NDA, что значит "соглашение о неразглашении"

      Их губы встретились — сначала осторожно, словно пробуя на вкус, затем более решительно. И именно Мииоко задавала ритм. Она вела. Её пальцы мягко скользнули по его плечам, цепляясь, словно боялась отпустить, притягивая его ближе. В этом движении было всё: желание, страх, мольба. Она хотела, чтобы он доверился ей — и в то же время ужасалась, что он может её оттолкнуть.       Её губы вновь коснулись его — осторожно, но с упрямством. Один поцелуй. Второй. Третий — чуть настойчивее. Она целовала его медленно, как будто время перестало существовать, как будто всё, что было важно — это он и его дыхание рядом.       Сатору не торопился. Он поддался её ритму, будто погружаясь в её волну, и легко коснулся её лица, провёл пальцем по щеке, замирая в этом касании. Его жест был тихим, почти благоговейным. Мииоко уловила в этом нечто большее — и почти обрадовалась. Почти…       Он чуть отстранился. В его взгляде поселилось что-то тревожное, тяжёлое. Как будто он услышал в её молчании вопрос — и не знал, как на него ответить. Пространство между ними вдруг наполнилось напряжением, каким-то неведомым весом. Как воздух перед бурей.       Мииоко вжалась пальцами в его плечи, не позволяя ему уйти. Она заговорила — шёпотом, почти беззвучно, но в голосе старалась держать искру уязвимости:       — Не останавливайся, — её слова были будто сломанные лепестки, лёгкие и хрупкие. Она чувствовала, что если потребуется, то сможет заплакать. — Пожалуйста…       Она притянула его снова — резко, словно пыталась остановить что-то страшное, пока не стало слишком поздно. И вновь припала к его губам, уже не с нежностью — с отчаянием. Этот поцелуй был почти мольбой. Страх выплеснулся наружу, настоящий, обнажённый. Возможно… она и вправду боялась. А может, так увлеклась своей игрой, что начала терять связь с реальностью.       Её пальцы медленно, с замиранием, зарылись в его волосы. Она провела по ним вниз — к шее, оставляя за собой едва заметную, но наполненную смыслом линию. В этом касании было всё, что она не могла сказать словами. Всё, чего жаждала — и что боялась потерять.       Она дышала неровно, в перерывах между поцелуями прикусывала его губы, всё больше овладевая его вниманием, его телом. Сатору отвечал — осторожно, но уже не так сдержанно. Его ладони скользнули по её груди, через тонкую ткань халата. Она почувствовала, как от его прикосновений разливается жар, медленный и глубокий.       Он не спешил, будто хотел прочувствовать каждый её изгиб, каждое движение. Его пальцы обвели округлости её тела с ласковой нерешительностью, но Мииоко, то ли случайно, то ли с внутренним вызовом, прильнула к нему всем телом. Как будто хотела сказать: «Не уходи. Я здесь. Я хочу тебя».       Он сжал её сильнее, и вместе с его выдохом она почувствовала лёгкую усмешку на его губах. А следом — мягкий, чуть игривый укус на своих. Она открыла глаза.       Сатору смотрел на неё — уже иначе. Уже не мог сопротивляться. Как и многие до него, он поддался её очарованию. И в этот миг, Мииоко поняла: она победила. Пусть ненадолго. Пусть иллюзорно. Но это была её победа.       Он обхватил её крепко — ладони сомкнулись на её упругих бёдрах с явным намерением. В следующую секунду, с неожиданной лёгкостью и точностью, он подтолкнул её вверх. Мииоко без колебаний обвила его поясницу ногами, вжимаясь в него всем телом. На мгновение ей показалось, что между ними вспыхнула искра — но нет. Это была лишь инерция движения.       Они рухнули на кровать. Матрас поддался их весу с мягким, почти беззвучным стоном. Сатору не остановился — продолжал целовать её, его губы скользили по шее, грудной клетке, рука уже оказалась под халатом, прокладывая путь к её телу. Всё было правильно. Всё — как она хотела.       И всё же…       Мииоко лежала под ним, чувствуя каждое его прикосновение, каждое движение… и с каждой секундой всё отчётливее осознавала: чего-то не хватает. Не той дикой страсти, не внутреннего жара, не той искорки, за которой она так гналась, которую ждала, как последний знак, что делает всё не зря. А нечто иное. То, что она искала в нём.       Сатору был с ней. Физически. Но его не было внутри момента. Ни взгляд, ни дыхание, ни пальцы — ничего не говорило о настоящем влечении. Он просто… делал. Холодно. Правильно. По инструкции.       Внутри Мииоко что-то сжалось.       «Он просто… отрабатывает?»       «Неужели… думал, что я не замечу?» — пронеслось у неё в голове с горькой насмешкой, и она нахмурилась, глядя в потолок.       — Сатору… — произнесла она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Ты… действительно хочешь меня? Просто мне кажется… будто бы я тебя заставляю.       И это было так! Но Мииоко не привыкла чтоб к ней касались словно она вещь. Она любила чувствовать партнера, разделять с ним не только физическое удовольствие, но и нечто душевное?.. С Сатору она ждала отдачи. Ждала, что он захочет её как они, даже если всё блефф. А он… он её не видил.       Он замер. Его губы остановились, прижавшись к её шее. Воздух между ними на мгновение сгустился.       И вдруг — тёплое дыхание у уха, чуть обжигающее.       А потом усмешка, почти невидимая, но ощутимая кожей.       Затем — лёгкий, игривый укус за мочку уха.       — Заставляешь?.. — его голос прозвучал низко, почти лениво, с едва уловимой насмешкой. — Мииоко… ты ведь и сама знаешь ответ на свой вопрос.       Она вздрогнула, и внутри всё сжалось.       — Не хочешь?.. — спросила она, будто пытаясь получить подтверждение своих догадок.       Но в ответ — лишь тишина. И лёгкое, почти игривое прикосновение его губ к пульсирующей вене на её шее. Мягкий жест, за которым скрывалась ложь.              Она смотрела в потолок, как будто искала там ответ. Слушала собственное тело — каждую клеточку, каждый вздох. Чужое прикосновение уже не проникало в неё, а просто… касалось поверхности.       Но разве ни этого она ждала?!       Тогда в чём дело?!       Сатору продолжал, будто бы не чувствовал её скованность… а она терпела. Его рука уже добралась до внутренней стороны бедра, но не вызвала привычного трепета в ней.       Был только ледяной вопрос, застывший в сознании, как капля на лезвии ножа:       Готова ли я идти вот так дальше? Без чувств? Без доверия? Без интереса?       И вдруг…       — Я не хочу притворяться, — вырвалось у неё.       Резко. Слишком резко.       Словно кулак в тишине.       Сатору замер. Но не отпрянул. Его тело напряглось — ощутимо, ощутимо даже больше, чем прежде.       — Притворяться? — повторил он, уже без усмешки. Голос стал глухим, будто отдалённым. Как будто он разговаривал не с ней, а с собственной тенью. — Ты правда думаешь, что я с тобой не потому, что хочу? Или… это ты мне чего-то не договариваешь?       Она моргнула, будто просыпаясь в середине разговора, и только тогда осознала, как напряжены её плечи. Рука словно сама собой легла на его грудь — и толкнула. Не сильно. Но достаточно.       Она не могла. Не такая уж она всесильная, как ей казалось раньше.       Он откинулся назад, перекатился на другую сторону кровати с такой лёгкостью, будто ждал этой секунды. Будто выдохнул: наконец-то. Закинул руки за голову, вытянулся с ленивым комфортом, устремил взгляд в потолок, как зритель, который заранее знает весь третий акт.       Он больше не притворялся. Она сама прервала всё.       Мииоко медленно села на край кровати, обхватила себя руками и натянула халат на плечи, будто вдруг стало холодно. Но дело было не в температуре. Она чувствовала, как внутри неё что-то осыпается, крошится в пыль — и не могла понять: это она сама, или её иллюзия. Та, которую она так долго строила.       Что-то не то…       — Не играй со мной, — прошептала она. Голос дрожал, но не от страха. От растерянности. — Я чувствую, как ты блефуешь.       Сатору усмехнулся — беззвучно, чуть перекатив голову в её сторону, но взгляд всё ещё прятал, рассматривая ботинки, как нечто бесконечно более интересное.       — Блефую? — повторил он. — Милая… ты в этом жанре профессионал. Я, по сравнению с тобой, — жалкий любитель.       Мииоко резко обернулась. Его взгляд, наконец, поднялся и встретился с её — весёлый, чуть прищуренный, с той самой насмешкой, которая раньше казалась игривой. А сейчас… Слишком неуместной. Слишком больной.       Как удар туда, где только начала заживать трещина в уверенности.       Поймал? Насколько глубоко ты копал, Сатору?..       — Что ты хочешь этим сказать? — спросила она тихо, почти без интонации. — Обвиняешь меня?       Он чуть наклонил голову, словно удивлялся её наивности. Медленно — почти нежно — усмехнулся, и от этой мягкости стало ещё холоднее.       — Ты же умная, Мииоко. Не делай вид, будто не понимаешь, о чём я говорю.       Он приподнялся на локтях, наклонился чуть ближе — и усмешка стала шире. Почти ласковая. Почти омерзительная.       — И как они велись… на это? — его слова, как нож, вонзились в её грудь.       Мииоко застыла. В горле встал ком. Она сжала кулак на колене, ногти врезались в кожу — и всё равно этого оказалось недостаточно, чтобы вернуть себе контроль.       Она смотрела на него — и внутри кипело.       Как он посмел?       Она ощущала, как ярость расползается внутри, как по венам бежит огонь, а он стоит перед ней, оценивая, как она молчит. Не чтобы понять, а чтобы удовлетворить собственные догадки.       Тварь!       — Ты можешь отказаться от меня, вернуться к отцу, раз я тебе так противна, — её голос был сухим, без эмоций, как всегда.       Она сжала кулак сильнее, но этого было недостаточно, чтобы сдержать прилив агрессии. Он продолжал.       — Зачем? Меня всё вполне устраивает, — произнёс он лениво, с намёком на пренебрежение. — Только вот что я не понимаю… — он придвинулся ближе, его лицо стало почти впритык. — Зачем ты пытаешься меня обмануть, если мы вроде как начали быть честными друг с другом?       Её сердце сжалось, а он не переставал смотреть ей в глаза, как будто оценивая каждый её взгляд, каждое движение. Он заметил что-то, качая головой, и едва заметная усмешка скользнула по его губам.       — Вот… про это я и говорил, — сказал он с таким невыносимым спокойствием, — наёбываешь.       Мииоко едва сдерживала себя от того, чтобы не выплеснуть всё на него. Она почувствовала, как его слова царапают кожу, оставляют следы, которые не сотрёшь.       — Нет, — её голос был твёрдым, но едва слышным, как шёпот.       — Ну конечно, — он почти не заметил её слова, отстранившись.       Мииоко почувствовала, как всё внутри обрушивается. Он встал с кровати с такой легкостью, будто её слова и эмоции не имели значения. Поднял свою рубашку с пола, застегивая пуговицы с нарочитым, почти насмешливым спокойствием, как если бы каждая пуговица была обвинением против неё. Она смотрела на его движения и понимала — её уничтожают не жестами, а его хладнокровной, абсолютной безразличностью.       — Тогда я тебя не понимаю… — проговорила она, глотая воздух, но он уже перебил её, не давая закончить.       — Я ведь сказал тебе, почему хочу на тебе жениться, — говорил Сатору, застёгивая рубашку. — Ты, между прочим, охотно согласилась, несмотря на мои условия. И теперь что? Совесть замучила или решила задобрить меня?       Он сделал паузу, взглянув на неё.       — Объяснишь, зачем ко мне в трусы полезла так неожиданно?       Раскусил? Но она не собиралась сдаваться так просто.       Мииоко вскочила с кровати, сжав зубы, и её тело напряглось, как пружина, готовая рвануться в атаку. — А что, нельзя, или ты у нас какая-то святая дева? — выпалила она, взмахивая руками, почти в панике от своей ярости. Её лицо покраснело, глаза вспыхнули, и весь её внутренний мир рушился от его циничных слов. — Что?! Думаешь, я вру, или я просто не могу захотеть?!       Он продолжал застёгивать рубашку, неторопливо, как будто её ярость была для него не больше чем досужая мелодрама. Ухмылка на его лице — не жестокая, нет, хуже — снисходительная. Такая, какой улыбается человек, заранее знающий, что победит.       Сатору подошёл к окну и, не оглядываясь, закурил. Его движения были размеренны, даже ленивы, будто он был не участником сцены, а режиссёром, давшим отмашку следующему акту.       — О, Мииоко… — протянул он, выпуская струю дыма. — Поверь, я прекрасно понимаю, что ты можешь захотеть. Ты вообще многое можешь — красиво захотеть, убедительно захотеть, выгодно захотеть. Я уже всё понял. Мне теперь интересно только одно: зачем? Ответишь? Или тоже будешь пудрить мозги?       Мииоко стояла, не двигаясь. Воздух вокруг словно сгустился, липкий, напряжённый. Она впилась взглядом в его спину, в его наглое спокойствие.       — Зачем? — переспросила она, сквозь зубы, шагнув ближе. — Ты серьёзно хочешь, чтобы я сейчас по пунктам расписала, зачем вдруг понадобился ты мне ночью?! Что ты — подарок с небес, да? У тебя вообще секс-то был когда-нибудь в этой чёртовой жизни?       Он лишь сощурился, выдохнув дым в окно, и бросил через плечо:       — Не перегибай. Я тебе не Юджи и не Сукуна. Напоминаю, если вдруг подзабыла.       Улыбка на её лице появилась резко — резкая, злая, горькая, будто рвущийся изнутри крик нашёл единственный способ прорваться.       — Ну конечно. Ты и пальца их не стоишь.       Мгновение — тишина.       А она контроль теряла.       — Вот оно, — проговорил он медленно. Ни злости, ни обиды. Только тот самый голос, как игла под ноготь. — Пыталась понять, кто лучше?       — Заткнись, — прошипела она, сжав кулаки. — Не нужно всё перекручивать под себя! Ты сам нарываешься!       Он медленно затушил сигарету, как будто это был ритуал. Каждый его жест был подчеркнуто хладнокровным.       — Значит, сравнивала всё-таки, — повторил он, и улыбка на его лице стала шире, хищнее. — Вот почему ты ко мне полезла. Хотела, значит… распробовать?       Её дыхание сбилось. Слова звучали не как обвинения, а как приговоры. Он не кричал, не угрожал — он просто давил. Хладнокровно. Методично. Как палач, который получил разрешение на медленную казнь.       — И кто же лучше? — продолжал он, делая шаг ближе. Его голос стал мягким, почти интимным, и от этого только страшнее. — Конечно, с тобой мы ещё не дошли до… того, чего ты там так страстно хотела. Но мне прямо-таки жутко интересно. Ну давай, Мииоко. Не разочаруй меня. Расскажи.       Он загонял её в угол — не руками, не телом, словами. Вопросами, на которые нельзя было ответить, не отдав себя полностью. Он вбивал клин за клином, и она вдруг поняла: он не просто играет. Он ломает.       Как так вышло?       Как он так всё перевернул?       Мииоко застыла, её грудь тяжело вздымалась от напряжения, и какое-то время ей казалось, что всё внутри неё просто замёрзло. Но в этот момент, как нож через лёд, что-то вдруг прорезало её спокойствие — и это было не злобное желание ответить ему, не ярость. Это было что-то более глубокое, древнее, что просыпалось внутри, когда слишком долго держишь себя в руках.       Она вернёт всё на прежнее русло.       Он продолжал стоять перед ней, с этим проклятым самодовольным выражением на лице, продолжал качать свои обвинения, как подкинувшие пепел сигареты. Он думал, что она не найдёт ответа? Или что она не осмелится?       Но её пальцы, стиснутые в кулаки, вдруг расслабились. Неожиданно она шагнула к нему — шаг, полный решимости. Его глаза моментально переключились на неё.       Мииоко схватила его за рубашку, дернула за ворот и буквально притянула его к себе, не давая ему времени на реакцию. Его лицо оказалось так близко, что её дыхание смешивалось с его, и она почувствовала, как его тело мгновенно напряглось.       — Ты думаешь, ты меня запугал? — прошептала она, её голос теперь был ровным, холодным. — Думаешь, я буду продолжать смотреть, как ты надомной издеваешься?       Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она уже не ждала. Она снова прижалась к нему, на этот раз не слабо, а резко, с полной уверенностью в своих действиях. Её губы, жёсткие и решительные, коснулись его губ, как удар. Она не искала его тепла, она искала власть. Она была слишком близко, и это не давало ему шанса уйти.       Его реакция была мгновенной — его руки, наконец, обвили её талию, но она была быстрее. Он собирался отстраниться? Нет. Она не собиралась его отпускать.       — Ты хочешь знать, что я на самом деле хочу? — прошептала она ему прямо в губы, чувствуя, как его дыхание учащается. — Я хочу, чтобы ты понял, что я контролирую это. Ты не имеешь власти надо мной, Сатору. И только я решаю, что будет дальше!       Его глаза расширились от неожиданности, и в этот момент она почувствовала, как он теряет свою уверенность. Он был бы готов вмешаться, возразить, но она была быстрее. Тот холодный взгляд, который она ему подарила, стал его собственным зеркалом.       Она шагнула назад, глаза не отрывая от него, и с улыбкой сказала:       — Я не твоя игрушка, Сатору. Ты будешь делать то, что я захочу. А не наоборот.       Его лицо застыло, и, несмотря на всю его обычно уверенную натуру, он оказался на мгновение как будто обезоружен. Он стоял в полном недоумении, не понимая, что только что произошло. Мииоко, напротив, почувствовала, как контроль — как тяжёлый железный меч — вернулся в её руки. Она могла управлять этим моментом, она была на шаг впереди.       С её каждым движением, с каждым словом она заставляла его сомневаться. Но это лишь заставляло сердце биться быстрее, как будто она впервые находит для себя собственные правила игры.       Не сказав больше ни слова, она развернулась и направилась к двери. В одно движение открыла её, и резким движением захлопнула за собой.       В комнате остался только он — стоящий, ошарашенный, и пытающийся осознать, что только что случилось. Грудь Сатору тяжело вздыхала, а мысли путались.       Что за чёрт? — его сознание не могло быстро обработать случившееся. Он потряс головой, пытаясь избавиться от нарастающей паники, которая в голове не укладывалась. — Как она смогла?       Всё, что было ему привычно — она перевернула, как шутку, бросив в лицо этот неожиданный ход. Он чувствовал, как в его груди нарастает чувство адреналина. Внутри бушевал какой-то странный восторг, который медленно превращался в эйфорию. Да, он её пытался поймать в свои сети, запутать её, но теперь… он был не только поражён, но и… восхищён.       Может, она не такая простая, как он думал. Может, она и правда что-то скрывает. От её прямолинейности, от того, как она вдруг без колебаний задвинула его в угол, и как ловко вышла из ситуации — ему стало интересно, как она решит дальше эту головоломку.       Он подошёл к окну и, не обращая внимания на свои внутренние размышления, закурил сигарету. Картинка за окном не была для него важна. Его мысли снова вернулись к Мииоке. Она стала для него загадкой, которую он с нетерпением хотел разгадать. Всё, что он знал точно — теперь она была не просто фигурой на его доске. Она стала игроком, и ему это нравилось.       Его пальцы сжали сигарету, и дым мягко растекался по комнате. Он сделал глубокий вдох, ещё раз почувствовав, как воздух наполняет лёгкие. И в этот момент, в тени вечернего света, его губы снова скривились в усмешке.       Он хотел бы её запугать. Он хотел бы её сломать. Но она сделала ход, который он не предсказал. Она сражалась. И это было в тысячу раз более интригующе, чем он себе представлял.       — Да… она определённо дочь своего отца, — вслух проговорил Сатору, выпуская сигаретный дым.       Тишину, повисшую после её ухода, нарушил резкий звонок телефона.       Сатору поморщился. Звук показался слишком громким, чужеродным — как будто кто-то вломился в его тщательно выстроенное пространство. Он медленно вытащил телефон из кармана брюк, взглянул на экран и замер. Сугуру.       Он на секунду колебался. Не потому, что не хотел говорить, — просто в голове всё ещё стояла Мииоко. Её голос. Её глаза. Эта дерзкая улыбка, с которой она вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь так, будто ставила точку.       Какого чёрта, Мииоко…       Сатору провёл пальцем по экрану, принимая вызов. На его лице появилась ленивая, довольная улыбка — та самая маска, которую он надевает, прежде чем погрузиться в игру.       — Ну? — сказал он, лениво растягивая слова, как будто ничто не могло его потревожить.       — Ты там ещё жив? Как твои дела с Мииоко? — раздался в трубке голос Сугуру. Серьёзный, с оттенком беспокойства. Он всегда был прямолинейным и не любил терять время на вежливые вступления.       Сатору не ответил сразу. Он затянулся сигаретой, позволив дыму слегка затмить мысли. Его взгляд медленно скользнул по комнате. Беспорядочно сдвинутые простыни, едва уловимый запах её духов, ещё висящий в воздухе. Она была здесь. Почти в его власти. Почти.       Внутри у него что-то шевельнулось, но он заглушил эти чувства, отмахнувшись от них, как от надоедливого мусора. Спокойствие. Контроль. Он должен был вернуть их себе.       — Неплохо. Даже… очень хорошо. — произнёс он, тон его голос был чуть ленивым, почти рассеянным, но искры удовлетворения не оставались незамеченными.       На другом конце послышалось одобрительное хмыканье.       — Значит, всё идёт так как ты хотел?       Сатору прикрыл глаза, откинувшись плечом к оконной раме. В голове снова пронеслось её лицо, её взгляд, когда она уходила из комнаты, чувствуя себя победительницей. Наивная. Он специально дал ей почувствовать эту ложную победу. Пусть успокоится. Пусть думает, что теперь она контролирует ситуацию. Всё только ради следующего хода.       Он сделал ещё одну затяжку, чувствуя, как дым наполняет лёгкие, и выдохнул его в сторону улицы, медленно, лениво. Как хищник, выжидающий момент. Его взгляд задержался на отражении в стекле.       Мииоко.       Он был уверен, что сможет контролирует её, что в любой момент заставит её играть по своим правилам. Но с каждым её движением его уверенность как будто начала трещать. Интересно… неужели просчитался?..       Он почувствовал, как она ловко уходит от его контроля. Как это возможно? Он был привыкший манипулировать. Он был уверен в своих силах. Но с ней всё оказалось сложнее. И Сукуна…       — Эй?.. — голос Сугуру снова прервал его мысли.       Сатору вздохнул, снова затянувшись сигаретой. Он почувствовал, как напряжение в теле постепенно возвращается, но ему нужно было вернуться в привычный ритм. Быть тем, кто контролирует.       — Да, — ответил он тихо, с едва уловимой ноткой удовлетворения. — Всё идёт так, как я и хотел.       — Ну да… я прям слышу это по твоему голосу, — протянул Сугуру с привычной иронией.       — Ты по делу звонишь или просто решил поболтать? — спокойно уточнил Сатору. Без раздражения, но с тем холодноватым оттенком, который всегда появлялся в его голосе, когда кто-то начинал его поучать.       — Конечно, по делу. А ты думал, я всерьёз решил спросить, как у тебя дела? — проворчал друг. Сатору закатил глаза — предсказуемо. Сугуру, как всегда был на своей волне. — Нанами проверил информацию. Ты был прав. Фирма Тоджи держится на честном слове. Мы можем забрать её хоть сейчас. Тебе больше не нужно «окучивать» Мииоко. Она — лишняя.       Сатору напрягся.       Слишком просто. Слишком быстро.       Нет, он не хотел отпускать её вот так. Не сейчас. Он ещё не наигрался. И дело было не только в плане.       Он знал, что Сугуру изначально был против этой идеи — жениться на дочери Тоджи. Считал, что это лишнее, слишком рискованно. Но Сатору с самого начала шёл по своему пути — и теперь чувствовал: просто убрать Мииоко с доски он не готов.       —— Раз Тоджи вылетел из игры, не забывай, что остаётся Сукуна, — ровно произнёс Сатору. — Мииоко важна. Она единственная, кто держит этого психа на поводке. А ты знаешь, что будет, если дать ему волю — он разорвёт всех нас, без разбору.       На том конце повисла тишина.       Сатору напрягся, вслушиваясь. Он слишком хорошо знал Сугуру: молчание — не знак согласия. Это знак, что тот обдумывает каждое слово, каждую интонацию.       Надеюсь, ты поймёшь. Просто поймёшь — без допросов и без моральных лекций.       Он чувствовал: да, у него к Мииоко личный интерес. Всё слишком близко. Слишком сложно. Но пока он держал это под контролем. Почти. Главное — чтобы Сугуру этого не заметил. Потому что если он почувствует, что Сатору начинает действовать не рационально — он вмешается. Без колебаний.       Сатору выдохнул и, будто ставя последнюю точку, проговорил спокойно, но жёстко:       — Мииоко нужна нам… и мне всё ещё нужен от неё ребёнок.       На том конце опять тишина. Долгая. Слишком долгая.       Наконец Сугуру отозвался. Голос стал ниже, сдержаннее, почти глухим:       — Надеюсь, ты понимаешь, во что вляпываешься.       Это не был упрёк. Это было предупреждение.       Сатору не ответил. Он уже всё сказал.