Рождение и смерть Ницраила

      г. Горький, 6 сентября 2019 г., Травников

            Я прилёг отдохнуть и переварить еду, которой напичкал меня демон перед уходом. Зарыться в бумаги, конечно, хотелось, но на полное брюхо так лениво… Достаточно беглого осмотра, по которому я понял, что все бумаги верные — вот они, слева направо: Андреалфус собственной персоной, как я понял, демон, которому нынче не особо доверяют, потому что он был повержен Тюрзовым и лишён большей части силы, запечатанный в шкатулке. Вот Бегемот, зверолюд над всеми нами, полными зиим. Крепкий мужик, эдакий Конан-варвар, рождённый в крови и переживший «травматический опыт». Вот Оробас, говорун, обычный парень на первый взгляд, но манипулятор и обольститель. Вот Паймон — абсолютно рыба рыбой. И над ними в нашей истории Астарот — хранитель порядка города Горький.             Считается, что он местный шериф в деле Сказки на своей территории, и направляет, и подталкивает движение городского фольклора. Вроде бы, тоже обычный парень, но не меньший зверолюд, однако гораздо лучше скрывающий амбиции, чем тот же Бегемот, у которого всё на лице написано.             Я же тоже, выходит, зверолюд отчасти, и Тюрзов такой же. Да и Жанна в ту же степь собирается, вот мы и попали к такому наставнику под крыло. Я пролистал справочник на тему зверолюдства. К сожалению, на руках у меня был только начальный допуск, и там совсем нет новой для меня информации. Тот же каббалист знает гораздо лучше, ведь он был Тенью, но он считает, что если его желчь и жажда произошли, как и всё в мире, от Бога, то ничего постыдного в этом и нет.             Время ползло к вечеру, и совсем скоро должны появиться наши мастера, если, конечно, вылет не задержали. И это значит, что совсем скоро я увижу Жанну. Вот уж кого я боюсь! Не Лилю, что иногда пытается опекать меня и взять на себя роль матери, не Тюрзова, что, хотя и жёсток, не жесток, не Семёна, который больше увлечён политикой в магистрате, чем нами, но Жанну, которая начнёт с допроса и непременно нарушит границу, за которой чувствуется запах её дыхания.             И это вроде как приятно, и даже заводит, и, конечно, прогнозируемо, но контролю над собой мешает и, самое главное, взывает к моей Тени. А она-то стучит мерно и уверенно во всём.             Щелчок в замочной скважине, и моё тело подбрасывает. В руке уже раскрытый нож. Я перегибаю с настороженностью. Сомневаюсь, что в подобных отелях есть уборка номеров, а значит, это либо моя команда, либо мои недруги. — Марк, без паники. Теперь ты не Марк, а Николай, — услышал я голос Тюрзова. — Для конспирации.             Я выдохнул и сложил нож. Тюрзов бросил сумку, которая проелозила по линолеуму со скрипом на грани нормальности, прошагал ко мне навстречу и обнял, выбивая испуг вместе с последним воздухом из грудной клетки. — Я горжусь тобой, — тихонько сказал он. — Поговорим позже о личном.             Я кивнул. — Коля! А я теперь Настя! — пропищала Жанна. Я поджал губы в жесте «круто, ничего не скажешь». — Привет! А кто же наши мастера? — Они Лиля и… просто магистр. — Ничего не скажешь, — ответил я и задумался. Либо оградить пытаются только нас, неумёх, либо мастера ходят давно с ненастоящими именами. Об этом вряд ли говорят до того, как ты созреешь перейти врата Полигона. — Коля, колись, почему ты не с нами полетел? — Жанна подступила вплотную, и внутри зашевелилась Тень. Видимо, это стало заметно по моим глазам, потому что Жанна тут же отступила и протянула: — Поня-ятно.             Я поздоровался с Лилей и… магистром, и к нам вернулся Тюрзов. — Я отдал им бумаги. А пока они их изучают, давайте поговорим насчёт наших дальнейших действий. И утолим любопытство… Анастасии.             Сохранять стать и вот это непонятное чувство превосходства в осанке и взгляде, конечно, приятно, но объективно, до встречи с чёрным колечком, у меня этого было намного меньше. И я не знаю, стоит ли прятать трофей, или же обращаться с ним подобающе, выставляя напоказ новые силы. Мы потопали на лоджию. — Итак, ребята. Тебя заботит, что Марк не поехал с нами? — Наставник обратился к Жанне. Та кивнула. — У него было задание по доставке необычной посылки одному из мастеров Горького, взамен же он получил бумаги, представляющие большой интерес. В них указаны агенты Сказочника, которые участвуют в этой Сказке. Понимаешь важность? — Но, мастер, почему я не могла отправиться с ним?             Тюрзов вздохнул. — Если бы я мог, я бы вообще отправил шкатулку почтой… Потому что посылка была опасна. И у Марка есть некоторые таланты, в частности, талант эмпата, благодаря которому он, не пересекая кромку, ощущал Теней, которые могли навредить посылке. — Но если там были Тени, почему не я? Я же… — она потупила взгляд. — У тебя тоже есть таланты, и твои силы тоже понадобятся, просто не в том деле. Ты проявишь себя. Давайте о другом. Магистр и высший мастер не хотят делиться деталями Сказки с вами, но мы с Марком носим первослово, поэтому знаем и без этого, что будет происходить. — Первослово? — включился в разговор я. — Я уже второй раз за сегодня слышу это выражение. Что это значит? — Первослово… — протянул Тюрзов, — это начальные слова Сказки. Она совершается в физическом плане здесь, но за кромкой она гремит своеобразной музыкой, когда Сказочник творит её. И первые слова как имя колдуна — ключ к резонансу с ней. Мы с тобой хорошо слышали ту музыку, хотя и могли не понять. Сейчас герой сказки, если я правильно толкую эти слова, на пороге пролития крови. Будет хорошо, если мы это пресечём, но поскольку этого нет и в самой кривой трактовке, наша задача — найти «жертву», о которой так часто повторялось в Сказке. — Что мы о ней знаем? — спросила подавленная Жанна. Видимо, ей тяжело переживать, что выбрали кого-то кроме неё для какого-то важного и интересного дела. — Мы знаем, что жертва — молодая. Вероятно, девушка, Сказочник очень любит первыми жертвами делать девушек. Им больше сочувствуют. Убить её у… ну, предположим, это всё же Дегтярёв, хотя лишь по его грешку быть на сто процентов уверенным, что это он… — Какой грешок? — перебила Жанна. — Он толкнул девушку, точнее, Сказочник толкнул его руками, под машину. Но ощущения всё те же, поэтому считайте, что это он сам толкнул.             Может ли она быть этой первой жертвой? — Но она не первая жертва, тогда первослово ещё не было произнесено, это было лишь приценка Сказочника. Не Сказка, просто очередная жертва его эксперимента. Итак, кого мы ищем — молодую девушку, которая сама хочет умереть, либо должна быть убита, либо… ну, в общем, для неё «смерть — лишь жертвенный триумф». Возможно, после смерти она станет более известна. Или ещё что, но в общем, она ждёт смерти сама.             Жанна фыркнула. Я знал, что есть люди, которые ждут смерти. Одни устали терпеть жизнь, другие устали бороться за неё, иные просто глупцы. Жанна с её силой не принимает этого. — Скорее всего, мы найдём её среди окружения агентов Сказочника, потому что они будут держать её подле себя. Осталось расписать ментальную карту знакомцев нашего Дегтярёва. А теперь мне надо поговорить с Колей. Насть, иди на кухню, там мастера уже изучают бумаги.             Я остался стоять напротив Тюрзова, который всё внимание сосредоточил на мне, от чего стало неуютно и хотелось уменьшиться. — Марк… — Тюрзов вздохнул. — Ты знаешь о своей роли в Сказке? — Нет. — И я. Но давай попробуем угадать, что от тебя хочет Сказочник. Ты ведь знаком с Дегтярёвым? Был, — я кивнул и отвёл глаза в сторону. — И ты с ним обязательно встретишься, и это значит, что в вас должны произойти либо похожие изменения, либо совершенно противоположные. Ты его либо поддержишь, либо уничтожишь, такова суть. Дегтярёв на пути саморазрушения. Его Зверь выходит наружу очень часто, он его часть. Я не говорил об этом остальным, но упокоение Зверя для меня личная история. И я не говорил остальным, что Дегтярёв в шаге от того, чтобы его нельзя было отделить от его Зверя. — Он становится Шедим. Я видел это множество раз, — вырвалось у меня в понимающем кивке. — И как это происходит? — Человек чувствует прилив крови в сердце. Нефеш тугая и горячая, она стучит, когда он близок к голоду. Он многое потерял от себя и хочет снова чувствовать, но голод столь притягателен и столь невыносим, что высшее его наслаждение становится, когда он утоляет его. И эта кровь пронизывает тело. Она проникает в его кости и мышцы, делая их сильнее, и затем проникает в душу, опьяняя и уничтожая Руах. — И это происходит и с тобой? Ты видишь отличия? — Я знаю отличие. Я чувствовал не собственный голод, а голод других Теней, и отвечал на него соответственно. — Как же ты отличал чужой голод от собственного?             Я пожал плечами. — Значит, в этом вы тоже сходитесь, — заключил Тюрзов. — И мне будет особенно печально, если ты не научишься контролировать себя. Наш Орден боится зверолюдов, но у каждого в глубине спрятан… Нефеш, ты назвал? Нафт называют в исламе, «Ид» назвал Фрейд. Стержень существования, пытался я объяснить тебе. Ты сравнил эту силу с «кровью». И она ведь действительно пьянит? И каждый может это испытать однажды или несколько раз, но делать это самоцелью… — И не планирую. — Поэтому ты всегда стараешься использовать «покой»? Спасибо нашим мастерам, научили… Ты используешь его, потому что боишься почувствовать тот голод. И я когда-то боялся, когда впервые убил врага, повинуясь ему. Расскажи, что ты сделал в машине и у входа в ресторан?             Мои глаза округлились. — Вы следили? — Один из потоков неустанно наблюдал за тобой. Но глаз у меня нет там, и ушей тоже, поэтому я лишь собирал изменения в твоей мыслительной цепи. Расскажи, зачем ты ушёл за кромку в такси и ресторане. — В такси… мы ехали мимо кладбища, и за нами увязались Тени. Очень много. И я боялся, что они меня сметут и пожрут всё из шкатулки. Я пустил мыслительную цепь, напитав её силой руны Скельд. — Внушительно. Но очень расточительно. Насчёт второго раза? — Андреалф… — Не привлекай внимания! Говори «Ворон». — Ворон держит в подвале тюрьму в качестве «источника пищи». И люди стали беспокойны от его воссоединения с содержимым шкатулки. Тогда он испустил из себя усыпляющий дым. Он назвал его «Летаргическое Удушье». Каббалист назвал его «Сон Ашкенази». — Ого. Не мелочится! Значит, и тебя хотел вырубить, чтобы поиграть. Надо бы к нему наведаться. Да ещё и темница под рестораном… Загляну в гости. Это заклятие называют «dormiens fumi». Я не разбираюсь в иудаизме, чтобы объяснить тебе, что такое «сон ашкенази». Но в любом случае, по сравнению с тем мягким сном, который я тебе объяснял на рунах, по сути ускоренным физиологическим засыпанием, этот дым — это удар дубиной по голове. Сложное в исполнении, массовое и почти безотказное.             Мы поговорили о том-сём ещё буквально пару минут, и в окно лоджии постучали. — Наставник, вас зовут. Ну и тебя, Коль, — сказала Жанна и исчезла. — Итак, — начал магистр, — наша задача найти лёжку этих демонов. Это бумаги Ворона, верно?             Семён поднял голову и противненько между осуждающим и ликующим посмотрел на Тюрзова. — Значит, его в разработку не берём, он мог выступать только как консультант. Бегемота особо не рассматриваем: зверолюд, так слабо контролирующий себя — только консультант. Мастер, вы согласны с нашим заключением по габитусу этого паренька? — Не со всем. Он вполне контролирует себя. Мы встречались, только выглядел он иначе. Его внешние данные, как и у всех прочих демонов — их пожелание и работа прислуживающих Сказочнику художников, а не выражение пережитого опыта, — Тюрзов усмехнулся. — Скорее, его роль — охранник Сказки. — Как я мог забыть… Далее. Оробас, в миру Илья, религиовед. Контролёр и прорицатель Сказочника. Вывести его из игры — важное дело. — Сказочник найдёт замену либо проконтролирует сам. Оробас хоть вял и больше занят мирскими удовольствиями, — не согласился Тюрзов. — Далее. Паймон. Тут указано «в сказке не участвует», — рыжий парень в очках действительно выглядел безобидно, — но Паймон может принимать опосредованное участие, так как он неплохо обращает в рабство, когда и сам человек не может понять, что он всё делает по сценарию. Далее. О, знакомое лицо. Астарот, в миру Валера. Кто ж знал — крупная рыба. — Ого. Сам историк и хранитель правил? — Тюрзов заглянул за плечо, где на фотографии был запечатлён серьёзный парень с очень жёстким взглядом. Кажется, на той фотке, ещё до отправления, он был смеющийся и воспринимался совершенно иначе. Здесь — большой начальник. — Почему ж не Амон, его помощник? Или Гасион — отлично бы подошёл втереться в доверие. С ними я хоть встречался… — Этого мы не знаем, конечно. Но что есть — крупная рыба, даже по демонским меркам. Всегда рядом с Дегтярёвым, подталкивает его, следит. Даже в одной комнате живёт с ним. Работает с самоотдачей. Итак, ребята, запоминайте лица. Нужно в ближайшие сроки составить список знакомцев. Оттуда нам нужны все, но особенно девушки. Все, что вокруг Дегтярёва и вокруг его знакомых. Вряд ли он станет убивать девушку, с которой много общался, напротив, выберет… Тюрзов, как вы считаете, кого бы выбрал зверь?             Тюрзов поднял бровь. — Ту, кто вызывает дискомфорт и стыд. Или ту, кого он страстно желает. Его сексуальные желания и «любовь», — Тюрзов сказал это слово подчёркнуто насмешливо. Рядом с Семёном он становится очень язвительным, — легко деформируются и превращаются в жажду. Что может быть для Тени ещё более приятным, чем поглотить любимого полностью? К этому и «здоровые» люди стремятся порою… — Ясно. Значит, чем вы сейчас планируете заняться? Есть предпочтения?             Есть. Придти и порвать всех этих демонов — это удел Жанны и меня до знакомства с Бааль-Шемом. Сейчас моим бы приоритетом был непосредственно Дегтярёв, поскольку он совершит убийство. — Я хотел бы пообщаться с энтузиастом, который следил за Дегтярёвым последние дни. — Хорошо. Я займусь базами, Лилия осмотрит окружение Дегтярёва лично. Сейчас запишу адрес Ивахненко.             Тюрзов вышел из залы и поманил нас. В его сумке обнаружились короткие мечи. — Сегодня без огнестрела. Нет смысла пока. Мы поедем к оперуполномоченному Ивахненко Виталию. Он следил несколько дней за Дегтярёвым, так что поможет нам в составлении ментальной карты знакомых.             Мы вышли из машины у указателя «Лазурная».             «Марк. Без Покоя», — ментальный удар и я задыхаюсь. — «Прости, ты очень подозрителен. Без Покоя. Ты сам заметишь, как изменятся твои мысли и, возможно, благодаря эмоциям, ты отдалишься от Зверя. Я узнаю, если ты попытаешься уйти в Покой». — Алло, здравствуйте, Ивахненко? Вас беспокоит мастер отдела розыска и ликвидации Тюрзов, — сказал грозным голосом наставник. — Да-да. Где с вами можно поговорить? Как это понять? Ага, по Лазурной вниз… И напротив кирпичного магазина с зелёной крышей, я вас верно понял? Вход со двора. Понял-понял, спасибо. Тюрзов спрятал сотовый. — Ненавижу занимать чем-то руку… — смущённо пробормотал Тюрзов. — Пойдём, ребята. — Здравствуйте, — нас приветствовал немолодой мужчина с ёжиком чёрных волос, с проседью, слегка небритый, в коричневой рубашке и серых брюках. — Я Виталий. — Меня зовут Тюрзов, это Настя и Коля, — указал он на нас. Виталий слегка удивился и показал нам рукой на диван в прокуренной комнате. Открытое окно мало спасало от дыма. — За вонь прошу прощения. Я сначала ходил на балкон, а потом задолбался. Так что, что есть — то есть. — Ничего. Настя, ты, кажется, куришь?             Пахмутова покраснела. — Н-Не… немного, — она решила не врать Тюрзову. — Но только вне учёбы. — Ты нервничаешь? Закури, — он смотрел на неё мягко, но испытывая. — Извините… — прервал спор Ивахненко. — Может, вы снимете верхнюю одежду, не жарко?             Он закрыл за нами дверь. — Хм-м-м… Пожалуй, — протянул Тюрзов. Он снял плащ и стал похож на легионера с коротким мечом. Я нахмурился и снял свой тренч, Жанна повторила за нами. — Вот это да, — удивился Ивахненко. — А я думал, что жить в двадцать первом веке, значит, носить огнестрел, а не шашку. — Традиция, — улыбнулся Тюрзов. — Насть, ты кури, не боись. Виталий, не поделитесь? — Ей сколько лет? — Взрослая, вы что.             Пахмутова покрылась красными пятнами. — Ей как моей дочери, не больше. — Дайте, я хочу преподать урок. Она моя ученица, — пояснил Тюрзов. — Ла-адно…             Жанна дрожащей рукой взяла сигарету. — Я не буду, — сказала она.             Мне жаль Жанну. Я давно курил, в том лагере, уже и забыл, как это… — Кто-то должен принять вину за тебя, — Тюрзов сжал единственный кулак. — Что это значит? — спросил Ивахненко. — Я — их наставник. Курить в нашем деле — это портить свой физический потенциал. Есть моменты, оправдывающие такое поведение, но сейчас не такой момент. Я хочу научить эту девушку, чего может это стоить. Кури, моя ученица, — Тюрзов убивал взглядом. — Я не буду… — Ты не курила никогда? — резко спросил Тюрзов. — Это хочешь сказать? Не собираешься продолжать больше? — Курила, — в глазах Пахмутовой появились слезинки и злость. — И собиралась курить.             Это не такое большое преступление, чтобы доводить её до слёз. — Кто-то должен принять за тебя вину. Кто-то должен сделать это за тебя, вот твои сигареты, твоё самоволие, — он выхватил сигарету из рук Жанны и затряс перед лицом. — Ты не понимаешь? Когда у тебя случится одышка, ты не сможешь держаться уверенно, и если не ты заплатишь за это, то кто-то другой заплатит за это, понимаешь? Одна зависимость катится за другой, одна сигарета за пачкой… И ты размышляешь о том, почему важное задание поручено не тебе?             Я принял решение. — Отдайте, мастер. Я возьму вину. Она не согрешила настолько, посмотрите, что с ней, — поднял голос я и забрал сигарету.             Жанна, ссутулив плечи, хотела исчезнуть, раствориться на месте, вся красная, со слезинками в уголках глаз. — Дайте зажигалку, — я взял её у Ивахненко. — Верни, парень. Ты молодец. Я не хочу, чтобы ты курил, — сказал Тюрзов и встал. — Я доволен вами. Команда — даже дуэт — это сила.             Жанна взяла себя в руки, встала и презрительно задрала голову. — Наставник! Я стараюсь не для вас, а для себя учиться! И теперь я окончательно поняла, — она забрала у меня эти несчастные сигарету и зажигалку и тут же подкурила, обдав всё дымом. — Мда-а-а… — протянули одновременно Ивахненко и Тюрзов. Ивахненко занял дешёвый офисный стул напротив нас. — Что это за представление? — сказали практически одновременно следователь с наставником и переглянулись, а затем одновременно засмеялись. — Теряете время, — подала голос Жанна.             Тюрзов встал напротив неё. — Я уважаю, что вы, Настенька, показываете свою позицию. Но… как бы вам сказать попроще, если не хотите завтра отправиться назад на Полигон ближайшим рейсом, больше не перечьте мне и не проявляйте слабость духа, иначе ваша стажировка закончится. Если стараетесь для себя, должны это ценить. А теперь поговорим о серьёзном…             Спорщики сели рядом со мной. Жанна хищно улыбалась, глядя на Тюрзова, совсем же иначе она смотрела на меня, как-то уныло. Я мигнул ей глазом, дескать, всё в порядке. — Виталий Александрович, простите за это беспокойство. Для начала опишите в паре слов Дегтярёва. — На первый взгляд обычный парень, — Ивахненко задумался. — Хотите чаю? — Нет, спасибо, — ответил Тюрзов и за нас. — Мы скоро уйдём.             Ивахненко кивнул и продолжил. — С виду обычный парень, да, но, если присмотреться, чуть что не по его — сразу готов убить. Я видел такое лицо у тех, кто проходит по тяжким. Мужья, избивающие жён, детей — такие глаза обычно не показывают, просто я внимательно наблюдал. И ещё одно, после чего я и позвонил. Я так полагаю, для вас «магия», вся абракадабра имеет ценность, потому я сразу позвонил, как узнал, что Дегтярёв, — Ивахненко сплюнул в пепельницу, — учит магию. И вот, Валерий показал ему то, что назвал «допингом». Я много слушать не мог, далековато… — Что он сделал? — подтолкнул Тюрзов. — Нарисовал какую-то загогулину, и Дегтярёв стал очень ненормальный. — В чём это выражалось? — Он побледнел, задышал часто, глаза у него как-то сверкать стали. А потом он сорвался с места со своим другом, они побежали. — Что тут удивительного? Опаздывали, — Тюрзов усмехнулся, хотя мы оба поняли, что за «допинг» принял Дегтярёв. — Да вот их движения, его лицо… так выглядят животные. Оборотни в фильмах, как угодно назови, не люди. Они только не на четвереньках были. — Ясно. Вас это беспокоило? — Конечно. Мне Семён сказал, что там какие-то, чтоб проще было понять, «демоны» с ним. И вот обычный человек, какие-то заклинания… Вы как хотите, а я чаю налью. Вам с бергамотом или без него? У меня только чёрный. — Мне воды, этим не ошибусь, если скажу, что с бергамотом. Спасибо. — Ну вот. Мне уже совсем не двадцать, так что знаю, что за ангельскими лицами скрываются насильники и убийцы. — Ха! — Тюрзов улыбнулся. — Им далеко до лиц ангелов, но на убийц они не тянут, вы правы, хотя, наверняка, ими являются.             Ивахненко достал из шкафчика кружки и пакетики. — Что-то ещё? — Он живёт в общежитии на Лазурной, верно? — Да. — А куда он обычно ходит? — спрашивал Тюрзов. — Я заметил, что он ходит либо в «Колесницу», пивнуха такая, за «вайсбергом», в «Анастасию» ходит за сухарями и всяким таким, в «Жарче» ходит каждый день почти за сигаретами, там же покупает всё остальное — водку, хлеб, колбасу. — Вот как. Не хотите прогуляться? — Да что показывать? «Анастасия» напротив этой коммуналки, «Колесница» напротив общежития, «Жарче» прямо за общежитием, всё по Лазурной. Не пропустите. — Хорошо. С кем ещё он общается кроме этого Валерия? — Того парня, что ему рисовал? Есть ещё чеченец, Шагал они его зовут, и какой-то пацан. У общежития в него влюблена какая-то Настя. Других знакомств на улице не видно. — Он учится, верно? — Да, но не очень усердно. Он не ходит на половину пар, спит. — Спасибо. Сейчас он где? — Он гулял в каком-то парке местном, как же его… Там на холме. — «Нагорный», наверное, и называется. — Может быть. Вы вверх идите по Лазурной и поперёк улице, что идёт, это налево поворот. — Как он одет? — спросил Тюрзов. Мы допили потихоньку чай. — В… ага, он одет в серую футболку и джинсы, синие. Вот и вся одежда, ещё у него большой чёрный рюкзак. — Спасибо. Спасибо за гостеприимство, вы большой молодец. Одеваемся. До встречи! Спите спокойно, за дело возьмёмся уже мы. И поменьше налегайте на спиртное, дочка не простит. Медицинский спирт плохо очищен. — Кх-бх-бл… — закашлялся чаем опер. — Ещё раз спасибо, — кивнул Тюрзов.             И мы пошли по Лазурной вверх. — Здесь поворот налево, носом чую, — сказал Тюрзов. — Вы идите туда, а я пойду наверх. Вы очень мило смотритесь, сойдёте за хорошую пару. Только не забудьте расслаблять мышцы. Особенно ты, Коль, — я нахмурился. — Вот как сейчас. В том, что вы пара — нет неожиданности. Насть… а к тебе отдельная просьба.             Тюрзов что-то прошептал ей, отчего та заискрилась как салатница на рождество и бросила несколько косых взглядов на меня. — Ну всё. Удачи. И не забывайте про часы, если что.             У каждого были умные часы с маленьким радаром, мы отображались друг для друга мигающими точечками. Задания приводят во многие города, нужно хотя бы не потерять друг друга — в этом хорошо помогают эти часы. Ими же можно послать сигнал тревоги. Разработка Ордена — совмещение ноосферы и техники. — Удачной охоты, мастер! — сказала Жанна, а Тюрзова передёрнуло. — Удачи, — повторил он.             Но меня больше интересовали не часы и не разработки Ордена, а то, что было сказано моей подруге на ухо. Задавать прямой вопрос в такой близости от Тюрзова я боялся, но теперь мы отошли на приличное расстояние от него, но вопрос так и не прозвучал — тут же Жанна схватила меня за руку и совершенно по-детски рассмеялась. — Как парочка, ага? Во даёт старый калека! — Ты обычно его как-то более благоговейно называла… — заметил я. И куда ушла вся моя психопатическая собранность и степенность каббалиста? Я вёл себя, словно и нет этих событий, словно только что не общался с Андреалфусом и не прятался от сонного дыма. — И он как-то симметрично относился. Давно не курила… Ты не хочешь? — Нет, — ответил я и разжал руку. Давно не курила? Сорок минут назад? — А я буду, — она улыбнулась. — Спасибо тебе! — За что? — не понял я.             Мы шли, и Луна играла светом, проходя через облака. — Да что решил взять мою «вину», — она прогнусавила последнее слово и побежала с детской радостью и сигаретой вперёд. — Ты не представляешь, как я люблю свободу! — Это точно, — я смотрел на неё, счастливую, и удивлялся. — Идём в плащах ножами на преступника, а ты танцуешь. — Обожаю, чёрт побери, свободу! После этого Полигона, сидячки в самолёте…             Я её понимал, но понимал также, что мы были отправлены не просто так вперёд, к этому парку, где и гулял в последний раз Дегтярёв. Вероятнее всего, его там уже не было вовсе, но Тюрзов это понимал, а значит, там было нечто большее…             Не хотелось бы стать приманкой. Нет, конечно, мы не приманка, Тюрзов не из тех, кто о таком умолчит, по крайней мере, я надеюсь. — Тебя вообще не смущает, где мы идём и зачем, и куда? — Я тебе на все вопросы отвечу! — засмеялась Жанна. — Мы, Коля, — меня немного коробило это имя, она его так протянула, будто примеряет для меня, — идём по улице города Горький, поднимаемся к холму. Зачем? Наверное, чтобы, если этот там, мы его увидели, а если этот в другом месте, его увидел Тюрзов. — То есть, ты всё понимаешь, — говорил я, — но так скачешь. — А что мне, в траур впасть? — А если он сейчас услышит? — А ты видишь хоть один указатель, что это уже парк?             Мы обменялись вопросами, и я усмехнулся. Когда мы тренировались, я смотрел на эту сильную девушку, безупречную во всём мастерстве, выполняющую кульбит любой сложности, а теперь это просто обиженный подросток, который курит, чтобы почувствовать свободу. Не хватало ещё, чтоб она плакать начала на скамейке, как это среди них принято.             Хотя… далеко ли я ушёл от неё? Нам сколько? По восемнадцать лет, второй год только учимся всему этому. Мы одногодки, но всё же то, что со мной произошло за последний месяц, не могло не оставить след. Хотелось уйти в спокойную уверенность, но я боялся попросту получить очередной ментальный удар от Тюрзова, выбивающий дыхание не хуже удара по солнышку.             Через некоторое время мы упёрлись в высокую лестницу. Горький — довольно тихий ночью город, по крайней мере, сейчас, в начале осени, но я не мог отделаться от чувства слежки и, то и дело, хватался за рукоять ножа. Дядя по телефону говорил, что по ночам здесь опасно, я следовал его совету и прислушивался к городу, но всё моё чутьё говорило об обратном — ночью здесь безопаснее дня, вот только решётки на окнах, аж на два этажа, тут неспроста. — Возьми, закури, — сказала Жанна, протягивая сигарету. — Я не хочу. — Легче будет, трясёшься весь, волнуешься. — Нет! — отрезал я. Ничего я не волнуюсь!             Мы поднялись по лестнице — аккуратная аллея, множество лавочек, камней с надписями, на возвышении — храм. Хм-м-м… — Идём дальше, — сказала Жанна, пряча сигарету во внутренний карман плаща. — У меня тоже чуйка, мы на месте. — На месте? — спросил я, испуганно озираясь по сторонам. Уж со Сказочником мне столкнуться не хотелось. — Он был тут… Я ж этот — экстрасенс, — улыбнулась Жанна.             В её экстрасенсорных методах, когда это касалось драки, я не сомневался, она показывала эффектные и эффективные приёмы. — Тут был человек. Скамейка чуть теплее, чем здесь, с другой стороны, — Жанна потрогала рукой. — Неужели он? Мы его упустим?! — Это же город, — я нахмурился. — А это парк. Разве обязательно он должен был посидеть на скамейке? — Потому что поздно! Чутьё! Не спорь! Он уже ушёл, мы его не встретили. Он же нас не знает, а значи-ит… — Может, это не он был всё-таки? — А ты вообще кого-то встретил по пути? Или в парке? Здесь ещё одна дорога должна быть. — Слушай, — мне не нравилось гоняться за ветром и предчувствиями Жанны, — я ещё понимаю, в спарринге сказывается «полноценный результат тренировок», но не в этом же деле! Ты подгоняешь результат под желаемый. — Тюрзов бы просто так нас не послал сюда. — Ладно, давай поищем другую дорогу отсюда. — Я её вижу, — она указала рукой в сторону тёмного леса. — Он туда пошёл. Вот и следы.             По выложенной досками дорожке у берега пруда тянулась едва различимая цепочка следов, цепочка пыли и кусочков земли. И мы пошли по этому тонкому следу, который вполне мог оказаться ложным. — Что я и говорила, — шёпотом произнесла Жанна, тронув меня за локоть. — Сворачивает в лес. — Ты до сих пор думаешь, что это он? — прошептал я.             Лучше не говорить имя или фамилию колдуна, за которым ведётся охота. Опытный колдун чувствует, когда информацию о нём резонируют. С одной стороны, даже просто мысли о Дегтярёве резонируют часть ноосферы, но эти мысли всё же резонанс внутри моего кластера, потому колдун вряд ли его учует, не зная о существовании такого поблизости, но, когда Имя слышит и Жанна, это вызывает резонанс и у неё, и у меня вдвойне, такая вот обратная связь. Даже если Дегтярёв колдун никакой, то следует опасаться Сказочника и его друзей, уж они-то способны почувствовать опасность для своей марионетки. — Уже уверена, — прошептала Жанна и достала клинок. — Ж… Настя! — я повысил голос. — Нам сказали следить, а не убивать! Вина же не доказана.             Жанна несколько раз моргнула. — Правда? Блин… Но! Ивахненко сказал, что он учит магию, значит мы… — Жанна растерялась. — И что? Миллионы людей учат магию, всё же зависит от применения. — Тюрзов сказал, что магия не может быть добром, — отрезала Жанна, но начала прятать оружие, понимая, что я прав. Она откинула полы плаща. — И это для защиты я достала. — Так давай каждого, кто скачал книгу по терроризму, прочитал, в шахиды записывать. Или любого, прочитавшего «Майн… — Да поняла я уже, что не права. Пойдём, а? — Рад, что мы внесли ясность, — я посмотрел взглядом каббалиста. Она съёжилась, почувствовав силу.             Пахмутова хорохорится? Бегает, прыгает, сигаретки тут курит, ножом машет… Боится больше меня, просто защита? — Тише, — Жанна подняла руку. — Вон этот идёт.             Впереди шёл парень в серой футболке и джинсах с чёрным рюкзаком, как было описано. Походку Дегтярёва я уже не помнил, чтобы сказать он ли это, да и за годы многое могло поменяться. Этот парень шёл напряжённо-свободно. Умом-то я регистрировал, что он идёт свободно, но чувствовал какое-то давление и возбуждение. — Да-да, он, — прошептала Жанна. «Подозреваемый» шёл на приличном отдалении. Что же ты забыл в краю далёком? — Мы сейчас спародируем пару, хорошо? Держимся за ручки, веселимся, обнимаемся, ладно? Пойдём…             Я старался идти свободно, Жанне же это легко удавалось, и она то хватала меня за руку, то отпускала, чем смущала. Как превращаясь в Шедим, все чувства превращают в голод, так и я начинал ощущать преобразование. — Ты как думаешь, зачем люди такое делают, под машины толкают, а? — спросила Жанна. — Коль, ты ж знал этого нашего, — она стрельнула глазами в направлении цели. — И где познакомился? Перед мастерами не комильфо было выяснять, а тут можно. — Да где-где. В пионерлагере «Пыльная Радуга», — мне не очень хотелось об этом рассказывать. — На почве любви к говёной музыке? — Нет, на почве алкоголизма и разврата.             Жанна широко раскрыла глаза и заморгала. — Коля-Коля! — ей явно нравилось, как я дёргаюсь от этого имени. — Никогда бы не подумала, что у такого моралиста такое детство.             Я сделал угрюмую мину и посмотрел за сворачивающим подозреваемым. — Денатурат сближает. — Я поняла, так что насчёт причин? — Жанну повеселило моё высказывание. — Такие люди… — я задумался. — Желают власти. И желают властвовать. — Ага-а… Ну так многие люди хотят власти. — Видишь ли, такие как он, не просто хотят стать директором ликёрно-водочного, они хотят владеть ликёрно-водочным и владеть каждым работником, как рабом. А применительно к женщинам у него был особый пунктик. — А-а, я поняла, — закивала Жанна. — Образцовый такой мужик русский, типа бьёт — значит, любит. — Хуже. Он хочет, чтобы всё подчинение девушки было желанным, и он жестокий. — Конечно, жестокий. Они от жестокости и бьют. Скорее бы закон о домашнем насилии приняли… — вздохнула Жанна.             Подозреваемый свернул и зашёл в лоно серой хрущёвки. — Так, нам пройти мимо надо, верно? — Давай напротив подождём, — сказала Жанна. — Вон, в пивнухе. Я покурю, а ты мне расскажешь какой-нибудь случай из соседства с этим. — Ну давай, — согласился я, хотя рассказывать что-то конкретное не хотелось, да по сути и нечего рассказывать… — Алло, — я ответил на звонок от Тюрзова. Мы следили за домом не меньше часа. Разные люди выходили из этой хрущёвки, но никого похожего на Дегтярёва. Конечно, из окна пивнухи сложно всё точно рассмотреть, но в одежде Дегтярёва точно никто не выходил. — Как обстановка? — спросил Тюрзов. — Никак. Видели похожего на Него, вошёл в хрущёвку. Следим, — я выделял местоимения в разговоре. — Я иду к вам. У меня глухо. Упустили, — он сокрушённо выдохнул. — Ничего. Надеюсь, у вас больший успех. Вы ставили Пометку? — Пометка? — Ах, о чём это я… — Тюрзов оставил вопрос без ответа. — Ждите, сейчас приду.             И короткие гудки. — Это Тюрзов? — Жанна нахмурилась и бегло посмотрела на часы. — Он сюда идёт? — Да. О какой пометке он говорит? — О, я знаю. Мастер может быть подобен собаке-ищейке, может взять след. Если цель теряет личную вещь, особенно украшение своё или то, к чему очень привыкло, можно отыскать по информации о ней, вещи этой, кластер цели и затем с высокой точностью почувствовать, где находится цель. Если человек хочет вернуть себе вещь, это часть его тела, например, и он жив, можно почувствовать тягу синхронизации его ноосферной оболочки, имеющей информацию о нём, и этого предмета, а затем по этой тяге можно найти цель. А если это не часть цели, то можно предположить расположение объекта, придя к кластеру, но любой колдун такие манипуляции почует и обрежет, только спалишься. На Пометке и основаны наши часики. — Как всё сложно… — соврал я, потому что прекрасно понял. Та чёрная полоска, пробегающая в мыслительной цепи проводницы, и была Пометкой. Значит, я мог её наложить и не наложил!!! — Я об этом расспрашивала, не поверишь, Никифорова, когда шутила, что потеряюсь на территории Полигона. И он ответил, что наша кровь, что хранится в… прости за тавтологию, в хранилище, никогда не даст нам возможность вильнуть в сторону. Всегда найдут. Хотя я и придумала пару способов, — Жанна заговорщически улыбнулась. Это наверняка было связано с преступлением, поэтому я решил не спрашивать. — Так Тюрзов мне предлагал ранить этого? Взять крови? — сделал я вид, что не понимаю. Нечего знать о способностях. — Пометка может быть при зрительном контакте, только другая. Я об этом всё прочитала, чтобы точно знать.             Жанна замолчала и принялась допивать пиво, чтобы Тюрзов не заметил, что мы его брали. — И как она делается? — О, там что-то со спектральным ноосферным анализом, я ничего не поняла. В книжках у нас всегда мудрёно пишут, наверное, чтобы без учителя ничего понятно не было. — Так, ну, спектральны… — Пиво пьёте? — Тюрзов влетел и уселся между нами.             Своей рукой он взъерошил мне волосы, посмотрел на культю и поджал губы. — Немного, — сказал я, думая насчёт спектрального анализа. Я понял эту формулировку как присваивание цели некоего идентификатора, который затем будет резонировать с целью, как и в случае с предметом. Но я знал, как это делает Тень. Она оставляет немного своей гнилой сущности прямо в человеке и находит свою же суть в нём. — Слышу, вы тут про Пометку. Коль, всё верно, в принципе, — он знает, о чём я думаю? Ах, да, о чём я… — Наставник, а что такое спектральный ноосферный анализ? — спросила Жанна. — Я не знаю, — пожал плечом Тюрзов. — Давайте о деле. Говорите, цель там? — Вроде как, — пожал плечами я. — Плохо. Я его не заметил, стоя на перекрёстке. Вот же говорил! Если сегодня пропустим что-нибудь важное, я накатаю на твоего дядю жалобу. Он пренебрёг методикой, пусть магистрат рассматривает.             Я ничего не мог ответить. Вероятно, если бы дядя не отозвал Ивахненко, мы бы действительно не играли в кошки-мышки, а точно знали, где подозреваемый, но теперь, возможно, он давно ушёл, а мы не заметили, потягивая тут пивко. — Идите домой, переоденьтесь, ничего опаснее ножа «Swiss» не берите, — у меня всегда при себе был именно такой. — Чтобы проблем не было. А затем перекусите и идите следить за общежитием. Рекомендую пересмотреть фотографии, чтобы лучше запомнить. Ах да, там появились фотографии «Шагала», «Настеньки» и неизвестных лысого и усатого. Может, поможет… Соседнее общежитие принадлежит ГГУ, просто государственному универу. Теперь вы — студенты ГГУ. Факультет сами выдумайте, откуда вы. Всё поняли? Идите.             Мы почти одновременно кивнули и пробормотали «понятно». Ещё наполовину полные стаканы стояли на столе, но мы их оставили — вряд ли наставник одобрит распитие алкоголя при выполнении заданий. И как он так быстро добрался?!             Тюрзов смотрел в окно на хрущёвку, крайнюю в ряду новостроек. Наверное, её скоро снесут и построят такую же аляпистую хрень, говоря о высоком архитектурном замысле, хотя ничего, кроме цвета, не поменяется.             На улице заметно похолодало, а я неслабо вспотел под этим плащом в помещении. — Вот такая первая ночка за работой, — улыбнулась Жанна. — Незнакомый город, вечер, тишина… — Ну, что ж здесь поделать. Результат — это результат, а успех — это конец. — Фу, пессимист. — А ты что, не пессимистка? — поддержал я разговор. Надо было о чём-то болтать в этой дороге. — Ты ж русская. Россия для грустных. — Я реалистка, — остановилась она. — А какой факультет выберем? — Ну, лучше одинаковый выбирать. — Я не про это. Этот выбор — это возможность представить, где бы мы учились, если бы не такая родня, — она махнула воображаемой саблей.             На что я не люблю практическую историю, но она мне в глубине души нравится, чёрт побери. Она рассказывает о таких чудесах, что будь я простым человеком, подумал бы, что это мифы, сказки и предания. Это очень занятно, на самом деле, хотя я больше хотел бы эти мифы сочинять, чем слушать о них. — Ну, я подумал, вот, и я бы стал писателем. — Чего?! — она дёрнула меня за локоть, разворачивая к себе. — Чего?! И о чём бы ты писал? — Да хоть об этом, как мы ловим безумного Сказочника, — я развёл руками. — Ага, и кто будет читать такие реальные истории, это же скучно! Вот мы туда-сюда побродили, выпили по стакану пива, даже не допили, кстати, поболтали с калекой и попёрли домой. Что тут интересного? — Ну, мне кажется, — пояснил я, — что в этом всём было бы много философского смысла. В полной истории. Да и для большинства это всё выдумки, потустороннее… — Ага-ага. Философ. А давай на философский факультет! — Так мы ж ничё не знаем. — Да сейчас сентябрь, первая неделя, хоть на космический! А чего мы должны знать? Мемы про Сартра и мочу из сапога? Так знаем. — Хорошая идея. Но, а если бы ты выбирала, куда бы ты поступала? — Я бы в спорт пошла, борьбу, — ответила Жанна. Это вполне в её духе. — Но такого факультета там поди нет. — Скорее всего.             Мы присели на скамью в дворике, в центре которого стоял отшлифованный камень. «Наука — это гранит, что следует грызть молодыми зубами». Я бы сказал, что никогда не поздно браться за ум, только «зубы» следует держать в чистоте и порядке, тогда они ничуть не постареют. — Так, спокойно. Мы философы. О! — Жанна чуть ли не вскрикнула. — Да-да, я вижу.             Мы сидели в центре двора, а у его края, у волейбольного корта на скамейке болтали, мило смотря друг на друга, люди с фотографий — Настя и Валера. О чём они говорили, невозможно было понять, но Настя оживлённо жестикулировала. У неё были длинные прямые волосы, тёмно-русые, подкрашенные в красный, широкая, крепкая, немного мужская, челюсть, широковатый, но не портящий картину её лица, нос. В целом, обычное лицо такой немного деревенской девушки, откуда-нибудь с Красноярска. Валера же выглядел ещё массивнее среднего, выше и с суровым задумчивым лицом. — Какая сладкая парочка, — недобро улыбнулась Жанна. — Сильно на них не смотри, он же агент, — я указал на Валеру. — Вдруг поймёт. — А может этого агента того, ножичком в горло? — Мы к нему подойти-то сможем? Нет, конечно, нельзя. — Да это же риторический вопрос, не бубни. — Уж нарушать УК РФ точно не следует просто так, иначе магистрат может решить, что ты склонилась на сторону зла, — пояснил я. — Я всё знаю! И вообще, это всё звучит как какие-то «Звёздные войны». Не делай из меня Дартса Вертера.             Валера налил Насте стопку водки, она начала ломаться, и я понимаю её. Водку пить просто так — это бр-р-р… гадость. Но она взяла стопку. Мне показалось, я видел свечение в глазах Валеры, он стал какой-то странный, а она тут же опрокинула стопку. — Смотри-ка, колдует. Я его быстро! — заметила Жанна. — Ща я его… — Стой, — я остановил амазонку, но она и не собиралась куда-то двигаться. Сама всё понимает.             Я достал телефон и набрал Тюрзова. — Слушаю, — донеслось из трубки. — Тут Валера колдует над Настей. — И чего? — раздражённо спросил Тюрзов. — Так кол… — Если он ей не причиняет вреда, ничего не делайте. Он причиняет? — Нет. — Тогда до свя… — Стойте! А если начнёт?             Тюрзов бросил трубку. — Ну что? Что там? — Жанна потрясла меня. — Мне идти ему харю чистить? — Уймись, бл-лин! Тюрзов приказал сидеть на жопе ровно и не реагировать, что бы там ни творилось. — Да как он может так наплевать… — прошептала она.             Как ни странно, я поддерживал Жанну. Возможно, я чего-то не понимал, были замешаны какие-то третьи силы, или нас ожидало что-то страшное, если бы мы тронули агента Сказочника, но это несправедливо. Я не верил, глядя на Настю, что она безусловное зло, что мы не должны реагировать на вред, что будет нанесён ей. Да что ей! Любому человеку!             Даже если этим человеком будет Дегтярёв.