Человек за объективом

Военная Комната была огромна — и тем не менее в ней было немилосердно душно из-за лампы, нависшей прямо над столом, и осветительных приборов, расставленных в тех местах, куда не падал взор объектива камеры. После нескольких часов съёмок ничего не хотелось так сильно, как выйти наконец подышать свежим воздухом, благо, для ранней зимы погода в Англии была удивительно мягкой, без снега и раздражающих ливней уже целую неделю. Однако Стэнли считал, что покуда время актёров и съёмочной группы оплачено, они должны работать — и сам не давал себе ни минуты отдыха. Сегодня они должны были наконец отснять все сцены с президентом Маффли, однако Кубрик всё ещё не чувствовал, что они сделали всё как надо. — Мы попробуем сменить угол съёмки, — решил он наконец, не слушая, как вздохнул Питер. — И поиграй ещё с тем, как ты держишь трубку, потому что на том конце всё же генеральный секретарь СССР. — Пьяный в зюзю, — хмыкнул Джордж у него из-за плеча. Ему в сцене нужно было отыгрывать не меньше, чем Селлерсу: генерал Тёрджисон гаммой эмоций, проносящихся на его лице, отдувался за весь остальной военный состав Комнаты. — Может, ты покажешь, чего ты конкретно хочешь, Стэнли? — предложил Питер, оборачиваясь и глядя на Кубрика со своего места. — Присядешь сюда? — У меня уже есть своё место, Питер, — он махнул рукой за спину, туда, где одиноко стоял раскладной стул с надписью «Стэнли Кубрик», пока его владелец то пристраивался рядом с операторами, то ходил меж актёров, раздавая указания. — Но, допустим… Он перегнулся через плечо посторонившегося Селлерса и снял бутафорскую трубку бутафорского телефона. Стэнли никогда не был хорошим актёром, но постарался приблизить аппарат к уху так, будто бы это была готовая ужалить змея. И вздрогнул, когда услышал чей-то голос из трубки. — …вызывает база генерала Риппера, кто-нибудь, пожалуйста, ответьте наконец! — Ты уверен, что пьяный советский генсек настолько страшен для президента Соединённых Штатов, Стэнли? — Селлерс хмыкнул, увидев его «отыгрыш». Тот быстро положил трубку на место и приложил руку ко лбу, якобы задумавшись. А на деле проверяя, не слишком ли он перегрелся от всех этих прожекторов. — …Давайте прервёмся ненадолго, — сказал он наконец. — Потом добьём этот несчастный телефонный разговор. Съёмочная команда отреагировала на его предложение с энтузиазмом, и уже через пять минут Военная Комната почти полностью опустела: кто-то вышел покурить, кто-то — хлебнуть пару стаканчиков холодной воды, а кто-то — просто спастись от духоты. Питер и Джордж, всё ещё в своих костюмах и гриме, переговаривались о чём-то с парочкой других актёров массовки у выхода из павильона. Стэнли остался у круглого стола. Сел на освободившееся место президента Маффли, не спуская с Селлерса взгляда. Снова потрогал свой лоб, стёр пару капель пота. Нет, рациональный человек не может позволить себе -так- рассуждать. Бывали дни, когда они снимали в Военной Комнате гораздо дольше, чем сегодня. Может быть, он, слишком увлечённый стремлением сделать всё согласно своему видению, совершенно упустил из виду все предупреждающие сигналы организма и умудрился переутомиться. — Ты ведь сразу узнал этот голос, правда, Стэнли? Это правда. Он узнал голос в трубке. И этот голос, совсем близко — только голову поверни — он тоже узнал. Питер, такой серьёзный и даже немножко трогательный в гриме президента Маффли, стоя поодаль, пересказывал Джорджу, как прошло последнее в череде заседаний по его бракоразводному процессу. А в трубке звучал его же голос, когда он подбирал манеру речи для полковника Мандрейка. Это была просто чья-то не очень удачная шутка. Скорее всего, Селлерса — он тот ещё шутник. Кубрик ценил это в нём, но лишь до тех пор, пока это касалось их профессиональной сферы. Вот только как ему удалось незаметно внедрить запись своего голоса в этот телефон? Чёрт подери, как вообще этот муляж мог воспроизводить звук? Кто-то из ответственных за реквизит точно пожалеет о том, что сговорился с Питером. — Кажется, он что-то очень хотел тебе сказать, — после недолгой паузы с лёгкой насмешкой повторили рядом. — Возьми трубку, Стэнли. Не томи беднягу Лайонела. Всё ещё не сводя взгляда с президента Маффли — с Питера Селлерса в гриме президента Маффли, Стэнли повторял это себе раз за разом в уме — он взял трубку аппарата. Словно это была готовая ужалить змея. Поднёс к уху. — …кто-нибудь, пожалуйста! Это очень срочное дело, я клянусь! От этого зависит будущее нашей страны, чёрт, нет, от этого зависит будущее всего мира! Это говорит полковник Мандрейк с базы генерала Риппера, у меня кончается мелочь для автомата, так что пожалуйста, хоть кто-то… — Почему ты не отвечаешь ему, Стэнли? — поинтересовались тем временем чуть приглушённо, словно говоривший зажал в губах сигарету. Щёлкнула зажигалка. — Лайонел весь извёлся. Неужели ты так жесток, чтобы продолжать мучить такого хорошего парня? Это всего лишь запись голоса Селлерса. Сейчас она зайдёт на второй круг. Непременно. — …Да, я вас… слушаю, — слова сорвались с губ Кубрика словно против его воли. Какая глупость. Питер может быть собой доволен. — Слава Господу Богу и Деве Марии! — тут же воскликнули по ту сторону. — Я думал, что никогда не дозвонюсь до верховного командования и мы все тут сгинем! Сэр, я сразу хочу прояснить: я не причастен к тому, что натворил тут генерал Риппер, я всего лишь подчинялся приказам вышестоящего и… я правда-правда не хотел держать эту ленту от пулемёта, но когда по нам стреляли, какой у меня был выбор! Это всё меньше и меньше походило на запись. То, как живо Селлерс — Мандрейк — отреагировал на ответ Стэнли, и то, как он пересказывал детали сцены, которые Кубрик внёс туда всего лишь пару дней назад и никому из актёров ещё толком не обрисовал. На что это походило, Стэнли старался не думать вообще. — Успокойтесь, полковник, — удивительным образом сумев взять себя в руки, ответил он. — Скажите по существу, что у вас случилось. — Ах, извините, я весь на нервах, сэр… И ведь даже к раковине в уборной теперь не пройти, чтобы освежиться, потому что генерал Риппер… тело генерала Риппера… — Мандрейк кашлянул и всё-таки вспомнил, о чём его попросили. — Сэр! У меня есть код отмены приказа о начале бомбардировки СССР. Я могу его сейчас продиктовать вам, и тогда все мы будем спасены! Только обязательно доложите об этом господину президенту, хорошо? Или вовсе позовите его, если это не трудно… — Это трудно, — отрезал Кубрик, всё ещё глядя на Маффли — Селлерса в костюме и гриме Маффли, стоящего у дальнего входа в зал. — И… откуда вы знаете код? Разве генерал не позаботился о том, чтобы его никто не нашёл? — Да, да, конечно, но у меня есть хорошая догадка, честное слово, сэр… — Вы думаете, что после того, как вы скажете мне код, у этой истории будет хороший финал? — Конечно, сэр! Как иначе? Кубрик выдержал недолгую паузу, сжимая бутафорскую трубку. На какое-то мгновение ему стало почти совестно расстраивать этого и вправду хорошего парня. — Простите, Мандрейк. У этой истории не будет хорошего финала. Не у моей истории, — сухо проговорил он и повесил трубку, не дожидаясь реакции полковника. — И всё-таки ты жесток, Стэнли, — с усмешкой прокомментировали рядом, как только Кубрик смог выбросить взволнованный голос Мандрейка из головы. Другой голос словно бы воспользовался этим, завладевая вниманием Стэнли. Он наконец повернул голову на этот голос. Очки блеснули за лёгкой пеленой табачной дымки, которую выдохнул доктор Стрейнджлав, прежде чем улыбнуться Кубрику — очень дружелюбно и беззлобно, но от этой улыбки даже в духоте Военной Комнаты мороз проходил по коже. Кожа перчатки скрипнула, когда его правая рука безотчётно сжалась в кулак. — Мне нужно было ему солгать? — Стэнли не мог видеть глаз доктора из-за того, как свет огромной круглой лампы падал на его очки, но догадывался, что он и глазами своими улыбался ему, и от этого маленькие лукавые морщинки собирались по углам век. — Думаешь, я пытаюсь тебя пристыдить? — фыркнул Стрейнджлав. — Нет, нет, нисколько. Я считаю, что ты поступил верно. Так, как подобает тебе. В конце концов, если бы ты даже в своей самой великой комедии не был так жесток, меня бы вовсе не существовало, — он снова хотел было затянуться, но правая рука рванулась и попыталась отобрать у левой сигарету. Отвернувшись от его возни, Кубрик облокотился о круглый стол и с усилием протёр лицо, массируя через веки усталые глаза. А когда отнял руки, рядом с ним уже никого не было. Только пустая инвалидная коляска, забытая кем-то из реквизиторов.