R + A

Когда Рюдигер заикнулся про уколы, Адольф сперва даже посочувствал. Пока не дошло, кто удостоится чести их ставить. У доктора, видите ли, руки не такие длинные и нет ни глаз на заднице, ни какого-нибудь хвостика с глазками, чтоб задницу видеть. А Штрассеру он доверяет. Последнее польстило, но перспектива… Хватало и ночи проведенной в обнимку, теснее знакомиться с Кехлером желания Адольф у себя не обнаруживал, но… *** -Нет, стойте! Хватит! - запротестовал сам же Кехлер, напрягшись всем телом, стоило его невинно проткнуть шприцом. -Да не рыпайтесь! Хотите, чтоб я сломал иглу? - резонно осадил порыв увернуться Адольф. Кехлер видимо оценив весь ужас ситуации (а с его фантазией он уже стопроцентно прикинул, как кому-то конкретному придется эту иглу доставать и насколько это хуже), послушался. -Хватит, я сам лучше сделаю! - прорычал он вдруг почти истерично (ещё бы, в таком-то положении!). Но Адольф почему-то был уверен, что не сделает. И лучше закончить побыстрее. Поэтому без зазрения совести придавил к кровати слабо дернувшуюся жертву, в силу своей профессии запросто вывернув тому руку (чисто из побуждений обездвижить, а не запугать до полусмерти, но Кехлер кажется не понял) и методично ввел содержимое шприца, не обращая внимания, что доктор был против, что зло сопел и буквально до побелевших костяшек смял простынь в руке. Откуда ему было знать, что медленно вводить не стоит (разве что вы гестаповец затейник). Ему здесь не проводили инструктаж прям по всем пунктам! У него и так руки дрожали, и возможно ему волнительнее было, чем "подопытному". Выдержки (и ума) Кехлеру хватило не скулить и не пытаться больше дергаться. Когда его отпустили, дав возможность спрятать пострадавшее (если не сказать, изувеченное) место под бельем с патриотическими рисунками, он только безучастно выплюнул: -Вас этому в гестапо учат, так зверски медленно причинять боль? После чего совершенно помято попытался устроиться под одеялом, натянув то почти по горло и прислонившись к подушке. О, даже носом шмыгнул (Адольф понадеялся, что от насморка - в конце-концов не проткнули же его насквозь какой-то несчастной иголочкой! Внушительной и жуткой, честно говоря, с виду) и глаза пуще обычного блестели (новоявленный инквизитор тоже понадеялся, что от температуры). -Чай принести? - спросил Адольф буравя взглядом плечо доктора (в лицо ещё раз посмотреть сил не нашлось, Штрассер и так чувствовал, что даже фуражка не спасает и щеки горят как два наливных помидора). -Угу, - кивнул Кехлер. -Или кофе? - прозвучало до ужаса заискивающе. -Кофе, - не меняя безразличного тона (точно вам обиженный мальчик) сказал Кехлер. Взгляд его упирался в одеяло, на инквизитора мы не смотрели принципиально. Но как ни странно, выражение у нас не намекало про мечты поддать того страшным экзекуциям. Скорее во взгляде был стыд и растерянность (редчайшие эмоции для Кехлера). А ещё там была обида, да. Глубокая такая, как озеро в любимом Штрассеру лесу. Адольф протянул руку, коснувшись волос доктора - спонтанно захотелось потрепать того как собаку, но осознание нелепости жеста заставило просто погладить (от чего, впрочем, сделалось ещё хуже). Выскочил из комнаты Штрассер почти солдатским шагом, не оборачиваясь, но был уверен, что спину ему сверлили взглядом голубых глаз просто таки ошарашенно.