Чужая среди своих

Май 1941

      С первого же дня работ профильная деятельность НИИ мозга была прекращена, весь персонал распределили по военным госпиталям, а само здание института окружило оцепление из вооружённых до зубов сотрудников НКВД. К зданию никого не пускали под предлогом взрывных работ, и всех прохожих заставляли обходить НИИ по противоположной стороне улицы. Чтобы соблюсти максимальный режим секретности, Сеченову, Захарову и Высоцкой пришлось проводить все работы втроем. Несколько офицеров НКВД были выделены им Берией в ассистенты, и это неожиданно оказалось полезнее, чем Сеченов думал изначально. Научного толка от них не имелось, зато в организационном плане работы проходили в условиях едва ли не фантастических: всё, что бы ни потребовалось двум учёным, доставлялось к дверям лаборатории не дольше, чем за час. Понятие «нет» у НКВД существовало исключительно в контексте «не существует в природе». — Дима, похоже, к нам опять незваные гости, — голос Захарова вывел Сеченова из тяжёлых раздумий.       Он оторвал взгляд от микроскопа, на лабораторном стекле которого очередной вариант антидота тщетно пытался поглотить вирусную связку боевого реверсанта, извлечённую из мозга пациента, умершего полчаса назад. Сеченов посмотрел на Захарова, и тот вновь указал ему на гермодверь, отсекавшую лабораторию от шлюза, устроенного на выходе ради повышения безопасности. По другую сторону гермодвери стоял офицер НКВД, возглавляющий охрану НИИ, и делал жесты в дверной иллюминатор. С тех пор как ученые приступили к работам по переконструированию полимерного реверсанта в боевое отравляющее вещество, охрана возле них находилась круглосуточно.       Тем не менее в морально-психологическом плане это далось Сеченову слишком тяжело, гораздо сложнее, чем он ожидал. Пусть сейчас полимерный реверсант не более чем зачаточная и слабо изученная конструкция, но Сеченов возлагал на неё большие надежды. Со временем она могла бы стать уникальным медицинским инструментом, возвращающим к жизни безнадёжных пациентов… Вместо этого он был вынужден собственными руками сделать её смертоносной химерой. Ещё тяжелее было воспринимать известия о гибели миллионов ни в чём не повинных людей, сожранных творением твоего разума. Пожалуй, Харитон был прав, когда одобрительно высказался о плане Берии, возмутившим Сеченова. Именно Берии принадлежала идея представить всё не как сокрушительный бактериологический удар СССР, а как подлый предсмертный удар нацистов. Кремлёвская пропаганда во всеуслышание без устали объявляла о том, что фашисты, осознав неизбежность своего краха и грядущего за ним неотвратимого возмездия, решили уничтожить сами себя и весь мир. Ужасная эпидемия, спасения от которой нет, была выпущена из секретных нацистских лабораторий. Она убила своих создателей, сожрала Германию и стремительно распространяется по Европе, уничтожая всех без разбора.       Учёному казалось, что перекладывать вину малодушно. Однако, подумав, он понял, что это единственный способ спасти Советский Союз от вечного клейма палача миллионов людей. Всё пошло не по плану с самого начала. Вирусы боевого реверсанта в открытой среде стали мутировать прямо внутри транспортных бактерий. Лабораторная вакцина на них не действовала и даже способствовала мгновенной смерти инфицированных. Из-за этого возникло подозрение, что смертельная эпидемия — дело рук нацистов. На восьмые сутки на передовой вспыхнула смертность, с первых же секунд оказавшаяся лавинообразной. С тех пор ситуация ухудшалась с каждым днём: связи с Германией не было, войска несли ужасающие потери и срочно отступали, оставляя за собой карантинные зоны с заражёнными подразделениями, армии союзников сообщали о критическом уровне смертности. Всевозможные беженцы стремились оказаться как можно дальше от жуткой угрозы и сами разносили её по Европе. Сеченов, Высоцкая и Захаров не покидали здания НИИ вот уже месяц, ночевали в соседних с лабораторией помещениях и работали по двадцать часов в сутки, но несмотря на все усилия создать вакцину против мутировавшего реверсанта пока не удавалось.       Ежедневно из Кремля в НИИ мозга приезжал кто-либо из высшего руководства СССР. Судя по жестам офицера НКВД в иллюминаторе, сейчас настал очередной такой случай. — Мне поговорить с ним? — Высоцкая взглянула в воспалённые от сильного утомления глаза Сеченова. — Чтобы не мешался у вас под ногами? — Спасибо, Лида, я сам, — Сеченов устало закрыл глаза, не имея возможности потереть их через стекло защитного шлема. — Заодно пройдусь, а то в голове плывёт. — Плывёт? — насторожился Захаров, внимательно разглядывая его лицо в поисках симптомов заражения. — Нужно сделать инъекцию! — Со мной всё в порядке, — отмахнулся Сеченов. — Просто устал. И ты не хуже меня знаешь, что старая инъекция нам не поможет, а новую мы ещё не создали. Противовирусные фильтры пока справляются, значит, надо работать. Мы создали этот кошмар, нам его и прекращать. — Кошмар тут ни при чём, — нахмурился Захаров. — Сама идея была и остаётся правильной. Не наша вина в том, что вирус мутировал. Мы предупреждали, что могут быть непредсказуемые последствия. Не мы приняли это решение. — Люди гибнут, — Сеченов, вздохнув, отошёл от лабораторного стола и направился к выходу. — Какая теперь разница, кто принял решение? Людей надо спасать. — Люди всегда гибнут, — Захаров лишь пожал плечами. — Не от вирусов, так от войн. Не от войн, так от голода, стихийных бедствий, охот на ведьм, сожжений на кострах лучших умов, катастроф, вызванных пробелами в науке, к которым привела нехватка лучших умов, и так далее. Вариантов множество, а причина одна — этот мир разбит на кучки эгоистов, каждая кучка тянет мир в свою сторону, и мир трещит по швам. — Потому мы с вами и бьёмся над созданием Хомо Футурум! — утомлённо воодушевился Сеченов. — Вот увидете, когда мы достигнем цели, люди осознают все преимущества коллективного разума над индивидуальным, и мир станет другим! Достойным, светлым, разумным! — Я боюсь, что эти преимущества осознают не все, — Высоцкая скептически хмыкнула. — А ещё я боюсь, что не все достойны этих преимуществ. — Она махнула рукой: — Ступай, Дима, не то сотрудники НКВД вломятся сюда, гонимые нетерпением своего начальства. Нарушат микроклимат. Ещё выпустят реверсант наружу — Москве конец.       Сеченов хмуро кивнул, а затем учёный вышел из лаборатории в помещение для снятия скафандров. Там его окружили ассистенты, вооружённые целым спектром различных дезинфицирующих растворов, и спустя пять минут Сеченов вошёл в свой рабочий кабинет. Там его ожидал Молотов. — Здравствуйте, товарищ Сеченов! — начал он, едва учёный показался на пороге. — Каковы ваши успехи в создании вакцины? — Мы, несомненно, продвинулись к цели, — Сеченов устало опустился в кресло. — Но конкретных успехов пока нет. На данный момент полностью рабочую вакцину создать не удалось. — А то, что создать удалось, — немедленно уточнил Молотов, — может быть использовано в качестве противоядия, если эпидемия доберётся до Москвы? — Если вы имеете в виду, можем ли мы вакцинировать высшее руководство страны, — Сеченов бросил на Молотова вопросительный взгляд, — то да, можем. Но только в крайнем случае, если у нас появятся основания считать, что Москва подверглась заражению. — В этом случае может быть уже поздно! — возразил Молотов. — Реверсант убивает мгновенно, вы знаете это не хуже меня! Мы должны любой ценой сохранить жизнь товарищу Сталину! Остальные члены ЦК готовы пожертвовать собой, но оставить Советский Союз без Сталина мы не можем! — Реверсант убивает за 30 секунд, это действительно так, — согласился Сеченов. — Иногда даже быстрее. Но терминальной стадии предшествует инкубационный период. Да, теперь он может оказаться значительно меньше, чем неделя. Однако меньше чем двое суток инкубационного периода ещё ни разу не было выявлено. У товарища Сталина кровь берётся на анализ дважды в день. Я сам получаю эти пробы и лично их проверяю. Поэтому с полной уверенностью утверждаю, что крайний случай ещё не настал. —Вы даёте гарантию, что инкубационный период никогда не станет меньше двух суток? — Во взгляде Молотова без труда читался прямой намёк на то, что в случае смерти вождя народов отвечать за всё будет Сеченов. — Никто не даст вам такой гарантии, — Сеченов выдержал взгляд с усталой решимостью. — Но я всё равно против поспешной вакцинации. Попытайтесь понять: без полноценной вакцины реверсант из организма не уйдёт. Его в принципе нельзя изгнать, можно только уничтожить. Неполноценная вакцина, возможно, сможет на какое-то время усыпить входящие в него вирусы, но позже они обязательно проснутся. И тогда они уже могут быть невосприимчивы к вакцине вовсе! Те немногие, кто выжил после заражения благодаря особенностям организма, не только остаются носителями и распространителями заразы. Рано или поздно они заболеют вновь. Возможно, они вновь выздоровеют. Но с каждым разом ресурсы организма станут иссякать всё сильней, и в конце концов выздоровления уже не произойдёт. — То есть все те, кто считается иммунными к коричневой чуме, всё равно умрут? — Молотов спешно обдумывал услышанное. — И они распространяют болезнь? Необходимо уничтожать всех, кто выходит из заражённых районов, даже иммунных? — Не надо никого уничтожать! — Сеченов вперил в Молотова возмущённый взор. — Изолируйте людей! Не подпускайте их к здоровым! Обращайтесь к ним через громкоговорители, через рупоры, разбрасывайте листовки с самолётов! Не надо никого уничтожать! — Сказать это гораздо легче, чем сделать! — жёстко парировал Молотов. — Предоставьте советскому правительству самому решать, как обезопасить страну от эпидемии! Ваша задача — создать вакцину! Вот и выполняйте её! Вам требуется для этого что-либо помимо того, что советское правительство уже предоставило? — Нам нужно больше иммунных, — вздохнул Сеченов, — тех немногих, кто вышел из заражённых районов живыми. На данном этапе они наш основной источник информации о количественном разнообразии вирусных штаммов. Вирусы продолжают мутировать. Именно этим вызваны столь различные сроки инкубационного периода, наблюдающиеся у разных контрольных групп пациентов. Завтра мы предоставим Академии наук схему нового фильтра, он будет более эффективно абсорбировать боевой реверсант. Теперь же мне пора возвращаться в лабораторию. На счету каждая минута. Посему я вас больше не задерживаю, товарищ Молотов.       Сеченов поднялся с кресла и направился к выходу. Молотов, скрипнув зубами, стерпел оскорбление и молча проследовал за ним.       А за дверью Сеченова поджидала Лида, взглянув ему в глаза, она бросила: —Нужно поговорить.       И начала заталкивать его обратно в кабинет. —А мы не можем сделать это в лаборатории? —Не можем.       По пути она чуть не задавила Молотова, который выходил из кабинета. —Доброго дня, товарищ Молотов. — После этих слов она захлопнула дверь.       Ошарашенный председатель начал краснеть от злости и сквозь зубы процедил: —Да что эта девчонка себе позволяет?!       Внезапно ему по плечу похлопал Захаров, тоже направлявшийся в кабинет, в качестве утешения. Егор Тимофеевич жест не оценил и резко сбросил руку Харитона, дернувшись плечом. —Вы вообще работать собираетесь? Что у вас за милые посиделки, пока страна находится в опасности?! —Товарищ Молотов, мы не спим уже двое суток для получения результата. А ваша работа в чем заключается? В замечаниях к нам?       После этих слов Захаров улыбнулся во все 32 зуба и удалился в кабинет. А Молотов от злости аж притопнул.       Закрыв за собой дубовую дверь, Захаров звонко рассмеялся: —Вы даже представить себе не можете, как я люблю кошмарить Молотова. —А то, — с улыбкой согласилась Высоцкая. —Сейчас вообще не до ваших шуточек, так что ты хотела сказать? — с недовольствием Дима.       Шутили они и впрямь редко, но делали это время от времени, чтобы не сходить с ума. —Хотела сказать, чтобы ты спать пошел, а то недосып в совокупности с посещениями Молотова на тебя плохо влияют. —Смешная такая, а за реверсантом кто следить будет? —А моя кандидатура тебя чем не устраивает? —То есть тебе сон не полагается? —Как минимум, я не валюсь с ног, как ты, так что быстро спать! А ты чего на меня так глядишь, Захаров? Тебе тоже баиньки пора. —А мне с чего бы идти? —С того, что ты в последний раз спал два часа, вместо положенных нам четырех! Баста, карапузики, все по кроваткам. —Игривое у тебя сегодня настроение, — с ухмылкой заметил Сеченов. —А вы радуйтесь, пока можете.       После этих слов девушка удалилась в лабораторию.