Elite: Двадцать две тысячи световых.

Федерация - старейшая из трёх крупнейших человеческих держав. Планета Земля в Солнечной системе, родина человечества, является исторической столицей Федерации и рассматривается как центр заселённого человеком космического пространства. Повсеместная зависимость от высоких технологий, финансовое благополучие, напрямую зависящее от коммерческого успеха корпораций, закономерная повсеместная коррупция, баланс между миром и войной из-за идеологической вражды с Империей, чьё государственное устройство устроено по стратовой системе по аналогии Древнего Рима, а также торговые конфронтации с Альянсом, всё чаще заставляют свободных пилотов нарушать Федеральный закон, основанный на единой согласованной Конституции.

Система Misisture. — Он сплавил «Рывка» на сумму нашего нашего совместного семилетнего оклада, плюс ежеквартальные премии. Будь у меня такие деньги, я бы снял себе аппартаменты на Mars High, — говорит Коваль Абновски. — Кофе там просто божественный. — Девчонки тоже ничего так. И даже не бьют тебе по причинному месту за попытку… — Меньше распускай руки, Васкес. И имей ввиду — я это запомнила. — Надеюсь, а то я как раз подумывал, что хорошо бы пригласить кого-нибудь к себе в каюту после смены. Устроить романтический ужин из той дряни, что сварганят в хабе. Музыку послушать. — Какие ставки на то, что он вообще догадывается, что мы летим по его душу? Элиас, ответил, зевая: — Он уже вывесил красный коврик и приготовил ужин для Коваля. Всё, что у нас есть это сигнал следящего и навигационного маячков. Сложно назвать это «работой разведки». — Не волнуйся, даже если все пойдет не по плану, у тебя всегда есть «план Б» — говорит Коваль. — Когда это у меня был «Б»? — Просто сделай так, чтоб мы не сдохли в этой коробке. — Это основной план, — Элиас одаривает приборную панель мимолётной улыбкой. В ожидании он рассматривает кабину «Васмоса», которая не производит особого впечатления. Утилитарно-практичный, угловавый дизайн от «Falcon Delacy», широкое остекление. Оранжевый голографический интерфейс перед глазами, дающий критически важную на данный момент информацию. В правом углу мелькают показания работы щита и состояние целостности корпуса, радар в нижнем поле зрения, данные об оставшемся расстоянии до источника сигнала бегут по его правому краю, о скорости — по правому. Тринадцать световых в секунду и уменьшается. Элиас включил призмарианский джаз. — Бога ради, Элиас, выключи это дерьмо. — Даже если бой неминуем — надо уметь наслаждаться жизнью, — отвечает Элиас. Он здесь пилот, он заказывает музыку. Выше уровня глаз на остекление проецируются три синих круга, дающие показания о жизненных показателях членов команды. Три круга, три позывных. Файрфлай — Коваль Абновски, незаслуженно сидит на месте второго пилота, Финнок — Мишель Кетра, куда лучше него справляется с навигацией, но группу захвата формировали прожжённые консерваторы. Фараон — Алексей Булданов, угрюмый командир этой тройки. Низкого роста и слишком мускулистый для выросшего при низкой гравитации, мордоворот, каких поискать, явно перебарщивающий со стероидами и G-препаратами, но никогда в этом не признается. Последние двое сидят на наскоро припаенных пассажирских местах, на них предохранительные перекладины, кабина «Васмоса» изначально рассчитана на экипаж максимум из двух человек. Они наземные пехотинцы, не настоящая абордажная группа. Федеральное управление по борьбе с наркотиками поскупилось на живые ресурсы. Зато не поскупилось на новенькую взрывчатку. — Полторы минуты до цели, — говорит Коваль Абновски, словно никто не видит этого на инфоэкранах и своих наручных компьютерах. — Помолюсь, чтобы это было какое-нибудь старое, ржавое ведро. — Я слышал ты атеист, — язвит Элиас, проверяя все ли системы работают штатно: подача топлива в норме, теплоотводы заряжены, все основные системы горят синим. Он довольно кивает, в пятый раз убеждаясь, что корабль готов к небольшой встряске. — Разве твой «Васмос» еще не проржавел до основания? — парирует Коваль. — О, пожалуйста, я отмываю корпус от копоти деликатным шампунем и целую его в шасси на ночь. — Вы закончили сотрясать воздух? Всё закончится минуты за три, — доносится от Фараона. Глупые шутки, глупые подколки — всегда сопровождают последние несколько минут перед боем. Лишь Алексей Булданов, этот странный тип с тяжелым акцентом, федерат до мозга костей, не разделяет общее настроение. — Это достаточно много минут, для того, чтобы нас успели превратить в космическую пыль. Я не ручаюсь за качество новой системы жизнеобеспечения, так что советую вам уже надеть шлемы, — говорит Элиас. — Воздух для слабаков, kumpel. Надену, когда мы прорежем им люк, — бравирует Коваль. — Ну и придурок, — словно церковным хором разнеслось по кабине. Все, кроме Коваля и Элиаса герметизируют свои костюмы. Тройка — в боевых «Доминаторах». — Я всё еще не горю желанием идти с вами, — Элиас постукивает указательным пальцем по джойстику. — Кто-то должен будет забрать управление на себя. Все вы слышали инструктаж, — говорит Фараон. — Повторю основные моменты. На визорах шлемов выскакивает замыленное фото со знаком вопросом на месте, где должен быть нос. — Жюль «Красный Пёс» Салливан — очередной контрабандист-наркодиллер крупного пошиба, величающий себя настоящим пиратским лордом. В этот раз он решил поторговать своим дерьмом не в той части Федеративного космоса. Элиас, скажи, что ты не забыл загрузить ту торпеду. — Механики сами загрузили её в лоток. Они смотрели на меня так, будто готовы оторвать мне яйца, если я её хотя бы коснусь. Обидно, учитывая, что мне её наводить. Мы почти готовы к выходу из гиперкруиза, так что заканчивай. — Выскакиваем, ты не даёшь ему реализовать основную огневую мощь. Ты наводишь торпеду. Присасываемся к люку… — Делаем пиу-пиу, берём его живым, корабль — улика для ФУБН. Да, Алексей, за время полёта ты повторил инструктаж по меньшей мере три раза, — смеётся Мишель. Она постоянно смеётся, но в каждом смешке проскальзывает нервозность. — Местные силы правопорядка прибудут лишь после. Группа не-такого-уж быстрого реагирования, выскакивающая прямо в лицо, может спугнуть его в гиперпространство, а носиться за ним еще полгода никому из разведки не улыбается. — Мне кажется, они не особо пытались. — Количество стрелков на борту неизвестно, так что не подставляйте головы и не подведите Федерацию, господа. — Алексей, иди в задницу, — Элиас говорит тихо и без усилий, но его слова разносятся по всей кабине. Он слегка закатывает глаза — Для меня, как для свободного пилота, на краткосрочном контракте, провал означает только недополученную прибыль. Иногда смерть. Это ты отдал свою душу президенту Хадсону. Никакой федеративной пропаганды на борту моего корабля, лады? — Эй, да расслабься. Девять месяцев ты проработал на ФУБН, на аутсорсе, а тебе уже доверяют экспериментальное оружие. Алекс немного обижен, — шутит Коваль. Мишель смеётся, смех этот, сквозь шлем слегка механический, приглушенный. Алексей собирается что-то рявкнуть в ответ, но тут же закрывает рот, оставляя на лице свою обычную гримасу «забыл-сходить-посрать». У Элиаса дёргается уголок рта. Взгляд его волчий, он с самого начала не обольщался иллюзиями. И грязи на руках накопилось не меньше, чем у Коваля. О грязи он узнал от него много, хотя знал его всего-то неделю. Случалось, люди вываливались из шлюзов. В такой враждебной среде, как космос, речь не идёт о том, справедливо это или несправедливо. Главное, чтобы это оправдывало себя. Гонорар за Красного Пса вполне оправдывал риск. Расстояние сокращается до десяти мегамиль, подсвечивается голубой индикатор под радаром, означающий, что выход из гиперкруиза теперь безопасен. — Все заткнулись и удачи мне, — кричит Элиас, тёмные волосы лезут в подшлемник, сверху сам шлем. Шипение воздуха вокруг шеи, пластиковый запах совсем новенького лётного костюма от «Ремлок». Все четверо переходят на беспроводную связь. — Удачи — Удачи — Удачи. Элиас нажимает на кнопку сброса, «Васмос» вываливается в обычное пространство, FSD — двигатель смещения пространства уходит на охлаждение и скорость на индикаторе падает до трёхсот метров в секунду. Эллиас не сможет отступить. Еще, по меньшей мере, сорок секунд. — О, дерьмо, — Элиас отводит джойстик от себя и нажимает на педаль реверса, подныривая в мёртвую зону орудий материализовавшегося перед ним «Питона». Толстый «полуутюг» — восьмьдесят семь метров разных сплавов металлов в длину и пятьдесят восемь в ширину. — Вот это дура, — слышится от Мишель. Элиас рычит. — Твои молитвы услышаны, Коваль. Это ржавое ведро, но большое ржавое ведро. Эта штука не совсем в моей весовой категории. — Отмена операции — не вариант, — плохо подбадривает Алексей. — Попробую повертеть вокруг него задницей, придётся забыть про тормоза. Элиас нажимает кнопку на джойстике, обнажая плазменный акселератор и два рельсотрона. Последним открывается торпедный лоток. Интерфейс показывает количество боеприпасов. Для взрывного типа орудия, один — весьма печальная цифра. Пустой прямоугольник на радаре превращается в пустой треугольник, обозначив, что цель тоже открыла орудийные гнёзда. Корабль класса «Питон» против корабля класса «Кобра», четвертой модификации. Ведро с гайками и болтами, с прикрученными термоядерными движками против другого ведра с прикрученными термоядерными движками. Автоматические системы торпедного лотка начинают автоматический захват цели. Элиас берёт упреждение и стреляет плазмой, выравнивает судно и палит из рельсотронов под брюхо, затем снова из акселлератора, и «Васмос» просто вскипает. Если бы не костюм, то в нос бы ударил запах жжёного пластика. «Критическая температура» — отчеканивает COVAS, бортовой электронный голосовой помощник. Сканеры с громким чириканием заканчивают свою работу. Элиас мельком глядит на левую голографическую инфопанель, на данные о вторичных модулях противника. «Питон» разворачивается к нему носом болезненно долго и к тому моменту, когда пучки импульсных лазеров попадают по «Васмосу», Элиас успевает снять Красному Псу двадцать три процента щита. Элиас даёт ускорение, выжимает регулирующий рычаг до упора, уходит из-под огня и вновь намеревается спрятаться в нижней полусфере, где шесть здоровенных орудий его не достанут. «Питон» — большой и тяжелый, и медленный, и неповоротливый, но одно точное, правильно сведённое попадание дроби из залпового орудия размером с грузовик — корпус разорвёт на куски, никакие щиты не спасут. Удар, прикушенный язык. Заострённым носом наркоторговец берёт Элиаса на таран. «Васмос» закручивается, словно юла. Умолкает джаз. «Внимание: щиты отключены, получение повреждений» — незамедлительно сообщает COVAS. Элиас срочно перенаправляет всю доступную энергию на маневровую систему. Торможение, выравнивание. Балки и переборки звучат почти инфернально. Вибрация. Рывок, громкое дребезжание, стук, вой сервомоторов. Перегрузка, пиковое «жэ», поля зрения сужаются до ширины булавочной головки, медленно возвращаются, но центральное всё еще в тумане. Мишель теряет сознание, но лишь на секунду. Спина, шея, колени и ступни не ноют, не стонут — визжат, моля о пощаде, не смотря на амортизацию пеной. Элиас хочет выругаться, но может лишь тихонько стонать. Это не первое его столкновение, он быстро возвращает себе управление кораблём. — Твою же в бога душу мать, — хрипло бросает Коваль, следом ругаясь на польском. Система очистки комбинезона рассасывает со внутренней стороны его шлема капельки крови. «Васмос» стабилизируется. Выстрел, плазма разлетается об щиты Пса, как фейерверки в День Независимости. COVAS сообщает, что наведение по тепловой сигнатуре завершено. Элиас выделяет в цель двигатели противника для минимального сведения рельсотронов. Половины градуса должно быть достаточно. Он даёт форсаж. Вой маршевых двигателей, он резко сокращает дистанцию, не выводя «Питон» из зоны действия основных широкоугольных сенсоров. Если наведение торпеды собьется — придётся повторять все малоприятные маневры по новой. Сирена гудит, Элиас отклоняет левый борт вверх-вправо относительно противника. «Получен внутренний урон» — сообщает COVAS. Тряска. Что-то выведено из строя, нет времени разбирать что. — Элиас, какого хрена? — тяжело дышит Мишель. — Пёсик брыкается. Элиас продолжает сближаться. Восемьсот метров. Пятьсот метров. Нужно подобраться очень близко или торпеду собьёт система активной защиты. Двести метров. Сто. Огонь. Торпеда отделяется и влетает в Красного Пса со скоростью, неотслеживаемой человеческим глазом. Система активной защиты не справляется. Щиты «Питона» вспыхивают голубым. Голубой становится все тусклее и тусклее, ниспадает по градиенту, пока не пропадает совсем. Левая голопанель показывает целостность вражеского щитогенератора. Ноль процентов. Элиас тянет джойстик на себя, оказываясь в верхней полусфере корабля Пса, убирает энергию с маршевых двигателей, всего на секунду, делает развоворот маневровыми — девяносто градусов. Полградуса сведения для рельсотронов. Три выстрела по первому маршевому «Питона», два выстрела по второму. Облёт по правому борту, уничтожение части маневровой системы. Они смогут крутится лишь в одну сторону. Питон, грудой едва управляемого металлолома, летит по инерции сквозь пустоту. — Дизрапторная торпеда сработала. Уравниваю скорости. — Ну, это было раз плюнуть, — бравирует Коваль. Система мониторинга жизненных показателей его костюма выдаёт показания пульса — сто шестьдесят четыре удара в минуту. — Ноги моей больше в космосе не будет, — запыхается Мишель. — Обещаю. На этот раз точно. — Подготовил наш шлюз к абордажу. Сближаюсь, мягкой перины не ждите, — сообщает Элиас. Он собран, сконцентрирован на центральном отсеке для наземного транспорта. Оттуда далеко до кабины и грузового отсека, но туда пристыковаться проще и безопаснее всего. По «Васмосу» проходят неприятные колебания, корпус трясётся, финально вздрагивает. Резко прекращается ускорение, становится тише, с угасающим свистом и стуком катушек прекращает работу силовая установка. Мишель готовит код-взломщик и лазерный резак, Коваль и Алексей снимают с креплений для оружия свои «AR-50». Элиас проверяет хорошо ли закреплён на магнитах бедра его «Зенит». Он проходит к автодвери, под неодобрительное «цокание» Алексея и забирает из шкафчика свою белую, с черными пятнистыми вкраплениями, жёсткую, полимерную куртку «Metro». Надевает её поверх своего обтягивающего лётного костюма от «Ремлок». Даже если бой неизбежен — надо уметь наслаждаться жизнью.

*

Лукас вдыхает зелень и гниль, влажность и хлорофилл. Этот отсек — одна сплошная теплица. При постоянном освещении и при отсутствии гравитации листья и ветки «луковых головок» вырастают до громадной длины и высоты. Зеленый свод затмевает изогнутые опорные балки. Свет здесь яркий, переливающийся от белого к фиолетовому, — УФ лампы, местное солнце, всегда неподвижны. Все листья и плоды тянутся к ним. Это мог быть райский сад, но здесь обитает Красный Пёс. Жюль Салливан. И плоды этого сада — это отложенный ад. Лукас знает, он пробовал. Лукас трясёт головой, чтобы отогнать мысли о ломке и его отросшие, светлые волосы, домелированные краской Киры под блонд, пушатся и разлетаются в невесомости, как семена одуванчика. Он достаёт из шорт резинку и собирает их в плотный пучок, отталкивается, но даёт слишком большое усилие на правую ногу и с уханием врезается лицом в экран термостата. Он всё еще не привык к невесомости. — Осторожнее, мать твою! — кричит Кира Атеки. Её тёмная кожа вот-вот покраснеет. — Включи сапоги! «Тупая сука» — думает Лукас. Он ненавидит магнитные сапоги. Они тяжёлые, жмут и если носить их неделями — не поможет даже имперский парфюм. Он ненавидит Киру Атеки, он ненавидит Красного Пса, от них пахнет не лучше. Он не посмеет им это сказать, он видел, что делают с теми, кто говорил. — Жюль меня вызывает. Проклятая встреча, разберись уже с термостатом, — командует Кира Атеки. Лукас кивает, Лукас выдыхает и берёт из встроенного ящика мультиинструмент. Скоро его тринадцатый день рождения, а он откручивает болт, еще болт и еще, а вот еще. Игнорируя технику безопасности он скручивает провод, меняет обгоревшую изоляцию, подпаивает конденсаторы датчиков. Ставит панель на место, вкручивает четыре болта обратно. Всё работает, всё исправно. Лукас доволен собой: он пялится на системы капельного полива — всё, что не уходит напрямую в грунт или зелень, поднимается вверх — в виде маленьких шариков идеальнейшей формы. Каждое растение получает струйкой или по каплям обогащенную питательными веществами воду, все «луковые головки» выведены искусственно и сведены в микроэкосистему. «За урожай можно не волноваться» — думает Лукас. Он тянется к лампам, руками, в попытке имитировать рост. Резкое ускорение. Содержимое желудка рвётся наружу и он летит в стену. Едва не получая вывих локтевого сустава, он с криком ухватывается своей тонкой рукой за один из толстых стеблей, подобно тем странным животным с передачи о планете Новая Калифорния. «Кажется их называют обезьянами» — думает Лукас, в момент, когда мимо проносится мультиинструмент, едва не разможжив ему голову. Он отталкивается вниз от треснувшего стебля, ударяет ступню об ступню — активирует магниты на сапогах. Становится на покрытие из металла и вновь ускорение, другой вектор. Его прижимает на четвереньки, он задыхается, на него словно валится небоскрёб. Давит в груди, сердечная боль, в глазах темнота. Через десяток секунд становится легче. Теперь становится жарко. — О нет, нет, нет! — Лукас осознаёт, что пищит. «Внимание, критическая температура» — раздаётся эхо в теплице, информация о состоянии корабля от COVAS'a. — Нет, нет, нет! — Лукас бежит к термостату, забывая о физических законах. Достаёт из встроенного рядом шкафа одноразовую спасательную маску, она неприятно прилипает к нежной коже лица. Воздух больше не обжигает трахею, кожа горит, но это терпимо. «Внимание, получение термических повреждений» — Нападение, всем в рубку, кто-то хочет поиграть с Псом! — кричит Красный Пес, мембраны беспроводных динамиков паршиво шуршат. Снова ускорение, другой вектор, но Лукас не взлетает к потолку — удерживают магнитные сапоги. Он смотрит в экран термостата, переводит абракадабру из кельвинов в цельсии. Шестьдесят градусов. — «Термостат опять сломан?» — надеется он. Он бессильно стучит по экрану, тот не сломан — температура в теплице растёт из-за общего нагрева систем корабля. Он ускоряет подачу воды в систему капельного полива, опустошает весь бак, но тщетно — семьдесят градусов и даже маска уже перестаёт помогать. Он снимает синюю, грязную майку, но пот все равно льётся ручьём. «Луковые головки» дают обалденный психоделический трип. Их трудно выращивать, их трудно хранить, как человек — они чувствительны к перепаду температур. Экстрачувствительны. Лукас беспомощно глядит, как зелень превращается в ржавую желтизну, воспламеняются аромамасла, истлевают длинные листья. В последние шесть часов, он отвечал за полив. «Он убьёт меня» — думает Лукас. Перережет горло, застрелит, до смерти изобьёт, а может всё сразу. Плоды, что еще не разметало по стенам, просто скукоживаются «А затем выпустит в космос, полетать без костюма. Мне так и не выдали лётный костюм…» — Лукас замечает, как хладагентовые нагнетатели воздуха выходят из строя один за другим, пытаясь охладить помещение. Температура воздуха снижается до приемлемой, но лопаются последние лампы, Лукас думает, что сейчас лопнет его голова — перепады температур и давления через чур резкие. Включается тусклое напольное аварийное освещение. — Всем собраться, в жилом, у меня есть идея, — голос Пса обрывается, динамики в углах потолка умирают следом за насаждениями. «Катаклизм» — так назвал свой «Питон» Жюль. Лукас считает, что это не слишком оригинально, но сейчас имечко под стать — «Катаклизм» шесть раз сотрясается. Землетрясение. Магниты едва удерживают Лукаса на покрытии, толчки настолько сильны, что он мысленно прощается с жизнью. Со стороны транспортной секции необычное, громкое скрежетание. Лукас шлепает по экрану, получает изображение с камер: шлюз транспортной секции, шлюз взломан, открыт, установлен стыковочный мост, четыре человека в ангаре и вскрывают защиту автодверей. Уши закладывает, давление несколько падает. «Мелкие фракции решили убить Пса?» — паника не позволяет Лукасу двинуться с места. Он почти слышит писк резака. Писк резака знаком ему хорошо, ожоги от лазеров заживают больно и долго. Один из людей активирует локальное ЭМИ и камера выходит из строя. «Они идут в модуль теплицы!» Со стороны лестницы, ведущей к кабине слышится топот, звуки множественных шагов по металлической палубе, кто-то бежит встречать нападающих. Скорее всего это Кира Атеки. «Она сумасшедшая» — знает Лукас. Она использует его, как живой щит. У него нет оружия, он не умеет стрелять и он не хочет здесь умирать, среди горелого сада наркотических недофруктов. Он вообще не хочет умирать. Лукас шлёпает тонкими длинными пальцами по сенсорным кнопкам экрана на термостате и бьёт ногой по стене, обнажая трубопровод за еще незакрёпленным металлическим кожухом. Бак, для полива растений, он изолирован изнутри трижды и не настолько разгорячён. Он даже холодный, сырой и холодный. Верхняя крышка открывается, взрослый сюда не пролезет, но он худой, он забирается внутрь. Тут еще есть остатки воды. Он запирает себя изнутри, в темноте, в тесноте.

*

На то, чтобы взломать шлюз отсека для наземного транспорта у Мишель уходит двадцать секунд. Проверка герметизации, система жизнеобеспечения восполняет часть улетучившегося на Васмос кислорода, выравнивание перепадов давления. Они в парке, ангаре заполненном тремя вездеходами, сломанными, брошенными и на ремонте. Быстрое, двойное, синхронное движение тремя пальцами — мизинец, безымянный, средний и включаются щиты их костюмов. Мишель творит свою техномагию. — Ну, ускорения нет, сила тяжести — ноль. Всё, давление в стыковочном тоннеле стабильно. Передала доступ к управлению гермодверями на ваши компьютеры и у нас абсолютно защищённый канал, болтайте свободно. Коваль и Алексей шныряют туда-сюда, проверяя углы. Элиас держится позади, прикрывая Мишель. Алексей сверяется со вечными схемами и жестом указывает на правую автодверь. Мишель замечает камеру, нажимает пару кнопок на ручном компьютере — интерфейс шлема на секунду мигает — экстраслабое ЭМИ, не способное навредить группе. Способное выжечь электронику базовых камер от производителя корабля. Она режет обшивку щитка аварийного доступа, подключает шнуры к электронике, строки кода бегут по внутренней стороне стекла её шлема. На то, чтобы взломать автодверь у Мишель уходит десять секунд. Непозволительно долго. — В идеале получить бы доступ к ядру. — Не разделяться, — командует Алексей. Впереди коридор, Коваль взводит AR-50 и идёт первым. — Они могут взорвать силовую? — Они не самоубийцы. Сканер показал защиту модуля — локальный тройной слой реактивной брони, трудно пробить даже из рельсотронов. Откровенно говоря, нам повезло с этой торпедой, — Элиас объясняет, слегка тараторя. — Так могут или нет? — Могут, но понадобится отсутствие инстинкта самосохранения и много взрывчатки. — Система самоуничтожения? — Доступна только в кабине, с биометрическим подтверждением. — Если они не обошли системы безопасности производителя, что вполне вероятно, — добавляет Мишель. — Смотрите, растения, — удивляется Коваль. Элиас любит зелёные насаждения, он понимает, что он их убил. Костюм от «Ремлок» плотнее прижимается к телу по мере того, как умная ткань подстраивается под среду. — Ба, «луковая головка». Это еще на пяток лет, — Алексей давит сморщенные плоды. Эллиаса перестаёт мучить совесть. — Давление не очень, — говорит Элиас. Он к такому привык, остальным немного не по себе. — Жить можно, просто осторожно со шле… — Контакт! — орёт Алексей. На них летит девушка с изогнутых балок. Коваль и Алексей направляют стволы вверх и открывают синхронный огонь. Они делают упор на заднюю ногу, левая ступня на шаг впереди, поза устойчивая, им помогают усиленные сервомоторы костюмов. Элиас не любит ручное кинетическое оружие — пули несовместимы с герметичной средой и сложной машинерией, не говоря уже о контроле отдачи при низкой гравитации и в невесомости. К тому моменту, как он снимает с бедра свой лазерный пистолет, плазменные ножи и темнокожее тело, испещрённое пятьюдесятью новыми продухами пролетают мимо него и Мишель, назад по коридору, вперёд к вездеходам. — Сумасшедшая сука, — кричит Коваль по общему каналу. — Двое на лестнице, — орёт Алексей. Его щиты затухают, не все пули отскакивают от бронепластин. — За балками, за балками! Мишель бросает под ноги портативный генератор щита — круглое синее поле разгорается, метр на метр. Оно не пропускает ничего внутрь себя — лазерные лучи и свистящие пули, ударясь, с бульканьем теряют энергию. Оно выпускает всё изнутри. Коваль и Алексей стреляют по лестнице, по балкам, по не закрытым кожухами шарнирам, по очереди перезаряжают барабанные магазины, отбрасывают в невесомость контейнеры с автоматически собранными гильзами, стреляют, стреляют, стреляют. Элиас помогает, его лазерный пистолет похож на детскую игрушку — точную, смертоносную детскую игрушку. Отдачи нет и его легко контролировать. Элиас любит контроль ситуации. Один мёртв. Второй бежит мимо открытого трубопровода, мимо небольшого бака в стене. Коваль сбривает его на ходу и его тело летит по инерции в иссохшие кусты, оставляя за собой кровавый конденсационный след. Алексей поднимает кулак вверх. — Ты цел. Это констатация факта, но Мишель слегка паникует. Система мониторинга его жизненных функций выдаёт жёлтый цвет. — Я не просто так ношу восемнадцать килограммов бронепластин. — Броня делает тебя неуклюжим, — морщится Элиас. — А они не носили броню, — Алексей не оглядываясь, указывает большим пальцем в сторону чернокожей девушки, плавающей в коридоре за ними. Коваль доволен. — Хорошо, значит они нас не ждали. — У тебя пробита зона С3, нарушена нарушена герметичность, — Элиас расстегивает карман жесткой куртки, достаёт ленту из набора экстренной помощи, заклеивает дырку в умной ткани у Алексея подмышкой. — Спасибо, — говорит Алексей. — Это не поможет, если они, вдруг, решат полностью спустить кислород. Пятнадцать минут смеси на человека, помнишь? Коваль отмахивается. — Подумаешь, в ушах посвестит. Пойдём. Лестница, одномаршевая, с площадкой. Коваль аккуратно посылает вперед ЭМИ-гранату, она отскакивает от потолка, от пола, от потолка, от пола и взрывается в длинном коридоре у потолка. — Здесь никого. — Здесь целая куча дверей. — Пять, это стандартная компоновка «Питонов» — говорит Элиас. Кабина — вперёд. — По схемам… — Алексей, я летаю одиннадцать лет, схемы мне не нужны. Последняя слева — ход на среднюю палубу, в технический, здесь жилой, справа доступ к силовой и в грузовой, кабина в двадцати метрах, по второй лестнице, еще выше по коридору — везде куча мест, чтобы тихо зайти к нам в задницу и поиметь. Какого чёрта я тебе объясняю? — Ми, блокируй все двери, — говорит Алексей. — Быстрее, мы здесь совсем на ладони. Мишель расчехляет резак. Элиас наблюдает за деталями — его способ справляться с бурлящим адреналином. Интерьер весь в царапинах, на фонарях тусклого аварийного освещения поселилась куда более яркая, дизайнерская люминесцентная плесень. Минимальное количество хлама, инфопанели заблокированы, но кастомные. Может это ржавое ведро снаружи, но за ним хорошо следят изнутри. Элиасу не по себе, он умеет стрелять, может дать по лицу, но он не десантник. Мишель — кодер, она пехотинец, условно. Мишель на секунду отрешается от самой себя в потоке всплывающей информации. — Странно, вот здесь защита тип-топ, придется потратить вре… Система мониторинга жизненных показателей скафандров проецирует данные на остекления шлемов. Дорогущие датчики, прикреплённые к телу под тканью читают: пульс, сахар в крови, сатурацию, дыхательные функции, еще примерно тридцать пять биопоказателей. Обобщая, выводят их в цветной круг. Круг синий — ты в относительном здравии, круг оранжевый — лучше вколоть прошибающую лекарственную смесь из аптечки и показаться врачу. Мигающий, оранжево-жёлтый — опасная среда: проблемы с о2, водой, защитой от радиации. Круг жёлтый — возможно тебе размозжило ногу и поступающий калий из мышц прикончит тебя за сорок минут, круг красный — необходима срочная высокотехнологичная медицинская помощь, возможно реанимация. Круг серый — воссоединение с пустотой. Круг Алексея горит серым. Алексей мёртв. Грузовой поддон с привязанным на изоленте реактивным ранцем, понёсся на него из жилого отсека, загнав рёбра в грудную клетку и разорвав легкие на части. Элиас утягивает за собой Мишель, уводит с линии огня. Пучки лазеров проходят вскользь по плечу, по щитам. Коваль с криком бросается внутрь, как полоумный. Капли пота падают со лба в глаза Элиасу быстрее, чем их всасывает система очистки костюма. Мишель тяжело дышит. Они даже не поняли, как открылась дверь. — Как знала. Хорошо, что не закрывала для нас шлюз. — Иди к парнику, я схожу за ним. Элиас неуверенно дёргается вперёд. Мишель не останавливает его руку, но Коваль уже выбегает обратно, полностью теряя щиты. — Их там человек двадцать, не сдюжим! — Ты думаешь?! — Мишель кидает ему батарею для быстрой перезарядки щитов. Коваль вставляет ее в сочленение под наплечником. — Я убил четверых. — Уверен, Алексу это поможет, — язвит Элиас, — убираемся к чёрту. Они отступают к транспортному отсеку, за ними погоня. Коваль принимает на себя пули, как танк. Его круг горит жёлтым. — Откуда их столько и сколько вообще нужно людей, чтобы управлять этим ведром?! — Один! — кричит Элиас. Он бежит впереди. — А Мастерссон спорил, что людей тут будет не больше шести! Он должен мне… Позади взрыв, ударная волна. Элиас залетает в транспортный отсек и ударяется об колесо давно брошенного ровера. Эти психи используют не-эми гранаты на собственном корабле. — Да насрать на него, не дай им зайти на мой «Васмос»! — Эллиас сильно отталкивается руками от колеса и летит к шлюзу стыковочного моста. Мишель влетает следом за Элиасом, выкашливая частицы легких. Её «доминатор» пробило осколками. Круг горит красным. — Ми! Твою мать! Коваль отстреливается, стоя в проходе и пытаясь закрыть автодверь. Элиас парит в стыковочном тоннеле. Его ладонь зависла над компьютером на запястье, он не станет геройствовать. Коваля задевает поле ЭМИ-гранаты. Его круг вовсе пропадает с остекления шлема. Он не успевает уйти из прохода, сгустки фиолетовой плазмы прилетают ему в плечо и колено правой ноги. — Twoja pieprzona matka, — с помехами орёт Коваль в эфир. — Иди, иди, иди! Элиас уже на борту «Васмоса». Он бьёт ладонью по экрану компьютера. Гермодверь закрывается, через секунду вторая. Элиас знаком с невесомостью, он игнорирует магниты, отталкивается от всего: стен, пола, шкафов, поручней лестницы и кофеварки, он направляет свое тело прямо в кабину. В три нажатия красненьких тумблеров запускается силовая установка, еще в два — зажигаются маршевые. Он грубо расцепляет корабли, давая форсаж. Соединительный тоннель разлетается вдребезги. «Внимание, проникающие повреждения охлаждающих элементов, нет ответа гидравлики в секциях JDF-8, JDF-9-M. Сбой работы радиаторов. Критическая температура. Получение внутренних повреждений» Голос COVAS'а мужской, спокойный, размеренный, услужливый. Элиас ругается про себя, сбрасывая теплоотвод. — Вот и насладились жизнью. Он открывает карту системы на левой голопанели. Misisture — двойная система, он находит станцию на орбите вокруг главной звезды. До станции четыре с половиной тысячи световых секунд от его координат. Он запускает FSD, надеясь, что теплоотводов хватит, чтобы поддерживать стабильно не-катастрофическую температуру систем хотя бы половину пути. «Идёт зарядка FSD. Пять, четыре, три, два, один…»