Straight to Heaven

      Как бы Хёнджин ни называл свои действия, как бы ни выворачивал правду, а Феликс отчётливо ощущает, что происходящее с ним — шантаж. И ведь ни к кому не пойти, потому что… Разве, когда шантажируют, дарят дорогие украшения, устраивают яркий карьерный рост? От Феликса если не отмахнутся, мол, напридумывал себе лишнего, то осудят — ради его невзрачной персоны и посредственной группки сам генеральный директор старается, лучше бы поблагодарил за щедрость, не каждому перепадает. Но, что хуже, ещё и тем, отчасти ради кого стараешься, пожаловаться нельзя — максимум Джисону. И немного Крису, но не слишком, Феликс, несмотря на это ощутимое дружелюбие и добродушие мужчины, понимает, что тот работает в «HH», и херить директора перед его сотрудником — рискованно как-то, неправильно. Даже если этот самый директор ведёт себя ещё более неправильно.              По-директорски, с профессиональной стороны нареканий почти нет: и правда объявили, что разворачивается подготовка к камбэку, менеджер ввёл в курс дела и снабдил новым, невероятно забитым расписанием, обрадовав всех без исключения, разве что на Феликса такого ошеломляющего эффекта не произвели слова, которых вся группа ждала с нетерпением, — он уже всё и сам знал, не удался сюрприз; но вот как человек Хёнджин, безусловно, мудак — Феликс это слышал о мужчине, подозревал, но когда тот себя в полной красе проявил, ощутил и убедился окончательно. Давно уже, ещё в их первую встречу. Но каждый раз, когда приходилось встречаться с этим мужчиной, он снова и снова убеждался, словно раньше был не до конца уверен.              Нормальный человек будет выставлять бартер: информация в обмен за фотографии разных обнажённых частей тела? У Феликса рук всего две, а вопросов много, да и явно Хёнджин не на предплечья смотреть собирался, так что Феликс вежливо отказался, сказав, что подождёт момента, когда менеджер всё расскажет. А Крис, словно специально, не спешил, словно кто-то сказал тянуть до последнего — Феликс прождал чуть больше недели, а не те самые обещанные «пару дней», съедаемый заживо агрессивным любопытством. Интересно же, что и как! Концепты, клип, хореография, песни в альбоме — как они будут выглядеть, что из себя будут представлять и кем организуются, пишутся и ставятся. Чёрт возьми, они год ждали камбэка, с дебюта прошло слишком много времени — достаточно, чтобы начать забывать, что они, вообще-то, не просто четыре парня, живущих в одном общежитии и иногда выбирающихся на шоу, фотосессии для журналов и прочие мелочи, а айдолы.              Феликс помнит трепетные ощущения с дебюта, переполнявшие настолько, что эмоции выходили вместе со слезами и улыбкой, которая отказывалась исчезать с лица, что бы ни происходило; несмотря на то, что в годы стажировки он не раз занимался с именитыми хореографами, посещал звукозаписывающие студии и, помимо преподаваемых основ продюсирования, записывал каверы. Средства на обучение тратились немыслимые, страшно представить, какие неустойки по контракту выйдут, если расторгнуть по своему желанию: там и все потраченные на уход, обучение, да даже кормёжку трейни, и высчитывается ущерб, понесённый компанией, в виде упущенной выгоды, которую в теории должны были принести будущие айдолы… Смотря на то, как жили трейни в некоторых других компаниях, на отвратительные условия, отсутствие необходимого для жизни минимума и где эскорт — это не игривое предложение для тех, кто хочет подзаработать и завести полезные связи, а обязанность, Феликс понимает, что у него всё ещё было не так плохо. Сказочно жил. Помимо неразъёбанной до основания психики, его группе предоставили достойный, переливающийся в ярком свете дебют, позволили ощутить тот непередаваемый первый опыт заучивания и отработки собственной хореографии, записи собственных, написанных специально для их группы, песен и громкие живые выступления на первоклассной оборудованной сцене; его не ставили в совсем уж отвратительное положение, когда директор местечкового сомнительного агентства вызывает к себе в кабинет по одному, не намекая — откровенно говоря, что пышный дебют, красивая дорогая одежда и всё остальное на самом деле окажется осуществимо только за счёт спонсорства извне, и, если не хотите упасть в грязь лицом, сожалеть о зря потраченных годах упорной стажировки, следует поближе «пообщаться» с некоторыми влиятельными людьми.              Феликс будет до последнего себя утешать, настраиваться на то, что его ситуация не так плоха, какой порой кажется. Он всё пережил и переживёт дальше, учитывая, что он не «по рукам пошёл», а встречается всего лишь с одним конкретным, внешне выглядящим неплохо, не слишком старым и почти адекватным спонсором.              Насколько это жалко? Утешать себя через сравнения с теми, у кого всё ещё хуже…              В любом случае, Феликс предпочитает верить, что у него всё не так плохо. Сейчас, когда им, наконец, дали камбэк — вообще прекрасно. Если игнорировать дышащий в затылок факт, что эту радость ещё придётся отрабатывать, а как — несложно догадаться.              Сначала никто не поверил, когда за ужином, вернувшись с праздничной, не вписывающейся в план здорового питания, в меру острой курочкой, Бан Чан неожиданно, с широкой улыбкой, объявил, что был утверждён камбэк. Разумеется, никто не поверил. Сынмин скривился, потому что о подобном шутить — верх бессердечия, Джисон отшутился в ответ, а Чонин вяло продолжил есть, выглядя ещё более удручённым. Феликс не отреагировал никак — только вздрогнул, поняв, что, кажется, директор не пошутил, а если не пошутил, значит, возможно, и не такой плохой человек, что-то вроде совести у него есть. Тут Феликс с Сынмином согласен — шутить о подобном, это же как перед голодной бродячей собакой куском мяса помахать и не дать — совсем зверство. Но как все оживились, обрадовались, когда, после нескольких попыток, Бан Чан фотографиями бумаг с какими-то, не дающими ясности, документами, запланированными датами релизов, сценариями к клипу и концепт-фото смог убедить всех, что, вообще-то, не шутит. А отчётливую точку поставил, достав несколько распечатанных листов с графиками, чтобы парни прицепили себе на холодильник, держали перед глазами, потому что, несмотря на отправленные на электронную почту документы, они постоянно убедительно просили наглядности перед глазами. И почту свою, созданную для работы, проверяли раз в полгода в принципе.              Все вдруг стали счастливы, всем стало весело: глаза заблестели, на губах растянулись улыбки, а в голосах появилось ощутимое волнение, как и в обсуждениях долгожданного грядущего камбэка. Группа расцвела и взбодрилась, как цветок, который находился на грани смерти от засухи и был задвинут за более презентабельными растениями подальше на полку, наконец, ощутивший живительную влагу.              Феликс был счастлив — определённо счастлив, внутри бушевали положительные эмоции, настроение непроизвольно подскакивало, но вот гнетущее предчувствие того, как он будет за это всё отрабатывать, не давало полноценно подключиться к общему воодушевлённому обсуждению и просто наслаждаться тем, чего так долго ждал. Тем более когда речь заходила о том, с чего это вдруг о их существовании «наверху» вообще вспомнили. Джисон в такие моменты ловко переключал внимание обратно на изучение концепции, выданных материалов и вообще что угодно, лишь бы Феликс не нервничал лишний раз, но всем своим естеством показывал, как гордится, уважает и благодарит парня за его жертвы. Пару раз, вылавливая момент, когда лишних ушей нет рядом, уточнял, всё ли в порядке, но это начинало казаться им обоим нелепым — иллюзия заботы, одновременно искренняя и фальшивая: Джисон спрашивает, в порядке ли Феликс, и получает неизменное «да» в ответ. От этого вопроса ничего не меняется, как и от ответа — они не обсуждают это, углубляясь в самочувствие и состояние, Феликс максимум жалуется на назойливость директора, на бестактность и грубость, но заканчивает тирады привычным «но всё нормально, ничего такого».              Феликс решил, что не стоит никому рассказывать об этом «великом» акте самопожертвования: чтобы не отдавать макнэ на растерзание, согласился оставить всё как есть и продолжать эти странные спонсорские отношения. Он боится, что Джисон может неправильно понять, принять за попытку похвастаться или, наоборот, решит, что эгоистично прибрал к рукам источник выгоды — младший-то пару раз отшучивался, что уже согласен и на отношения, если это сдвинет их с мёртвой точки.              Чонин постоянно говорил глупости, но вот, когда на вечеринках к нему откровенно подкатывали, неизменно терялся — какое ему спонсорство? Он ребёнок, рано ему за карьеру сексом заниматься. Феликс это понимает и уверен, что сделал всё правильно.              — И правда можно выбрать любое?              — Да, Вы это уточняете в четвёртый раз, — добродушно, но немного натянуто отвечает манерный консультант в строгом белом костюме, — ничего не изменилось.              — Правда? Ой, извините, — Чонин неловко разгибается, переходя из витрин у кассы к высоким вдоль стен.              Даже сейчас он как ребёнок: с такими восхищёнными глазами рассматривает украшения, не зная, что выбрать.              — Тебе Крис обещал по рукам дать, если будешь лапать стекло, — припоминает Феликс, подходя к парню, который моментально отдёрнул руки и сцепил из в замок за спиной. — Ты долго выбираешь, ничего не нравится?              — Наоборот, хён, — стонет Чонин, — мне нравится всё. Помоги мне.              — Мы уже пытались тебе помочь коллективно, у тебя чуть паническая атака не началась, потому что мы предлагали разные варианты, — повёл плечом Феликс. — Я за Крисом.              — Хён! Я же не трогаю ничего! — возмущённо отзывается парень, цепляясь за куртку Феликса.              — Я в машину к ребятам, устал расхаживать, а Крис по образованию дизайнер, от него помощи побольше будет. Вкус, опыт, все дела.              Феликс уходит, покидая стены, содержимого которых явно будет достаточно, чтобы купить себе квартирку в том самом жилом комплексе, где жил гендиректор, — Феликс почти уверен в этом: всё безумно дорогое — дышать рядом страшно, мало ли что там потоком воздуха повредится — до старости не расплатишься. И безумно яркое, типичный магазин ювелирных украшений: белоснежные стены, белоснежная немногочисленная мебель, изобилие стеклянных и зеркальных поверхностей и ослепительно-яркий холодный свет — голова начинает болеть уже после пары минут чинных прогулок по мраморной плитке, а Феликс там в качестве самого стойкого, морально поддерживая Чонина, который всё не мог определиться, прогулял все двадцать. Ни у кого проблем не возникло — Джисону что дали, то и взял — редкий тип людей, не пренебрегающий услугами консультантов, та сотрудница ощутила себя как никогда нужной и ходила, бодро отстукивая каблучками, сдерживала то и дело норовившие растянуться пошире губы в оранжевом блеске, перебирая ассортимент, в итоге выдав какой-то браслетик из новой линейки; Сынмин тоже без особого интереса взял какую-то цепочку, просто потому что та выглядела действительно гендерно-нейтральной, а не «жёстко женской», и спешно вернулся в минивэн; Чонин же словно в музей пришёл или в картинную галерею — пока находится, нарассматривается, ещё вздремнуть в салоне можно успеть.              Феликс поднимает чёрную маску повыше, выходя из магазина.              Перед глазами больше не рябит, ничего не слепит, но и нет больше того возвышенного изящного ощущения — в ювелирных своя специфическая, поднимающая самооценку, если приходишь туда не просто поглазеть и слюни попускать, атмосфера. Кольцо, блестящее на пальце, не слишком подходит к комфортному виду — синие джинсы, чёрная футболка и кожаная куртка — оказывается, чем ты популярнее, тем меньше у тебя возможностей носить глупую одежду и простенькие спортивные костюмы, когда не одевают стилисты, всё равно приходится следовать выданным советам, если не указаниям.              И да, стоило рекламе выйти в свет, интерес людей подскочил, правда, ажиотаж под лозунгом «слишком женоподобно» смущал. Но подогревал интерес людей, привлекал внимание и поднимал охваты.              Феликс потягивается, наслаждаясь тёплыми лучами солнца, и ускоряется к автомобилю на парковке. Погода была просто прекрасной, а чтение хвалебных комментариев и комплиментов с утра пораньше неплохо подкинули настроение.              — Давай, Крис, я не вывожу, — Феликс запрыгивает на сиденья, пока Джисон активно двигается, освобождая место, — ты же дизайнер, да? Иди помоги Йени, я устал там кружить, а консультанты явно недовольны.              «Им за это платят», — раздражённо бурчит Сынмин, сон которого вновь потревожили, активнее ворочаясь.              — Так я ландшафтный, а не фэшн, — с водительского кресла отзывается мужчина, чтобы запомнили на будущее, но приоткрывает дверь.              — И это больше похоже на работу стилиста, — задумчиво дополняет Джисон.              — Без разницы, всё равно свежий взгляд, — отмахивается Феликс, — мы никуда там ещё не опаздываем?              — Я не зря вам спортивную одежду сказал взять, но у нас ещё полчаса без учёта дороги есть, — отвечает Бан Чан, покидая машину, и напоследок построже добавляет: — Никуда не разбегаться, быть на связи, если что, я быстро. И если снова вернусь, а кого-то не достаёт — вы будете виноваты в моей седине. Не заставляйте блокировать двери, вы же не дети.              — Я же извинился! — восклицает Джисон, но дверь автомобиля закрывается. — Чёрт, разок за кофе выбежал, так он теперь будет до самой пенсии на совесть давить… И закрывать людей в авто на жаре — явное покушение на жизнь…              — До его пенсии или твоей? — спрашивает Сынмин, понимая, что теперь, когда Джисону есть с кем поговорить, поспать не выйдет. — Какой всё-таки ты чертовски громкий…              — Так-то мне на пенсию ещё рано, у меня только карьера зацвела, — бодро отвечает Джисон. — Зацвела и засияла, — он подставляет тонкую серебряную цепочку на запястье под естественный свет, пробивающийся через лобовое стекло, — ну что за чудо. Никогда не видел такого чистого и яркого блеска.              — Феликс, — окликает Сынмин, — ты говорил, что расскажешь, когда успел кольцо хапануть. Мы все почему-то только сегодня до ювелирки добрались, а ты с ним давно щеголяешь.              И ведь про подобную безумно дорогую побрякушку не сказать, мол, да так, нашёл у себя, купил, фанат подарил… Феликс всё отмахивался, придумывал отмазки, оттягивая момент, не зная, как подойти к решению этого вопроса, как удовлетворить интерес ребят, двое из которых не знают и, в идеале, не должны узнать о связи с директором.              — Сказали, надо предварительно проверить, не вызывает ли новая технология изготовления проблем с кожей, — максимально уверенно, с серьёзным лицом выпаливает Феликс. — Крис передал… Если не веришь, спроси его!       — Когда это айдолы стали подопытными кроликами? — вздёргивает брови Сынмин, не до конца веря этому оправданию. — Что за бред.              Не веря совсем.              — Это не бред! — вступается Джисон. — Я слышал…              — Вы эту хуйню толкайте Чонину, он, может, и поведётся, — парень встряхивает головой, прогоняя остатки сонливости, и, сев посвободнее, подаётся грудью вперёд, — но не я. У меня есть неэтичный вопросик. Давно зреет, знаете ли. Только без обид, окей?              — В смысле? — особенно эмоционально реагирует Джисон, словно вопрос будет адресован ему.              — У тебя с кем-то отношения? — Сынмин, игнорируя возмущённое пыхтение Джисона, обращается к Феликсу. — Только честно.              — Мы что, в летнем лагере? У нас ночёвка и мы посекретничать решили? — хмурясь, увиливает от вопроса Феликс.              — Серьёзно, я осуждать не буду, если что, — парень вскидывает руки, всем своим видом и тоном показывая понимающий, дружелюбный настрой. Но вот Феликс что-то не спешит верить и раскрывать душу. — Мне же интересно.              — Нет, — отрезает коротко и ясно. — Нет никаких отношений ни у кого. Нам по контракту нельзя, если забыл, едва ли у нас кто-то хочет неустойку.              — Но все вертели эти правила, — втискивается в диалог Джисон, как ему кажется, разбавляя напряжение, — это было, есть и будет. Все знают.              Феликс резко оборачивается на друга, хмурясь и неодобрительно покачивая головой. Что за предательство? Совсем не к месту решил блеснуть осведомлённостью о происходящем в индустрии.              — Тот редкий случай, когда Джисон говорит умные вещи, — поддерживает Сынмин и вскидывает руку средним пальцем вверх в ответ на слабый пинок в ногу от не оценившего комплимента парня. — Давай, мы вообще-то семья, все дела.              — Искусственно созданная, — поправляет Феликс. — Не повторяй слова продюсеров так, словно искренне веришь.              — В шоу-бизнесе всё искусственное, — пожимает плечами Сынмин, — как будто ты в любви фанатам признаёшься от большой искренности или хорошо отзываешься о компании, коллегах. Смиряйся и давай по принципу «fake it till you make it», ну-ка, пора сближаться, пока Крис с Чонином не вернулись.              — Я оценил, что классы английского пошли тебе на пользу, — тонко язвит Феликс, но тут же делает одобрительное лицо и подключает льстивый тон: — Госпожа Чхвэ тебя хвалила, сказала, что у тебя шикарный американский акцент и нам следует поучиться твоему «flap-t».              — Серьёзно? — парень тут же меняется в лице, откидываясь на мягкую кожаную спинку. — Чёрт, а я ведь знал, я вам говорил, что всё у меня в порядке с языком! Я думал, она меня принципиально недолюбливает… Ебашил эти книги денно и нощно… — но озарение всё же снисходит, оттесняя умаслинную гордость: — Стоп, эй! Давай без пустой лести, я на такие трюки больше не куплюсь! Объясняйся, а то подниму эту тему, когда вся наша искусственная семья будет в сборе, чтобы уже коллективно выяснили.              Сынмин хотел сначала пойти к менеджеру, ведь кто, если не он, знает, что происходит в группе? Но решил подойти правильно, тактично спросить у того, чья ситуация заинтересовывала, но пока этот «правильный» подход не спешит приносить плоды в виде вразумительных ответов.              — С чего ты вообще взял, что у кого-то есть какие-то отношения? — недовольно вздёргивает голову Феликс. — И почему сразу у меня? Джисон вон по вечеринкам шляется, не стесняется. В такси с кем-то катался ещё недавно… И ведь тоже не рассказал с кем!              — И снова я крайний! — вскрикивает возмущённый Джисон, на которого все, чуть что, ссылались или переводили стрелки, но отворачивает голову в окно, недовольно бурча: — Второй человек в такси, вообще-то, таксистом называется.              — Я же не тупой, — выдыхает Сынмин, скрещивая руки на груди, — у меня есть глаза и два плюс два сложить могу. Окончательно ты спалился где-то неделю назад.              — В смысле? — с нотками паники спрашивает Феликс, уверенный, что всё идеально скрывал и не давал никаких достаточных намёков…              — Ты не поехал на тренировку, у тебя была где-то пара свободных часов… — на ходу прикидывая, начинает Сынмин, — и явно кто-то заходил.              — Откуда такая уверенность?              — Ты кружку помыл, это круто, но нигде не было чайного пакетика, — медленно продолжает давить Сынмин, чувствуя, что Феликс поддаётся, — хотя обычно ты оставляешь их на столе в той штуке. Ты, чёрт, из них горы альпийские выстраиваешь! В мусорном ведре пусто в том числе, но, что странно, там был пакетик кофе. А кофе ты не пьёшь, — с каждым новым словом то, о чём так уверенно рассказывал Сынмин, начинало казаться ему самому нелепым. — Чувствуешь логику?              — Ты в мусорку лазил, что ли? — кривится Феликс, уверенный, что аккуратно, когда Хёнджин ушёл, подоткнул рядом к стенке ведра тот злосчастный пакетик, чтобы не привлекал внимание.              — Ты бы мог соврать, что решил выпить разок, если бы просто его выкинул. Но ты, блять, его попытался спрятать! Ты первый в мусорку полез! Основательно так, прикрыть ещё попытался…              — Ты реально в мусорку залезал? Прям… Зачем, придурок?!              — Ты вёл себя странно!              — Нельзя было подойти и спросить!              — А толку? Ты никогда не рассказываешь ничего, что с тобой происходит!              — И ты решил в мусоре порыться, гений!              — Но что важно, — влезает Джисон, с интересом наблюдавший за триллером с детективными нотками, переросшим в драматичную перепалку на повышенных тонах, — этот парень, — он кивает на покрасневшего от возмущения Сынмина, — меня свиньёй называет!              — Технически, минипиг — это минипиг, — прокашлявшись, защищается Сынмин, — это не какой-то страшный боров. Они маленькие и декоративные, чистенькие и домашние. Считай, акцент не на том, что ты свинья, а на том, что ты милая хрюшка. Комплимент, считай. И вообще… Я всего раз в помойку влез и по делу, а ты в ней живёшь!              — Вы там серьёзно, что ли? — Феликс напряжённо растирает ладони и щёлкает парой пальцев. — Сынмин, что это ещё за расследования?              — Кто-то вообще понимает меня правильно? — досадно стонет парень, скатываясь по сиденью, упираясь ногами в кресла напротив. — Типа ты какой-то не такой, ведёшь себя странно, с этим, — он кивает на Джисона, — шепчетесь, а тут ещё и кольцо появилось откуда-то. Правда, пока не уверен, добавлять ли к этому неожиданную активность группы.              — Добавляй, — едко выплёвывает Феликс, скрещивая руки на груди и заваливаясь на бок, опираясь на дверь, словно обиженно от всего мира отворачиваясь.              — То есть ты и правда там с кем-то…              — С «кем-то», — ухмыляется Джисон, — эта канареечка нехило так взмыла.              — В смысле? — непонимающе переспрашивает Сынмин. — Ты типа с каким-то богатым типом спишь? Предприниматель какой-то? Политик?              Феликс неразборчиво бурчит себе под нос, что да, и предприниматель нихуёвый, и речи толкает умело, но не политические.              — Не понял, — переспрашивает Сынмин, подаваясь вперёд, чтобы расслышать, что там мямлит парень.              Феликс ещё более непонятно ругается.              — Внятно умеешь?              — С Хваном, блять! — выпаливает Феликс, стискивая зубы.              — Этот, что ли… — хмурясь, собираясь с мыслями, начинает Сынмин, — который генеральный, что ли? Чёрненький такой, постоянно с серьёзным лицом? Который недавно сломал руку визажистке, ткнувший в глаз какой-то актрисульке из «HH»? Я думал, ты хоть с тем актёром…              — А разве не лицо разбил? — с интересом подключается Джисон. — Там что-то про аллергию было, и он её потом приложил об стол.              — О, я это слышал, — оживляется Сынмин, — но это давно было. Сейчас все говорят о той, которая чуть глаза восходящую звезду не лишила.              — Вы меня добиваете, что ли? — в отчаянии взвыл Феликс, которому с этим «невероятно страшным» человеком ещё не раз встретиться предстоит. — Слухи это всё.              Феликс не защищает Хёнджина, он оберегает своё хрупкое душевное равновесие — только бояться этого мужчину перестал. А ещё он без понятия, где заканчивается реальность и где начинаются слухи.              — О-о, — восхищённо тянет Сынмин, — почему даже не похвастался? Тут никого этим не удивить, мы вроде не давали шанса усомниться в своей толерантности ко всему, что только есть.              — Потому что я не считаю это каким-то дофига крутым достижением, — натянуто улыбаясь, выпаливает Феликс. — У меня выбора не было.              — А, ну тогда да, — легко меняет мнение Сынмин, — ситуация начинает выглядеть проблемной. А вообще реально директору отказать? Он же задавит нахер, если ещё как-то невежливо отказать, так вообще потом никуда не возьмут.              — И поэтому ты сейчас решил первый Феликса задавить? — вмешивается Джисон. — Думаешь, круто, когда до тебя домогаются?              — Так-то меня пару раз за член хватали, и, если честно, я был не в восторге, — кривясь, защищается Сынмин. — Стоп, то есть… это сейчас карьерный рост пошёл, потому что Ликс спит с генеральным? — подытоживая, решает уточнить, чтобы окончательно закрыть вопрос.              — Мы не спим, — выдыхает Феликс, — там всё… сложно, в общем. Вроде того, но не совсем. И вообще! Мы можем это не обсуждать? Я типа жертва, и мне пиздецки неприятно.              — Вот вроде мне нравится, что у нас пошли контракты с брендами, камбэк намечается, — издалека начинает Сынмин, стараясь подбирать слова и не задевать лишний раз пострадавшего от директорских рук парня, — но, мм, как-то теперь странно ощущается. Мы это, может, можем как-то помочь?              — Не акцентировать на этом и не требовать с меня прыгнуть выше головы или в койку к директору, — заявляет Феликс, — и Чонину не рассказывайте. Вообще никому не рассказывайте.              — А Крис знает?              — Он меня возит на эти встречи, — дёргает плечами Феликс, переводя взгляд в окно, на подходящих к машине менеджера и Чонина.              Сынмин звонко цокает, переводя взгляд на бегущего вперёд мужчины Чонина:              — А мир и правда прогнил.       

• • • • •

             Было решено внести корректировки в хореографию, так что, несмотря на воскресенье, у которого обычно свободны вечера, ещё с утра Бан Чан обрадовал подопечных: отдых отменяется, спортивная одежда собирается, и все дружно едут обратно в компанию. Все повздыхали, покривлялись, поматерили руководство, которое то не проявляет и малейшего интереса к новой группе под своим крылом, то слишком заморачивается — то, что уже начали вдалбливать в головы мемберов, всех четверых вполне устраивало, за исключением Сынмина, который был недоволен тем, что хореография отличается значительной сложностью, сравнивая с дебютной. Но парни его только похлопали подбадривающе, мол, знал, куда шёл — Сынмин коротенькие видео в Тик Ток записывать может, выучить небольшую связочку для него не такая проблема, это он согласен, но вот нечто интенсивное, длящееся под три минуты — это сразу появляется лицо с гримасой вселенского страдания.              Но что поделать, и правда, работа такая, а теперь ему было даже стыдно лишний раз жаловаться, когда рядом человек, которому, как оказалось, хуже. Сынмин больше деталей выудить не смог ни устно, ни написывая сообщения: Феликс отвечал сухо и нехотя, что понять было можно, а Джисон ссылался, мол, ничего не знает, все вопросы к непосредственному «кормильцу». Пришлось смириться с минимумом информации и попытаться унять всё возникающие новые вопросы в голове. Как далеко у них зашло? Что именно было? Как они обговаривали это «спонсорство» и есть ли какие-то документальные, имеющие юридическую силу подтверждения? Насколько это рабочая схема, откуда почерпнул? Как они вообще познакомились? И, конечно же, хорош ли гендиректор в постели? Ничего такого, лишь банальный интерес, лезущий из Сынмина через край.              И жалко Феликса, и завидно немного.              Парень понимает, что на словах всё это звучит неплохо, даже хорошо, но вот деталей не знает, да и когда придётся под кем-то прогнуться в самой жизни, прямо вживую под другим человеком, да ещё и крупнее в два раза… Сынмин уже не уверен, так ли заманчиво звучит.              А Феликс, видя весь этот интерес от заёбанного и немногословного Сынмина, не знает, как и реагировать. Вроде стало проще немного — если что, почти все знают, принимают и вроде понимают, перед макнэ уже двое будут помогать прикрывать, да и сам факт, что почти ни от кого не скрывает, приносит облегчение: сегодня Феликс убедился, что его легко разоблачат, если появится желание, он, конечно, не ожидал, что так скоро и сделает это Сынмин — был уверен, что врёт всем достаточно убедительно, ведёт себя как обычно, но на деле оказалось иначе. Так что не лгать — объективно проще и легче, сейчас, в суматохе подготовки к новому альбому, ещё и голова забита не тем, уследить за всеми деталями было бы непросто. Может, когда-то и Чонину расскажет. Про себя Феликс шутит, иронизируя над ситуацией, что, когда этот момент настанет и будут знать все трое — породнятся окончательно.              — Кто-нибудь чувствует изменения? — борясь с отдышкой, хрипит Сынмин, устало валясь на пол.              — Ну, немного поменяли местами части, добавили акцентов, — отзывается Феликс, устало ложась на спину. — У тебя, вообще-то, ту соло-часть немного изменили. Хорео в целом стала более… — хочет насупиться, но слишком устал, чтобы лицом выражать эмоции, так что недовольно выдыхает: — феминной.              Парни переглядываются, окончательно поняв, что это за странное ощущение внутри было.              Пол холодный, но, на удивление, чистый: помимо сменной обуви, во всём здании постоянно проводится уборка, постоянно встречаются уборщицы, драящие полы и натирающие поверхности до блеска, даже если видимых загрязнений нет. Не иначе как половина дохода компании отчисляется на одно лишь поддержание идеальной, почти стерильной чистоты внутри и снаружи здания. Гигантского здания. Всё-таки есть определённая гордость за то, что работаешь именно в крупной компании, именно в «HH Entertainment», в логотип которой Феликс упирается взглядом. Чёрный высокий потолок подвального просторного помещения и белоснежные буквы на нём. Явно кто-то на высоченные стремянки взбирается, чтобы и их тоже помыть.              — В этом был смысл? — подключается Джисон. — Мне кажется, и до было нормально. Типа, ало, у меня мозг так быстро не перестраивается, я теперь путаться буду, — закрывая лицо ладонями, стонет парень. — И вот эта херня с бёдрами, мутными боди-волнами… Они там издеваются, что ли? Я даже стесняюсь что-то…              — Какой скромный стал. Так иди и скажи это тем, кто отвечает за… да за всё, — советует Феликс. — Я и сам не в восторге.              — У тебя больше шансов достучаться до директора, он явно главнее любого продюсера, — выдыхает Сынмин и получает толчок в ногу от сидящего рядом Джисона. — А что? Я тоже не хочу вертеть бёдрами больше, чем необходимо. И так ношу одежду, не предусматривающую наличие члена…              — А я думал, тут надо идти к хореографу, — оседает рядом на пол Чонин. — Типа он же танец ставит…              — А платит ему кто? — Сынмин вытирает влажный лоб повязкой на запястье. — Наивняк.              — Ну не генеральный же лично сидит в своём офисе и разрабатывает проекты для каждой группы, — морщит нос Чонин и делает несколько глотков из принесённой бутылки. — И вообще, вот вы жалуетесь, хотя самые стрёмные моменты у нас с Феликсом!              — Директор грамотно за ниточки дёргает, одобряет то, что ему приносят, — отвечает Джисон таким тоном, словно знает, как всё на самом деле происходит. — Видимо, что-то додёргал, принесли что-то не то. Нас точно там не перепутали с… Как они назывались, не помню, дебютировали ещё недавно…              — Хотел бы я быть директором, — мечтательно тянет Чонин, убирая бутылку подальше от норовившего прихватить её Сынмина. — Тоже сидеть и ничего не делать, чтобы всё делали за меня, устал пахать как проклятый, да ещё и для каких-то фетишистов. Мне вообще такое можно…              — Ага, а на той неделе ты хотел быть школьным учителем, — напоминает Феликс.              — На позапрошлой — воспитателем в детском саду, — подключается Джисон.              — Если я понял логику, — Сынмин поправляет футболку, прилипшую к спине от пота, — на этой неделе ты должен был метить преподавать в университете.              — Всегда знал, что буллинг внутри групп — штука актуальная, — стонет Чонин, заваливаясь на спину. И никакой поддержки, все только рассмеялись. Беззлобно, просто потому, что поддразнивать макнэ весело.              — Давайте я типа потянул запястье? — предлагает Сынмин, рывком добираясь до бутылки Чонина. — Вы меня прикроете, и я поеду в общежитие? Что? Потом кого-нибудь другого…              — Ага, и тебя затаскают по больницам, сейчас всё с этим строго, — хмыкает Джисон. — Ёсон знаешь? Дура сделала вид, что подвернула лодыжку, чтобы Сечан её на руках дотащил до машины.              — И дальше что? — интересуется Феликс, который в какой-то момент, погрузившись в проблемы личной жизни, отключился от слухов и новостей в компании.              — Ничего, он прошёл мимо, потому что спешил на какую-то встречу, а они даже не знакомы, — без интереса заканчивает Джисон, пожав плечами.              — В этом и проблема молодых групп, — раздражённо подмечает Сынмин. — Сколько ей, шестнадцать? Малолеток понаберут, ориентируясь на какие-то мутные схемы достижения хайпа и срок использования, а дети тупые.              — Сказал тот, кто старше девчушки на два года, — хмыкает Джисон.              — Я что-то не понял, — медленно поднимаясь на локти, начинает Чонин, до которого, путём недолгих размышлений, дошли слова Сынмина и как их можно интерпретировать на свой счёт, — я тупой? Эй! — он вскрикивает, подскакивая, намереваясь вырвать из чужих рук свою бутылку. — Да какого чёрта?!              — Кончай быть таким брезгливым, — Сынмин резко отводит руку, не давая забрать бутылку, — реально никогда за кем-то жвачку не дожёвывал? С одного стакана через одну трубочку не пил?              — О чём ты? — принимая сидячее положение, начинает Феликс: — У него своя кружка, из которой он никому пить не даёт и сам из других не пьёт. Отдай воду ребёнку.              — Кружка есть, а тарелки нет, — подмечает Сынмин, откровенно веселясь и играя «в собачку» с младшим, — что за брезгливость такая выборочная? Будь проще, Йени.              — Я, когда буду торчать с Феликсом на кухне, плюну в твою еду, — серьёзно обещает, даже, скорее, сообщает Чонин, забирая, наконец, свою бутылку, от которой теперь толку нет — чужие губы успели коснуться горлышка. — Надоел.              — Да брось, не дуйся, — Сынмин ухватывает парня за щёку, — и плевать никуда не надо, потому что, если узнаю, то, когда решишь искупаться, у тебя случайно не окажется ни полотенца, ни сменной одежды.              — Можно я его оскорблю? — Чонин резко убирает руку от своего лица, оборачиваясь на парней, особенно заостряя внимание на Феликсе, который за каждое бранное слово отвешивает назидательный подзатыльник, и, получив одобрительный кивок, резко оборачивается на Сынмина: — Еблан!              Джисон не знает, с чего его прорвало больше: с выражения шока на лице Феликса или этого скромного и радостного, высоким голоском с нотками торжественной истерики «еблан».              — Ну, даже поспорить сложно, — самокритично соглашается Сынмин, но щелбан в лоб макнэ отвешивает.              — Чонин, блин! — вскрикивает Феликс, отмерев. — Я думал, ты скажешь типа «придурок» или что-то такое!              — Думаешь, чтобы этого придурка назвать «придурком», мне нужно разрешение? — удивлённо дёргает бровями Чонин, отсаживаясь от Сынмина подальше — обиделся. — Он меня тупым назвал!              — Между тобой, дорогой мой, и той девчонкой есть разница, — возражает Сынмин, — она реально полоумная, Сечан её биас и на обоях стоит — в «НН» подалась только ради него, ещё и старше её на десять лет. Я говорил о женских группах, между прочим, там трэш, а ты на свой счёт сразу притянул!              — Сексизмом попахивает, — пропускает смешок Джисон.              — Ну извините, — всплёскивает руками Сынмин, — часто вы кринж в новостной ленте видите о мужских айдолах? Вот, мужчины априори умнее женщин, адекватнее.              — Ага, а ещё красивее и сексуальнее, — подначивает Джисон.              — Видишь, и сам всё понимаешь.              — Поэтому тебе мужики и нравятся, — весело заканчивает Джисон, уворачиваясь от полетевшей в него ладони, а после на полу разражаясь громким заливистым смехом.              А следом на смех пробивает и Чонина с Феликсом.              — Ну ты, агрессор, только на публике с высказываниями поосторожнее, — сквозь смех советует Феликс. — А то вылетишь из компании, как пробка из бутылки шампанского, сейчас как раз пошла мода выискивать двусмысленные фразочки артистов и раздувать до скандалов, в «НН» тщательно следят за репутацией. А у тебя язык острый.              — Если что, я подключусь и напишу, что он меня буллил, — не отпуская обиды, добавляет Чонин. — Вытяну из тебя публичные извинения и моральную компенсацию.              — Почему вы этого меркантильного дьявола называете ребёнком? — фыркает Сынмин. — Он страшный человек! То в еду плюётся, то ядом, блин! Публичных извинений захотел. Кажется, он меня недолюбливает.              — Когда прекратишь таскать мою воду, долюблю, — недовольно обещает Чонин, нехотя поднимаясь. — Серьёзно, я злопамятный, я тебя предупреждаю. Честно и открыто. Ты же реально не почувствуешь чужую слюну в еде, но тебе будет неприятно.              — Все слышали? — вновь оживляется Сынмин, поднимаясь следом. — Он мне угрожает! Вот только что! Такую змеюку на груди пригрел, — следует преисполненный драмой вздох и театральная печаль на лице, — с кем ты спал, когда боялся грома, а?              — Серьёзно? — Джисон оборачивается на вмиг густо покрасневшего и сжавшего кулаки Чонина. — Ты реально к нему под одеяло лез?              — Вообще-то… — Чонин осекается, важно вздёргивая голову, но быстро сдаётся, обнажая свой главный аргумент: — Я ребёнок, вы что ожидали, а? У меня травма детства, — и вновь прокатываются тихие смешки. — Более глубокого детства, не смейтесь!              — Так всё, — прокашливаясь, Феликс тоже начинает подниматься, заметив вошедшего в зал хореографа, — потом решите, кто с кем спал и зачем. А пока, Сынмин, собери остатки мужества в кулак, и дальше отплясываем, нам полчаса пережить осталось.              «Тебе-то легко говорить», — бурчит себе под нос Сынмин, недовольно направляясь ближе к зеркалам в привычную для тренировок точку зала.              Феликсу и правда немного проще. Как минимум потому, что ему искренне нравится танцевать. И иногда кажется, только ему и нравится, потому что каждый перерыв, услужливо выделяемый хореографом, наполнен вздохами, стонами и тяжёлой отдышкой, будто не хореографию к собственной песне репетируют, которую, наконец-таки, на днях записали — прогонять приятнее под себя, а не под демо с чужими голосами, а продолжают урабатываться, как в годы трейни — безрадостно и без толку.              Всех радует только одно — хореография хорошая, потому что, как известно, невозможно достаточно хорошо делать то, что тебе не нравится. Нравился и её предыдущий вариант, который уже почти выучили, но пришлось переучивать. Феликс почему-то думал, как и все остальные в группе, что подобное будет обсуждаться непосредственно с артистом, но уже после того, как без какого-либо предупреждения, с лёгкой руки после продолжительного перерыва был вброшен камбэк, к которому готово всё — оставалось только записать и отснять, но о котором не было и намёка, больше ничему не удивляется. Феликс слышал и знал, что артисты порой принимают участие, как ни забавно, в своей работе — занимаются продюсированием песен, ставят хореографии и чуть ли не клипы сами снимают — с одной стороны, удивительная свобода, а с другой — наплевательское отношение компании, которая отказывается делать то, что, по идее, должна. Феликс уже и не знает, как лучше. Следующие полчаса пролетели почти незаметно. Всегда сложно начинать, стоит пересилить себя, и дальше пойдёт проще.              Феликс спокойно заходит в раздевалку следом за Чонином, у которого ребятам бы поучиться — Сынмин и Джисон чуть ли не вползают.              — Я всё понимаю, все устали, — начинает Феликс, скидывая футболку, — но душ никто не отменял, и шутливо добавляет: — Будем драться, если снова из-за кого-то придётся задыхаться в сомнительных ароматах труда и пота, пока едем до общежития.              — А если…              — Нет, хён, — Чонин таки читает мысли Джисона, — облиться дезодорантом — это не вариант.              — Почему ты вечно такой живучий, — вздыхает Сынмин, заваливаясь на лавку рядом с Чонином, — все устали, один ты, кажется, нет. В чём секрет?              — Может, поэтому он стажировался всего пару месяцев? Даже не год… — сходу предполагает Джисон, продолжая бесцеремонно раздеваться — всё равно в раздевалке все свои, так сказать.              — Такой маленький, а буквально машина.              — Пока не успел уничтожить остатки ЗОЖ в себе, — пожимает плечами макнэ, который на самом деле устал не меньше, просто лицо у него такое спокойно-расслабленное, создающее вид, словно паручасовая интенсивная тренировка ему нипочём, — не скажу за остальных хёнов, но тебе бы пить и курить меньше надо, — он морщит нос, смотря на Сынмина, — возвращайся в свою рабочую форму, отдых закончился.              Сынмин, недовольно приподнявший голову, опускает её обратно на лавку.              Как-то не было желания выкладываться на полную, серьёзно относиться к тренировкам, когда неожиданно нагрянул длительный перерыв — словно в немилость компании случайно залетели, в свободное время, если не с другими мемберами, углубляя связь, выпивал, так по-тихому к старым друзьям выбирался, а курение… Кто сейчас не курит? Тем более, что это всего лишь электронки, а Чонин несколько месяцев восхищался этим сладковатым «освежителем воздуха», пока не узнал, что тот — пар от электронных сигарет; Сынмин к сведению принял, при соседе больше комнату не задымлял ягодами и фруктами, но Чонин из раза в раз демонстративно распахивал окно, даже в холода, сидел обиженный, завернувшись в одеяло, и взглядом прожигал, пока Сынмин сигарету не пихал в дальний ящик, обещая, что скоро бросит.              — Я так-то не алкаш или курильщик со стажем в полжизни, — недовольно отзывается парень.              — Зато заберёшь звание минипига, если не начнёшь раздеваться, — кривится Джисон. — Оно на твою потную спину прилипнет. Серьёзно, я не хочу ехать с тобой в одной машине, ты плохо влияешь на мою кожу, — он оглядывает почти раздевшихся парней: — Там же есть багажник, если что? Что насчёт вместительности?              — На кожу плохо влияет недосып, — нехотя Сынмин всё же поднимается, но тут же, кривясь, отворачивается к шкафчикам, — ты бы хоть прикрылся или шёл сразу в душ…              — У кого совесть чистая, тому скрывать нечего, — беззаботно пожимает плечами Джисон, но, скользнув взглядом по обнажённой спине Феликса, непроизвольно вырывается: — Или не совсем.              — Иди уже, — настаивает Сынмин. — Тут ребёнок, вообще-то, а ты членом светишь.              — А ты так и хочешь посмотреть на мою подтянутую задницу, — Джисон манерно махнул рукой, скрываясь за стенами комнаты, в которой скрывался ряд душевых кабинок.              — У этого ребёнка так-то тоже член есть, — обиженно отзывается Чонин, снимая грязную белую футболку. Раздражённо дёргает замками, запихивает одежду в спортивную сумку.              — Тоже им похвастаться хочешь? — пропускает смешок Феликс, направляясь следом за Джисоном. — Давайте только, когда я уйду, а?              — Чёрт, хён! — восклицает Чонин, не оценивая шутку. — Типа я такой же и меня не травмирует нагота Джисона, — парень решает скорее скинуть свободные шорты, — почему вы постоянно со мной как с ребёнком обращаетесь…              — Боюсь, дело в твоём миловидном личике, — подшучивает Сынмин, получая злобный взгляд, — с ним ты и через десять лет останешься нашим милым маленьким макнэ.              — Ты меня бесишь.