R + A

-Плохо тебе, да? - Адольф понимал, что таким тоном не говорят с другим мужчиной, даже с девушками и то не все так сюсюкаются. Но Кехлер создание нежное, ранимое. А больной Кехлер и того хуже. Упомянутый доктор с трудом кивнул - в его планомерно ухудшающемся состоянии любое шевеление давалось с трудом. Штрассер ещё раз прикинул стоит ли осуществлять вопиющий план и все же потянулся к коллеге, чтоб сопроводив совершенно неприличным "иди сюда", спихнуть с того одеяло, а следом осторожно взять под спину и колени. Сгущающиеся сумерки досадно скрыли весь спектр шока в широко распахнувшихся голубых глазах. Кехлер издав какой-то невразумительный хрип вместо слов, судорожно вцепился в плечо. Удобнее перехватив его почти невесомое тело (за две недели болезни выгорел доктор до состояния "костей под бинтами"), штандарт фюрер без труда его поднял и двинулся к двери. -К-куда-зачем? - застывший в руках немец лучше сформулировать мысль не сумел. Зато так вцепился в плечо, будто подозревал, что Штрассер задумал его из милосердия добить - вот так поднял на ручки, чтоб затем швырнуть хорошенько о пол. -На прогулку, - ухмыльнулся меж тем Адольф, пресекая паническую попытку вырваться у него с рук. - Тихо сиди. Упадешь - фуражку не дам померить, - шикнул он, добивая остатки чувства достоинства доктора. Оставалась ещё проблема, как с коллегой в руках открыть дверь. -О, ваша шапочка меня несомненно спасла бы, - выплюнул Кехлер. - В трусах зато в фуражке конечно все уважающие себя офицеры по лесу гуляют. -Простите, что не захватил ваше платье, - Штрассер не смог сдержать бессовестную улыбку. Дальше дело пошло проще. Кехлер все таки уговорил одолжить ему форменный плащ и теперь пряча нос в тени фуражки и в воротнике своего мучителя, доктор успешно прикидывался обморочным, пока Адольф шагал по коридорам базы. Опоссум несчастный - выманил фуражку, выманил плащ и повис на руках со всеми удобствами. Адольфу же тем не менее повезло, никто не вынырнул из кабинетов (а подсматривали щелочки коллеги, по крайней мере, молча). *** Деревья в нежной синеве вечера казались словно сошедшими со страниц сказок, нежная прохлада после дневной жары приятно коснулась кожи. Тихо, спокойно, хорошо. Высокая-высокая трава, чуть поодаль виднелась лавочка (дело рук и фантазии Адольфа, кстати - после прогулок очень уж нравилось на ней засиживаться, размышляя о том, как неохотно возвращаться к рабочей волоките в душном кабинете). -Потом штаны переоденешь, - вырвал из мыслей охрипший голос Кехлера. Очевидно поняв, что коллега не врубился зачем, доктор пояснил со вздохом: - Лавочка грязная. Ты же собираешься на нее сесть? Воот, а потом ко мне на кровать сядешь, - он зевнул и прислонился головой к шее, как нахальный кот (с той лишь разницей, что кошки не носят чужие головные уборы и не мнут их). Впрочем, кажется на свежем воздухе и ему становилось легче - про микробы вспомнил. Адольф угукнул. Его дело беречь, возвращать в норму здоровье и душевное равновесие невыносимого коллеги. *** - Ади, мы выглядим странно, - между делом заметил доктор. Белобрысая башка устроилась на плече, рука удобнее сгребла китель в непослушных пальцах. -Когда тебя это волновало? - фразу Адольф закончил клюнув в нос поцелуем. Самого сейчас тоже не волновало, что уселся на скамейку с доктором Кехлером на руках. Устав за последние недели, Штрассер едва ли находил в себе силы о чем-либо думать. Он откинулся на спинку скамейки, хотел было даже прикрыть глаза, но Кехлер отвлёк. -Умру сейчас от умиления, - оскалился в довольной улыбке учёный. Больной, едва сумевший поднять голову так, чтоб вновь поймать взгляд Адольфа, но кажется сейчас счастливый от поцелованного носа до полосатых носков. -Да кто тебе даст умирать? - отмахнулся Адольф, сгребая крепче за плечи. -О, прям вижу, как вы, мой дорогой Штрассер, отгоняете какой-нибудь из этих веток саму Смерть. Штрассер фыркнул, прикрыв глаза. Нереальное умиротворение окатило от макушки до отдавленных костлявым Кехлером ног. Он даже принялся поглаживать доктора по плечу, рассчитывая на то, что Рюдигер разомлеет и примется также наслаждаться моментом. -А зря вы термос с кофе не захватили, - раздалось с досадой. - Не захватили ведь? - в голосе мелькнула надежда. -Чем я его мог захватить, если мои руки были заняты вами? - Адольф с тоской разлепил веки и покосился вниз. Доктор хихикнул, вполне вероятно в озорной голове появился какой-то вариант, но озвучивать его Штрассеру он не решился. -На крайний случай могли бы дать мне в руки, - с ещё не сползщей улыбкой заметил он. Захотелось ударить себя по лбу. Правда ведь мог. К счастью, руки занимал Кехлер, бить себя не вышло. -Прохладно, - как бы невзначай заметил доктор буравя невинной синевой глаз лицо Адольфа. - Знаете, я мёрзну сильнее. Инфекция, температура, израсходованные силы организма. -Мой плащ. -Который досадно мало греет, - договорил Кехлер без особой заминки, даже кивнул. -К кофе что-то брать? - Адольф понял, что проиграл. -Если будете так любезны, - расплылся в улыбке учёный. *** Одному остаться сидеть на скамейке оказалось крайне плачевно. С учётом, что от ног толку мало, а в кустах что-то подозрительно шуршит. Вообще, каждое дерево сочло за свой долг шуршать с усиленным старанием, ещё и комары, сволочи, для полного счастья. Громкий щелк слева чуть не заставил сердце заскочить куда-то в горло. Кехлер ухватился рукой за грудь и если б не спинка скамеечки, кувыркнулся бы в траву. Дышать стало трудно, показалось, что он уже слышит шаги и сейчас из-за укутанной синеватой дымкой листвы выйдет человек, чье лицо виделось едва не в каждом кошмаре. Главного палача ведь не поймали. Тот испытывал к Кехлеру особый интерес - доктор превратился не просто в пленного, а в строптивую жертву "хищника", которую тот ломал ради удовольствия. Вдруг "хищник" найдет? Пистолет! Ну почему Адольф его не отдал доктору, пока сам шляется по кухням?! За деревьями мелькнула тень. Удрать не выйдет. Рюдигер нервно оглянулся. Да почему никто вообще не охраняет периметр базы?! А ещё немцы, организованные люди! *** -Тихо ты, успокойся, я это я, - увещивал Адольф, после того как вынырнул из-за спины и довел ученого до душераздирающего вопля (ну и голос). -Кто ж так делает? - обиженно шипел зажатый в объятиях Кехлер, впрочем, охотно даваясь себя тискать. - Ади, родной, как я рад тебя видеть, - проскулил он следом крепко-крепко прильнув в груди. Даже раны не помешали. -Сам кофе хотел, - виновато пожал плечами Штрассер, приглаживая от шеи к спине. -А кто тебе сказал, что я его сейчас не хочу? - доктор вдруг отлип от рук и покосился на термос. Все с тем же жалким видом, чем лишь вызвал совершенно неуместную улыбку. *** -Разоритель клумб, - мурлыкнул Рюди довольно щурясь, когда ему за ухо прицепили ромашку. Именно идея подарить своему доктору цветы (в данном случае в едином экземпляре), вынудила Адольфа сделать крюк, к парочке ромашковый кустов, заботливо высаженных под окнами столовой. К счастью, Кехлер в глубине души романтик тот ещё, оценил жест. Ныне он и вовсе разомлел, напоенный кофе, накормленный принесенным с комнаты печеньем, зацелованный в нос и щеки. Плел что-то краснея, даже забыв о том, что болеет, что в палате-то и голову поднять не мог - здесь Рюди бодро жестикулировал, вертел башкой. А Адольф любовался. Синички и природа хороши конечно, но как давно он не видел доктора настоящим. Время шло, пора было возвращаться (коллеги уже наверное скурили весь табак на базе и пышут красными щеками со стыда, втихаря шпионя), воздух становился прохладнее, комары надоели. Но подниматься, чтоб вернутся в пропахшее медикаментами помещение, отчаянно не хотелось - ещё минут пять-десять. *** Время шло, ноги затекли до мурашек. Или то правда уже мурашки принялись ползать по штанам? Гюнтер втихаря осыпал парочку коллег всеми нелестными словами за то, что ему приходилось сидеть в кустах в крайне нелепой позе. Он ведь хотел незамеченным прошмыгнуть к зданию, почти уже! И лишь чудом успел присесть, когда внезапно из-за спины доктора вынырнул Штрассер... О да, он готов был сплясать за своими роскошными кустами, когда доктор наконец закемарил на плече штандарт фюрера, а тот осторожно поднявшись, потащил ненаглядного любовника к зданию. Впрочем, спляшешь тут - ноги едва ли слушались. Ковыляя и прихрамывая бедный Гюнтер отчаянно старался вытрясти из памяти увиденные секундами ранее картины. А меж тем на базе зажглись окошка, разбавляя густую синеву наступающей ночи, где-то в ветвях ухнула сова, кажется сопереживая немцу по поводу увиденного - лето стояло в разгаре, у коллег царила романтика, а Гюнтеру теперь смотреть странные сны.