Спаси меня

Темнота. Ифакат никогда не боялась темноты, наоборот, она приносила ей некое удовлетворение. Ведь живя вечно во тьме, женщина знала, как справиться с ней. Но не сейчас. Сейчас эта темнота наводила дикий страх, который будто окутывал ее со всех сторон своими липкими щупальцами. Хотелось кричать, но ничего не получалось — слова застревали где-то в районе груди, заставляя задыхаться.   — Ифакат.   Она слышала чей-то тихий голос извне. Такой нежный и ласковый, словно ангельский. Может она уже мертва и находится в раю? Хотя какой ей положен рай, если она так сильно грешила при жизни.   — Ифакат.   Голос был все громче и громче. Он был словно путеводителем для женщины — она шла ровно за ним.   — Ифакат, милая, прошу тебя, вставай.   Что-то очень теплое коснулось тыльной стороны руки. Мягкие, почти незаметные круговые движения вызвали приятную дрожь по всему телу. Знакомое касание стало якорем для рыжеволосой. Она открыла глаза.  

***

  — Ты что делаешь? — посмотрела на взъерошенную после их бурной ночи Гюльгюн.   Блондинка, чье неглиже прикрывали лишь шелковые простыни, лежала рядом с Ифакат, закинув на нее одну ногу. Под мягким сиянием свечей, которые были единственным источником света в комнате Ифакат, она напоминала греческую богиню, возлежащую на своем ложе. С каждым размеренным вздохом ее грудь чуть приподнималась, что казалось, в какой-то момент ткань упадет, отчего у рыжеволосой перехватило дыхание. Гюльгюн с задумчивым видом, будто делала какую-то невероятно сложную работу, внимательно вырисовывала на ладони женщины какие-то замысловатые узоры. Глаза ее чуть сузились, из-за чего на лице появилась россыпь мелких морщинок. Ифакат, как завороженная, смотрела на эту картину, пытаясь запомнить каждую мелкую деталь.   — Хватит сверлить меня взглядом. — шикнула Гюльгюн. Она знала, что уже давно не молодая девочка с идеальной внешностью. Ей было стыдно признать, но она иногда боялась, что из-за этого Ифакат может ее бросить, поэтому каждый раз пыталась найти новый изощренный способ как скрыть это за макияжем или вовсе пойти к косметологу, чтобы омолодиться.   — Я не сверлю. Просто пытаюсь запомнить твое лицо.   — Я так постарела, что тебе приходится каждый день изучать меня по новой? — не отрывалась от своего дела блондинка, в глубине души задетая словами Ифакат.   — Дурочка ты, Гюльгюн. Я тебя и такой люблю. Ты даже стала краше с возрастом. Как вино. А изучаю я тебя, потому что хочу это лицо видеть перед собой каждый день, а не в те краткие моменты, когда никого нет рядом. Буду воспроизводить его для себя, когда ты не со мной, — Ифакат медленно наклонилась к Гюльгюн и, аккуратно обхватив блондинку за талию, чтобы ненароком не сделать ей больно, подтянула ее к себе, оставляя на виске невесомый поцелуй.   — Оправдана, — широко улыбнулась Гюльгюн после таких слов и поуютнее устроилась на плече у старшей, утопая в мягкости ее рыжих локонов.   — Так ты мне скажешь, что ты там рисовала? — не унималась Ифакат, перехватывая свободной рукой ладонь Гюльгюн, скрепляя их в замок.   — Звездочки, — Ифакат повернула голову в сторону Гюльгюн. В ее взгляде читался явный интерес, но озвучивать она его не осмелилась. Не хотела нарушать между ними ту магическую нить, которая связала их сейчас. Слишком идеально было все в их моменте, чтобы портить их неудобными вопросами или колкими шутками, которые так и наровились вылезти наружу. — Ифакат, ты моя путеводительная звезда. Я всегда найду дорогу домой, потому что буду идти за тобой. Ты мой дом.   Трепетный поцелуй с солоноватым вкусом слез радости завершил тот прекрасный вечер.  

***

  — Гюльгюн, — хриплым, почти безжизненном голосом произнесла Ифакат.   Блондинка, что все это время сидела рядом с больничной койкой и сжимала крепко руку старшей, не могла поверить своим глазам. Ифакат очнулась.   — Где я? — рыжеволосая явно была в замешательстве, — Что случилось?   Последнее, что она помнила, были стены кабинета милиции, а сейчас она находилась в какой-то комнате, яркий свет которой слепил глаза. Все тело пронзала жуткая боль, отчего даже для пары слов приходилось прикладывать титанические усилия. Скрипя зубами, она попыталась сделать хоть какие-то телодвижения, чтобы поменять неудобное положение, но была резко остановлена Гюльгюн, которая на эмоциях до этого момента вообще не проявляла себя.   — Тише, Ифакат, подожди, — наконец освободив ладонь рыжеволосой, она поднялась с неудобного стула и подошла к ней.   Гюльгюн осторожно, словно Ифакат была сделана из хрусталя готового в любой момент разбиться вдребезги, просунула руки под ее тело и с легкостью приподняла, помогая поудобнее устроиться в сидячем положении. А затем снова вернулась на свое место, отодвигая стул подальше, чтобы не смущать старшую своей близостью. Или боялась попасть под горячую руку, когда та придет в себя?   — Спасибо, — вымученно улыбнулась Ифакат в знак благодарности.   За последние два дня она пережила так много всего, что это не могло не отразиться на ее состоянии. Без того светлая кожа стала еще бледнее, лицо осунулось так, что казалось, будто о ее скулы можно было порезаться, а глаза… Мало того, что под ними пролегали до ужаса большие синяки, взгляд женщины потух, словно жизнь в них давно угасла. Не было той искорки, которую так любила Гюльгюн. Эта искорка ознаменовала пламя, которое буквально жило где-то в глубине души Ифакат. Она могла сжечь им. Именно это отсутствие и пугало больше всего и без того встревоженную блондинку. Было ощущение, что перед ней находится лишь оболочка.   — Что случилось? Почему я в больнице? — еще раз спросила Ифакат, в ожидании ответа.   — У тебя было кровотечение. Слава Аллаху, скорая быстро приехала, и тебя спасли. Сейчас твоей жизни ничего не угрожает, — Гюльгюн слегла поморщилась от воспоминаний, которые резко предстали перед ее глазами. Лужа крови, крик, сирена скорой, бесконечные коридоры белых стен и долгие часы утомительного ожидания. Казалось, что Гюльгюн только сейчас смогла выдохнуть после прошедшей ночи, видя перед собой живую Ифакат. Блондинка слегка откинулась на спинку своего стула, позволяя телу чуть расслабиться после проведенных часов в одном положении, сбросив с себя остатки напряжения. — Какое кровотечение? — руки быстро переместились на уровень живота, будто проверяли наличие ребенка. Паника охватила Ифакат. То, чего она ждала больше всего на свете, то, ради чего она отказалась от всех — она могла потерять, — Что с малышом? — Не волнуйся, с ним все хорошо, — как камень с плеч упал тяжелый груз с груди Ифакат, давая с облегчением вздохнуть в полную силу. — Мои поздравления, у тебя все-таки получилось это сделать. — Да, — с загадочной улыбкой на лице ответила та, нежно поглаживая живот, даря своему малышу необходимое тепло матери.   Ифакат мало что понимала в тот момент. Боль и отчаяние на столько сковали ее тело, что заставили сжаться еще сильнее. Она давно потеряла связь с реальностью, утопая в паутине собственных мыслей.   Ифакат не знала, как Гюльгюн поставила всю охрану на уши, готовая убить каждого собственноручно, кто отпустил рыжеволосую одну. Как она отобрала машину у Абидина и сама села за руль, запретив ее сопровождать, хотя давно не сидела за рулем. Как нарушила всевозможные правила дорожного движения, рассекая на серебристом автомобиле, лишь бы успеть, лишь бы было не поздно. Как нашла ее в каком-то переулке в позе эмбриона, не реагирующую абсолютно ни на что. Какие титанические усилия пришлось приложить, чтобы поднять ее и отвести в машину. Как тряслись ее руки за рулем, как она пыталась сохранить самообладание, везя их в их секретное место. Пришла в себя Ифакат лишь в тот момент, когда услышала тихое всхлипывание где-то рядом. Гюльгюн, полностью выбитая из сил, лежала головой у нее на бедрах и крепко обнимала ее за талию.   Они находились в старой квартире блондинки, подаренной когда-то ее родителями. Мало кто знал про нее, поэтому это было идеальное место для встреч двух женщин. Рыжеволосая сидела на диване в недоумении как она здесь оказалась. Последние лучи солнца пробивались сквозь широкие панорамные окна гостиной, озаряя помещение золотистым свечением, создавая некую иллюзию уюта. Ифакат всегда нравилось находиться здесь. Эта квартира была сравни маленьким островом, защищенным от любопытных глаз. Только здесь она могла быть по настоящему счастлива и делать то, что она захочет. За порогом этой квартиры оставались все проблемы, все маски, вся ненужная мишура, которая так отягощала двух женщин. Оставались лишь влюбленные сердца и их маленький рай, которые видели лишь стены этой квартиры. Ифакат осторожно, чтобы не напугать, провела по шелковистым волосам блондинки. Ей всегда нравилось гладить их, зарываться пальцами, делая легкий массаж головы. Нравился тонкий запах жасмина, который они источали, но самое главное, она любила реакцию Гюльгюн на ее действия. Младшая каждый раз словно плавилась в ее руках, прося о продолжении. Хотелось оставаться в таких моментах на вечно. Даже сейчас, Ифакат видела, как вздрагивающее тело от плача потихоньку успокаивалось, и руки, что сжимали талию рыжеволосой до посинения, наконец освободили от оков. Гюльгюн медленно привстала с бедер Ифакат и приняла вертикальное положение. — Ифакат, что с тобой произошло? — протирая чуть покрасневший нос, спросила Гюльгюн. То ли от слез, то ли от освещения ее карие глаза стали янтарного оттенка, в котором хотелось потеряться. Рыжеволосая еще никогда не видела таких прекрасных глаз, казалось, что их взгляд проникает в самую душу, даря такое нужное успокоение. — Гюльгюн, нужно серьезно поговорить. Неловкое молчание, словно тяжелая завеса, повисло в стенах палаты. Ифакат, будто отрезанная от мира, неподвижно держала руки на животе, погруженная в свои мысли о происходящем. В то время как Гюльгюн смотрела на эту картину в нерешительности, не зная, что делать дальше и как подобраться к возведенным стенам души Ифакат.   — Почему ты все еще здесь? — внезапно прервала тишину, своим целиком пропитанным холодом голосом, старшая, — Тебя уже наверняка заждались в особняке.   Резкий тон Ифакат напугал Гюльгюн. Она понимала, что рыжеволосая все еще злится на нее. Брошенный взгляд испепелял так, что, казалось, от него не было спасения. Он пронзал насквозь, не оставляя ничего живого после себя.   — Я не вернусь туда без тебя. Ты нужна мне, — прошептала блондинка, едва слышно, будто сама не верила своим словам. Ее потерянный вид лишь еще больше выводил из себя Ифакат, готовую в любую минуту вспыхнуть, сжигая все дотла. — Гюльгюн, ты слышишь вообще то, о чем говоришь? — Ифакат сорвалась, — Если ты думаешь, что я забыла наш разговор в отделении, то ты ошибаешься. Я не собираюсь спасать ни тебя, ни тем более Орхана. — ее голос начал дрожать от накопившейся обиды, которую она так давно хранила у себя на душе, — Гюльгюн, я верила тебе, я любила тебя, а ты меня предала. Ты просто взяла и вычеркнула меня из жизни, когда я находилась на самом дне. Ты разбила мне сердце. А сейчас ты спокойно, как ни в чем не бывало, приходишь ко мне и просишь помощи. Это просто абсурд. Я наконец обрела то, о чем искренне мечтала всю жизнь, и не хочу рисковать этим.   Пульс стал зашкаливать, давление резко поднялось, и Ифакат чуть наклонило вбок, что не осталось незамеченным, однако даже тут Гюльгюн боялась попасть под горячую руку. Рыжеволосая медленно потерла виски, пытаясь хоть на секунду снять невыносимое напряжение. Закрыв глаза, женщина медленно считала до десяти, при этом делая глубокие вдохи. Она верила, что это поможет ей справиться с ситуацией, или по крайней мере даст небольшую отсрочку от дальнейшего диалога. — Ифакат, я признаю, я совершила ошибку, — оправдания Гюльгюн не заставили себя ждать, чем вызвали лишь новую порцию раздражения у Ифакат, которая так и не справилась с головной болью, — Я искренне жалею об этом, и если бы у меня был хоть малейший шанс исправить это, не говорить тех слов, я бы сделала все, чтобы это исправить, — все ее естество буквально кричало о прощении, а в глазах читались лишь мольба и надежда на то, что ее поймут и выслушают. — Ты мне для чего это сейчас говоришь?— грубо, как пощечина, парировала Ифакат, — Думаешь, сейчас извинишься, и я прощу тебя, бросившись в объятия? — каждое слово выплевывала словно яд сделанный из боли и разочарования, — Ты вообще понимаешь, что ты тогда сделала? Что мне пришлось пережить. Я буквально собирала себя по частям, пока ты развлекалась с Орханом, — даже говорить было об этом на столько больно, что у Ифакат непроизвольно потекли слезы, а тело стало предательски дрожать, предзнаменовая неизбежную истерику. Не в силах больше смотреть на такую сломленную Ифакат, Гюльгюн, наплевав на свои собственные страхи, встала со стула и, подойдя к женщине, крепко прижала к своей груди. Рыжеволосая даже не сопротивлялась, позволяя наконец расслабиться в таких родных, но давно позабытых объятиях. Но если раньше они были убежищем, в которых можно было скрыться от любых невзгод, то сейчас они больше напоминали клетку, из которой невозможно было выбраться. Они обжигали, оставляя лишь невидимые шрамы на сердце. Но почему все равно хотелось в них утонуть и больше никогда не возвращаться? Видимо это была больная любовь. Гюльгюн аккуратно отодвинула Ифакат от себя. Все еще хныча то ли от прошедшей истерики, то ли от неожиданного разрыва объятий, рыжеволосая в недоумении уставилась на Гюльгюн своими заплаканными глазами. Блондинка, не отрывая зрительного контакта, нежно убрала выбившуюся прядь огненных волос за ухо, отчего у старшей побежали мурашки по телу. Довольная такой реакцией, Гюльгюн обхватила лицо Ифакат и бережно убрала дорожки слез, большими пальцами рук. — Я не бросала тебя, — почти невесомый поцелуй коснулся правой щеки Ифакат, — Я отпустила тебя, — поцелуй перешел на левую сторону, — Чтобы ты смогла построить новую, нормальную жизнь, — она закончила это предложение, запечатав его на губах рыжеволосой. В шоке от таких действий, Ифакат не отвечала на поцелуй, а когда поняла, что происходит, и вовсе оттолкнула Гюльгюн от себя. — Я хотела этой жизни с тобой, но ее уже никогда не будет. Прошу, уходи, в память о нашем прошлом, уйди и больше не тревожь меня. Не делай больно во второй раз, — Ифакат просто отвернулась от нее, четко давая понять, что она больше не собирается продолжать разговор. Тихо выдохнув про себя, Гюльгюн встала с кровати Ифакат и ушла. Захлопнув за собой дверь, она присела на стоявшую возле палаты скамейку, чтобы перевести дух и собраться с мыслями после сегодняшних откровений. Нужно было придумать, как действовать дальше. Она верила, что еще не все потеряно. Хотя до конца не понимала, чего конкретно она ждёт от Ифакат или от самой себя. Одно Гюльгюн знала точно, она явно все еще видела в глазах Ифакат маленькие искорки любви, и верила, что сможет зажечь в них пламя опять. Уверено встав со своего места, она гордой походкой вышла из здания больницы с четким осознанием того, что она растопит лед в сердце своей любимой женщины и завоюет ее еще раз, чего бы ей это не стоило.