Чужая среди своих

17 марта 1941

      Рабочий кабинет Сталина оказался точно таким же, каким был на пропагандистских фотографиях, известных всему Советскому Союзу. Место Сеченова за длинным столом, занимающим добрую половину кабинета, находилось почти в самом углу, и общую обстановку помещения отсюда было видно особенно хорошо.       Сейчас всю его научную когорту срочно собрали воедино и привезли в Кремль. Самого Сеченова офицеры НКВД вытащили прямо из операционной, и на все его протесты прямо заявили, что судьба лежащего на операционном столе раненого солдата ничто в сравнении с судьбой всего советского народа, которая решается прямо сейчас. И если Сеченов откажется покидать операционную, то они будут вынуждены застрелить больного, а самого Сеченова в любом случае доставят в Кремль, даже если для этого его придётся нести на руках. Пришлось подчиниться.       Когда Сеченова завели в просторное помещение с длинным рабочим столом и широкими окнами, наглухо зашторенными тяжёлыми толстыми портьерами, он был очень удивлён увидеть там своих товарищей по научной когорте. К тому моменту в кабинете уже находились Павлов, Курчатов и Челомей. Лебедева с Филимоненко завели следом за Сеченовым, ещё спустя десять минут привели Захарова, а затем еще через пять привели Высоцкую. Так вышло, что Харитона и ее посадили напротив места вождя народов, а на углу, рядом с Захаровым, как раз сидел Сеченов.       За день до этого Дима отправил Харитона в центральный госпиталь в Москве, забрать экспериментальные данные свежих опытов, поставленных по его указанию. Офицеры НКВД забрали Захарова прямо из лаборатории и привезли его в Кремль в лабораторном халате, с рабочей папкой в руках.       Никаких объяснений сотрудники НКВД никому не дали, поэтому никто ничего не знал, и в первые минуты каждый подумал, что арестован и сейчас будет подвергнут репрессиям. Оказавшись в кремлёвском кабинете, когорта немедленно принялась обсуждать общие исследования, и создавшаяся картина выглядела удручающе: нужды военного производства отнимали все силы, учёные работали по восемнадцать — двадцать часов в сутки, на собственные исследования время удавалось находить крайне редко, а чаще не удавалось вообще. Фактически общее дело почти не продвинулось за эти годы, лишь частные эксперименты Сеченова и Захарова, напрямую связанные с военной медициной, могли продемонстрировать хоть что-то новое. Высоцкая не могла присутствовать на экспериментах, ведь находилась в четырех часах езды от товарищей. Кроме того случая перебраться к друзьям больше не получалось, так как ее загрузили работой с головой. В целом всем приходилось тягостно, но девушка это переживала, сходя с ума, а никто об этом и подумать не мог. Писем они друг другу не писали, ведь свободные минуты тратили на сон.       Пока когорта обсуждала насущные проблемы, вид Лидии был отрешенным. Она лежала в стуле, скрючевшись и находясь в трансе. В какой-то момент к ней наклонился Харитон: —Сколько уже не спала? —Четвертые сутки пошли, только собиралась ложиться, как за мной примчали.       Захаров лишь понимающе кивнул.       Спустя полчаса в кабинет начали заходить первые лица партии и правительства, и научная беседа стихла сама собой. Потом появились представители высшего военного командования, последним в помещение вошёл Сталин. При их виде девушке пришлось выпрямиться, но ей было настолько плохо, что казалось, будто она вот-вот клюнет носом в стол. Захаров был уже готов ее ловить.       Войдя в кабинет, Сталин коротко поздоровался со всеми и негромко заявил: — Товарищи! Партия собрала вас здесь, потому что над Советским Союзом и всем миром нависла чрезвычайная угроза! Мир на грани гибели, и это не преувеличение. Наши разведчики, пробравшиеся в самое сердце гитлеровского логова, двое суток назад раскрыли чудовищную тайну нацистов: гитлеровские учёные создали атомную бомбу! Точных данных добыть не удалось, но однозначно известно, что фашисты уже приготовили к пуску сто ракет «Фау-2», и в настоящее время завершается изготовление ста атомных зарядов.       Сталин сделал паузу и с нажимом произнёс: — В эти тяжёлые дни Советский Союз как никогда раньше нуждается в вас, товарищи учёные! В вашем научном гении, производственной смекалке и коммунистической сознательности! Нам нечего противопоставить атомным ракетам нацистов. Мир на пороге гибели. Вы должны спасти его. Спасти всех, не только советских граждан, все народы планеты!       Вождь народов кивнул, и несколько генералов разложили перед учёными гербовые папки с секретными документами. — Ознакомьтесь, — велел Сталин. — Это подробная информация, добытая нашей резидентурой. Наши друзья-подпольщики из германской компартии и разведка союзников подтверждают эти данные.       Сеченов открыл папку и углубился в чтении совсем небольшого количества машинописных листов. Перед глазами учёного быстро возникала ужасающая картина происходящих событий.       Наверное, кому-то может показаться, что судьбу врача, оперирующего в тылу, тяжёлой не назовёшь. Да, это не то, что ползти под гусеницы фашистских танков со связкой устаревших гранат, взрыв которых оставляет для бросающего совсем крохотные шансы выжить. Но только практикующий врач может понять, что чувствует хирург, пациент которого умирает на операционном столе, истерзанный жуткими ранами, и всё твоё умение оказывается бессильно его спасти. Сколько за прошедший год было таких случаев? Тридцать? Пятьдесят? Семьдесят? Он старался считать только удачные операции, таких были тысячи, но память упрямо считала не эти тысячи, а те десятки…       С трудом заставив себя сконцентрироваться на происходившем, Сеченов прислушался к завязавшейся между учёными беседе. Его товарищи по научной когорте пытались придумать способы, как лучше противостоять фашистам, но пока ничего эффективного предложить не могли. — Если бы в 1938-м нашу программу не вышвырнули в мусорную корзину, — тихо вздохнул он, — сейчас всё могло бы быть иначе…       Собравшиеся вокруг учёные хмуро покосились на Сталина, но тот либо не услышал негромкой фразы Сеченова, либо сделал вид, что не услышал.       Лидия в этот момент даже не пыталась углубляться в тему, горело бы оно все синем пламенем. Ее внимание привлекал лишь Захаров, чертивший формулы органической химии прямо на листах правительственного доклада. В какой-то момент он застопорился и отодвинулся от листков, пытаясь найти ошибку. Лида покосилась на него и негромко спросила: —Товарищ Захаров, ты, видимо, заработался, скажи-ка мне, какая валентность у кремния? —Черт, спасибо.       Высоцкая уже осознала, что это были за формулы. О, как же она была с этим несогласна, оставалось лишь ожидать огласки плана Харитона. Тот уже во всю переговаривал его с Сеченовым. Лицо Димы говорило за него.       Зазвучавший голос Сталина заставил всех торопливо умолкнуть: — Товарищ Сеченов! О чём говорит товарищ… — Он вопросительно посмотрел на Молотова, и тот поспешил подсказать: — Товарищ Захаров!       Сталин кивнул: — …товарищ Захаров. — Вождь народов вперил в Сеченова пристальный взгляд. — При помощи полимеров, — вздохнул Сеченов, — мы упаковали в бактерию несколько вирусов. В обычных условиях и бактерия, и вирусы представляют для человеческого мозга смертельную опасность. Они легко преодолевают гематоэнцефалический барьер и поражают мозговые клетки. В ходе научных работ нам удалось перестроить вирусы в обратном направлении: вирус, встраиваясь в клетку, заставляет её не копировать вирусную ДНК, тем самым разрушаясь, а реставрировать собственную. Это стимулирует повреждённую клетку саморемонтироваться, выздоравливать и даже делиться, восстанавливая повреждённый мозг. К сожалению, процесс этот освоен нами в самой что ни на есть первичной форме. Он несовершенен и далеко не во всех случаях приводит к выздоровлению пациента. Но это всё равно лучше, чем ничего! Со временем из этого едва живого направления может развиться уникальная методика лечения головного мозга… —Это действительно впечатляющая перспектива, — вновь перебил его Сталин. — Если Советский Союз выживет, вы обязательно получите возможность провести данные исследования на серьёзной основе. Но сейчас всем нам грозит неотвратимая гибель. Предлагаю вернуться к борьбе с фашизмом! — Вы правы, товарищ Сталин, — голос Сеченова утратил былой энтузиазм. — В общем, насколько я понимаю, Харитон Радеонович предлагает вернуть вирусам, входящим в состав полимерного реверсанта, их родные свойства. То есть вновь заставить их уничтожать клетки головного мозга, а не лечить их. Так, Харитон?       Сеченов перевёл взгляд на Захарова, и тот заговорил, напористо и уверенно: — Совершенно верно! Благодаря полимерным вставкам, свойства бактерии и вирусов, составляющих реверсант, серьёзно усилены, а скорость их воздействия многократно ускорена. Боевой реверсант сможет впитаться в кожу врага практически мгновенно, быстро проникнуть в мягкие ткани, оттуда в капиллярную, а затем и в основную систему кровообращения. Полагаю, что уже через пять — десять минут после контакта реверсант достигнет головного мозга и начнёт уничтожать его клетки.       Захаров увидел, как Сеченов пытается что-то возразить, сделал предостерегающий жест, не позволяя ему заговорить, и продолжил: — Чтобы враг не умер слишком быстро, я увеличу инкубационный период на срок до недели, это максимум наших возможностей. Но заражать окружающих инфицированный начнёт сразу, как только боевой реверсант достигнет мозга, то есть, как уже было сказано, через пять — десять минут. Для самокопирования вирусам полимеры станут уже не нужны, так что какие-то из характеристик реверсанта, скорее всего, несколько снизятся, но это ничего не изменит в глобальном плане! За семь суток инкубационного периода враги, ни о чём не подозревая, сами разнесут заразу по всему своему окружению! И когда инкубационный период закончится, все фашисты умрут в мучениях! — В мучениях, в первую очередь, умрут простые люди! — не выдержал Сеченов. — Обычные гражданские немцы, которые и без всего этого живут под пятой нацистов! Мы убьём сотни тысяч ни в чём не повинных, в то время как настоящие враги укроются в этих подземельях, о которых тут сказано!       Высоцкая теперь сидела напряженно, склоняясь к столу.       Он ткнул пальцем в лежащую перед собой раскрытую правительственную папку. — Никто даже не знает, где они находятся! — продолжил Сеченов. — С чего ты решил, что реверсант доберётся до них, а не до простых людей и наших солдат, окруживших Берлин? — Ради спасения целого мира можно пожертвовать каким-то количеством отдельных людей, — веско возразил Захаров. — Разве не так, Дима? Что дороже: два с половиной миллиарда жителей планеты или же шестьдесят миллионов немцев, из которых какая-то часть и есть те самые фашисты? — Никто не дороже и не дешевле! — возмутился Сеченов. — Всё это люди! Твоё предложение неприемлемо в принципе! —Партия, — жестко заявил Сталин, заставляя Сеченова замолчать, — находит предложение товарища Захарова единственным способом спасти советский народ и весь мир от атомных бомб Гитлера! — Он посмотрел на Захарова: — Сколько вам потребуется времени для изготовления этого, как вы сказали, боевого реверсанта? Неделю, я вас правильно понял? — Совершенно верно, товарищ Сталин, — ответил Захаров. — Главная проблема не в создании реверсанта, а в противоядии от него. Нам потребуется вакцина, чтобы прекратить эпидемию, когда настанет пора. Кроме того, вакцина нужна для того, чтобы обезопасить наши войска, окружившие Берлин. Солдаты могут заразиться при контакте с инфицированными фашистами или беженцами из городских районов, охваченных эпидемией. — Сколько нужно времени для производства вакцины? — уточнил Сталин. — Этот вопрос лучше задать Дмитрию Сергеевичу, — покачал головой Захаров. — Реверсант — это его детище. Когда мы работали над самыми первыми вариантами реверсанта, у Дмитрия Сергеевича имелось противоядие. Собственно, я тогда случайно подхватил один из вирусов, когда упаковывал его внутрь активной бактерии. Одной инъекции антидота хватило, чтобы организм справился с заражением без последствий.       Сталин вновь перевёл взгляд на Сеченова: — Как быстро вы сможете сделать вакцину, товарищ Сеченов?       Сеченов беспомощно закрыл глаза и предпринял последнюю попытку: — Вакцина была готова ещё год назад, я создал её до того, как начал экспериментировать с опасными составляющими реверсанта. Но это ничего не значит! Это лабораторный образец для работы в лабораторных же условиях! То есть в условиях, близких к идеальным! На деле же любой из вирусов, оказавшись на улице, может мутировать! Транспортная бактерия, в которую они упакованы, тоже может мутировать! Нет никаких гарантий, что вакцина сможет погасить эпидемию! Требуются месяцы серьёзных исследований и экспериментов, чтобы убедиться в этом! Харитон Радеонович, как серьёзный учёный, не может этого не понимать! —В первую очередь, Дима, — спокойно парировал Захаров, — я понимаю, что у нас нет этого времени. Через месяц мир сгорит в атомном огне фашистов. —Партия очень хорошо понимает… — голос и взгляд Сталина, направленные на Сеченова, были воплощением участия и сострадания. Это застало Сеченова врасплох. Кто бы мог подумать, что Сталин способен на такие чувства…       Тем временем Сталин продолжил: — …Насколько тяжело советскому учёному принять мысль об уничтожении тысяч безвинных людей. Это тяжёлое бремя, огромным камнем ложащееся на душу любого советского человека. Но другого выхода спасти мир у нас с вами нет, товарищи.       Вождь народов клятвенным тоном закончил: — Мы сделаем всё, чтобы жертвы среди ни в чём не повинного населения были минимальны. Советский Союз не стремится стать палачом народов! У нас есть способы направить этот неотвратимый удар точно в сердце нацизма! —В таком случае решение принято! — подвёл итог Сталин. — Через час для вашей работы будут созданы любые условия. Начинайте, товарищи учёные!       У Лиды закружилась голова, она с силой приложилась к спинке стула, и в этот момент из ее носа начала хлестать кровь. Она попыталась собраться, тянувшись за салфетками на столе, бормоча слабое:"Извините». Тут Сеченов не выдержал и пошел помогать девушке. Он ожидал, что лица партии наставят на них оружие, так как лишний раз каждый боялся дернуться, но этого не произошло. В этот момент с другого края в сторону девушки шел Курчатов, со взволнованным видом. В этот момент встал Захаров, преграждая ему путь, он тихо сказал: » Ты считаешь, что лучший нейрохирург страны не поможет с кровотечением из носа?» На это Артемий промямлил:"Да я же… " —Полно, кружиться вокруг меня! — внезапно проговорила девушка, — прошу прощения у партии за представленные неудобства, товарищ Сталин, могу ли я уйти? Она говорила, привстав из-за стола с чуть закинутой головой. Разумеется, так делать не следует, но кровь хлестала ужасно. Иосиф Виссарионович поглядел на ученую, в этот момент к нему подошел Молотов и подсказал ее имя Вождь народов повернулся к Берии: — Товарищ Берия! Партия приказывает вам позаботиться о том, чтобы кроме присутствующих здесь товарищей никто и никогда не узнал ни единого слова, произнесённого на этом совещании. Никто и никогда не должен узнать о том, чем будут в ближайшие дни заниматься товарищи Сеченов и Захаров. Вам понятно задание партии? —Извините, товарищ Сталин, с нами так же будет работать Высоцкая, реверсант наше совместное детище. —Как вам будет угодно, товарищи, — ответил он Сеченову, — вам все ясно, товарищ Берия? Так точно, товарищ Сталин! — Берия окинул всех маниакальным взглядом. — Мы пойдём на любые меры для того, чтобы сохранить в тайне наш ответ фашистам!       Всех распустили, а ребята скучковались вместе. —Я считаю, — начал Дима, — что кому-нибудь нужно сходить домой и взять наши отчеты. —Я пойду… — Вяло ответила девушка. —Уверена? —Абсолютно. —Тогда мы с Харитоном отправимся в НИИ, как раз ты позже подойдешь. Собери еще наши вещи, будь добра, а то все остались в госпитале. —Разумеется.       Парни переглянулись, Высоцкая отвечала односложно, но они скинули это на усталость и плохое самочувствие.

***

      Боюсь, Сеченов и Захаров не могли предполагать, что случится в тот вечер, но Лида все решила, а новость от Сталина стала критической.       На лестничной клетке ей встретилась соседка, та самая, которую когда-то спасла Лидия. Она крайне обрадовалась, увидав ученую и с улыбкой говорила о том, что их приездом все изменится, и наконец-то ученые наведут порядок. Ага, как же, в «наведении порядка» Высоцкая больше участвовать не будет.       Она заходит в дом, не закрывая дверь на ключ, и проходит в кухню. К шкафчику, в котором хранятся медикаменты. Девушка достает пару пачек парацетамола и выкладывает перед собой 20 таблеток, а также достает красное вино, чтобы быстрее решиться. Она недолго смотрела на эту горку, Лида настолько устала, что думать не хотелось.       Но изредко в сознании проплывали мысли о ребятах, им будет больно, больнее, чем ей сейчас будет от передозировки. Но они же это переживут? Лида ощущала себя обузой для них, ведь каждая встреча кончалась какими-то ее выкрутасами, а они уставали, до безумия сильно, но тратили свои минуты отдыха на нее. Как только эти слова промелькнули в голове, она закинула в себя 5 таблеток, а затем еще и еще, и еще. Эффект она почувствовала не сразу, а пока хлестала бутылку вина.       Через час появилась заторможенность, сонливость, тошнота, головная боль, шум в ушах. Пока что ее не рвало, хотя на первой стадии такой признак проявляется. А в какой-то момент она потеряла сознание.

***

      Девушка очнулась на диване, бережно накрытая пледом, а рядом находится тазик для рвоты. Правое подреберье болело ужасно, как и голова. Мыслить было тяжело, но осознание пришло в ее затуманенную голову. Она закрыла лицо руками и хрипло промолвила: —Блять, какой же позор. —Позор, Лид? Позор? — перед ней стояли Дима и Харитон, и Сеченов очень сильно эмоционировал, — Ты хоть осознаешь, что творишь? А если бы мы тебя не хватились? Если бы не спасли? В тебе эмпатии нет? Поставь себя на наше место!       Девушка их особо не видела: все замыленно в глазах. —Дим, успокойся, она все равно твои укоры не обрабатывает в голове сейчас, — голос Захарова был контрастно спокойнее.       На замечание Сеченов раздражительно прорычал, а затем шумно выдохнул. Он сел возле нее и стал поглаживать ее голень. —Молю тебя, не делай так больше никогда.        Высоцкая вновь провалилась в темноту.