Прыжок через себя

      Две тысячи двадцатый год. Токио. Летние олимпийские игры.       Итэр, как попал в номер, бросил чемодан в дверях и тут же ринулся затягивать шторами окно, за которым бушевала жизнь, и не утихали ни на секунду люди. Он тяжело выдохнул, осматривая помещение, а вот Кадзуха, которого поселили с ним, более безмятежен и спокоен. Ребята почти на все соревнования ездили вместе, так как одинаково хорошо плавали на своих дистанциях: Кадзуха — кроль, а Итэр — баттерфляй. Они даже не соперники друг другу, поэтому-то и друзья.       — Мой дорогой, ну что за лицо, — сладко протянул Кадзуха, медленно подступая к своему другу, да нагло нарушая его личное пространство, притрагиваясь к его лицу, разглаживая складку бровей.       На это Итэр отреагировал остро: он отбросил его руку и раздражённо увел лицо, практически прошипев:       — Тут воняет, — отшагнул парень, тут же начав проходиться пальцами по своим волосам, обстриженными каскадом чуть выше плеч, — с кем мы еще живем?       — Ты имеешь в виду в отеле? Еще с легкоатлетами и фехтовальщиками, — зевнул Кадзуха невзначай перекидывая руку через плечи Итэра, наваливаясь на него, — в принципе все виды спорта, которые поехали, живут неподалеку.       Он на секунду ушёл в рефлексию, о чем-то крепко задумавшись. Торопливые мысли начали крепко обжиматься друг с другом, соединяясь в единый комок, встающий поперёк горла. Но не долго он был в прострации: Итэр почувствовал, как на его прессе находится чья-то рука, стремительно скользящая ему под резинку спортивных штанов.       — Итэр, тебе надо расслабиться. В твоей жизни и так много сложностей, — поцеловав его в скулу, на горячем выдохе прошептал Кадзуха, — не думаешь?       — Кадзуха, нет, — твёрдо сказал Итэр, отодвигая от себя парня, — Пора прекращать это. Я полюбил.       И Кадзуха тут же отскочил назад, убрав руки еще на слове «нет»:       — Во-оу! — напряженно вскрикнул он, выставляя ладони, будто показывая безоружность, — я надеюсь, что не меня?       — Да кому ты нужен, — отошёл к своим вещам Итэр, сев на корточки к рюкзаку. Он начал на дне активно искать телефон, убирая еще на тот момент относительно прямые волосы за уши, недовольно что-то бухтя себе под нос, — Навию… она просто…мечта…во всех смыслах этого слова…       — О, прошу, избавь меня от своих эротических фантазий с женщиной, — брезгливо отмахнулся тот, плюхнувшись на кровать, — теперь понятно, почему наши «личные встречи» прекратились. Слушай, а тебе не кажется, что та фурия — не лучший вариант?       Итэр оскорблённо нахмурился, тут же повернувшись в сторону друга, злостно опалив его взглядом:       — Не говори о ней так, да и наши «встречи» прекратились уже как два года, я удивлен, что ты не теряешь надежд. — процедил Итэр, встав в полный рост, — И вообще, я не собираюсь обсуждать с тобой девушек.       — Моя гомосексуальность, не обозначает, что я не выношу девушек, — отмахнулся он, едко хмыкнув, но Итэр на эти слова лишь поднял брови, всем видом показав, что ничуть не верит ему, — кхм-… ладно, хорошо, ну, на мой взгляд, всё равно странный выбор…       — Знаешь ли, у меня и с тобой выбора не было, — мягко сел на свою кровать Итэр, зевая, — я с тобой не собираюсь обсуждать традиционные ценности. Ты можешь продолжать находить «партнёров на один раз», дабы растрясти свой «избыточный» тестостерон, но я в этом тебе помогать больше не буду. Опыт был очень занимательным, но так продолжаться не может, не обессудь.       — Дело твоё, да и было у нас с тобой всего два раза, зато каких… — перевернулся на бок парень, да подставив руку под голову, договаривая на зевоте, — мы, в любом случае, лучшие друзья, я всегда с тобой, какое бы решение ты не предпринял. И, пожалуйста, прекращай на китайском говорить, мы не в девятнадцатом веке.       Итэр промолчал, вспоминая как познакомился и практически рос с ним. Кадзуха — прекрасный человек со своими неординарными взглядам на жизнь. Он понимал, что, если бы не его друг, он так и остался бы асоциальным затюканным ботаником.       Достаточно забавная ситуация, ведь они оба с рождения живут, там, где живут, однако по именам и внешности, особенно у Итэра, этого не скажешь. Они оба всегда были белыми воронами, что и стало причиной их дружбы.       — Ладно, че притих? Я пить хочу, пойдем к кулеру. — утверждал, а не спрашивал Кадзуха, поднимаясь с кровати, крепко схватив за локоть Итэра тут же с силой начав тащить к выходу.       В принципе Итэр и не сопротивляется. Он покладисто шагает за другом, снимая с себя кофту, оставаясь в футболке.       Кулер оказался один на несколько этажей, поэтому его поиск занял какое-то время: они пытались убедить друг друга, что уже и не так сильно хотят пить, но десять минут скитаний, их, наконец, привел к нужному этажу. Рядом с кулером стоял какой-то высокий юноша, резкими и грубыми движениям отрывая этикетку от своей бутылки, все сильнее хмуря брови. Даже издалека ощущалось это сквозящее от него раздражение. Пловцы лишь насмешливо переглянулись: «Видать, волнуется,» — хмыкнув, и начали шагать медленнее, ожидая, когда тот невротик отойдет.        Кадзуха на что-то отвлёкся, рассматривая картины на стенах, да позвал друга. И пока Итэр оборачивался к над чем-то смеющимся приятелю, он не остановился, что и привило к столкновению. Тот нервный юноша, не заметив пловца, практически с разворота ударил его рукой, и вода из бутылки, перед тем как она упала на пол, вылилась прямо на Итэра. Юноша принялся явно неискренне, но быстро извинятся, всё больше закипая от раздражения.       Тем самым юношей был Сяо и по нему было видно, что у него так и вырывалось с губ: «смотри, куда идёшь, пучеглазый придурок,» — но эмблема сборной на футболке Итэра выдавала земляка…       Итэр оглядел свою промокшую белую футболку и тоже разозлился, поджав губы, да фыркнув.       Единственный, кто не растерялся в этой ситуации — Кадзуха. Он захохотал, подкалывая Итэра:       — Ой, кажется, твоя футболка намокла, а ты не взял запасную … ну ничего, можешь взять меня, — сдувая волосы с глаз, Кадзуха мазнул глазами по двум хмурым лицам парней.       Итэр наклонился за бутылкой, но не проигнорировав слова друга, тяжело выдыхая:       — Рот закрой, может, на умного сойдешь, — устало протянул наклонившийся, слыша, как звонко хохочет Кадзуха.       Итэр протягивает бутылку ее хозяину, сталкиваясь ним взглядом, а у нервозного мальчишки отвращение так и вырисовывалось на лице. У Сяо брезгливо изогнулись губы, и он почти сказал: «себе оставь», — но отвлекся на разглядывания очень красивых светлых волос, что струились вдоль шеи, да зацепился за аккуратный разрез глаз, что считается «идеалом красоты» в их стране.       Пловец негодующи покосился на друга, совершенно не понимая, почему не берут бутылку. Кадзуха опять не воспользовался советом Итэра, по поводу закрытия рта:       — Мне кажется или тут теперь не только ты мокрый?       В этот момент Итэр с силой впихивает Сяо в руки бутылку, закатывая глаза на слова друга, и показательно хмыкнул:       — Ты про себя? — ответил он, грубо отодвигая за плечо прибывшего в замешательство легкоатлета, что поспешил уйти от этих «ненормальных».       — Да, а про кого же ещё? — последнее, что услышал Сяо, заворачивая к лифту, надеясь забыть образы этих парней.       И пока Итэр спокойно наливал воду в прозрачный пластиковый стаканчик, с лёгкой улыбкой отметил:       — Симпатичный он, да?       — Да-а, — соглашаясь протянул Кадзуха, но быстро опомнился, повернув голову к своему друг и с самым серьёзным видом переспросил: — Стоп, что?

***

      — Чё за херню ты делаешь? — раздраженно процедил Сяо, смотря как его новая ученица пишет какую-то ерунду, — Люмин, я тебе только что на протяжении часа объяснял, как это делать.       Итэр очень аккуратно объяснил Сяо, что у них в семье «не-принято-что-то-не-знать», как бы странно это не звучало. Именно поэтому он настоял, чтобы Сяо притворялся ее одноклассником, с которым они вместе делают домашнюю работу, конечно же, его работа будет оплачена. Из этого Сяо сделал вывод, что тот очень любит свою младшую сестру, вопреки ее неприятному характеру, который он смог прощупать за почти неделю ежедневных занятий с ней.       — Да я не понимаю эту чёртову химию! — вспылила девушка, кинув ручку в стену, из-за чего она отлетела куда-то вглубь комнаты, — но, если не сдам экзамен и не поступлю, родители мне голову открутят!       Каждые занятия девушка скулила и разрывала тетради. Темпераментная спортсменка иногда даже вскакивала со стула, злостно вскрикивая, а как-то раз от переизбытка чувств сделала сальто назад, буквально встряхивая себя. Лицо Сяо в эти моменты не меняется: он просто дает школьнице выплеснуть все накопившиеся, разделяя её раздражение.        Сам поступал и сам через всё это проходил.       Сяо отнял от груди руки, перестав опираться поясницей о стол, и тяжело вздыхая отошёл к ручке. Он подцепил ее пальцами, и, заправляя отросшие волосы за уши, спокойно заговорил:       — Наверное, не моё дело, но кем бы ты хотела быть?       Девушка всё продолжала держаться за голову, сжимая корни волос, и через нос, через слёзы, ответила:              — Родители хотят меня видеть… успешным химиком-экологом.       Сяо подошёл к ней ближе, сам не веря, что говорит это:       — Это всё замечательно, но я спрашиваю, кем бы ты себя хотела видеть, — говорил он тихо. Уставшим голосом. Он в последнее время начал замечать у себя мандраж, озноб и хроническую усталость, но не предаёт этому значения, ведь и у него скоро начнётся экзаменационный период — счёл на стресс.       Люмин подняла на него глаза, негодующе хмуря брови. Она секунду смаковала слова на языке и, ощетинившись, фыркнула:       — Я хочу продолжить заниматься прыжками в воду, — сказала она хрипло, — но я боюсь об этом даже сказать.       Сяо нахмурился на нее, но ничего более не сказал по этому поводу.       — Попробуй ещё. Если не выйдет, возьмём перерыв. — сказал он, давая девушке ручку, — в любом случае, у тебя есть еще есть время. Я еще повожусь с тобой.       И она попыталась еще, и у неё ничего не вышло. Сяо лишь продолжал смотреть на её неверно расставленные коэффициенты и так не уравненный кислород. Парень протекал глазами с истерзанной тетрадки на стены комнаты: удивительно, но со столь вспыльчивым характером девушки, у нее очень чистая и «целая» комната. Стандартная икеевкая комнатушка в пастельных цветах, совсем не клеится с тем, какая сама по себе Люмин. Да и в принципе вся апарта их выглядит как из какого-то журнала: вычищенные светлые стены, однотонная кухня, и прихожая с ванной сделанные под камень. Сяо ненароком заметил, что в квартире очень много детских игрушек и одежды, но особо не предал этому значения. Так же недо-репетитор случайно увидел комнату, где когда-то жил Итэр, если бы он не знал, что они в квартире, подумал бы, что это какая-то очень хорошая медицинская палата. Там даже лампа для кварцевания помещения стоит — заметил он это всё случайно, она находится напротив комнаты Люмин и кто-то, видимо, открыл туда дверь и забыл закрыть.       — Сяо, что ты за мегамозг такой, что так хорошо знаешь химию с биологией? — почти проплакала девушка, уронив голову на стол, — я искренне не понимаю…       Парень изогнул бровь: биологию он просто знает на уровне университета, это вышло как-то само, всё-таки еще экзамен на сессии сдавать. А вот химия просто как-то случайно пошла…       — Ну, а ты хорошо знаешь физику и математику, а я вот ни черта там не понимаю, — отмахнулся он, разминая затёкшую шею, случайно заметив, как в рамке на полке стоит фотографии Люмин с каким-то молодым человеком, — тебе так лишь кажется, я знаю недостаточно хорошо, чтобы так говорить.       И не успела она ничего ответить, как они услышали, что открывается входная дверь. Сяо вновь перетёк глазами на Люмин, и она быстро ответила на ещё не озвученный вопрос:       — Я сказала своим родителям, что ко мне придет одноклассник, с которым мы вместе готовимся к экзаменам, — зевнула она, вставая из-за стола, — они знают, что я не одна.       Сяо уже хотел сказать, что тогда он пойдёт, да в комнату кто-то постучался, и не дождавшись ответа вошли:       — Как дела? Усердно учишься? — с улыбкой на лице сказал высокий мужчина, опираясь о косяк двери и держа на руках маленькую белокурую девочку. Ту самую девочку с фотографии Итэра, — О, это ты одноклассник моей дочери? Здравствуй!       Говорил Дотторе с лёгким прищуром, будто знает об обмане ребят. От этого взгляда у Сяо пошли мурашки по плечам, он тут же поздоровался как подобает здороваться и разговаривать со старшими, учтиво поклонившись. Сяо себе отметил, что их отец выглядит очень молодо и свежо, даже и не скажешь, что ему где-то пятьдесят.       За спиной мужчины вскоре появился и Итэр, не снявший верхней одежды. Парень недовольно говорил, что он сделал всё, что от него требовалось, и что оставаться с ними на обед он не собирается, но его голос быстро стих, когда они с Сяо внезапно столкнулись взглядами. Итэр ему ничего не сказал, только лишь явно улыбнулся, да задорно подмигнул, и у юноши вновь пошли мурашки, только вот теперь не от холодка, а от смущения, и не по плечам, а по спине и животу. Люмин на подобный жест старшего брата к ее репетитору оценила, и ее губы расплылись в злорадной ухмылке, она быстро потянулась к телефону, начав печатать сообщение брату.       — Приятно было познакомится, но прошу меня простить, мне пора идти, — вновь поклонился Сяо, быстро подбирая нужные слова, — Люмин, спасибо тебе большое, что помогла мне с изучением материала.       Когда Сяо обходил Дотторе, он всё не мог отделаться от мысли, что их отец обладатель самого тяжёлого взгляда, который только может быть у человека. Однако тот всего лишь с ним поздоровался, а на данный момент и вовсе просто покачивал на руках сопящую девочку. Следующий, на кого посмотрел паренёк — Итэр. Сяо жадно мазнул взглядом на него испод ресниц, кратко кивнув, здороваясь, поскорее уходя в прихожую, моментально накидывая на себя куртку.       — Ладно, я пошёл, — сказал Итэр только тогда, когда увидел, что Сяо оделся и готовится выходить, — я потом донесу оставшиеся документы по поводу того пациента.       Дотторе просто вальяжно махнул рукой, как бы показывая свое безразличие, а девушка всё продолжала сопровождать их взглядом до последнего.

…

      Тридцатое декабря. Все улицы давно украшены всякими гирляндами и украшениями, люди готовятся встречать новый две тысячи двадцать третий год, готовя подарки для друзей и родственников. Двое парней вместе идут вдоль парковки, и Итэр, конечно, опять предложил Сяо подбросить его туда, куда ему только надо, но вот Сяо терзает другой вопрос:       — Та девочка на руках твоего отца…       Итэр быстро понял природу вопроса, и его уголки губ приподнялись в злорадной улыбке, точно, что только что была у Люмин, однако больше смеяться над ним он не намерен:       — Моя ещё одна младшая сестра, — ответ был быстрым и звонким, не было ни легкого стыда в его голосе, ни неловкости, — просто, когда я с ней гуляю, то похож на молодого отца вот иногда и шучу на эту тему ха-ха-ха…       С плеча Сяо свалился один тяжеленный валун, кажется, ему даже стало намного легче дышать. Но есть еще второе плечо… Парень неосознанно направил глаза на безыменный палец Итэра, так и не увидев там больше кольца, но для такого вопроса он пока что морально «не дорос», да и сам врач быстро убрал руку в карман:       — Я разведён и уже достаточно давно, кольцо носилось как бутафория…. — тихо, сухо проговорил Итэр, прокашливаясь, стыдливо, от воспоминания о браке, пряча глаза за густыми ресницами, но все ближе подходя по чистому снегу к своей машине. — так куда тебя, говоришь, довезти?       Сяо тут же раскрепостился. Больше нет того самого: «он женат, да ещё и, скорее всего, с ребенком…» — Теперь-то ситуация прояснилась и стало чуть больше свободы в действиях, хотя и не сказать, что он как-то скромничал. Однако собственное лицемерие иногда начинает душить и напоминать о себе… Как раньше сталкивался с прохожими, которым на долю выпало любить людей своего пола, и смотрел на них с презрением и омерзением. Как считал, что это ошибка природы, может даже болезнь. А когда сам начал испытывать влечение к парню, то сразу все нормально, даже «для приличия» не было самобичевания или раскаивания за собственное поведение в прошлом.       Те самые вечера рефлексии у него были, но он в силу своей простодушности быстро принял данную ситуацию. А может, он просто уже устал ненавидеть себя. Дело даже не в том, что он хочет с ним быть и мечтает о взаимности; отношения с Итэром — это последнее, что его интересует, на самом деле; просто его ориентация оказалась для него «меньшим злом», возможно, именно тем, на что он отвлекся, когда бессознательно понял, что погряз в очень глубоком болоте…       — Эх, а я уже думал, что тебе сорок шесть, ты женатый и с ребёнком. — шутя закончил парень, пряча нос в шарфе, — кругом один обман и разочарование.       Врач сухо, впервые именно беззлобно, посмеялся, прикрывая рот ладонью, но ответил сразу:       — Ты разочарован? Могу ли я как-нибудь искупить свою вину за обман? — и звучало это так сладко, так приятно, что, казалось, он не подхватил на лету его неудачную шутку, а начал в открытую флиртовать.       Сяо сглотнул, чуть прищурившись:       — Я постараюсь пережить это, — закатил глаза Сяо, уже теперь и сам растягивая губы в бледной, но ехидной улыбке, — Да и что ты сделаешь? Заведешь семью и найдешь себе новую жену, чтобы мое доверчивое представление о тебе оправдалось?       — Звучит неплохо, но думаю, в этот раз «жена» будет немного другая, — беззаботно отмахнулся он, как-то красноречиво покосившись на Сяо.       Но тот не понял, и это было ясно по его лицу: «Ну, логично, что другая… Не думаю, что это хороший вариант сводится с тем, с кем ты уже разведён…». Ему пришлось перевести тему:       — Но кошка у меня и правда есть, — Итэр неосознанно подошёл ближе к парню, обратно захлопнув приоткрытую дверь машины, — может, как-нибудь вас познакомлю, если захочешь однажды оказаться у меня в гостях.       Они попали под слабый снегопад. Окружающие их прохожие куда-то всё спешили, шумели. С серого неба продолжал медленно падать слабый снег, а они столкнулись друг с другом взглядами. Итэр не улыбался, как делает это обычно, его уголки губ были даже скорее опущены, но глаза… Глаза его слово сияли, мерцали, отражая лучи блеклого света, прямо как этот белый снег. Итэр где-то глубоко в сознании себе отметил, что будь на улице ураган, нещадный ливень или знойная жара, то все равно вот так стоял и любовался им, если бы выпала ещё подобная возможность.       Сяо, в свою очередь, терялся в уверенных флюидах Итэра. Он будто растворялся и совершенно ничего не мог сделать. А что надо? А как надо что-то показать или проявить? Это даже уже не смущение, а незнание, абсолютное непонимание ситуации. Он видит, что полностью получил распоряжение этого чертовски привлекательного врача, видит, как тот улыбается ему уже не этими вытянутыми в дуге губами, а своими восхитительными глазами. Но Сяо растерялся. Его щеки опять стали горячее, и он вновь испытал раздражение к себе.       «Интересно, а он замечал, что любая его эмоция даже, которую он пытается скрыть, видна? Что его румяные щеки, блестящие глаза и горящие уши — говорят больше, чем его искусанные губы…» — по-доброму нахмурив брови, подумал Итэр.              Итэр вытащил руку из кармана, перетерев пальцы в ладони, он увидел, что Сяо это заметил, из-за чего тот напрягся в предвкушении. Рука врача приблизилась чуть ближе к рядом стоящему; он и сам не знает зачем это делает и почему ладонь потянулась в том направлении, к присыпанной снегом голове Сяо:       — Позволишь? — неожиданно нежно начал задавать свой вопрос молодой врач, стараясь не держать настолько долгий зрительный контакт, чтобы не смущать Сяо, — у тебя все волосы в снегу.       И, разумеется, они оба понимали, что Сяо и сам в состоянии потрепать себе волосы. Разумеется, это был очередной предлог на попытку прикосновения, и, само собой, Сяо не отказал. Он, как ласковый кот, подставил макушку, чуть наклонившись. Итэр с радостью достал вторую руку из кармана, мягко и плавно прикасаясь к твердым волосам. Его пальцы скользнули по голове, пропуская черные локоны через фаланги, трепетно отряхивая их от снега. А Сяо и не заметил как стал ещё ближе к нему, будто вот-вот произойдет объятие.       — Как голова? — тихо спрашивает Итэр, одновременно нащупывая место удара, не находя даже шишку, от чего спокойно выдыхает, — Не беспокоит?       Прохожие подобное пропускали сквозь пальцы. Конечно, пару раз было, кто фыркнул, да косо посмотрел, но им было плевать, что думают окружающие.       Сяо почувствовал, как ладони Итэра перетекли чуть ниже, а конкретно к линии челюсти, почти невесомо прикасаясь к ней. Он совсем малость поддался неизменно теплой руке, разомкнув губы для ответа, да тут же отвлекается на вибрацию в кармане. Врач неспешно отнял от него свои руки, плавно спрятав их в карманы пальто, а Сяо замельтешил, пытаясь выяснить из каких карманов этой чертовой куртки звонит телефон, обломавший момент.       Но достав телефон, он помрачнел. Его густые брови сползли к переносице, и он сделал несколько шагов в сторону, чтобы ответить, предварительно извинившись перед Итэром.       Итэру только оставалось наблюдать, как тот начал нахаживать круги, с кем-то очень напряжённо разговаривая. Сяо явно разговаривал с кем-то старше его, ибо то как он учтиво подбирал слова, как пытается «делать лицо попроще», как будто этот человек стоит перед ним… Но звонок прекратился, и он быстро подошёл обратно к ждущему его парню:       — Как бы мне не хотелось, чтобы ты меня довёз до дома, мне нужно идти в другом направлении, — сказал он с ужасным, будто трескучим, раздражением.       Итэр пару секунд помолчал, вглядываясь в лицо парня, будто определяя его спектр эмоции, расфасовывая их:       — Все нормально? — задал он самым обычным, спокойным голосом, все продолжая определять душевное состояние Сяо.       Сяо начал отмахиваться, говоря, что все в порядке и ему нужно уже бежать, иначе опоздает. Он больше даже не смотрел в глаза Итэру, и в принципе старался увести лицо от дошлых глаз, чтобы, скрыть свою раздражимость, которую он не хочет показывать собеседнику.       — Тогда до вечера, — первый прервал мимолетную паузу Итэр, напомнив о том, что у них сегодня ещё тренировка.       — Да, до вечера…– забормотал паренек в ответ, попутно разворачиваясь, поскорее стараясь скрыться, но Итэр ему вкрадчиво добавляет в спину:       — Сяо, у тебя очень бледное лицо, — от таких слов парень даже остановился, вновь бросив на Итэра взгляд через плечо, — Я заметил, пока волосы тебе отряхивал. Сдай, пожалуйста, анализ крови, на-…да вообще общий анализ. Я вол-… — не сумел договорить врач, прикусив язык.       — Я вместе с рентгеном тебе принесу на прием.       — Если что, я тебе дал свой номер телефона, — твердо намекнул Итэр, нахмурив брови.       Сяо больше ничего не сказал. Он кивнул, хмыкнув, и уже окончательно ушёл, а Итэр продолжил смотреть ему в спину, испытав легкое негодование, от того, что не смог понять сменившийся спектр эмоций этого строптивого парня.

***

      По отдельности и не скажешь, что они родственники, однако оказавшись лицом к лицу, сразу стали бросаться очевидные сходства, помимо фамилии…       Руки Сяо крепко сжаты в замке, уложенные на чистом столике небольшой кофейни. Его острый взгляд четко направлен на лицо напротив сидящего, и было видно, что парень точно жалеет, что не может только одним взглядом его убить.       Одно лицо. У них практически одно лицо.       — Значит, — разомкнул сухие губы Сяо, выпуская ломкий, разгневанный голос, — шестнадцатилетками интересуешься?       Мужчина средних лет, может, на пару годков моложе отца его матери, нагло фыркнул, едко, мерзко ухмыльнувшись.       — Брось, возраст согласия в нашей стране долгое время был с тринадцати лет.       Сяо до осени этого года не знал, кто его биологический отец. Мать упоминала, что этот человек сейчас врач, но наивный Сяо предполагал, что этот человек уже успел отучиться на врача и начать работать, ведь прошло уже двадцать лет. Но нет. Перед ним человек, который явно уже работал по профессии, когда оказался знаком с его матерью.       — Ты так быстро убежал при нашей первой встрече, — начал было мужчина, отзеркалив позу сына, — разве тебе не нужно было тогда на массаж? Ещё и коллегу тогда моего чуть не снёс, ты хоть извинился тогда перед Господином Итэром? Он, знаешь ли, очень уважаемый человек.       Сяо продолжал хмурить брови. Он настолько сильно сомкнул челюсть, что казалось его зубы прямо сейчас треснут и рассыпятся пылью. Юноша пытался размеренно дышать, стараясь успокоиться, и для этого прислушивался к звукам на периферии: как шумно варится кофе, как открывается и закрывается эта стеклянная дверь, за которой слышна беспокойная улица, как болтают люди за соседними столами. Однако его взгляд был направлен четко на биологического отца. Никакой запах любимого кофе не смог осесть на разгневанного Сяо, дабы потушить этот пыл.       — А что мне ещё тебе сказать? — рявкнул Сяо. Он согласился на встречу только от хорошего воспитания. От вдавленного в него этикета: «Старших надо уважать» — однако он уже чувствует, как эта «бетонная стена» начинает пускать трещины. — привет, папа, как дела?       — Ну, примерно, — с лица мужчины все так же не сползала эта лёгкая улыбка, которая уже до жути раздражает Сяо. — мне вот интересно как дела у моего сына. Я очень хочу тебя познакомить с моей дочерью. Это же так замечательно, когда брат с сестрой дружат, ей недавно шестнадцать исполнилось, у вас такая прелестная разница в возрасте.       Лицо Сяо в миг побелело и приобрело что ни есть самую настоящую гримасу омерзения и отчаяния.       «У него ещё и дочь есть…»       Глаза Сяо тут же заметили обручальное кольцо у отца, и он сомневается, что этот мужчина носит кольцо как бутафорию.       — Ты так часто бываешь с спорт диспансере, что-то болит? А ведь твоя мама тоже была спортсменкой, вроде, гимнасткой. — он медленно, круговым движением, повел глаза, будто вспоминал образ его матери. И, кажется, явно не в спортивном костюме. — и красивой же она была девушкой. У тебя, кстати, ее глаза.        Он бесстрастно выпускал слова, закинув ногу на ногу, наблюдая, как вскипает сын, явно получая от этого удовольствие. Это какой-то извращённый, грязный фетиш в длинною двадцать лет. Ради подобного он даже приехал в эту страну, просто, чтобы посмотреть как на глазах самоуничтожается от его слов человек.       — Расскажешь о травмах? Знаешь ли, я ещё и травматолог. — он чуть к нему придвинулся, посмотрев в глаза сыну, заглядывая куда-то глубоко в душу, а у парня даже в мыслях не было увести взгляд, — Я могу попросить твою массажистку тебя мне отдать. Я могу сделать очень хороший массаж.       И в этот момент Сяо понимает, что эта встреча ничем хорошим не кончится. Что не надо было соглашаться, и не надо было смотреть в глаза человеку, который бросил его мать двадцать лет назад. Он это и с самого начала понимал, но он знал, что этот мужчина от него не отстанет, пока они не увидятся. Ведь он с ноября ему проходу не давал, прося о встрече. Перед ним фетишист, садист, извращенец в своём определение. Больной человек, который каким-то образом стал врачом.       — Какая же ты тварь. Я ничего общего с тобой не хочу иметь. Замечательно поговорили, па-па. — гаркнул Сяо, сдув выпавшие волосы с лица, тем самым показав, что уходит, но его моментально вернули на место, схватив за предплечье.       Мужчина на него вновь посмотрел, медленно улыбаясь, наклоняя голову к плечу. Дальше Сяо был готов его ударить, с силой от себя оттолкнуть, но благоразумие он ещё имеет: его отец заправил его волосы ему за ухо. Жёсткие, сухие руки соприкоснулись со скулой парня, и его будто парализовало от шока и негодования. Мерзость, мерзость — что делает сейчас этот человек.       «Отец» продолжал давить на сына, видя, что на того это не действует, видя, что у него грубый, взрывной характер, именно который и был когда-то у его матери.       Мужчина едко прищурился, опустив свой голос до устрашающего шёпота, и вновь неприятно и непозволительно близко потянулся к парню:       — Я, вообще-то, твой родной отец. Ты как со мной разговариваешь? — и эти слова окончательно снесли крышу Сяо, а «мужчина» именно этого и ждал. — или тебя твоя мать не научила манерам? Наверное, она слишком сильно очарована твоим отчимом, что до тебя ей дела нет.       — Родной? Отец? Ты хоть себя слышишь?! Из родного у нас только твой сперматозоид, — с силой выдернув руку из хватки, громким шепотом закричал Сяо, — не трогай меня.       Мужчина еще пуще прежнего мерзко улыбнулся, облизав губы, проведя языком по зубам. Он вновь схватил сына, не дав ему даже шанса встать из-за стола, сильно пережимая его предплечье, надеясь там оставить яркие синяки.       — Сяо, это моветон.— своим глубоким голосом сделал замечание «отец», скользнув оценивающим взглядом по проходящей мимо девушке, — ты как себя ведёшь? Что люди скажут?       И парня будто с силой ударили тяжёлым предметом по затылку. Импульс начал доходить до кончиков пальцев, заставляя их подрагивать. Он не понимает, что происходит, он не понимает, почему так сильно заболела грудь. Он не понимает, почему не получается сделать полноценного вдоха.       — Моветон — несовершеннолетних трахать. — всё-таки сумел вскочить Сяо, уронив за собой стул, обрывисто и громко задышав, — я клал на окружающих и что они сейчас подумают! Мне плевать кто ты, контекст вашего знакомства, кем была моя мама, что возраст согласия был с тринадцати. Мне плевать. Ты — педофил.       Мужчина встал следом, с наигранной милейшей улыбкой осматривая окружающих, как бы показывая, что это всего лишь недоразумение, и что ничего серьезного не происходит.       — Сяо, не принимай все так близко к сердцу, я ведь ничего такого не сказал. — специально громко начал «отец», — я ведь всего лишь сказал, что любил твою мать.       Глаза Сяо забегали по неполному залу. Он отшагнул, сглотнув, чувствуя, как начинает трещать от боли голова. Он прикоснулся ко лбу, уперевшись в него пальцами, все меньше слыша спасительный периферийны гул — только лишь голос этого чудовища перед собой.       Всё то уважение к взрослым, к старшим, что было доведено до апогея, прямо сейчас пало и оказалось растоптано. Он запальчиво взмахнул руками на «отца», да напоследок добавил:       — Я не знаю, кто дал тебе мой номер, но, я надеюсь, он сдох в мучениях. — яростно процедил без малейшего стыда парень, не прогибаясь под прикованными к их столику взглядами, — Я знать тебя не хочу. Не надо было соглашаться на встречу, лучше бы я написал заявление о преследовании.       Люди в кофейне зашептались, покосившись на них. Работники тут же поспешили подойти к ним, попытавшись устранить шум, прося себя так не вести, а Сяо последний раз ошпарил этого мужчину взглядом и, схватив свои вещи, поспешил выйти из кофейни, громко хлопнув дверью.       Холодный ветер ударил Сяо по разгорячавшему лицу. Мокрый снег усиливался с каждой секундой, обеляя пестрые улицы и прохожие черные кляксы. Только его сердцебиение начало приходить в норму, только он начал слышать окружающий его мир, как кто-то со спины медленно прикоснулся, поочередно кладя пальцы, его плеча. И когда Сяо отвлекся на это, ему резко скрутили руку, и раздался звонкий щелчок его плечевого сустава:       — Какая у тебя странная привычка убегать со встреч, — за секунду Сяо испытал острую боль. Мужчина сжал ему то ли какую-то связку, то ли мышцы, да посильнее ее сжал, отчего плечо начало, по ощущениям, трещать. Но согнуться ему не дал, вынудил его держать ровное положение, из-за чего парень не может сделать и шагу в сторону, кроме как тянутся за схватившим его. — а я ведь ещё не договорил.       Нет причин зачем он это делает. Нет причин, почему Сяо оказался в этой ситуации. Ему просто не повезло, как и не повезло когда-то его матери.       И в этот момент, когда плечо Сяо точно уже было выбито, он понял, что этот человек нашел когда-то себе жертву и продолжает портить ей жизнь. Он видит, что тот испытывает удовольствие от того, что ему больно. Сяо понимает: тому нравится видеть, что он в ужасе.       — А я ведь знаю, что ты легкоатлет. И я знаю, что ты опять вернулся на тренировки, не сказав об этому никому, — беззаботно щебетал мужчина, все сильнее заставляя прижиматься к себе парня, — я за тобой наблюдал, как и за твоей мамой. Я не пропускал ни одного твоего занятия.       Сяо весь взъелся, он попытался через боль вырваться, ответить, но:       — Я бы на твоём месте этого не делал, — хмыкнул он, — сам себе сломаешь плечо и никакой твой волшебный лечащий врач тебе его не соберёт.       Парень повернул к нему голову, поняв намек, но ничего сделать не смог. Слишком много прохожих, слишком много людей, которые могут рассчитать его телодвижения неверно, и у него появится много проблем, ведь одно дело крики, другое — действия.       — Ты думаешь Господин Итэр будет лечить каждый твой сломанный палец? Ты думаешь ему это не надоело? — говорил он медленно, разборчиво, прижимая его сильнее к плечу, делая вид, будто идёт в обнимку с другом, — ты думаешь, ему нравится видеть каждый день твоё недовольное лицо? Без конца смотреть как ты практически не стараешься исправить свою ситуацию? Амбиции того врача запредельные, а ты вынуждаешь его таскаться с собой.       — Я никого не вынуждал. — старался не подавать вида, что ему больно, выжимал из себя слова Сяо, — даже не пытайся приписывать Итэра.       В какой-то момент, они свернули в безлюдный сквер, замедлив шаг, и его отец полностью развязался. Рука парня до такой степени болела, что невыносимо было даже дышать, не то чтобы бежать и попытаться вырваться.       — Знаешь, есть пациенты, которых хочется и оперировать, и обследовать, и лечить, — мерзко заговорил мужчина, — например, красивая молодая девушка, спортсменка, такая как была твоя мама… она очень хотела расслабиться, ну, а я ей помог…       Парень от ужаса и призрения приоткрыл рот, а брови будто приклеились к переносице. Слышать это было настолько больно, настолько омерзительно, что моментально он позабыл все обиды на маму, все те ссоры и вскрики, которые когда либо у них происходили.       Сяо не мог поверить, что слышит это. У него в голове не укладывается, что кто-то настолько спокойно может рассказывать в делателях как брал силой человека, так же как прямо сейчас и ему, заламывая руку.

      «Он ее изнасиловал»

      — эта мысль въелась ему в голову настолько сильно, что он сомневается, что однажды отделается от нее.       У него перед глазами так и рябит сцена, как его мать в надежде избавится от сорванной спины пошла на массаж. Как она закрыла за собой дверь, за которой ее изменили до неузнаваемости. У Сяо все это встало перед глазами, будто сам присутствовал там, будто сам все видел.       Может дело в его бурной фантазии, а может этот человек настолько сильно размазал парня по земле, что его слова, подобно ядовитой змее, покусывают ему кожу, впуская яд в кровь.       Тошнотворный ком подступил к горлу, задушив, Сяо не понимает почему слушает это. Почему слышит. Глаза застыли в одной точке, а грудная клетка все сильнее вздымалась. Судорожные вдохи, после которых практически не следовал выдох, стали сопровождается сиплым всхлипом.       Парень даже не заметил как стоит один посреди сумрачного безлюдного парка, что уже нет никого рядом с ним, и никто ему ничего не говорит. Его просто оставили. Ушли.       Снег больше не хлестал по лицу, он лишь медленно кружа опускался на землю с серо-зеленого неба. Голова Сяо упала, он беспомощно сжал кулаки и потерянно заморгал.       Страх, паника будто накрыли его с головой. Он начал тонуть в своих эмоциях, а земля под ногами становилась вязкой, резиновой. Ему казалось вот-вот он умрет, вот-вот смерть настигнет его, ещё немного и сердце просто разорвется на тысячу лоскутов. Сяо стало ужасно сложно оценить свои физические способности. Сбилось ощущение тела.       На что опираться?       Каждое новое действие начало ощущаться как будто в первый раз, вызывая даже не слезы, а именно немое, сухое рыдание. Он испуганно начал оглядывать местность, жадно глотая воздух, понимая, что прямо сейчас просто упадет.

***

      Сяо не помнил как оказался дома, в голове засела только одна мысль о том, что его мать на протяжении стольки лет видела в нем лицо насильника. Было не тяжело понять, что он нежеланный ребенок.       О каком желании идёт речь в шестнадцать лет?       Но он точно не ожидал такие подробности.       Теперь все вскрики в порыве ссоры между мамой и ее отцом стали иметь вес, он, наконец, понял причину и значение каждого слова. Теперь Сяо понял, почему до пяти лет он воспитывался бабушкой и дедушкой, а мама казалась недоступной и холодной.       На руку больно даже смотреть. Плечо взывало и зудело. Сяо тихо снял с себя верхнюю одежду, и пошел дальше по коридору, в надежде пройти незамеченным мимо кухни, на которой кто-то был.       В прихожей, как обычно, убрано. В квартире тихо, спокойно. С кухни доносился запах ужина, и когда парень на носочках проходил мимо нее, то от туда же его и остановили:       — Рано ты, — не отвлекаясь от готовки своим тихим и нежным голосом сказал Бай Чжу, — что-то случилось?       Сяо на секунду замер. Он аккуратно бросил взгляд на свою руку, скрытую мешковатой черной толстовской, и выдохнул:       — Нет, все нормально, — он нервно сглотнул, пытаясь скрыть свою ложь. Голос его до сих пор немного подрагивал, — а-…кхм-…где мама?       Бай Чжу взглянул на пасынка через плечо, вздернув бровью. Он вытер руки кухонным полотенцем и повернулся к нему всем телом, видя, что сын выглядит очень и очень потерянным:       — У нее педсовет…— взволнованно разглядывая парня отвечал отчим, — с тобой точно все в порядке?       — А, точно… — почесал загривок Сяо уводя глаза, видя, что настоящего отца обмануть не удастся.       Он к нему медленно подошел, не переставая оглядывать с ног до головы. Мужчина напрягся, очень сильно заволновался и, крепко скрещивая руки под грудью, вновь к нему обращается:       — Что с тобой произошло?       Сяо не видел смысла скрывать от него, что встретился с биологическим отцом, что встреча оказалась самым настоящем адом, что он до сих пор не может поверить, что все произошедшее с его матерью — взаправду. Но язык не шевелиться все это рассказать.       — Я поскользнулся на гололёде… правда ничего серьезного ха-ха-ха — хрипло посмеялся парень, улыбаясь человеку перед собой, — все нормально, пап, просто-…       И они оба замерли. Их молчание продлилось дольше, чем они рассчитывали, поэтому последовали неловкие переглядки и кашель.        Бай Чжу у них в семье с первой травмы Сяо, точнее, с его двенадцати лет. Он первый в жизни мужчина матери в плане отношений. Дедушка и бабушка боялись, что отчим не сдружится с их внуком, так как там уже был достаточно поздний возраст, но произошло все в точности наоборот. Парень не просто проникся к нему уважением, но и хорошо привязался. Этот человек и на родительские собрания ходил, и с учебой помогал, и матери хорошим мужем стал, и лечил хорошо, поддерживал всегда и рядом был, на выпускной он пришел, Сяо ему первым рассказал, что поступил в институт. Он его настоящий отец. Он — его родной отец.       Бай Чжу, приятно удивленный, улыбнулся ему, скинул с плеча волосы, и мягко погладил сына по плечу:       — Тогда давай есть? После ужина посмотрю на твое «ничего серьёзного», — произнес он ласково, с той самой родительской любовью, уходя с кухни, — сейчас твою младшую сестру позову, а ты пока руки мой.       Сяо остался стоять один на кухне, прислушиваясь к лёгким шагам отчима и его нежному голосу. Он не смог даже пошевелиться, всем телом чувствуя, как же сильно затряслись плечи и как же в один миг стало тяжело.

***

      Итэр не отрывал взгляда от спокойной водной глади. Он сидел на бортике, на пластмассовом кресле спасателя, подпирая лицо рукой, в другой сжимая телефон. Бассейн пуст, за огромными окнами, что находятся под самым потолком, давно темно.       Он, пока крепко думает, перетирает то место на пальце, где когда-то было кольцо — у него это уже как рефлекс. Итэр нехотя вспомнил, как скандально проходил долгожданный день развода, да какой концерт бывшая жена устроила в зале суда…       Но под пеленой скандалов и ссор, было, как казалось окружающим, сладкое начало:       «…       По лобовому стеклу капал крохотный моросит. Тот август выдался особенно жарким и дождливым. Это был период, когда волосы Итэра медленно, но стремительно начали виться, период, когда начали появляться первые волнистые локоны. Тяжело вздохнув, он собирался уже ехать, но что-то его заставило повернуть голову в сторону, и он увидел, что какая-то девушка подкрашивает губы, смотря в свое отражение в тонированном стекле. Итэр пораженно повел плечами и сильнее сжал в ладонях руль. Он неловко прокашлялся и опустил стекло, смотря девушке прямо в глаза. Очаровательная блондинка неловко заулыбалась, сконфуженно пряча помаду в сумочку, да кокетливо ему подмигнула…»       На громкой свадьбе его родители с сестрой очень неловко переглядывались между собой. Кадзуха невзначай выпил бутылку шампанского, глядя на цирк, в котором оказался, с каждым часом все сильнее распуская галстук, и даже в какой-то момент начал болтать с Люмин, которая была в замешательстве не меньше. Дотторе, крепко держал за руку свою жену, поглаживая ее, говоря, что не сомневается в выборе сына, хоть и было очевидно, что это ложь. А мать лишь с ужасом смотрела на родственников невестки, а точнее, на отсутствие отца и огромное количество женщин в их семье по сравнению с мужчинами.       Навия никому не нравилась, однако глаза Итэра были закрыты розовыми очками.       А один из диалогов с Кадзухой Итэр так вообще запомнил на всю жизнь, время от времени все вспоминая о нем:       «…       — Тебе двадцать два…какая свадьба? — у Кадзухи волосы встали дыбом от слов друга, а сам парень шокировано привстал со своего места, так и не притронувшись к кофе.       — Я принял решение. Не ты ли говорил, что ты всегда будешь со мной? — Итэр чуть помолчал, он увел глаза к углу стола, и всё-таки решился озвучить, — тем более, она моя жена уже как два года, мы просто решили сыграть свадьбу только сейчас…       — Ты был женат два года и мне не говорил?! — окончательно вскрикнул парень, почти хватаясь за голову. — Итэр, мать твою! Мы с тобой дружим больше десяти лет!       …»       Конкретно сейчас, его телефон разрывает от сообщений и звонков родителей, которые узнали, что он развелся. Видимо, Люмин его сдала. По документам в браке он был четыре года, для родителей — всего два. И последние полтора года они даже не жили вместе, Итэр просто не мог ее видеть. И дело не в «разлюбил…» или «бытавуха», а, как оказалась, сама Навия никогда его и не любила.       Итэр провел по голове рукой, распутывая свои мокрые кудри, тяжело выдыхая. Однако тишину пустого бассейна прерывает знакомые голоса, что раздались эхом по воде:        — Итэр, вы тут не находили ключи…— тихо спросила Барбара, неуверенно шагая по мокрому кафелю вдоль бассейна, — а то все никак найти не могу.       — Кстати, а чё ты один сидишь? — задавал вопрос Кадзуха, терпеливо шагая за девушкой, — у тебя разве сейчас не должна быть тренировка?       Итэр лениво поднял на них глаза, выходя из рефлексии. Он медленно подбирал слова, перетирая уставшие глаза:       — Сяо написал, что не придёт, — зевнул Итэр, смотря как его друг в конце концов подхватывает легкую медсестру на руки и доносит до сухого места, за что получил подзатыльник, мол, неприлично так делать, а тот лишь злобно хохоча отбегал от «суровой» девушки, — ну, я и решил поплавать, вот теперь сижу…обсыхаю.       В ту же секунду парень оказался около врача, сев рядом на скамейку, а девушка начала что-то активно искать.       — И как? Два года ведь не плавал…ну в плане… — в полголоса пробормотал Кадзуха, не веря, что слышит это.       — Странные ощущения… — голос Итэра выдавал ровно ничего, но глаза…они были наполнены каким-то волнением, каким-то переживанием, — что-то между ностальгией и…предвкушением завтрашней больной спины хах…       Кадзуха ему улыбнулся, хлопнув по плечу, и задорно добавил:       — Тоже неплохо, болит — значит живой! — захохотал парень.       — Если бы я мог так отвечать своим пациентам…— все тихо говорил Итэр, стараясь не переходить на кашель, наблюдая как Барбара в отчаянии ставит руки на талию, а брови ее изогнулись домиком. — ещё и Сяо перед самой тренировкой написал: «Я не смогу прийти, прости…».       Его друг так же начал смотреть куда-то сквозь воду, чуть жмурясь от отражающихся от нее холодных лучей тех огромных ламп. Кадзуха вздохнул и четко, напрямую спросил:       — Ты расстроен?       Итэр расфокусировал взгляд, думая, как обычно, ответить уклончиво, но нужно хоть раз быть честным с собой:       — Да, — голос его снова был безжизненным, сухим. — в конце концов, вдруг что произошло, он в последнее время и правда очень неважно выглядит.       — Да ты на себя посмотри...Неважно выглядит... — буркнул пловец, помотав головой.       Спортсмен хотел как-нибудь приободрить своего друга, но совершенно не знал как это сделать. Ведь Итэр даже не сказал ему причину развода с женой, а зная его терпеливый характер и патриархальный взгляд на строение семьи, он не смог даже предположить причину.       — Барбара, вот ваши ключи, — резко сказал Итэр, когда встал с места, да кинул ей их в руки, и он вновь обратился к Кадзухе:. — Ладно, мне ещё кошку кормить, я в душ и домой.       Пловец изогнул бровь, встав с места за другом:       — А разве то злющее животное не Навии?       — Это единственное, что она оставила мне после развода, — хмыкнул Итэр, закатывая глаза.       Барбара негодующе хмурит брови, смотря на ключи, ибо сразу поняла, что они все это время были у Итэра. Когда она хотела на него укоризненно посмотреть, да что-нибудь сказать по этому поводу, тут же увидела, что эти двое уже покидают чашу бассейна. Только и было слышно, как Кадзуха напоследок шутя сказал своему другу: «В душ и без меня?».