R + A

Кехлер очухался ранним утром. Нахмурил брови, чуть повернул голову, из потрескавшихся воспаленных губ вырвался тяжёлый стон. Влажные ресницы дрогнули, на том он вновь прибито застонал и приоткрыл глаза. Мутнющий взгляд не сразу опознал Адольфа, сидящего на краю кровати. А когда дошло, едва соображающий доктор картинно приподнял бровь. Левая скула припухла в месте удара, губы покрылись темной коркой подсохшей крови - вид помятый, а ему все равно шло, особенно к этой невинной синевой глаз. Красивая зараза. -Доброе утро, - слишком сухо приветствовал Адольф. Что говорить и как, рассудок отказывался предлагать, оставив голову Штрассера совершенно пустой. -Очень, добрее не видел, - скептически выплюнул Кехлер, прожигая испепеляющим взглядом из-под ресниц. Голос его совершенно сел. - Опережая твой вопрос - неистово хочу сдохнуть, так я себя чувствую, - безошибочно предугадал он реплику собеседника на счёт самочувствия, тем самым оставив того вообще без тем для разговора. Адольф сцепил руки в замок на коленях, корывнул носком тапка ковер и вовремя оглянулся на свою жертву. Рюдигер меж тем попытался привстать, опереышись на сравнительно здоровую руку, но Адольф пресек порыв, бросившись к не у и легонько придавив ладонью на грудь. "Нельзя, сегодня точно только лежи". Не хватало ещё, я об кувыркнулся башкой в пол. Ожидаемого воспротивления не последовало, Кехлер здраво оценивал свое состояние. Или же потерял любые силы шарахаться и спорить с нависшим над головой мучителем. Совершенно какой-то тощий и костлявый доктор с трудом распластался под одеялом. На секунды зажмурился, сбивчиво переводя дыхание - ага, спровоцировал себе головокружение. Дальше он молчал, воду пил безропотно, жадно, с явным наслаждением прильнув к кружке. А вот Штрассеру было хуже - хуже касаться коротких светлых волос на затылке, чувствуя тепло чужой тяжелой башки под рукой. Слышать сосредоточенное сопение, глазеть на опущенные веера ресниц, бросающие тени на внушительные синяки под глазами. Мозг ещё отчётливо помнил умопомрачительную дрожь в этом стройном теле, скулеж по звериному рвавшийся с горла, измазанную в крови и слезах физиономию, и горящий синевой непонимающий взгляд - тот жалкий и забитый Кехлер вызывал в груди тонну желания приласкать под конец и засыпать любыми ласковыми словами. Этот, едва живой, но обманчиво спокойный и серьезный, наоборот пугал. -Стало бы легче, если б ты выругался, - заметил себе под нос Адольф, отставив опустевшую чашку на тумбочку. -Кому? - без злости полюбопытствовал доктор. "Мне" подумал Адольф. Следом поправил теплое плотное одеяло, подтянув к горлу. Заправил покоившийся поверх плед, машинально подтолкнув, чтоб колюче прохладный комнатный воздух не пробрался к почти обнаженную телу под слоем одеял. -Зачем ты заботишься? - спросил его в лоб ученый. -Что вчера было? Объясни, имей совесть, почему и за что? - выдержка впечатляла, хотя чуйка подсказывала, что то всего лишь мастерская игра. Да и красные воспалённые глаза недвусмысленно блестели. -Я устал от твоих вечных стараний затащить меня в постель, решил отбить желание, - пожал плечами Штрассер, якобы продолжая возиться с пледом. - Но зашёл слишком далеко. Калечить тебя настолько я не думал. Вроде и правда, а вроде сам понимал, что в процессе слишком увлекся не из желания проучить. Скулящий загнанный в угол опаснейший человек, с содранными штанами и белоснежной беззащитной задницей будил давным давно отвергаемые чувства. Адольф попросту его хотел, очень сильно, именно такого, испуганного и униженного, прекрасного, синеглазого, уязвимого Рюди. Но не признаваться же. Пришлось рывком выдергивать себя из болезненно-сладких воспоминаний, надевать маску сдержанности. С ней не так больно будет, если доктор сейчас пошлет куда подальше. -Ясно, спасибо за ответ. Иди по своим делам, - Кехлер неимоверным усилием заставил свой голос звучать ровно. - Я ведь не умру. А у тебя дел явно как всегда по горло. Или по самую фуражку, - на сих словах мелькнула попытка натянуто улыбнуться. -Мне действительно уйти? Так будет легче успокоиться? -Адольф бы понял, если б Кехлер кивнул. Очень бы понял. Но безобидный по мнению Штрассера вопрос сработал похлеще, нежели любая красная тряпка для быка. Кехлер издал какой-то полузадушенный в горле рык, то ли победил желание разругаться прямо в морду, то ли страдальчески взвыть. Полоснул по лицу жутким взглядом налившихся кровью глаз. А потом отвернулся. Плечи дрогнули. Губа тоже дернулась. По мигом покрасневшей щеке предательски сбежала прозрачная капля. Он видел слезы этого человека всего несколько раз. Один из которых вчера, а раньше разве что в бреду, от боли, от ужасов пережитого в плену. Сейчас человек перенесший неисчислимое количество пыток и умудрившийся при этом сохранить психику, отвернувшись плакал из-за него, одного единственного Адольфа. -Тише, успокойся, - пальцы тронули за плечо спрятанное под одеялом, голос от потрясения прозвучал до предела ласково. Кехлер резко дёрнул плечом, сгоняя руку. Это предел - он никогда не уходил от прикосновений, даже от ударов-то уворачивался не слишком старательно. Он никогда не позволил бы себе лить слезы на виду. А уж тем более так открыто, пусть беззвучно, зато крупно дергаясь от всхлипов. Для полного счастья размазывая ещё непослушной рукой влагу по лицу. -Кехлер? - называть его по имени стало вдруг страшно, словно больше Адольфу так не позволено. Упомянутый человек шумно втянул носом воздух, прерывисто выдохнул, моргнул несколько раз тщетно сгоняя слезы. -Ты ведёшь себя как ребенок, - ляпнул Адольф. - Побереги силы, успокойся. Дрожащая рука толкнулась в его руку, Штрассер машинально сгреб холодные пальцы, погладил по тыльной стороне ладони, где бинты заходили выше израненного запястья. -Сейчас я перед тобой такой, как есть. Совершенно нормально в моем состоянии поддаваться эмоциям, я тоже живой, - парировал Кехлер, вопреки интонации охотно подставляя руку под поглаживания. - Не нравлюсь, не надо, - губа у него дрогнула, он нервно сглотнул. -Раны разойдутся, - как можно мягче попытался образумить виновник этих же ран. -И что? - психически усмехнулся доктор. - Я обычный человек, если тебе не доходит, - он сглотнул, слова давались с трудом, воздуха не хватало, но плотину самообладания снесло со всем фурдаментом и Кехлер продолжил: - Да, я на многое согласен, чтобы ты обратил на меня внимание. На бесчисленные издевательства и речи, что с лесными корягами интереснее, чем со мной. Но знаешь, у всего есть предел и у меня в том числе. Тебе получилось, - он снова нервно усмехнулся, на губах заблестела кровь, - ты доказал, что я для тебя пустое место, ты сломал меня, Штрассер, можешь уходить, - почти беззаботно пожав плечами, мужчина кивком указал на дверь. - Ну или добить физически, мне без разницы, - это уже произнеслось совершенно безразлично, когда сам Кехлер постарался вытянуться на подушке и прикрыть глаза с видом, что разговор окончен. Похоже даже отключался. - Скажешь потом, что я погиб от нападения. Самоубился может. Могу и записку написать. -Ну что за чушь ты несёшь? - как к ребенку обратился Адольф, продолжая держать лихорадочно дрожащую руку. -Правду, не? Ты вчера доказал, что я тебе омерзителен. Я верю, все, - умопомрачительная синева стремительно мутнеющих глаз горела тусклым огнем ярости. - Что ты ещё хочешь? - Кехлер снова резко отвернулся, уставившись в стенку. По впалой щеке опять сильнее потекли слезы - надеялся скрыть. Рука выдернулась с чужой хватки, зарылась в складки пледа. Выдыхал доктор прерывисто, явно сдерживал подступающую истерику, зажал зубами искусанную губу. Как до сих пор был в сознании оставалось загадкой. -Когда я такое сказал? - Адольф честно не помнил, возможно поэтому голос прозвучал слишком серьезно. -Вчера, - выбил из горла доктор. - Ты спрашивал, мол, а ты, Кехлер, надеялся, что я целовать буду, отвлекая от боли, или может думал, что я, распрекрасный Ади, САМ с тобой захочу? - интонации передались с явной издёвкой, но было в них что-то Штрассеровское, у Адольфа аж край губы дернулся. Впрочем улыбаться сейчас показалось неуместно. -Так ты извинений хочешь? - ляпнул он. О, Кехлера аж передёрнуло. - Конечно я хочу, -прошипел он едва заставляя себя ровно смотреть. - Хочу видеть тебя на коленях, в слезах выпрашивающего прощения. С цветами. Мне без разницы где ты их достанешь! - перебил попытку намекнуть, что цветы зимой трудно раздобыть. - Ты не представляешь КАК мне больно, - процедил он уже не скрывая того, как его трясет и предательские слезы залили лицо. -Я не хотел. - Но да плевать. На душе мне ещё хуже и отвратительное физическое состояние хотя бы отвлекает, - голос сбился на рычание, Кехлер задыхался, но все же: - Пошел ты в задницу отсюда! - рявкнул он во всю глотку, указав на дверь. - Либо прибей, либо будь добр, перестать трепать мне нервы. Адольф поднялся. В голубых глазах тут же заткнувшегося Кехлера отразился искренний ужас, мол, "вот так уйдешь, правда?" Пол оказался холодным даже с ковром, сидеть на нем была сравнительная радость. Но озадаченность на физиономии блондинистой истерички стоила того, чтоб взять в руки игрушечного зайца и со всей серьёзностью глубокомысленно спросить игрушку, можно ли попросить прощения у ее хозяина. Кехлер шмыгнул носом вполне любопытно наблюдая. Ну дитеныш. Дрожал весь, а интерес все равно превысил злость. -Если позволите выслушать, - зачем-то прокашлявшись начал Адольф. - Я хочу извиниться. Черная бровь вопросительно поползла выше, мол, продолжайте в том же духе, герр Штрассер, нам интересно. -Что причинил тебе боль. -Нет, - мотнул головой Кехлер, тут же поморщившись - башка заболела видимо. -Что "нет"? - опешил Адольф, сминая бедного зайца в ледяных пальцах. - Не за это, - отказал доктор. - За то, что ведёшь себя как свинья, издеваешься морально и даже сказать не можешь, любишь или терпишь из жалости. -Да, я веду себя как свинья. И да, ты мне нравишься, - чуть не закатив глаза выдавил уставший уже порядком Штрассер. -Как коллега, как личность, как? - Кехлер решил добить. И ладно бы издевался, так нет, смотрел нетерпеливо, встревожено. Украдкой вытирая забинтованной рукой красный от слез распухший нос. -Сил моих нет, - обречённо бросил Штрассер. Похоже, не спастись ему сегодня от драматичных разговоров. - Как человек, - по взгляду стало ясно что "не туда", Адольф резво продолжил: - И как мужчина нравишься, - это сработало. - Как безумно привлекательный мужчина, с абсолютно невыносимым нравом, который, впрочем, мне по душе, - Адольф даже разрешил себе улыбнуться, заискивающе заглянув в холодные глаза напротив. -Нравлюсь или ты меня любишь? Захотелось взвыть и стукнуть. Кехлер кажется это понял, напрягся. -Люблю. Тебя, Рюдигера Кехлера, заразу такую, я люблю, - отчеканил Адольф. И резко поднявшись, ткнул игрушку доктору в руки. Сам бесцеремонно схватил испуганно шарахнувшегося ученого за голову и чмокнул прямиком в губы. А подумав, впился в те с пристрастием пиявки. Кехлер замычал, раненое и изгрызенное заболело, но по привычке терпеть охотно поддался, дав проскользнуть в свой рот языком. Сплошной вкус крови, шершавая сгрызенная кожа, едва ли подживающая. В некой мере целовать его было ужасно, словно задевать открытые раны. А доктору экзекуция нравилась. Слабость не дала ему, обычно ведущему дело, брать инициативу в свои руки (губы?), Адольфу пришлось краснеть и стараться. Нелепо может, зато так усердно и жадно, насколько хватало его фантазии да позаимствованных у Кехлера навыков. Давая на секунды отдышаться, потому что распухший нос кое-кому откровенно мешал.