девушек, очевидно, устроивших нечто вроде танцевального соревнования между собой, весело смеялись под градусом, кривляясь друг другу, и не принимали в свой «круг» норовивших пристать парней; кто-то с кем-то целовались, никого не стесняясь и сжимая друг друга, а кто-то весьма прилично, словно и не пили вовсе, аккуратно двигались в такт играющей песне, попутно беседуя — выделялись на общем фоне хлеще тех, кто целенаправленно старался завладеть вниманием присутствующих.              И Феликс не смог отказаться, когда его потащили на танцпол.              Джун — высокий брюнет, буквально на пару лет старше Феликса, ухватил его за руку, утягивая в толпу, а следом подскочили и его одногруппники, волнуясь за главного нетолерантного к алкоголю мембера «SICK» и парня, к которому тот прицепился. Поднялись и девушки, решившие, что растрястись — самое то, лишь пара человек осталась сидеть на своих местах, больше заинтересованные обсуждением своего: блондинка листала фотографии своих кошек в телефоне, а её новая знакомая заинтересованно рассматривала и пыталась запомнить по сложным четырёхсоставным именам. Феликс мог бы тоже остаться, посидеть ещё чуть дольше, но… зачем? Он пришёл повеселиться, отвлечься. Зачем ему просто сидеть на заднице ровно?              Сейчас он не просто забыл о Хёнджине, о том, какой мужчина бессовестный ублюдок, он забил хуй на него. Он вдоволь наболтался обо всём, сдерживая порывы высказаться касаемо гендиректора «HH», пока айдолы весело поливали помоями начальство и персонал, знатно косячивших: кому волосы утюжком спалили, кому свежие капсулы дёрнули, испортив причёску, кому не доплатили, а кому за лучший отсос подарили не то платье — у каждого своя причина ненавидеть и всем эмоционально об этом рассказывать. Феликс тоже хотел бы пару ласковых о Хване сказануть, какой тот аморальный, как безнравственно и низко ведёт себя и вообще тот ещё мудак, но сдержался. Таких проблем ему не надо, мало ли куда потом дошли бы его слова и, не дай бог, не в виде пересказа «а вот там тот самый Феликс сказал…», а в виде какой-нибудь аудио-, видеозаписи, несмотря на негласное правило не пользоваться телефонами подобным образом, чтобы не навредить ни своей карьере, ни чьей-либо ещё.              Феликс отвечает за себя, контролирует свои слова и действия, держится ещё прилично, а вот двое вполне взрослых и неглупых, но явно поплывших от алкоголя парней в опасной близости к нему исполняли какой-то сексуальный танец перед новоиспечённой группой «фанаток», подвизгивающих, смеющихся и махавших, требовавших «больше страсти!», «больше чувственности!». И эти двое выдавали максимум, несмотря на то, что оба были натуралами — всем так сказали, всех по десять раз заверили, прежде чем алкоголь в голову ударил, но между ними было такое сексуальное напряжение, что Феликсу кажется, если кто-то из зрительниц крикнет «целуйтесь», а остальные подхватят — эти двое раззадоренных парней, сексуально и горячо трущихся рядом, «шутящих», непременно вцепятся в губы друг друга.             Да, такое вполне способно разрушить карьеру — одна фотография, ярко раскрывающая все нетрадиционные и дикие стороны любимого айдола, и больше тот уже не возлюбленный «оппа» для девочек пубертатного возраста или, что даже хуже, нарекут «главным геем индустрии», обсыпав комментариями о том, как это отвратительно, и пожеланиями даже не скорейшего выздоровления — смерти. А ведь парни и правда, кажется, всего лишь веселятся; когда один потянулся, словно поцеловать был намерен, второй его жёстко осадил, прихватив за лицо.              «Шоу-бизнес, — кто-то обращается к Феликсу, громким голосом перекрикивая музыку, — и они круто делают шоу. Прям завидую тому, какие бабки на хуйне зарабатывают».              Феликс смазано соглашается, отлипая от созерцания странной картины двух «честно не геев», решая, что хватит с него. Пора бы и присесть, отдохнуть немного, так что он взглядом ищет себе укромный уголок.              Словно здесь есть это тихое и спокойное местечко. Феликс пробирается сквозь толпу, извиняясь (манеры, манеры и ещё раз манеры), решив — хватит с него, хватит танцев на эту ночь, медлит, случайно подслушивая разговор пары актёров, обменивавшихся советами по сексу. Феликс уверен, что услышал слишком много того, что не должен, например, теперь он знает, что двое любимчиков миллионов женщин по выходным встречаются, чтобы совместно глянуть порно со всякими извращениями и иногда — ими же отснятое; теперь те обвинения, сексуальные скандалы, клубящиеся вокруг одного из этих мужчин, имеют смысл.              — Ты здесь, — раздался негромкий голос над самым ухом, вынуждающий Феликса вздрогнуть от неожиданности и обернуться. — И, похоже, ты всё ещё не любишь все эти вечеринки.              Феликс небрежно рассмеялся, чувствуя, как внутри теплеет от выпитого шампанского. Не зря согласился, когда предлагали.              — С чего Вы взяли?              — Не хочешь присесть? — мужчина кивает на забытый всеми тёмный столик в углу зала.              Прилетает незамедлительное согласие.              Пожалуй, немного отдохнуть, упасть на мягкую поверхность и расслабленно протянуть ноги было бы неплохо. Голова почти не кружится, а когда и начинает немного, то это не от выпитого — Феликс за собой следит, в отличие от Сынмина, который с наслаждением растворился в алкогольной толпе почти своих одногодок, мир западает исключительно из-за царившей духоты в помещении, казалось, не готовом принимать такое количество народа, и жара, исходившего всё от тех же людей на танцполе.              — Ты пытаешься казаться расслабленным, но лицо тебя выдаёт, — настаивает брюнет, отпивая из бокала, который изящно придерживал за высокую ножку. — Кажется, ваша группа старательно избегает все афтерпати, кто бы и какие ни устраивал?              — Немного не для нас мероприятия, — отшучивается Феликс, откидываясь на мягкую спинку, обитую чёрной шершавой тканью.              — А по тому парнишке, с которым ты пришёл, так не скажешь. Сынмин, кажется?              — У вас потрясающая память, господин Со, — выдыхает Феликс, несколько раз моргая, и переводит взгляд с потолка клуба на лицо мужчины напротив. — Кажется, мы виделись всего пару раз?              — Я бы насчитал все десять, — по-доброму посмеялся мужчина, — и это только с одним тобой. Знаешь, уверенно заявляешь, что подобные тусовки — не ваше, но, тем не менее, некоторые ребятки из «Miracle» те ещё любители повеселиться.              — Честно, не знаю, что сегодня нашло на Сынмина, — с кривой улыбкой отвечает Феликс и берёт бокал с подноса подошедшей официантки. — Видимо, напряжённый график сказывается, дорвался до алкоголя, и подорвало чувство меры.       — Я говорил про Джисона, — чуть наклонив голову и ухмыльнувшись, сказал мужчина, легко поднося свой бокал и чокаясь со стоящим на столе бокалом Феликса. — Но ваш Сынмин… — он переводит взгляд на явно вкладывающего всего себя в движения танцующего парня, — странно, что не занимает позицию ведущего танцора, такая самоотдача.              — Джисон? — переспрашивает Феликс. — Он и правда так часто по клубам ходит?              Он, конечно, знал, что этот парень периодически любит развеется, откровенно заявляя, что борется с застенчивостью и прокачивает навыки незамысловатого общения, но Феликс не думал, что Джисон привлечёт к себе какое-то внимание. Любое внимание в любой момент могло столкнуть на крайне сомнительную дорожку и, если не навредить карьере, то навредить самому Джисону.              — Не скажу, что парнишка у всех на слуху и вообще звезда ночи, но внимание привлекает, — лениво отвечает мужчина, откидываясь на спинку дивана, — в том числе теми, с кем общается. Мягко говоря, времени зря не теряет.              — А Вы можете подробнее…              — Только если наше общение перейдёт на новый дружеский уровень, — шутливо перебивает Чанбин. — Говори неформально и зови по имени.              Феликс сглатывает. Его чертовски напрягает, когда его пытаются вытянуть на какой-то «другой уровень», когда пытаются заставить общаться без оглядки на возраст, положение и статус. Словно не сулит это общение ничего хорошего. По опыту с Хёнджином знает, что не сулит хорошего. Да и привык он общаться с уважением ко всем, кому только можно, отвешивать поклоны, потому что куда ни глянь — со всех сторон и возрастом, и статусом выше медиаперсоны. Больше Феликс не задаётся вопросом «зачем каждый раз это делать?», просто смирился с тонкостями корейского медийного общества, в котором погряз безвылазно, и фактом, что чрезвычайно важно следить за своими манерами, какими бы бессмысленными они в той или иной ситуации ни казались.              — Тогда, — медлит Феликс, — Чанбин? Может, ты внесёшь немного ясности?              — Кажется, — заговорщическим тоном начинает мужчина, чуть подаваясь вперёд, — у твоего друга кто-то появился.              — Кто? — хмурясь, тут же наклоняется вперёд Феликс.              — Спроси у него сам, — легко бросает Чанбин, не собираясь отвечать на вопрос. — Тебе не идёт хмуриться, — он протягивает руку, нежно поглаживая лоб Феликса, пока на том расправляются мимические морщинки. — Разве это не личное дело? Возраста согласия парень достиг, если перед теми, с кем в одной группе, ещё не спалился, значит, и от папарацци умело сбежит.              — Я понимаю, — отстраняясь от неожиданных касаний к своему лицу, отвечает Феликс, подавляя желание нахмуриться вновь, — но это всё равно как-то…              — Разве у тебя самого не было отношений с Хван Хёнджином? — по лицу парня заметно, что подобное его огорошивает, словно был раскрыт и озвучен для сотни внимающих слушателей секрет. — Секс в индустрии развлечений — явление не новое, так что, если честно, не понимаю шока на твоём личике. Это было слишком очевидно, после того как деятельность вашей группы резко ожила и закипела, к слову, ваш клип — нечто. Страшно подумать, что ты делал, чтобы Хван вложил эти миллиарды вон в картинку…              — Извините, — Феликс теряется, не зная, во что впиться взглядом, за что зацепиться беспокойными руками, поэтому принимается крутить бокал с шампанским, наблюдая за размеренной жизнью пузырьков в нём, — с чего Вы это взяли? Ты. С чего ты это взял? Мало ли, вдруг компания просто вспомнила и решила реализовать потенциал отставленной в сторону группы, когда руки освободились от продвижения других.              Секс в этой индустрии и правда — дело обычное, в который раз уже носом в это тычут, в основном «власть имущие» никого не принуждают, а, скорее, предлагают: если ты хочешь продвинуться, выступить там или там, если хочешь носить люксовый дорогой бренд, а не обноски, или получить конкретную роль/песню, то они будут твоими за правильное отношение. Феликс всё привыкнуть не может.              И этот, казалось бы, незначительный момент, дружелюбный жест вроде «неформального общения» на пустом месте — явный признак некоторой симпатии. Феликс в этом не раз убеждался, пока с ним пытались флиртовать, заводить новые знакомства, а после тонко намекали, что, если согласиться на «приятное времяпровождение», можно получить много чего хорошего.              — Что может быть информативнее любопытных третьих лиц? — ухмыляется Чанбин и уклончиво продолжает: — Иногда происходящее внутри компании может просачиваться и за её пределы, а дальше дело чистой логики и опыта. И всё, мы говорим о ком-то другом, — звонко цокает мужчина, — может, поговорим о тебе?              — Обо мне? — теряется Феликс. — Не думаю, что я — достаточно интересная тема для разговора.              — Можем обсудить то, как тебе к лицу чёрные стразы и вызывающий смоки-айс, — Чанбин накрывает руку парня своей, поглаживая нежную кожу большим пальцем, — или то, что на тебе феминная одежда смотрится лучше, чем на фигуристых моделях, — он легко переплетает их пальцы, а беззаботный тон и лёгкая полуулыбка создают контрастное от касаний ощущение, — мм?              — Кажется, мы неправильно друг друга понимаем, — прокашлявшись, Феликс спешит смочить горло, но под рукой только шампанское, которое тут же идёт в ход; Чанбин не позволяет так легко освободиться, не отпускает руку.              — Если вы не клялись друг другу в вечной любви, то тебя ничто не обязывает сохранять директору «верность», — подначивает Чанбин, всё же позволяя убрать руку. — Я, конечно, не так влиятелен, как Хёнджин, но вполне могу предложить тебе и дорогие подарки, и рестораны, и всю остальную романтику, которой, смею предположить, тебя Хван не баловал.              Со Чанбин — перспективный немолодой актёр, ровесник Хёнджина, с малых лет начавший сниматься во всевозможных проектах, привлекал природной харизмой и видом того самого парня, на которого можно положиться, которому можно поплакаться и получить самую тёплую поддержку. Всю молодость играл комфортного парнишку без комплексов, лёгкого и свободного в общении, симпатичного, с нежным образом, располагающим к себе женскую аудиторию, мечтавшую о таком же надёжном и заботливом бойфренде; постепенно роль искреннего и добродушного парня со временем перевоплощалась в идеального во всех отношениях, обаятельного мужчину, положительного со всех сторон: из хорошей семьи, со стабильной высокооплачиваемой работой, воспитанного и вежливого, того, с кем любовь предназначена главной героине самой судьбой. В своё время этот очаровательный взгляд, наполненный искренней любовью, в реальность которой неизменно поверил бы и самый придирчивый зритель, и талантливая актёрская игра покорили сердца многих.              И удивительным стал тот факт, что его образ на экране почти не отличался от того, каким Чанбин был вне съёмочной площадки: всё такой же приятный и вежливый, талантливый и обаятельный мужчина. На него определённо можно было повестись, Чанбин это знал, поэтому надеялся, что сейчас развернуть ухаживания ему всё же позволят.              — Мне льстит, — издалека начинает Феликс и снова нервно делает глоток ставшего тёплым алкоголя, — но не думаю, что меня интересуют такого рода отношения.              — Очень жаль, — не теряя лица, не показывая, что этот отказ всё же задел, вздыхает Чанбин, — мы могли бы познакомиться поближе, но ты так однозначно отшиваешь.              — Надеюсь, тебя не слишком задел мой отказ и твои поклонницы смогут сгладить ситуацию, — с полуулыбкой говорит Феликс, возвращая шампанское на стол. — Не секрет, что нуны из «Afterglow» от тебя без ума. Если что, — выходя из-за стола, опираясь на столешницу, решает добавить Феликс, чтобы максимально перекинуть внимание с себя, — они на втором этаже, думаю, будут только рады, если к ним присоединится привлекательный мужчина, о котором они ещё недавно воодушевлённо болтали.              Феликс делает короткий поклон и собирается уйти, но останавливает рука Чанбина на запястье.              — Важен не тот, кому ты нравишься, а тот, кто нравится тебе, — незамедлительно поясняет мужчина. — И в тебе есть что-то цепляющее. Я узнаю твой номер и спишемся, не против? Если хочешь, могу после вечеринки подве…              — Конечно, — натянуто улыбается Феликс, оборачиваясь на мужчину. — Думаю, мне стоит пойти проверить, как там Сынмин, что-то давно его не видно. Отпустите?              С негромким «да, конечно» из остатков вежливости хватка на руке разжимается, и Феликс, поправив рукав кофты, ещё раз коротко кивает, спеша скрыться в толпе.              Эта ситуация начинала знатно действовать на нервы. Феликс так и хочет узнать, что там в нём такого «цепляющего», чтобы максимально выкорчевать из себя это приносящее проблемы нечто.              Он бы и дальше с удовольствием пообщался с несколькими новыми знакомыми, а может, и новых бы завёл, но понемногу начинал чувствовать, что пора возвращаться в общежитие и отдыхать перед завтрашним днём. Поиски Сынмина, которого Феликс просто не мог взять и бросить в одиночестве плавать в пьяной толпе, оказались не так легки. Проходя между людьми, стараясь лишний раз никого не облапать случайно и не получить по лицу размашистыми движениями танцующих, Феликс вертит головой, глазами ища свою цель, которая за время разговора с Чанбином будто испарилась.              Кажется, знакомая макушка мелькает, но двинуться в её сторону мешает рука. Чья-то рука схватила за предплечье. Определённо жёстче и крепче, грубее, чем это пару минут назад сделал Чанбин.              И теперь, игнорируя вялое от выпитого и смятения сопротивление, тащит куда-то сквозь толпу, в сторону комнат, используемых для уединения. Феликс далеко не сразу понимает, что к чему — под конец этой вечеринки мозг, несмотря на чистоту от запрещённых веществ и небольшое количество выпитого алкоголя, работал значительно хуже.              И окончательно осознанием окатывает, когда его рывком заталкивают в одну из пустующих комнат.              Осознанием, что всё плохо.              Яркий свет бьёт по глазам, тут же приглушаясь, а Феликс во время этой вспышки окончательно понимает, что действительно всё плохо. Лаконичный пиздец.              — Хён-хёнджин? — мямлит, сам не понимая почему испугавшись, Феликс. — Извините, господин Хван? Почему Вы…              — Я позволил тебе отдыхать, — в голосе проскальзывают стальные нотки, а замок на двери тихо защёлкивается, отрезая путь. — да, я виноват. В том, что позволил тебе отдохнуть, значит и не должен злиться исключительно на тебя.              — Подождите, — Феликс тут же собирается с мыслями, усаживается на диван в устойчивое положение, — я всего лишь… Мы с… — почему-то в последний момент он не решается выдавать, что приехал в этот клуб не один. — До записи ещё два дня, я почти не пил.              Уверенность, с которой Феликс пытался выдать эти слова, даже ему самому не кажется подлинной, а вот волнение, которое источает его взгляд, каждое его движение, наполненные беспокойством, — вполне.              — Я и смотрю, так работал, бедняжка, так пахал, что не выдержал и понёсся в клуб, — кривясь, продолжает лить сарказм Хёнджин, медленно подходя к краю дивана. — Ладно, допустим, — он натянуто приподнимает уголки губ, — все отдыхают по-разному, все, в конце концов, имеют право на отдых. Но какого чёрта ты, — мужчина хватает Феликса за лицо, порождая большее беспокойство в распахнутых карих глазах, — когда я, сжалившись, позволил тебе не обслуживать меня целые две недели, в итоге попёрся искать себе новый член?              — Всё не так… — порывается отрицать Феликс, но, когда пальцы жёстче смыкаются на щеках, оставляет жалкие попытки.              — Это твоя благодарность? Что не так? Если успел соскучиться по сексу, мог бы обратиться ко мне, я всегда рад уделить тебе пару часиков. Или дело в том, что тебя на самом деле не устраивает секс со мной? Мы снова решили вернуться к истокам?              — Господин Хван…              Может ли такой человек, как Хёнджин, влюбиться? Может.              Может ли такой человек, как Хёнджин, измениться? Может.              Если этого он сам захочет. Чтобы решить, что подобная беззаботная и свободная жизнь ему больше не подходит, перестала вдохновлять и радовать, как раньше, кто знает, может, к устаканившейся обыденности потянуло, он должен отчётливо это понять. Будь Хёнджину двадцать, про таких говорят, что это лишь период, который парень естественным образом перерастёт, эмоционально созрев, но Хёнджин уверен, что уже достиг эмоциональной зрелости, и не только её, так что рассматривает лишь один маловероятный вариант — встретить кого-то особенного, кто заставит захотеть измениться. Даже не «измениться» — успокоиться, сфокусироваться не на себе и своих интересах, а на этом одном единственном человеке, прекратить распыляться на всё, что цепляет глаз и поднимает член. Иначе отказаться от утоления чистой жажды разнообразия не удастся.              Хёнджин не собирается проявлять преданность тем, с кем спит, — сегодня один, завтра другой, одну неделю это очаровательная молодая японочка, в другую — образованная и зрело-привлекательная ровесница, но он неизменно требует безграничной верности к себе. По крайней мере, когда он очерчивает границы отношений, раздвигая их, когда это не просто одноразовый секс по причине, известной лишь одному Хёнджину.              Сейчас Феликс с ним, а Хёнджин — с кем захочет. Хёнджин никогда не ограничен в выборе, но не партнёр — Феликс не должен иметь слишком близкие, романтические отношения с кем-то, кроме него, пока не задвинется обратно на полку к остальным надоевшим игрушкам, пока интерес к нему не пропадёт, пока желание обладать не ослабнет, пока Хёнджин не отмахнётся, ища кого-то нового — свежее и интереснее.              То, как парень сейчас флиртует с другим мужчиной, неприемлемо. Феликс весь вечер то и дело болтал с какими-то девушками и парнями разных возрастов, разных уровней популярности, принимал флирт с их стороны, но то, что не так давно Феликс и сам флиртовал с конкретным мужчиной, сконцентрировался на нём, по всей видимости, предпочтя всем остальным, заставляет кровь Хёнджина закипать.              — Что? — рявкает мужчина, в упор смотря Феликсу в глаза. — Ещё чем-то удивить хочешь? Как ещё порадовать планиру…              Мужчина прерывается на громкий стук в дверь и обеспокоенный женский голос, очевидно, кто-то из персонала заметил и решил проявить бдительность.              Как прекрасно чувство гражданской ответственности! Тем более когда оно никуда не упёрлось, нахуй. Сцепив зубы, Хёнджин отпускает лицо Феликса и по просьбе девушки открывает дверь.              — Приношу свои извинения, у вас…              — Да, — перебивает Хёнджин, натянуто улыбаясь, стараясь не напрягать лишний раз челюсть, чтобы не вызывать беспокойства своим плещущимся гневом, — у нас всё в порядке. Устали от общего шума и решили ненадолго уединиться.              — Тогда, может, желаете выпить? — ответственность за чужое благополучие исчерпалась ещё на первом вопросе, так что девушка, веря на слово, а может, не желая иметь дело с мужчиной раза в два больше неё, натягивает маску обычного гостеприимного официанта, которому дополнительно за спасенье чьей-то задницы не платят.              — Нет, благодарю, — натянуто улыбаясь, отказывается Хёнджин и порывается закрыть дверь, но тут же распахивает её вновь, уверенно смотря на девушку, кривя губы в улыбке, — пожалуй, бутылочку полусладкого шампанского в кулере со льдом. Предусмотрено ведь? Подороже.              — Разумеется! Пару минут, — оживляется девушка, почувствовав процент в свой карман, и тут же на невысоких каблуках разворачивается, быстро удаляясь.              — Господин Хван, — нервно подаёт голос Феликс, поправляя одежду и усаживаясь на диване чуть увереннее, вытягивая ровно спину, — я думаю, мне достаточно алкоголя, я больше не…              — Не знаю, что дало тебе подумать, словно у тебя есть право голоса, — легко соглашается мужчина, направляясь на диванчик напротив. — Ты его проебал. Несколько раз.              — Ну что Вы так, господин Хван, — подходя всё ближе к стойкому ощущению безысходности, стонет Феликс, напряжённо впиваясь пальцами в мягкую диванную обивку, — я уверен, мы… мы можем поговорить, я всё смогу объяснить!              — Мм, разговоры — это главный ключ к пониманию, — давая надежду, медленно, но равнодушно соглашается мужчина, — как много можно было бы решить, просто применив свои речевые способности, — он одну за другой расстёгивает верхние пуговицы своей рубашки, чуть оттягивая горловину. — Но знаешь что? Я не хочу тебя слушать, — он откровенно упивается отчаянием на лице Феликса. — Я не хочу тратить на это время.              Феликс отвлекается на вошедшую официантку, в то время как Хёнджин смотрел исключительно на него, не отрывая нечитаемый взгляд. Девушка спешно оставила на столе пару бокалов, удивительно умещавшихся в маленькой ладони, небольшой стеклянный кулер, наполненный мелким квадратным льдом с погруженной в него бутылкой шампанского, пожелала приятного вечера, не снимая вежливой маски прилежного работника, и удалилась, прикрывая за собой дверь. — Тогда, может, мне следует уйти? — с надеждой в голосе и взгляде спрашивает Феликс, стараясь не концентрироваться на том, что теперь, когда появилась полная бутылка алкоголя, которую мужчина флегматично извлекает, стуча льдом, едва ли удастся так просто покинуть стены тесной комнаты.              — Ты звучишь забавно, — вслух отмечает Хёнджин, снимая фольгу с горлышка бутылки, — если не хочешь, чтобы случайно заглянул кто-нибудь любопытный, например, те парни, которые от тебя всю ночь не отлипали, советую подняться и закрыть дверь.              Хёнджин принимается за проволочную оплётку и, откинув её на стол, легко расправляется с пробкой.              Феликс борется с желанием не закрыть, а распахнуть и выбежать, сверкая пятками, но лишь поднимается, медленно плетясь к двери и поворачивая замок на ней. Ты не заперт, не ограничен в перемещении, но всё равно не можешь уйти — может ли быть ситуация хуже? Нечто более беспросветное.              Звучат ли слова Хёнджина как ревность? Должно ли это как-то греть сердце? Феликс уверен, что Хёнджина если и правда заботит то, что у него мог кто-то быть, то это не от симпатии, а от его нежелания делиться своими игрушками. Феликс даже иллюзиями себя потешить не может, от этого стресса действие алкоголя понемногу начинает ослабевать, так что, если уж секс неизбежен, а он неизбежен — Феликс с горечью уверен, так хотя бы и правда напьётся. До беспамятства, желательно, но едва ли Хван позволит.              Да и шампанское искрится лишь в одном бокале. В бокале, который мужчина, поудобнее усевшись, вальяжно откинувшись на спинку дивана, расставив ноги пошире, поднёс к губам и делал медленные короткие глотки.              — Смелее, — Хёнджин кивает, намекая, чтобы Феликс вернулся на своё место.              — Вы хотите…              — Не пытайся что-то исправить, встань, — Феликс послушно поднимается, прочувствовав эту жёсткость в голосе. — Ты же айдол, — лениво тянет мужчина, окидывая парня взглядом, — айдол. Так давай, станцуй мне.              — Я не совсем понимаю, — мешкается Феликс, цепляясь за край кофты. — Вы имеете в виду хореографию к заглавному треку?              — Я танец заказал, а не стенд-ап, — тяжело выдыхает мужчина и смачивает горло шампанским; отчётливые фруктовые нотки и стойкие пузырьки почти сглаживают ситуацию. — Слышишь музыку? Идеальный медленный ритм, чтобы ты под него двигался и раздевался.              «Раздевался»? Феликсу не послышалось? Это сейчас его хотят в качестве удобной стриптизёрши использовать? Он, между прочим, за все годы стажировки и недолгой карьеры изучал хип-хоп, джаз-фанк, брейк-данс, контемпорари и всё в таком духе. Что он сейчас должен выдать, блять?              Но он понимает, что. Он понимает, что от него хочет Хёнджин, но не понимает, какого чёрта мужчина постоянно тычет его в то, что он — айдол. Если порой эта работа и похожа на неблагодарное заискивание перед публикой, порой облачают в наряды секс-рабов или стриптизёров, это же автоматически не понижает до подобного рода профессий! Или что, хай-хилс вог для этого момента вынуждали отрабатывать последнее время? Феликс даже не удивится, если все эти раскрывающие сексуальную, а когда и вовсе женскую энергию стили были добавлены с лёгкой руки гендиректора.              — Я не могу, — с губ срывается самый неуверенный отказ за эту ночь.              — Ты уже не раз доказывал, что можешь прыгнуть выше головы, — не то хвалит, не то в укор начинает Хёнджин, сощурясь, — что не так? Это твоя профессия — устраивать перформансы, так давай, закати мне персональное шоу. Развлеки меня.              Феликс всё ещё не понимает, где связь между работой айдола и дорогой, хочется верить, что дорогой, проститутки. Это же… Это вообще не близкие профессии! Не входит это всё в его компетенцию! Но и секс изначально тоже не входил, ничему из того, что от него требовал и выбивал Хёнджин, его не учили и даже не предупреждали. Должен ли Феликс и дальше бороться за какие-то свои, не раз доказано — несуществующие, права или должен сдаться и не затягивать? Хёнджин в любом случае получит то, что хочет. Это Феликс усвоил отчётливо. Поэтому начинает, плюнув на всё, включая на тихо игравшую музыку, снимать кофту.              — А ведь страшно тебя на сцену выпускать, — недовольно приподнимает брови мужчина и делает глоток, но заостряет внимание на словно ставшем ещё симпатичнее теле парня, во время движений становящимся отчётливее прессе. — Ты то ли не слышишь меня, то ли не понимаешь. Или мне надо поверить, что ты внутренний стержень отрастил за эти пару недель? Игнорируешь мои слова?              — Я не могу Вам станцевать, — стараясь скрыть раздражение, чувствуя себя как никогда нелепо, отвечает Феликс, откидывая кофту себе за спину на диван. — Вы же хотите секс? Хорошо, у меня в любом случае нет вариантов, так, пожалуйста, можем мы обойтись без… всего остального?              — Кажется, зачатки мужества у тебя и правда проклюнулись, — не сдерживает смешок мужчина. — Но это не так интересно. Поверь, зря ты отказался раскрывать свою артистичную сторону, — губы растягиваются в ломаной улыбке: — Раздевайся окончательно.              Феликс делает резкий выдох. Сам бы никогда не поверил, что перспектива быть выебанным может принести облегчение. Он начинает снимать джинсы, немного радуясь, что хотя бы не так унизительно всё это будет, как если бы Хёнджин на полном серьёзе заставил продолжать пытаться танцевать. Феликс может, он умеет. Он явно что-то да сделал бы, но это было бы унизительно, это уже ощущалось как методичные удары по достоинству. Высокомерный, словно чем-то недовольный взгляд блуждает по всё сильнее обнажающейся фигуре, губы незаинтересованно касаются края бокала — как тут танцевать?              — А теперь оближи пальцы и можешь начать растягивать себя.              Командные нотки в голосе Хёнджина вызывают мурашки, как и его слова. Это не ощущается чем-то обычным, но больше не ввергает в тот панический ужас или шок, что преследовали в начале. Феликс отчасти привык, немного свыкся с положением дел, поэтому, проглатывая гордость, залезает на диван, поворачиваясь к мужчине напротив спиной — привычная тактика «не вижу, значит не существует», — и смачивает слюной пару пальцев.              Это неприятно не столько физически, хотя это тоже — всё же мышцы успели отвыкнуть от приличного размера члена, слюна — такая себе смазка, сколько психологически — Хёнджин внимательно наблюдал за каждым действием, чего Феликс не видел, но отчётливо ощущал каждой клеточкой своего тела.              Парень медленно входит в себя указательным пальцем, быстро привыкая к этому ощущению, которое забыть — не иначе как в мечтах — удастся в ближайшие месяцы точно, добавляет второй. Он понимает, что лучше бы не халтурить, потому что Хёнджин едва ли будет проявлять заботу и снисхождение, в привычной манере грубо отымеет, пару раз кончит и оставит валяться использованной секс-куклой, но всё равно это ощущение прожигающего насквозь взгляда вынуждает разобраться с подготовкой как можно скорее. Феликс всей душой не хочет участвовать в шоу, которое от него требует Хёнджин, в такие моменты, когда в мужчине просыпается желание зрелищности, кажется, что простой секс без всех этих извращений уже не так плох.              — Господин Хван… — зовёт Феликс и тут же проглатывает продолжение, слыша, что мужчина поднялся со своего места и оставил бокал на столике.              И даже больше — он явно слышит, как лёд в той чаше зашумел, сталкиваясь друг с другом. Феликс хочет обернуться, потому что это уже больше, чем простое любопытство, но прежде чем он успевает это сделать, обнажённую икру обжигает холодом. Феликс крупно вздрагивает, отдёргивая ногу, и резко поворачивается, непонимающим взглядом впиваясь в мужчину.              Феликс выглядит как котёнок — Хёнджин не может не умилиться его распахнутым сияющим глазам, хотя выпил всего пару бокалов за эту ночь.              — Давай вместе посчитаем и отработаем упущенную выгоду? — сладким тоном предлагает Хёнджин, проводя пальцами вдоль по позвоночнику Феликса. — Сколько дней ты умудрялся водить меня за нос? Сколько ты «отдыхал»? Дней десять?              — Вы преувеличиваете, — Феликс нервно сглатывает и прикусывает губу, когда ягодицу неожиданно обжигает звонким шлепком.              — Больше? — спрашивает Хёнджин, словно ответ Феликса имеет значение. — Одиннадцать? Двенадцать?              — Я Вас не обманывал, — утыкаясь в предплечья, сложенные на диванной подушке, стонет Феликс.              Как выходить из ситуации, в которую собеседник грубо загнал и напрямую сказал, что не собирается слушать объяснения? Отказался от попытки поговорить, решить недопонимание? Феликс уверен, что навыков общения с такими людьми ему не хватает. Критическая нехватка, приводящая в тупик.              — Могу пойти на уступки и остановиться на десяти, если хочешь.              — Я и дня Вам не врал! — не сдерживает досады парень. — К чему Вы это начали?              В следующий момент Феликс чуть не вскрикивает, вовремя прикусив губу, он втягивает живот, ощущая ледяное жжение на пояснице, к которому был не готов совершенно. Вместо ответа, который Хёнджин давать и не собирался, он пальцами подцепил маленький кубик льда, принимаясь водить им по коже парня, наблюдая, как на ней остаётся влажный, поблёскивающий в полутьме, освещаемой слабым розоватым ленточным светом, след.              Эта прелюдия кажется Феликсу особенно неожиданной и едва ли приятной, но Хёнджин продолжает водить льдом по коже, игнорируя недовольное мычание и вопросы. Хёнджин не считает себя обязанным оправдываться или как-то объяснять свои действия, искать причины. Он наслаждается тем, как подрагивает тело парня от прикосновений льда, чувствуя в каждом его вдохе внутреннюю борьбу.              Феликс особенно крупно вздрагивает, когда холодный, знатно подтаявший кубик проходится по промежности, вызывая сомнительные ощущения. Он не понимает, приятно ли это или, наоборот, отталкивает, но это определённо острое специфическое ощущение, которое он не планировал когда-то испытывать. О котором даже не задумывался.              Мокрый, уменьшившийся в размерах кубик, почти утративший свою резкую угловатую форму, проходится по непроизвольно сжавшемуся сфинктеру, вызывая в груди Феликса небывалое волнение; когда лёд под нажимом медленно проскальзывает внутрь, парень сдавленно охает и прикусывает губу. Хёнджин негромко отсчитывает «один» и, по всей видимости, берёт следующий кубик льда.              Вновь знакомое обжигающее ощущение скользящего по коже льда, вновь подтаявший кубик, вызывая неприятное, но возбуждающее покалывание, проскальзывает следом.              «Два».              — Господин Хван, — жалобно зовёт Феликс, — пожалуйста, давайте прекратим? Я не могу, это слишком… странно.              — Всего два крохотных кубика льда, а ты уже сдался? — почти искренне удивляется Хёнджин, беря третий. — Осталось восемь, и, считай, в расчёте.              — Восемь?! — в панике, вздёрнув бровями и распахнув глаза, вскрикивает Феликс. — Подождите, — он зашевелился, запротестовал, пытаясь разогнуться в спине, но сильная рука упирается между лопаток, не позволяя выпрямиться, вжимая в подушку, — это слишком! Господин Хван!              Мужчина не церемонится — молча проталкивает лёд внутрь, напоследок погладив сжимающееся колечко мышц большим пальцем, чувствуя, какое оно холодное и напряжённое, как панически сокращается…              — Они крохотные, не разводи панику, — небрежно требует Хёнджин, водя льдом между ягодиц Феликса, растягивая удовольствие и поддразнивая.              Феликс пальцами впивается в диванную подушку, не понимая, куда деться от этих странных, неприятно-возбуждающих ощущений; лёд обжигал, оставлял странное ощущение инородного предмета внутри, но Хёнджин лишь сунул четвёртый кубик, предварительно немного согрев, пока тот не перестал прилипать к пальцам, внутрь, ласково поглаживая второй рукой по ягодице.              Феликс серьёзно задумывается над тем, чтобы сейчас, пока мужчина его больше не вжимает грудью в диван, резко выпрямиться и нанести, несомненно, неожиданный и решающий удар локтем в лицо — наотмашь, лишь бы вырвать время надеть одежду и в панике сбежать, но в голову врезается болезненное воспоминание: ещё тогда, в самом начале, перед самой первой встречей с этим мужчиной, менеджер ясно дал понять, предупредил, что драться — это плохая затея. Но разве это не самая подходящая к самозащите ситуация? Разве не стоит всё-таки испытать судьбу и попытаться отстоять свою растоптанную честь?              — Это слишком холодно, — стонет Феликс, понимая, что в этой ситуации его положение совершенно невыгодно, чтобы лезть в драку и сбегать из этой комнаты.              Феликс вновь прикусил нижнюю губу и громко втянул носом воздух, когда очередной кубик льда, форма которого словно ощущалась отчётливее предыдущих, вошёл в него, но не закричал, не возразил. Однако дрожащие движения его тела открыто рассказывали Хёнджину о ледяном дискомфорте. Мужчине эти метания доставляли удовольствие, он с радостью водит очередным кубиком по тёплой коже Феликса, пока тот не начинает терять свои отчётливые грани, а после, не церемонясь, проталкивает следом.              Ощущения становились всё сильнее и сильнее, с каждой секундой отчётливее и били в голову, нарастая неравномерно, приводя в хаос мысли и чувства. Это ощутимо холодно, не до боли и слёз, но приятного в ситуации не было, за исключением касаний горячих ладоней Хёнджина.              Мужчина достал из изящного кулера очередной кубик, но отправил его в рот. Отсутствие вкуса после выпитого алкоголя радовало, лёд не ощущался ничем, кроме холода на языке. Хёнджин покатал холодный кубик во рту, ловя себя на мысли, что это даже приятно, задумался, а не сходятся ли на самом деле его ощущения с ощущениями Феликса, максимум парень ощущал это в размере так двукратном. Хёнджин подождал, пока во рту растает большая часть кубика, а язык остынет. Он сглотнул воду и наклонился, проведя ледяным языком по горячей шее Феликса, получая уже более довольный выдох парня, чувствуя солоноватый вкус его кожи.              «Чёрт», — хрипит Феликс, стискивая пальцами диванную подушку. Сексуально и холодно, но язык Хёнджина быстро становится вновь тёплым, а поцелуи, оседающие на коже, тёплые и набирающие интенсивность.              Мужчина продолжал жадно вылизывать шею, плечи Феликса, оставлять влажные чмокающие поцелуи и засосы, прикусывать тонкую кожу, пока язык окончательно не согрелся.              Феликс сбился со счёта, но понимает, что количество льда внутри него близится к заветному числу. Он не удивляется, когда слышится шорох в кулере, но вместо того, чтобы закончить эту прелюдию, ставшую пыткой, Хёнджин обхватывает понемногу начавший твердеть член, обжигая нежную кожу льдом. Парень сразу же издаёт короткий стон, шумно хватая ртом воздух, и прогибается в спине, ногтями впивается в диванную обивку. В горячей руке мужчины, активно двигающейся по члену, лёд тает быстро, чертовски быстро, так что Феликс отчётливо чувствует, как по органу стекает прохладная вода, как по бёдрам стекает всё тот же растаявший лёд, от которого внутри всё понемногу начинало неметь.              — Тебе же это нравится, — хрипит Хёнджин на самое ухо, крепче стискивая член Феликса в кулаке. Голос становится глубже, властнее: — Скажи, что тебе нравится.              — Мне нра… нравится, — задыхаясь от грубых движений, выдыхает парень.              Хёнджин, словно не удовлетворившись этим ответом, отпускает налитый кровью член, выпуская пару кубиков из руки — те падают на диван с тихим стуком, оставляя зажатым в пальцах всего один, которым принимается медленно водить по возбуждённо подрагивающему органу. Феликс вздыхает, кусая губы, хмурится, когда холод касается чувствительной головки… Он был близок к тому, чтобы кончить, но Хёнджин жестоко лишил его этой возможности, отдавая предпочтение своим холодным играм. Феликса этот факт задевает, он тянется рукой, чтобы самостоятельно довести себя до желанного оргазма, но Хёнджин грубо перехватывает руку, заламывая за спину и удерживая.              — Я хочу кончить, господин Хван, — хрипит Феликс и сглатывает, борясь с этим тянущим внизу живота болезненным возбуждением.              Лёд скользит по эрекции, ничуть не ослабляя и не помогая с ней справиться, дразняще прогуливается по коже, кружит вокруг головки, сочащейся предэякулятом. Дыхание Феликса участилось, он обнаружил, что задерживает его, пока не увидел светлые пятна перед глазами, и внезапно разразился серией судорожных вдохов, почувствовав пульсации в члене, прежде чем снова задержать дыхание.              — Я тебя накажу, если кончишь до того, как я протолкну ещё два кубика, — глубоким бархатным голосом ставит в известность мужчина.              Феликса даже возбуждает то, как без рук, одними лишь словами, так похожими на угрозу, тот контролирует его эрекцию.              — Тогда, пожалуйста, быстрее, — стонет Феликс, чуть выпячивая задницу. Терпеть было невыносимо, член требовал разрядки, болезненно пульсируя. Теперь это кажется ему не таким сложным, он всё равно почти не чувствует внутри дискомфорта от льда, за исключением его холода и медленного таянья. Во всяком случае, проще, чем сдерживать оргазм и норовящую выплеснуться сперму.              Феликсу уже без разницы. Хёнджин вводит девятый кубик льда, холодное содержимое определённо продвигается дальше вглубь, вызывая новое покалывание, но с последним финальным не спешит.        Сейчас все эти ласки, нежные поглаживания спины, боков в Феликсе не отзываются сладким волнением, они не кажутся интимными и приятными, потому что собственное возбуждение разливается по телу, мысли путаются, а мошонка сокращается так же активно, как и болезненно подрагивает член. Внизу живота запрет мужчины скручивается спазмом, давит, подначивая как можно скорее выплеснуть сперму.              Феликс выгибается в спине, пытаясь найти более удобное положение, часто сглатывает вязкую слюну, не зная, куда себя деть; Хёнджин за бедро удерживает, не позволяя податься вперёд и коснуться членом диванной подушки, не позволяет ничем простимулировать эрекцию. Мужчину это забавляет, заставляет собственный член твердеть — слишком сексуально выглядит Феликс, когда выгибается и подрагивает, так отчаянно нуждаясь.              — Пожалуйста.              Хёнджин водит по бедру последним кубиком льда, оставляет влажный прохладный след на внутренней стороне сначала одного, потом другого бедра, медленно поднимаясь выше, касаясь холодом мошонки, а следом и промежности, медленно продвигаясь к сфинктеру. Хёнджин игриво кружит кубиком по кольцу мышц, чуть надавливает, позволяя немного продвинуться внутрь, но тут же ослабляет давление, и лёд выходит обратно. Феликс сходит с ума от этого сочетания из возбуждения, лёгкого унижения и своенравных, граничащих с жестокостью игр Хёнджина.              Лёд медленно проталкивается следом, но, помимо большей наполненности, Феликс чувствует, как в его бедро упирается крепкий стояк, хорошо ощутимый и сквозь ткань брюк.              — Эта ночь будет особенно долгой, — сладко тянет Хёнджин, толкаясь бёдрами в ногу Феликса, стимулируя свою эрекцию, — мы хорошенько наверстаем то, что из-за твоих капризов были вынуждены упустить.