Один из нас / One of us

Войдя в отделение полицейского участка Дженни Гринн глубоко вздыхает и считает до пяти. Собравшись, имитирует улыбку для окружающих, прекрасно понимая, насколько неестественной она смотрится на её алых губах. - Проблемы в раю, милочка? – тут же участливо спрашивает светловолосая дежурная со своего места и кивает за её спину. Дженни вздыхает ещё раз, сознавая, что используемая техника контроля гнева, рекомендованная Эдвином, нисколько не помогла. – Я Летти. У них что-то случилось?.. Дженни оглядывается на Эдвина с его партнёром, которых она оставила позади. Оставила, с трудом найдя в себе силы, чтобы не попытаться задушить Пейна который вновь пытался помочь ближнему и подвернуть риску себя. Убийство исполнительного помощника окружного прокурора прямо у парадного входа полицейского участка. Расследование было бы молниеносным, если только детективы смогли бы оправиться от шока из-за подобной наглости. - Без понятия кто ты, - Дженни прожигает взглядом сконфуженную дежурную. – И мне плевать. А тебя совершенно не должно волновать то, что происходит сейчас там. Просто… скройся. Эдвин снова что-то пылко говорит, его срывающийся голос слышен даже сквозь массивные стеклянные двери, но Дженни уже не вслушивается. Лишь надеется, что Томас сумеет сделать то, что не удалось ей. - Всё в порядке, - бросает она, ни к кому не обращаясь и направляясь вглубь участка к рабочему месту детективов Роуленда и Пэлас. – Просто в полнейшем. Всё было совсем не в порядке. Первое же обвинение, которое она получила после возвращения, стало полнейшим беспорядком. Как мясное рагу, разбавленное рыбой и засыпанное сверху грёбанным конфетти. Дженни, поморщившись от метафоры, толкает стеклянную дверь. - У нас проблемы, детективы. Чарльз, что-то проверяющий в бумагах привычно разбросанных по его столу, мгновенно поднимает на неё взгляд и устало касается висков. Движение, определенно, перенятое у Эдвина, но у Дженни Гринн нет времени и желания сейчас разбираться с этим. Единственное её желание сейчас – усадить за решётку чокнутую библиотекаршу, убившую несчастного писаку-графомана и открыть бутылочку хорошего вина, чтобы забыть сегодняшнее утро. - Проблемы? – переспрашивает Кристалл, отрываясь от экрана ноутбука и непонимающе хмурится. – Всё ясно, как день. У нас есть видеозапись, есть орудие убийства, есть признание, в конце концов!.. Дженни дергает плечом, потому что, боже, как ей хочется что-нибудь разбить сейчас и стереть из памяти неуверенную улыбку Максин, все ещё стоящую пред её глазами. - Ну да, - с горькой ухмылкой соглашается она. Подходит к одному из свободных столов и, не дожидаясь позволения, опирается об него ногой и переплетает руки. – А сейчас её адвокат говорит о том, что признание было выбито под давлением. Чарльз, потянувшийся было за чашкой с кофе, едва не роняет её на пол. Переглядывается с Кристалл и, кажется, собирается что-то сказать, но Дженни не позволяет: - Настаивает на этом. И пытается построить защиту вокруг её невменяемого состояния в момент убийства и безупречной репутации прежде. Убийство по неосторожности. - Невменяема? Безупречная репутация?.. Доказательства просто железные. У нас буквально есть запись того, как она хладнокровно убивает его! – все же перебивает Чарльз. – Если этого уж недостаточно, то в мусорном баке рядом с его домом обнаружен окровавленный нож с её частичным отпечатком и её днк… - добавляет Кристалл, ловко перекладывая фотографии из дела и показывая некоторые из них, будто бы они уже находятся в суде перед присяжными. – А под половицей в её спальне криминалисты нашли ещё два бумажника рядом с бумажником убитого писателя, Джеймса Трэвиса. - И всё же их план вполне может сработать, детективы. Эдвин, неслышно вошедший в кабинет, выглядит бесконечно усталым и бледным, словно отражение самого себя, готовящееся встретиться с изводящими кошмарами и фобиями всего мироздания разом. Дженни отводит от него взгляд, прекрасно понимая по блеску в его потемневших глазах и сжатым в тонкую нить губам, что Томас не убедил упрямца послушать наставницу и держаться в стороне от этого дела. - Они попытаются изменить меру пресечения, - игнорируя её вновь обращенный к нему взгляд, сообщает Эдвин Пейн детективам. Привычно, как пару перчаток натягивает на себя деловой настрой и лишь крепко сцепленные пальцы выдают его напряжение. – Убрать убийство первой степени и запрашиваемые нами двадцать лет и заменить лечением в психиатрической клинике особого режима. - Может сразу, под домашний арест? Или просто отпустим, а завтра она будет выдавать книжки детишкам, – фыркает Чарльз, склоняясь над фотографиями с места преступления. – Сколько крови. Она перебила ему сонную артерию, зная, куда бить, и они хотят представить это как убийство в состоянии аффекта? Она не защищалась, она нападала!.. - Я буду обвинителем, - произносит Эдвин, подходя к монитору за столом Кристалл. – Это не обсуждается. Я верю в тебя, но у меня объективно больше опыта в таких делах и мы должны убедиться, что виновный не избежит соответствующего наказания. Дженни коротко вздыхает, не скрывая своего раздражения, но, всё же, соглашается. Знает, что он не остановиться, не раз сталкивалась с чрезмерной целеустремленностью и жаждой справедливости своего прямого начальства. - Я хочу посмотреть запись, - Эдвин склоняется к одному из экранов, на что Пэлас, кивнув, начинает порхать пальцами по клавиатуре, выискивая необходимый файл. - Постой, - Чарльз, подошедший к нему, легко касается затянутого многочисленными слоями одежды плеча. – Почему это так важно? Какая разница, кто из вас будет представлять дело в суде? Дженни, моргнув, ожидает мгновенного отторжения со стороны Эдвина, так привычного любому из тех немногочисленных людей, с кем он взаимодействует, но… ничего не происходит. Он словно не замечает, не считает вторжение в свое личное пространство чем-то назойливым и неуместным, как считал прежде. Как многое она пропустила. - В этом деле очень важно, - выждав несколько мгновений и понимая, что Эдвин не собирается говорить, произносит она: - Ей симпатизируют. Скромная и тихая, выглядящая не способной на убийство библиотекарь. И Трэвис с пьяными дебошами и бульварным чтивом эротического содержания. Эдвин, повернувшись, смотрит на неё. - Она скажет, что не хотела и ей захотят верить, - продолжает Дженни, оправляя рукав угольно-черного пиджака. – Ну просто святая. Город бурлит. Различные активисты и недоброжелатели подливают огонь, уже шепчут о том, что полиция фабрикует улики, а офис окружного прокурора спешит с разбирательством, прикрывая вас и желая разрушить жизнь оступившейся дамочке. Не удивлюсь, если будут протесты и очередная выливаемая в нашу сторону грязь. - Захотят верить дамочке с ножом, - усмехается Чарльз. – Блеск. Ей, а не фактам. - Прения по делу ещё не начались. - Да, - соглашается Дженни с замечанием Эдвина. – Расследование ещё идут, заседание закрытое и поэтому ни общественность, ни журналисты, не знают о многих деталей, включая тайник с бумажниками нашей невинной овечки. В любом случае, главному обвинителю, как и судье, который будет выносить приговор, не позавидуешь. Пейн, зябко поежившись, дергает плечом. Незаметно для многих, но Дженни слишком долго его знает, чтобы оставить подобное без внимания. И, прикусив губу, произносит: - Это политика, - она неопределенно поводит ладонью в воздухе, прежде чем продолжить: - И пресса, с которой Эдвин желает сталкиваться как можно реже. - Сейчас дело не в моих желаниях или не желаниях, - мягко произносит Эдвин, будто бы общаясь с несмышлёными юнцами, умудренный вековым опытом: - Дело не в нас. И уж тем более, не в Максин Чарити.  Мы должны говорить о жертве, отстаивать последнюю справедливость для него. - Нашла, - восклицает Кристалл, заставляя их всех посмотреть на неё. – Это жестоко, но, нам повезло, что запись есть. Да, бедняге Джеймсу очень повезло, что он был тем ещё параноиком после ограбления, о котором он заявил полиции месяц назад и установил камеры почти по всей крошечной квартирке. Иначе, без записи, всё было бы гораздо сложнее. Дженни не смотрит на экран, видевшая запись уже дважды, она, несмотря на твёрдость характера, не желает видеть этого ещё раз. Максин на записи действительно выглядит полубезумной, всего секунду назад мило держащая руку Джеймса, она хватается за нож для льда и бросается на него прежде, чем он успевает что-то сделать. Она смотрит на Эдвина, наблюдая за дрожащими крыльями правильного носа и влажно поблескивающими глазами. - Вот, - вдруг произносит Пейн, указывая пальцем. – Детектив Пэлас, прокрутите ещё раз, пожалуйста. Кристалл послушно выполняет и, Дженни, переведя взгляд на экран, смотрит на нервные движения Максин Чарити, кажущейся действительно хрупкой и совсем не способной на убийство даже ей. - Что она делает, Чарльз? – Эдвин поворачивается к нему, замершему рядом, а на губах дрожит легкая улыбка. – Это… - Она стирает отпечатки, - тут же отвечает Чарльз. – Это осознанность действий.

***

Это перекрестный огонь и Эдвин Пейн нацепил на себя мишень. Дженни, поморщившись, вглядывается во вспышки фотокамер и ряды журналистов. Будто стервятники, тщательно кружащие вокруг жертвы и выжидающие момента слабости. Разумеется, они с окружным прокурором Найт пытались избежать подобного, но разве Эдвин слушал?.. Пресс-конференция начиналась буднично и невинно, просто, наконец, частично рассекреченные сведения о деле, вменяемые Максин преступления и её связь с ещё двумя пропавшими несколько месяцев и год назад мужчинами. Сохранять вещи жертв – безумная затея, но маньяки не подчиняются общим законам, они алогичны, что Дженни уже успела понять. - Мистер Пейн, ещё буквально несколько вопросов, - темноволосая журналистка поправляет петличный микрофон. – Как вы думаете, трагические события прошлого повлияли на вас, на вашу ориентацию? - Что, простите? – ошарашено переспрашивает Эдвин, вскидывая брови. Дженни же, замечая появившуюся сбоку одну из помощниц Шарлотты Найт вместе с руководителем их пресс-службы, сознает, что происходит и почему та так не желала позволять Эдвину часто выходить на первый план. - Я говорю о статье, вышедшей в блоге Нью-Йорк Джорналс, мистер Пейн, - не унимается журналистка, ядовито улыбаясь. – В ней о ваших отношениях с мистером Томасом Муркотом, известным общественности как Кошачий Король, довольно фривольные и интимные фотографии и их разбор, читали? - Я не читаю желтую прессу. - Что ж, как жаль, ведь это моя статья. - А это моя личная жизнь, совершенно не касающаяся темы пресс-конференции, - Эдвин улыбается в ответ, тонко и едва уловимо, Дженни же сбоку видит его впивающиеся в стойку пальцы. – Вернёмся к другим вопросам, если они ещё есть. - И всё же, повторюсь, как вы считаете, события дела о “Кукольном монстре”, ваше участие в том расследовании, могли что-то изменить, сломать в вас, мистер Пейн?.. Скрывали ли вы свою ориентацию потому, что опасались за карьеру, и что изменилось теперь?.. Дженни не скрывает ярости, хоть и понимает, что её изображение вполне может попасть на первые полосы желтых таблоидов, как и застывший и словно остекленевший Эдвин, но ей плевать. - Не считаю себя сломанным, - сухо произносит Пейн и Дженни с трудом сдерживает себя, чтобы не коснуться его плеча. – В остальном без комментариев. Это избиение – формальное и беспринципное. Грин уже открывшая статью, о которой упомянула журналистка, пролистывает фотографии и с трудом улавливает смысл бесконечных желчных строк.  “Могла ли опасность в жизни в прошлом повредить психику?” “Возможно, ли, что это всё же психическое заболевание, как считали прежде?” “Может ли народ Нью-Йорка по-прежнему доверять такому обвинителю?” И фотографии, снятые тайком, невинные, будь то поцелуй или легкое полу объятие, но извращенные и вывернутые наизнанку скользящими поверх них фразами. Дженни мутит от того, насколько всё отвратительно и мерзко. Эдвин, рьяно и пылко отдающий себя целиком борьбе с преступностью, не пасующий пред любыми мерзавцами и выводящий их на чистую воду и эта… жалкая подделка на Риту Скиттер, явно получившая за свои труды деньги из чьего-то кармана. Это политика – Дженни, говоря об этом детективам, была уверена, что в какой-то момент произойдет подобная заказная атака. Эдвин Пейн, поддерживаемый окружным прокурором Найт, был слишком желанной целью для так многих. Справедливый, неподкупный и придерживающийся своих четких принципов и высоких стандартов, он словно бельмо на глазу прогнившей части общества. Части общества, не любящей, когда кто-то вроде него получал власть, а Эдвин, несомненно, становился всё влиятельней. - Мы закончили, - произносит Эдвин, ещё раз улыбаясь. – Благодарю вас. - Секунду, - пресс-секретарь, поправляя очки в большой оправе, перехватывает его микрофон и становится за стойку. – Мисс… - Паласки, - с готовностью отвечает журналистка. – Джаннет Паласки. - Чудесно, Джаннет Паласки, - руководитель пресс-службы, взмахнув короткими темными волосами, многообещающе улыбается. – По настоятельной просьбе нашего департамента, полиция не разглашала подробностей, о которых, судя по вашей статье, что я прочла только что, стало известно вам. Она только что признала, что это был Эдвин. Дженни, резко повернувшись к нарочито уверенным шагом спускающемуся по лестнице с трибуны, другу, успевает увидеть его выражение лица. – Что ж, вас и вашего информатора ждёт исключительно интересное разбирательство. Многочисленные защитные зеркала Эдвина Пейна разбиваются с оглушительным треском, но этого, будто бы никто не замечает, лишь Дженни, торопливо спускающаяся за ним.