Стервы...

      Проводя почти все свое время за письменным столом, заполняя отчеты, Имельда была в несколько более плохой форме, поэтому не смогла долго убегать от Генриетты, которая только советовалась с хореографами, но ставила все танцы полностью сама.       — Ну Милли! — протянула Генри, заворачивая и останавливая подругу.       Пытаясь отдышаться, розовая кошка недобро посмотрела на нее и прижала уши, намекая на то, что лучше исполнительнице сейчас же уйти с дороги. Генриетта же, похоже, была совершенно непробиваемой.       — Имельда, сейчас же остановись и объясни мне, что с тобой происходит! — велела серая кошка, резко посерьезнев. — Приказы начальницы не обсуждаются!       — Вот видишь, да? Едва остыла и сразу сделалась обратно просто начальницей.       — Ты была несносной. Просто несносной. Без обид.       — Я устала, Генри. Может быть, ты не заметила, но я так и не легла вчера спать.       Посмотрев на нее вопросительно, Генриетта попыталась вспомнить, точно ли не видела вчера Имельду, но вспомнила только то, как обнаружила один новый неплохой клуб, который в будущем может подойти для частных выступлений, и хорошо провела остаток вечера. Ни намека на какое-либо присутствие Милли.       — Именно поэтому, Генри. Ты относишься к другим как к пустому месту, предмету обихода. Достаточно отойти от тебя на минуту, и ты уже позабудешь про меня навсегда. Я не очень-то буду нужна тебе, если буду еще и мечтать. Все мы знаем: чтобы удержаться в твоей группе и не исчезнуть, нужно пахать, не поднимая головы. Каждый день. Все разъехались, а ты и не заметила, пока тебе не сказали. Твоя карьера пошла на спад, а ты и дальше будешь шляться по клубам, если тебе не сказать.       Сохранив молчание, Генри виновато посмотрела на подругу. Да, это все правда. Наверное, даже если бы ее мать прямо сейчас, спустя столько лет, решила все-таки уничтожить Котанию, она бы и этого не заметила. Безалаберная.       — И ты все куда-то бежишь, гонишься за чем-то, фантазия подсказывает, — продолжила отчитывать ее Имельда. — Нет, это, конечно, прекрасно, но ты ни фига не доводишь до конца. Это очень сильно меня расстраивает. Ты не видишь, сколько всего мы для тебя делаем, чтобы поддержать, а просто продолжаешь жить в свое удовольствие. А как же я? Так не получится. По крайней мере, не в этом измерении.       — Ни в одном измерении, — вмешалась в разговор Крис, и Генри увидела мать за спиной Милли. Подойдя к ним, Финни опустилась рядом. — Я понадеялась, что второго такого захода не будет. Это измерение не выдержит еще один раз.       — Что Вы имеете в виду? — осведомилась Имельда с долей настороженности в голосе.       — Я была сама такой же. Генри не должен был передаться мой характер, но, как видишь… Я прекрасно помню, что это. Никто из вас не станет слушать, если я начну рассказывать. Даже я до сих пор не полюбила слушать нравоучения, и вот теперь выгляжу так, словно… Ладно.       Попытавшись тотчас, как Финни замолчала, вскочить со своего места, Генриетта едва не навернулась, когда Милли схватила ее с шипением зубами за хвост и потянула на себя, вынуждая сесть обратно. Сама исполнительница, не отличаясь серьезность мировоззрения, подсознательно точно скопировала предсказанный матерью стиль поведения, в то время как в пестрых глазах ее подруги светился живо интерес.       — Имельда, нет необходимости, — мягко улыбнулась Кристина, указав глазами на сопротивляющуюся Генри. — Я хорошо знаю свою дочь. В этом нет никакого смысла, отпусти ее.       — Это элементарное уважение, — процедила в адрес серой кошки Милли. — Проблема в Генриетте. И в ее упрямстве. Мало того, что в ней нет почитания и уважения к матери, нет, пусть, бывает. Так она еще и не владеет ключевым важнейшим для ее деятельности навыком просто видеть прекрасное.       — Я? — задохнулась от возмущения Генри, замерев в шоке на месте. — Очень прощу прощения!       — Это не значит, что ты не талантливая. Но ты действительно не умеешь, — вздохнув, Финни поднялась с земли и пошла в противоположную сторону, откуда слышались крики. — Я вас оставлю, девчата. Разберитесь сами со своими обидами, прежде чем возвращаться на площадку.       — А ведь она права… Начальница. Так ты себя называла? — прохладно заметила Имельда, снова тут же сделавшись отстраненной и серьезной. — Не умеешь ты видеть красоту. Этим все сказано.       Раскрыв пасть, Генриетта так и застыла, не сумев подобрать нужных слов: потрясение охватило ее полностью, отняв дар речи.       — … Что?.. — только и сумела выдавить серая кошка, вытаращив на подругу разные по цвету глаза.       — Слушай, Генри, — собравшись с мыслями, начала терпеливо объяснять Имельда после недолгого обоюдного молчания. — Я уже давно заметила, что ты сильно изменилась с момента нашей первой встречи… Когда я тебя увидела в первый раз на улице, когда ты пела что-то на площади, а вокруг тебя была небольшая группа слушателей, я поняла, что ты музицируешь от души. По глазам было видно, что ты полностью в своих стихах, что не видишь, слушают тебя, восхищаются ли, есть ли кому-то дело до тебя, или же нет. Сейчас ты уже не такая. Тебя обольстили признание, почет и богатство, и теперь ты постоянно выебываешься с целью переманить аудиторию себе, привлечь больше слушателей. Да, на этом все основывается, но только вот ты мечешься от одного к другому и реализуешь фантазию только в направлении на привлечение популярности. Тебе все равно, о чем твоя музыка, какая она, все равно, что ты делаешь и насколько чисты способы добиться чего-либо. Ты ведь уже даже не знаешь, что нравится тебе самой, ты стала такая чужая и холодная ради только того, чтобы быть модной и востребованной. Где твой прежний огонь сейчас? Когда ты сама тащилась от себя, а все, что ты делаешь, может быть, не было нужно миллионам для точно такого же равнодушия, которое ты теперь упорно изображаешь и рекламируешь, зато это было криком твоей души и воплем энергии. Типа «сюда, блять, какое дело нам до ничтожных уебков?!» — где оно сейчас? Ты несла такой бред, что я не смогла устоять и не пойти за тобой. Я ничего подобного раньше в жизни не видела. А сейчас ты косишь под основную серую толпу и вынуждаешь меня постоянно возвращаться к мысли о том, чтобы объявить об увольнении и уйти насовсем. Я давно пытаюсь тебе все это сказать, но ты не хочешь слушать. Живешь от подачки к подачке, и нет тебе дела ни до матери, ни до брата, ни до всех нас. Даже до меня, а сколько мы уже вместе? Это не ты, Генри. Я знаю тебя. Сейчас это не ты будешь выступать на этом городском конкурсе. Моя Генриетта — живая, пылающая и яркая кошка, а не пустой прототип еще сотни таких же. Вернись ко мне. Пока не поздно. Пожалуйста. Без тебя не в кого верить.       — Ты не подумала о том, что сейчас мы как раз потому ни в чем не нуждаемся и можем жить так, как захотим? — резко перебила ее исполнительница, и глаза серой кошки превратились в пылающие щелочки. — То, что я жила с матерью и братом в одной общей каморке, пока не сбежала, носила одежду из одних заплаток, потому что моя мать — чужачка, а отца будто бы и вовсе не существует? Думаешь, я хочу обратно туда, где каждый тыкал меня носом в то, что я не нужна, что путаюсь только под лапами, что являюсь лишь побочным результатом мести за давнюю обиду? Об этом ты не подумала?! Меня вообще не должно было существовать, а окружающие только и твердили о том, что я должна знать свое место и не поднимать глаз. Я смогла добиться того, что за живое существо меня сочли все, смогла выбраться в глобальный масштаб, и вот теперь я еще нехороша?! Ты подумала о том, что я нас обеспечиваю, мать обеспечиваю, брату помогаю, бегаю по клубам, когда не хватает самой, а все ради того, чтобы держать семью, чтобы не рушить вот так дружбу, чтобы тебе помочь… — внезапно поняв, что проболталась, Генри осеклась, и ее горящие бешенством глаза вновь обрели осознанное выражение, ныне исполненное замешательства и разочарования.       Долго и упорно шифруясь, Генриетта надеялась, что за следующий концерт сможет дособрать необходимую сумму для первого взноса, который позволил бы Милли вступить в сообщество, специализирующееся на подготовке исполнителей с каким-никаким уровнем, с существующей базой знаний, которую нужно всего лишь довести до ума. С котячества мечтая выступать, Имельда, лишенная этой перспективы из-за панической сценобоязни, рассматривала данный клуб как курсы для преодоления своей травмы, однако гордость не позволяла ей просить средства у Генри, — даже по дружбе, даже учитывая беспрекословное согласие Генриетты во всем помогать, — а высокий денежный ценз, обусловленный прославленным именем наставника и основателя сообщества, ныне продолжающего звездную карьеру, заранее навсегда закрывал для нее эти врата. Искренне надеясь на то, что все сложится и подруга не догадается о подарке, который готовила для нее Генри, серая кошка тщательно следила за словами, но ровно до того момента, пока ярость не взяла верх над разумом.       Подняв голову, Генриетта посмотрела на Имельду растерянно с немым извинением. Розовая кошка молчала, нахмурившись и не понимая, как стоит реагировать.       — Ты пойми, мне было нелегко добиться всего этого, — тихо сказала Генри. — Я боюсь потерять все, что есть сейчас. Я сумею выкарабкаться, не впервой, скажем, наряжаться в блестки и караулить на улице напротив дорогих ресторанов. Но если я потеряю тебя, то уже не исправлю это. Мне жаль.       Косые солнечные лучи падали на серьезную мордочку Имельды, в золотистом свете было видно, насколько тяжело ей сдерживать подступившие разом эмоции.       — Я готова отказаться от сцены ради тебя… ради дружбы. Это мне дороже. Но ради тебя же я должна доскрипеть хотя бы до грядущего концерта. Пусть это сделает меня другой кошкой, но я должна. Иначе я не смогу… подарить тебе твою мечту. Прости.       — О чем ты?.. — начала было Милли, когда внезапно поняла, какую мечту имеет в виду подруга. — Генри… нет. Нет, ты не должна. Ты слишком на многое замахнулась.       — Даже не спорь, — отрезала Генриетта, не сдержав улыбки, когда растроганная Имельда, по щекам которой бежали слезы, прильнула к ней и нежно обняла. — Я знаю, какая я сейчас для тебя. Или для своей семьи. Я более чем должна.       — А как же ты? Что станешь делать ты? Кем будешь для себя? — быстро спросила розовая кошка.       — Найдусь как-нибудь. Я умею выживать, не волнуйся. Уйду в Гильдию, научусь управляться с оружием. Или, не знаю, поступлю в академию к брату. Там, вроде, есть музыкальный факультет, или как он там называется? Ты права, Милли. Шоубизнес не терпит однообразия. Рано или поздно место придется уступать. Лучше настоящему таланту. Как ты.       — Ну что ты… Кто примет меня в роли сер… се-леб-ре-ти?       — Мои миллионы. Твой наставник подтвердит мои слова, если слов самой популярной исполнительницы сезона и кошки года тебе недостаточно, — с улыбкой пихнув ее в бок, Генри стряхнула с глаз цветные локоны и посмотрела вперед. — Нам пора. Пошли. Я сделаю заявление, а потом запишем предпоказ.       Машинально побежав за Генриеттой, Имельда мысленно пребывала далеко-далеко от этой лужайки, на которой толпилась раздраженная съемочная группа. Неужели мечта всей ее жизни наконец-то сбудется? Неужели так действительно бывает, и слова о чудесах — не просто красивая ложь для котят?       — Всем внимание! — заорала тем временем Генри, влетев на сцену и схватив микрофон с подставки. Из не настроенных до конца колонок раздался оглушительный высокий визг с пронзительным звоном, от которых лопнула одна из ламп в прожекторе, но серая кошка практически не обратила на это внимания. — Слушайте все сюда! Через неделю состоится городской концерт, на котором мы обязаны занять призовое место. Первое место. А почему? — Потому что с этим концертом я завершаю свою карьеру как исполнительница и автор песен. Советую вам выложиться по полной, заминок и неточностей на прощальном концерте я не прощу. Спасибо за внимание! Техники, готовьте оборудование, съемка начинается через две минуты!       — Ты с ума сошла?! — налетела на дочь Кристина, когда Генриетта спрыгнула со сцены и остановилась рядом. — Ты хочешь все бросить, серьезно?! Сейчас?!       — Доверься мне, — прямо сказала исполнительница, следя глазами за финальным прогоном программы, пока камеры находились в стадии настройки, и иногда выкрикивая замечания команде. — Сейчас я точно… Ленора, лапы! Выучишь ты когда-нибудь или нет?! Сначала левая, потом правая!.. Сейчас я точно знаю, что я делаю. Мы… Джесси, они порвали платье?! Твою мать… Исправить сможешь? Позвать Никки? Нет?.. Мы с Имельдой только что все обсудили, слишком долго объяснять. Скажу вот, что… Ленора, ты издеваешься?!       Замаскировав смех под кашель, Финни постаралась не смотреть в сторону неуклюжей кошки-танцовщицы, из-за которой на землю попадала вся группа. Пока дочь ругала подтанцовку на чем свет стоит, Крис нашарила глазами в толпе Имельду и, увидев ее рассеянный и счастливый вид, сделала вывод в пользу положительного.       — Это связано с Милли? — спросила с улыбкой мать, когда Генриетта замолчала, чтобы отдышаться после минуты беспрерывной ругани.       — Целиком и полностью. Не поверишь. Она хочет стать полноценным музыкантом. Дорогу таланту, так сказать. Придется искать, куда пристроиться. Возьмешь меня обратно в Гильдию?       — Ты так сильно ее любишь, что готова просто уйти?.. Ну это надо будет у Конана уточнять, я ведь всего лишь маг, статус невысокий. Я спрошу. Если нет, то…       — Ну поступлю куда-нибудь, так уж и быть. К Минту. Глядишь, возьмут.       — Ты, я надеюсь, понимаешь, что это уже огромная ответственность и в академии дурака не поваляешь?       — Разберемся, не парься. Я, что, совсем по-твоему дура что ли? Выкручусь, не вчера родилась.       — Ну дерзай, Генри, что я могу еще сказать?..       — Съемка! — крикнул кто-то из техников, заглянув в камеру и убедившись в том, что запись исправно идет.       — Все по местам! Чтоб идеально выступили! — с притворной напускной строгостью вещала Генри, шагая в сторону сцены и улыбаясь. — Ленора, готова? Сначала левая, потом правая, верно? Народ, собираемся! Вперед, вперед, кучнее! Хвосты подобрать, только этого не хватало!       Глядя со стороны на то, как дочь раздает указания своей команде, Финни просто молча умилялась. Казалось, еще вчера ее маленькая Генриетта впервые открыла глаза, и теперь вот уже совсем взрослая и самостоятельная кошка, добившаяся такого успеха. Вся ее группа — это ее родная семья, они так дружны между собой… Как же сложно будет разорвать эти связи, чтобы расформироваться…       — Финни, Ваш выход! Идете? — окликнула пятнистую кошку Имельда, и Кристи вернулась в реальность из своей задумчивости.       — Да-да, уже бегу.       Сложно же им будет вот так спонтанно расстаться… всем и навсегда…