Один из нас / One of us

Детективы, угрозы и искусство в осколках

- Кристалл… Чарльз, отводя глаза, пытается сказать хоть что-то, но гнев и ярость захлестывают с головой, не позволяя мыслить здраво и связно. Потому что Эдвин Пейн, с которым они, казалось бы, знакомы не так долго, стал слишком близким и всеобъемлюще важным. Он – один из них. И, идя по следам наемного убийцы и обнаруживая с десяток фотографий Эдвина в его логове, перечеркнутых неоново-зеленой краской – сложно подобрать слова и сохранять хладнокровие, будто бы это обычное, рядовое дело. Всё началось с утреннего вызова к старому зданию архива судебного департамента. Оно почти не использовалось, но, всё же оставалось на балансе департамента и охранялось. Злоумышленника это не остановило. Фасад был обезображен такой же неоновой краской, скачущими буквами оскорбительных слов и разбитой статуей богини правосудия. В тот же час на имя Эдвина Пейна поступило письмо, лаконично сознающееся в преступлении и обещающее добраться не только до статуи в скором времени. - Пытаюсь до него дозвониться, - тут же прекрасно считывающая его мысли, коротко шепчет напарница. Торопливо проводит по экрану телефона, открывая один контакт за другим. – Не волнуйся. Мы поймаем этого ублюдка. Идём прямо за ним. Это не первые угрозы, ты ведь знаешь. Он говорил. Чарльз кивает, отступая от своеобразного алтаря и переводя дух. Хочется сорваться с места, оказаться рядом, наплевав на всё должностные инструкции и доводы рассудка. Это действительно не первый случай, Кристалл права. Но впервые всё кажется настолько серьезным, реальным и пугающим, а Эдвин будто бы разом лишается доспехов главного героя и везения хороших парней. Рядом с Эдвином сейчас сразу несколько агентов службы безопасности, он знает об опасности и не станет рисковать, выходя из-под безопасных сводов здания. Эдвин, совсем недавно переживший нападки беспринципной прессы, подвергается бесконечному прессингу и угрозе жизни от повёрнутого на нём маньяка, а всё, что они могут – выискивать зацепки, просматривать часы видеозаписей и надеяться, что сумеют схватить его вовремя и предотвратить практически объявленное покушение. - Томас с ним, - несколько секунд спустя, сообщает Кристалл. – Какое-то плановое совещание окружного прокурора в мэрии, Эдвин, как всегда, присутствует на встрече, а Муркот беспокойно кружит поблизости… Чарльз же беспокойно кружит здесь. Его взгляд выхватывает из вороха фотографий, усыпающих стену, всего две, самые важные, как учил Эдвин, детали. Первая – фотография фасада архива, где преступник уже побывал. Статуя на фотографии, удерживающая в своих руках весы и опущенный меч, ещё цела. На второй – легко узнаваемое здание мэрии и мелким почерком выведенная дата и время поверх. Чарльз срывается с места.

Нико, шар и плохие предчувствия

Нико, вздохнув, пытается упорядочить многочисленные бумаги и папки, разложенные по всем доступным поверхностям её приемной. Детективы Роуленд и Пэлас, всего несколько часов назад запросившие информацию почти обо всех делах, которые вёл помощник окружного прокурора Пейн, остались не слишком удовлетворёнными. Но, поблагодарив, Кристалл утешающе коснулась её плеча. - Это несправедливо, - шепчет Нико сама себе. Отталкивает бумаги в сторону, возвращаясь за стол, и обессилено падая в кресло. То мгновенно отзывается скрипом, а дурацкий шар предсказаний, машинально, для успокоения, схваченный в руку, чуть слышно дрожит. Несправедливо, что кто-то настолько светлый и потрясающий, как её друг, может иметь столько недоброжелателей. Их имена, хмуря брови, выписывал детектив Роуленд, их имена знал и сам Эдвин, ведь именно для них выступал обвинителем в зале суда. Анонимные письма, подброшенные и сквозящие мерзкими обещаниями или угрозами, попытка отравления пять лет назад и “подарок”, который она, по глупости, сама же ему передала, обезображивая руки шрамами. “Сколько ещё боли ему предстоит пережить?.. – вопрос мрачный и перекатывающийся горечью во рту и, тут же, ещё один, наполненный светлой тоской и надеждой: - И как много в нём силы, чтобы по-прежнему не оставлять попыток сделать мир лучше, стараться довести до справедливого приговора даже самые запутанные и глухие дела”. Моргнув, Нико покачивается из стороны в сторону. Чувствует тревогу, цепко впивающуюся в неё, опутывающую её своей серебристой паутиной. Эдвин, даже в самые трудные моменты её жизни, всегда находил слова утешения или же, когда требовалось – единственно-верный совет. Был, как он говорил сам, для неё на расстоянии вытянутой руки. Шар, ещё раз прожужжав, вновь привлекает её внимание. Опустив глаза, Нико срывающимся шепотом читает короткое и емкое предсказание. “Прогноз неутешительный”. И, вскочив на ноги и торопливо хватая свою короткую куртку с вешалки, выбегает в коридор, надеясь, что позже они с Эдвином и остальными посмеются над её наивной верой в дурацкие предсказания явно сломанного дурацкого шара. Вот только оставаться в стороне сейчас она всё равно не собирается.

Томас и изумрудные глаза, скрывающие чувства

Эдвин Пейн – грёбанный бойскаут. Изумительно правильный с головы до очаровательных пят, сногсшибательно горячий, в своем истовом упрямстве и обычно это умиляет Томаса. Сейчас же – нет. Сейчас ему хочется рычать, настаивать, затащить на частный самолёт и покинуть этот суетливый городишко на несколько недель или месяцев. Кто-то бы мог назвать это бегством, Томас Муркот считал бы перерывом, лишь бы не думать о раздражающем преследователе, посылающем угрозы, как озабоченные школьники письма на Валентинов день. - Чёртов упрямец, - шипит он, вновь, по кругу, вышагивая по устланному ковром коридору в ожидании. – Что б тебя… Его пылкую речь прерывает чья-то помощница, совершенно бездарно и картонно роняющая прямо ему под ноги стопку бумаг. Не дождавшись его реакции, девушка, наклонившись, тянется к дальнему листку сама, открывая вид на полную грудь и, как ей, должно быть кажется, соблазнительно улыбаясь. - Господи боже, - почти отшатываясь, Томас уже миг спустя чертыхается ещё больше, чем прежде и почти сбегает по ступеням в просторный холл. – Гадость какая. Прежде бы ему, безусловно, польстило внимание, и, будь она даже не в его вкусе, он бы насладился попыткой себя очаровать. Сейчас же все, кто попадают в его поле зрения, незамедлительно делятся на две категории. Эдвин и “не Эдвин”. И это, должно бы было его, пугать, но напротив, совершенно устраивает. Эдвин занимает все мысли, вдруг обращаясь смыслом и сужая до себя всё мироздание. - Нико? – удивлённо восклицает он, видя взбегающую ему навстречу по лестнице Сасаки. – Что-то случилось? Это… - Нет, - не прекращая своего быстрого шага, отвечает Нико. – Не знаю. Но я должна быть здесь. Он собирается последовать за ней, но замечает показавшегося наверху Эдвина. Тот, говорит что-то окружному прокурору, начиная спускаться по лестнице, а за ними, безликими тенями следуют агенты безопасности в темно-бордовых костюмах. Томас позволяет себе успокоиться себе на мгновение. Широко улыбается, замечая направленный на него взгляд, и чуть склоняет голову в сторону. За изумрудными глазами – всполохи звёзд, страсть и размеренность, о которой Томас Муркот никогда и не посмел бы мечтать. Дарующие девять и больше жизней, наделяющие безграничным могуществом и возносящие над землей. Улыбаясь, Томас поднимает ногу, чтобы ступить на встречу. А после – всё разрушается в один миг. Огромное витражное стекло, заменяющее крышу на уровне второго этажа, осыпается брызгами осколков. Помощницы Шарлотты Найт сбегают по ступеням. Томас, понимает, что ни они, ни он сам, не успеют абсолютно ничего сделать. Успевает Нико, застывшая крошечной фигуркой прямо перед Эдвином, но он одним смазанным движением дергает её за руку, пряча за спину и закрывая собой. Томас Муркот не слышит следующего выстрела и не видит вбегающих в зал сейчас детективов Роуленда и Пэлас, не замечает отчаянно вскрикнувшую Нико. Не слышит вопящую практически в ультразвуке Шарлотту, от чьего крика дрожат уцелевшие витражи. Видит лишь яркое отражение боли в потемневших зелёных глазах и резко дернувшийся подбородок. Эдвин застывает, напоминая ему одно из мраморных изваяний руки древнего мастера – всего на миг, прежде чем пошатнуться. Он стремительно взбегает по ступеням, упав и, сбивая колени, преодолевая остаток пути почти ползком. Поверхностно дышит, не скрывая срывающийся с губ всхлип. Перехватывает скатившегося Пейна на середине лестничного пролёта и отстранённо слышит рядом гулкий стук прочного стекла о камень. Карманные часы Эдвина, понимает он, чувствуя тяжелые капли начавшегося дождя, проникающие сквозь отсутствующее  теперь окно. Не знает, что делать и как не навредить ещё больше, зажимая кровоточащую рану рукой. Осталась ли пуля внутри, или прошла навылет?.. Как скоро здесь будет скорая?.. Шарлотта мягко отталкивает его почти сразу. Её помощница скользит пальцами по стремительно пропитывающейся кровью рубашке, и он, не в силах больше смотреть, отворачивается. Тяжело дышит, все ещё стоя на коленях и с бьющейся птицей в подсознании лишь одной-единственной мыслью. Если Эдвин Пейн умрёт, он бы предпочёл умереть сразу тоже.