Dadarira Ta

Обычно Чону спрашивает о странных клиентах уже после того, как они ушли, за исключений пары случаев. Юта находит в этом аристократичность рыжего, которая сдерживает природное любопытство — забавная смесь для кого-то вроде Ким Чону. Итак, обычно Чону спрашивает после, но сегодня он спрашивает до прихода гостя. Потому что к пабу гость приближается к полудню в окружении оравы детей. — Юта, уважаемый, Вам знаком этот человек? Меня беспокоят люди вокруг него, — Чону указывает двумя пальцами за окно. И Юте приходится перегнуться через рыжего, чтобы различить вдалеке старого знакомого. Тот ещё дурак, что до Рулетки, что до войны, а после — так и вовсе перемкнуло. Но всё это — в хорошую сторону. — Это Вон Юкхей. Он тебе понравится, — смеётся японец наспех пряча всё хрупкое в подпол и в застенок, — А люди вокруг него — дети. — Неужели, все — его? — Эээээ, не все. Но вроде бы двое точно его. Может трое. Я не уверен! — сдаётся вдруг Юта, вспоминая Юкхея, как отчаянного бабника, у которого, в действительности, могла быть дюжина детей от разных матерей. Ещё до войны Юкхей взял на опеку дочь старшего своего брата, который остался вдовцом, а потом — пропал под Рулеткой. С окончанием войны Юкхей вернулся на родину ещё с двумя мальчиками, которые оказались совсем сиротами и нашлись где-то в море. В ходе долгих выяснений отношений, две подружки осознали, что их дети — кровные родственники, и женщины, скинув их воспитание на нерадивого отца, уплыли на континент на первом же тральщике. Откуда Юкхей приволок ещё детей — вопрос презанимательный, но, в конечном итоге, их оказалось человек пятнадцать, но никто точно не считает, а сам 'папаша' не помнит. Его логика до банального проста и универсальна: — Кто пришёл ко мне домой, успел занять место за столом, а потом нашел, где лечь — тот мне и ребёнок. О том, что за его счёт могли харчеваться дети, имевшие живых и вполне себе здоровых родителей, этот гений не думал, привечая всех полуросликов одинаково полюбовно. И позволяя им следовать за собой неровной гурьбой с песнями, шутками-прибаутками прямо в закрытую «Пустоту». — Попробую оставить их 'на берегу', — Юта вползает из-за стойки в зал, скоро пробегает тот, успевая дёрнуть первым ручку двери и расплыться в напряжённой улыбке, которая не останавливает улыбающегося здоровяка от объятий. — Брат Накамото! — звонко смеётся Юкхей, перекрикивая ораву своих детей и опасливо поглядывая куда-то на них же, — А у меня к тебе дело. — Так какое же? — скалится японец, держа оборону. — Брат Накамото, пусти внутрь, чего ты меня на пороге держишь? — А мы ещё закрыты. — Обижаешь меня, брат Накамото, — дуется Юкхей. И хотя нрав у него добрый, рука — тяжёлая. Так что Юта приоткрывает дверь, просачиваясь в паб первым и стараясь успеть закрыть прямо за спиной Юкхея. К счастью, ему это удаётся. Вон оглядывает пространство «Пустоты» незаинтересованным взглядом, долго пялится на улыбающегося Чону, но игнорирует того, обращаясь к Юте: — Пристрой к себе пару моих, брат Накамото. Сил больше нет. — А чего чужих не пристроишь? — У меня чужих нет, брат Накамото, у меня все — свои! — он гордо ударяет себя кулаком по груди, но тут же смягчается, — Посмотри, какой пострелок приглянется, и найми в работу. Не успеваю я их всех кормить-одевать. — Вам бы, любезный, женушку заботливую, — замечает со своего места Чону, посмеиваясь тихо, — Вдовушку бы кроткую, чтобы всех деток любила. — Найти бы ещё такую, — хмыкает Юкхей, грустно улыбаясь, но тут же становится серьезнее, — А если без шуток, то познакомь меня с такой. Любая подойдёт, только бы детей не обижала, а следила за всеми ними. Неожиданно для всех, рыжий важно кивает: — Я напишу одной даме, любезный, не волнуйтесь. На радостях Юкхей подбегает к нему и крепко обнимает, он тут же спрашивает имя своего спасителя, обещает позвать того на свадьбу и оплатить любым добром, на все его слова Чону лишь скромно улыбается, взглядом умоляя Юту о помощи. Однако японец спокоен, и потому лишь невозмутимо пожимает плечами: выкручивайся, мол, сам. Выкрутиться из объятий здоровяка невозможно, а вот задохнуться — очень легко. Поскрипев лёгкими, Чону всё же выпутывается из кольца рук Юкхея, обещая тому скорое знакомство. Окрылённый папаша уходит также скоро, как и пришёл, и орава детей разных возрастов бежит за ним по пятам, изредка случайно (или не очень), ставя тому подножки.