заря

юность в груди шепчет «беги» а мы горим, горим, горим*

За Кириллом дверь, ведущая в квартиру Сережи, захлопывается раньше, чем он успевает скинуть тяжелую спортивную сумку со своего плеча вместе с таким же вздохом — то ли от усталости и прошедшей только что тренировки, то ли от последних двух дней. Мышцы неприятно начинали ныть в районе лопаток и плеч, руки разминать становилось тяжеловато от того, что те от усталости просто не хотели подниматься, а за сегодняшнее воскресенье, с нагрузкой в виде беготни по отцовским делам и встреч по рекламе, он даже не успел перекусить или прочитать все уведомления в Телеграмме. Сережа с Олегом за обеденным столом без основного света, с одним лишь низко посаженным светильником ровно над деревянной миской с овощным салатом, тихо переговаривались по поводу того, как прошел день рождения в пятницу, какие успешные сделки удалось заключить и какие можно добавить еще для финансирования школы. Разумовский, когда Кирилл в широких штанах и сером растянутом лонгсливе подходит к кухонному гарнитуру, чтобы найти свой шейкер, оставленный на днях, с немного скучающим видом гоняет пару разрезанных черри по тарелке вилкой и поворачивается через плечо в сторону друга. У Кирилла волосы забраны в хвостик, от него пахнет смородиновым гелем для душа и дорогим дезодорантом. И он, проведя полтора часа среди железок и шумных беговых дорожек, даже не поднялся к себе, чтобы сначала закинуть вещи. Он достает шейкер, когда Олег замолкает, то ли закончив мысль, то ли выжидая какого-то потока информации от самого Гречкина. Вероятно, это оправданно, потому что, после того, как они с Лешей сбежали в пятницу ночью с вечеринки, никто из них ни с Сережей, ни с Олегом на связь не выходил. Кирилл в субботу уехал в квартиру к Исакиевскому, чтобы переварить все произошедшее. Ну, а Леша? Леша просто пропал. — Внизу в ящике остался твой протеин, — Сережа накалывает несчастную черри на вилку и отправляет в рот. Она не самая вкусная, чуть кислит, и Разумовский морщится, наблюдая за тем, как Кирилл кивает и хлопает дверцей громче нужного. Он на кухне Сережи ловко находит нужную пачку синего цвета, закидывает в шейкер на глаз и заливает все кокосовым молоком. — Слушай, я тебя очень люблю, но, когда ты вот так приходишь ко мне в квартиру заебанный и молчишь… Это пугает даже меня. Олег с противоположной стороны усмехается, укладывает столовые приборы на свою пустую тарелку и тянется за высоким стаканом с холодной водой. Он облизывает губы после пары глотков, наблюдает больше за своим парнем, чем за Гречкиным, и ждет, когда Кирилл сядет рядом с ними. Если он, конечно, не собирается сделать коктейль и уйти к себе. Кирилл взбалтывает содержимое шейкера с минуту, еще раз выдыхает и, сделав несколько глотков, опираясь о кухонную тумбу поясницей, наконец усаживается за стол рядом с Сережей. Отрицательно качает головой, когда Олег взглядом указывает на овощной салат, а желудок завязывается узлом от притупишегося чувства голода за этот день. — Я в норме. Дел было завались, — Кирилл допивает коктейль с очень слабым вкусом печенья, отставляет шейкер от себя подальше и складывает руки в замок. — Думал, что в зале станет полегче, но только плечо потянул. Вы как? Олег с Сережей неоднозначно переглядываются, Разумовский даже открывает рот, чтобы сказать какую-то очень быструю мысль, промелькнувшую в голове на мгновение, но тормозит сам себя. У них на фоне тихо играет музыка с колонки и через толстые стекла окон слышно, как бушует метель на улице. — Обсуждали рабочие моменты, ничего интересно, — Сережа пожимает плечами, слабо улыбается и анализирует, как сильно впали синяки под глазами у друга. — Осталось выбить Олегу кого-нибудь для финансирования дополнительных школьных экскурсий на постоянной основе. — Я же предлагал, — Кирилл хмурится, переводит взгляд на Олега и клонит голову. Тот, напротив, сидит в широкой черной футболке и совсем не выглядит, как очень важный директор. — Моя компания может взяться за финансирование. Мы же уже обсуждали возможность устраивать поездки по историческим местам, разве нет? — Солнышко, не обижайся, но ты с дополнительной нагрузкой просто сдохнешь, — Сережа хлопает его по плечу, поднимается с места и выходит из-за стола, чтобы убрать посуду в раковину, а остатки еды — в холодильник. Все равно, чуть позже Олег закинет грязные тарелки в посудомоечную машину, а салат либо выкинет, либо решит доесть ночью. — А нам это не надо. И прибереги силы для рассказа, потому что… — Рассказа? — Кирилл оборачивается, почти что роняет рукой шейкер и совсем не соображает. Голова тяжелая-тяжелая, требующая еще раз постоять под теплым душем и лечь спать на новое постельное белье, а не сидеть при тусклом свете с друзьями за столом. У него завтра миллион и одно дело с самого раннего утра. И вроде бы хорошая идея — взять пару выходных, чтобы слетать на Розу, покататься на сноуборде и поесть горячего супа на обед. И долго-долго спать по утрам. Олег шикает на Разумовского, сочувственно поджимает губы и пытается подобрать слова так, чтобы и без того уставший Гречкин не загрузился еще больше. — Понимаешь, вот какое дело, — Сережа на фоне просит Алису переключить музыку, щелкает кнопкой на чайнике и перевязывает пояс на разноцветном халате. — Леша сегодня писал, предупредил, что завтра может опоздать к первому уроку, потому что переехал на Приморскую. Ты как-нибудь связан с его внезапным переездом? То, что Леша вышел на связь хотя бы с кем-то, конечно, радовало. Потому что после того, как Кирилл в субботу отвез его домой, Макаров словно исчез почти на сутки. Не отвечал ни на сообщения, ни на звонки. Не то, чтобы Кирилл написал очень много, но… Это было странно, потому что они, как казалось Кириллу, все обсудили еще вчера утром, проснувшись вместе. Кирилл чуть шире распахивает глаза, что не остается незамеченным для Олега, кашляет в кулак, чтобы унять першение в горле, и еще раз вздыхает, пытаясь понять, как ему подобрать слова для разговора. — В первый раз слышу, — спокойно произносит он через пару минут, а Сережа закидывает горсть молотого кофе в чашку для Волкова и слишком громко мешает ложкой, стуча по стенкам. — Да пиздец. Он не отвечает мне на сообщения после того, как я вчера отвез его на эту их квартиру с Хольтом. Этот чувак должен был вернуться вчера из Германии, Леша обещал с ним поговорить. — Ну, — Сережа возвращается на свое место, протягивая Олегу кружку, а сам пьет разбавленный холодной водой чай. Эти их семейные посиделки в маленьком кругу стали для Кирилла очень важной частью собственной жизни, и еще больше хотелось внедрить в них Макарова, который пререкался бы с Разумовским и обсуждал с Олегом какие-нибудь важные для школы мероприятия. — Я не экстрасенс, но, если он обещал поговорить с Хольтом и уехал на Приморскую, то… Вероятно, они разошлись? — Погоди, — Олег выставляет ладонь в сторону, пытаясь собрать картинку в своей голове воедино. Он не против построить догадки и зацепиться за первую, но ему важно понять, в каком эмоциональном состоянии, в первую очередь, находится его сотрудник. — Кирюх, ты просто расскажи, что у вас произошло. Он же не первый раз вот так от тебя бегает. Кирилл невесело усмехается, встряхивает шейкером два раза и залпом допивает остатки протеина. Мышцы по линиям шеи дергаются от перенапряжения, волосы хочется распустить и резинка от спортивных штанов давит на высушенный торс. Мысль о чистом постельном белье звучит в голове все громче и громче, но для начала хочется понять, что завтра предстоит сделать кроме основной работы. И под этим «кроме», Кирилл подразумевает ситуацию с Макаровым. От количества алкоголя, которое в Лешу щедро подливал Колецкий, голова, на удивление, не болит, когда он утром субботы открывает глаза и видит перед собой не потолок в их квартире, а что-то незнакомое. Это незнакомое с аккуратными спотами и шторами блэкаут, из-за которых в комнате невозможно угадать, который час, квартира Гречкина. Леша потирает сонные глаза пальцами, приподнимается на локтях и пытается сложить мозаику в собственной голове из воспоминаний о том, что вчера произошло и почему он здесь. Провалы в памяти не критичные: скорее, количество прожитых моментов за один вечер было таким ярким, что ему просто необходимо отделить их друг от друга. У этой кровати серое постельное белье, очень комфортный матрас и мягкие подушки, в которые снова хочется зарыться и проспать еще пару часов. Здесь встроенный шкаф для одежды, зеркало в полный рост в углу и пахнет свежим кондиционером для стирки. И эту тишину в полутемном помещении нарушают только звуки жизни с основной комнаты, где гостиная и кухня переплетаются в одну. Он проверяет время на телефоне, который находит рядом на подвесной тумбочке, удивляется, что проспал даже обед, а потом принимает решение подняться и пройти на звук. Леша не находит себя раздетым и с больными мышцами — он видит в зеркале себя в чужих пижамных штанах, которые ему чуть длинноваты, и с синяками, идущими от верха шеи сбоку до грудной клетки. — Блять, — тихо шепчет он, прикладывая руку к оставленным рисункам. Это и правда случилось — хочет додумать он в собственной голове, но не чувствует негативных переживаний. Во всяком случае, чего ему ожидать? Вряд ли Кирилл сейчас на кухне повторит историю, но уже сам перед Макаровым выложит билетик в Германию. Если только сам Кирилл не прикажет ему съебаться в Кёльн, выкручивая их ночной секс за месть. Леша шлепает босыми ногами по коридору, тянется руками вверх и встряхивает головой, пытаясь хоть как-то пригладить волосы. Кирилла он застает на кухне, когда тот в духовке проверяет их завтрак, который пахнет чем-то сладко-пряным, щелкает по кнопке на капельной-кофеварке, чтобы перезагрузить подогрев, и в такт зарубежной музыке десятых годов качает головой. Он в домашних спортивных шортах до колена, какой-то нелепой желтой баскетбольной майке, с этими его излюбленными банданами смотрится очень правильно в контексте того, как Леша хочет видеть свое утро выходного дня. Поэтому Макаров складывает руки на груди, опирается боком о косяк дверного проема и выжидающе смотрит, когда Кирилл повернется к нему. -Beside you I'm my loaded gun, — негромко поет Кирилл, закрывая духовку и поворачиваясь на пятках к Леше. — Ты проснулся! Он широко улыбается, направляется к Леше и выставляет руки для объятий. Леша на это снова ведется — позволяет себя обнять, поцеловать в макушку и прочувствовать запах геля для душа и, кажется, этих замороженных сырников в духовке. — Как спалось? Кирилл возвращается к кухонному гарнитуру, пытаясь вспомнить, когда он здесь последний раз что-то готовил, а не открывал уже готовые контейнеры. Но для Макарова хочется создать уют и что-то… необычное. Тем более, когда они окончательно и бесповоротно влипли в отношения второй раз. — У тебя очень классная кровать, — Леша это произносит без особой задней мысли и тянется руками вверх ровно до того момента, пока Кирилл с хитринкой в глазах не улыбается, ничего не отвечая. — Не без этого, да. Можно мне в душ? — Солнышко, я же уже говорил. Мой дом — твой дом, — Кирилл из духовки достает стеклянную форму с парочкой ровных круглых сырников, выставляет ту на деревянную подставку и задумывается о тарелках и брусничном джеме из холодильника. Леше это так сильно греет сердце, что он, не выдерживая влюбленного порыва, перед тем, как уйти в душ на добрые полчаса, успевает подбежать к Гречкину и поцеловать его в щеку. — Прости, друг, но это смешно, — Разумовский, допивший свой чай за первые секунды рассказа Кирилла о том, как он провел вчерашнее утро, издает нелепый смешок и качает головой. Олег хмурит брови, смотрит то на Кирилла, то на своего жениха, и принимает эту ситуацию, как будто так и должно быть и эта реакция адекватная. — Он тебя дважды трахнул и дважды исчез. На Разумовского падает два осуждающих взгляда, но кто такой Сережа Разумовский, знающий о рамках дозволенного и понятии тактичности? Кирилл бы мог начать дискуссию о том, что физически — это сделал он, а не Леша. Но это звучит так отрезвляюще, что не хочется верить в реальность ситуации. Он перекатывает в пальцах шейкер, гипнотизирует обеденный стол взглядом и пытается понять, в какой момент Леша снова соврал, что у них все окей. — Трижды, — невесело хмыкает Кирилл, поднимаясь из-за стола. — Еще один раз после обеда, когда мы вечером собирались выезжать. Сережа грустно свистит в сторону, встает из-за стола вместе с Кириллом и убирает чашки к раковине. Олег поудобнее устраивается на стуле, подтягивая коленку к груди, проверяет уведомления на телефоне и крутит тот в пальцах. Вряд ли он видел Лешу с такой стороны, где тот ведет себя не как самый разумный человек. Но его же можно понять? Если отбросить тот факт, что он изменил своему почти-жениху. — Слушайте, только не надо меня жалеть, — Кирилл скидывает шейкер к посуде, чтобы Сережа его помыл и оставил у себя. Тот крошки от протеина смахивает в ладонь, чтобы выкинуть, щурится, пытаясь найти еще хотя бы каплю мусора на столешнице, потому что он педант в плане порядка, и разворачивается к Кириллу, который проходит к выходу из квартиры. — Олег, можешь завтра сказать, до скольки у него уроки? Я подъеду и… Поговорим, наверное, в последний раз. Я от этой ситуации и сам заебался. Олег молча кивает, машет рукой на прощание и шумно выдыхает, когда Кирилл, натянуто улыбнувшись, выходит за дверь. Подсказать расписание своего учителя, это меньшее, что он может сделать, чтобы помочь другу.

ххх

У Леши в планах не было вести себя с Кириллом вот так. Когда он взял время для того, чтобы подумать, в отношении Августа, он не собирался втягивать в это и Гречкина. В его голове, после того, как он очень комфортно провел весь день субботы, это выглядело так, что он просто переждет какое-то количество время у Грома, чтобы набраться смелости и поставить точку в отношениях с Хольтом, но будет писать слишком романтичные фразочки в чат с Кириллом и отправлять глупые стикеры. А на деле, когда Гром ночью встречает его на пороге своей квартиры, отвлекаясь от футбольного матча, они про этот матч забывают, долго сидят на кухне за разговорами, и Леша погружается в себя с головой. Потому что терять Августа — больно, но потерять Кирилла второй раз — еще больнее. И ощущать, что он всю жизнь бежал из Питера, боясь потерять в нем самого себя и не найти счастья, а потом понять всю действительность и необходимость быть именно здесь, переворачивает его с ног на голову. В Германии же у него и вещи, и хорошие знакомые, и даже брошенная работа, на которой его ждут. В Германии Август, который точно является гарантом стабильности и умиротворенной жизни. Той, где они будут болтать в кровати после работы, когда графики совпадут. Той, где они будут выезжать из страны по выходным или в длительные отпуска. Той, где Леша, вероятно, зароет самого себя настоящего в самом себе — аккуратно вылепленном руками Хольта. А здесь, в Питере, у него любовь. И эта любовь не о чувстве к одному человеку: эта любовь к старым домикам, серым хрущевкам, пробкам в дороге и большой толпе в метро по утрам. Эта любовь к культуре с кофе и вкусными полезными завтраками, к громким русским песням, к смешной бестактности людей и к их возможности объединиться в тяжелые времена одновременно. Эта любовь к детям в школе, которые путаются в своих желаниях взрослой жизни, к коллегам, желающим перевернуть мир обучения в лучший формат и к этим дурацким разговорам на кухне по ночам, где последний пакетик черного чая делится на двоих. Нужно было чуть-чуть подумать и чуть-чуть переварить все в собственной голове. Нужно было решить все сначала с одним, а потом отвечать другому. После обеда в воскресенье Леша уезжает в свою старенькую квартиру на Приморской, потому что та пустует уже месяц. Он должен был заняться ее сдачей какому-нибудь студенту раньше, но как раз закрутил самого себя в этой внезапной ностальгии и театре. Поэтому сейчас свободное жилое пространство, где его никто не тронет, сыграло на руку. В квартире уже не было матраса на полу, подростковых фоток на стене и букета подсолнухов на кухонном подоконнике. Был угловой диван, новая консоль под телевизором, встроенный шкаф и мягкий серый ковер. Был парк Декабристов, который напоминал о вечерних пробежках, старенькая станция метро, которая помогала не опаздывать на работу в кофейню, и миллион воспоминаний. Он не отвечает никому, кроме Юли и Грома, в воскресенье. Спит практически весь день, принимает теплый душ и снова спит, потому что мысль о еде вызывает тошноту, а мысль о возвращении в Германию — кружит голову. И хочется отмотать время назад, когда он не встретил Кирилла в осознанном возрасте, чтобы его карточный домик напускной жизни не разрушился. В понедельник на уроках его не трогают даже дети. У него всего четыре урока, на первый из которых он не опаздывает, просыпаясь раньше привычного. И ученики как-то умело чувствуют настроение своего учителя, который немного рассеянно ищет файлы для видео-урока, запоздало отвечает на «доброе утро» и периодически с тревожным взглядом проверяет телефон на наличие уведомлений. Пчелкина делает ему травяной чай для того, чтобы сбить градус внутренней паники, сочувственно кивает и не разрешает Грому врываться к нему в кабинет на переменах. Даже Олег, на которого Леша делал ставки, не влез ни в какую лазейку, где обязательно бы расспросил, что произошло. Потому что Леша, понимая отношения между Сережей, Олегом и Кириллом, ожидал именно такой заботы о Гречкине. Но, видимо, Гречкин оказался еще лучше, чем Леша о нем думал. Раз не подослал никого из друзей для протаптывания почвы. — Леш, подожди минуту, — Олег ловит его только один раз на лестнице, когда Леша в поисках журнала седьмого класса уже на две минуты опаздывал к ученикам в кабинет. Волков в своем неизменном черном костюме выловил его перед выходом на второй этаж, кивнул для приветствия и постарался не фокусировать взгляд на паре синяков, которые из-под воротника водолазки выбивались ярко-ярко. Леша тормозит, перехватывая классный журнал в другую руку, немного растерянно стоит в своих широких черных брюках и хочет убежать в класс, потому что Волков напоминает ему о Кирилле, которому очень хочется позвонить и пожаловаться буквально на все. — Сколько у тебя уроков? Я хотел организовать маленькое совещание для учителей по поводу выпускников и информации о сдаче экзаменов. Не знаю, успею ли сегодня, но ты все же скажи. И в этом как будто бы нет подвоха. — Я хотел задержаться, накопилось много работ на проверку, — Леша пожимает плечами и носами кроссовок поворачивает в сторону кабинета. У седьмого класса тоже запланирована проверочная работа по новой лексике, и задерживать детей на перемене не хотелось. — Я уеду домой только часов шесть, вероятно. Волков утвердительно кивнул для самого себя, немного неловко похлопал Макарова по плечу и вернулся в сторону лестницы, чтобы спуститься на свой первый этаж и не задерживать Лешу ни на минуту более. Экстренного совещания об экзаменах не произошло, от проверки тетрадок голова шла кругом, а глаза требовали новую баночку увлажняющих капель. И Леша, сидя за столом, когда часы показывали пятый час, при тусклом освещении радовал себя только лишь хорошими оценками у десятых классов и кружкой с остывшим кофе, которую сделал себе минут сорок назад. Но стены школы успокаивали и давали защиту, как и оберегали от мысли о том, что подвох в вопросе Олега все-таки был. Когда время переваливает за шесть часов вечера, Леша около главного входа школы, перед парковкой, переминается с ноги на ногу и выкуривает вторую сигарету пальцами, спрятанными под теплыми перчатками. Он в пуховике, черной бини и с накинутым капюшоном ловит носом снежинки, выпускает дым вместе с паром от холода и старается обнулить внутри себя все то, что произошло буквально пару минут назад. На улице ветер поднимает вверх хлопья снега с земли, разнося те по сторонам, а с неба валят новые резные снежинки, намекая о том, что зима только в самом разгаре и скорый февраль будет очень холодным. Леша дергается, когда видит знакомую машину, подъехавшую только-только на парковку. Видит, как в ней водитель гасит мотор, забирает ключи зажигания в карман и выходит, на ходу запахивая легкую куртку. У Гречкина, который направляется к нему, тот самый светло-голубой свитер, в котором он первый раз пришел в школу, миллион и один процент надежды в глазах и до боли сжимающиеся пальцы в кулаки, чтобы не дать им случайно дотронуться до Леши и напугать его. — Олег сдал мое местоположение? — Леша непроизвольно делает шаг назад, затягивается сигаретой сильнее и скидывает ту прямо на землю до того, как выдохнет дым. Он задерживает никотин в легких, считая до пяти, чувствует легкое головокружение и хочет упасть в руки Кирилла. — Привет. — Я не хочу тебя заебывать, правда, — Кирилл грустно улыбается и прячет руки в карманах. Думал ли Леша о том, что они вот так будут стоять на школьной парковке, аккуратно выясняя собственные отношения? — Привет. — Я знаю. Я хотел связаться с тобой позже, когда… Просто столько всего навалилось, — он шумно выдыхает и осматривается по сторонам. На этой парковке только две машины, и свет в школьных окнах горит не везде. — Проект Августа переносят в Париж, он уезжает через пару дней. Я пока что перебрался на Ваську, в старую квартиру, и очень сильно запутался в этих изменениях. Кирилл нервно кусает губы. Те, наверняка, от таких действий на морозе завтра будут распухшими. Их, наверняка, Леша бы хотел зацеловать до смерти, не вылезая из спальни Гречкина ни разу во время собственных выходных. Но сейчас они стоят на улице, боясь подойти друг к другу, как будто между ними за выходные ничего не было. Как будто Леше не нужно завтра идти на репетицию в театр, где дети будут кружиться вокруг Гречкина, рассыпаясь в комплиментах и забавных шутках. И как будто Кирилл не засел плотным слоем под кожей Леши, как самая любимая татуировка. — Гром предлагал какое-то время пожить у него, потому что до школы ближе и… Леша не успевает договорить, потому что Кирилл, развернувшись на пятках в своих зимних найках, направился к машине. Он, порывшись в бардачке, молча вернулся и протянул руку вперед, сжимая в кулаке что-то маленькое и непонятное. — Возьми, -ключи.— Не мучай себя дорогой по утрам. От Исакиевского ехать по прямой, там есть все необходимое, и мы сможем проводить больше времени вместе. Так будет удобнее, и… — Погоди, — Леша издает какой-то нервный писк, снова осматривается по сторонам и делает еще пару шагов назад, отрицательно качая головой. Он пытается выкинуть из головы то, что произошло, или не хочет в это верить? Кирилл непонимающе хлопает глазами, стоит, как дурак, со связкой ключей от собственной квартиры, которая так сильно нравится Макарову, и ни черта не понимает. — Ты вот так все решил за меня? — Но ты же сам сказал, что Август уезжает во Францию. Я не хочу торопить события или типа того, потому что… Кирилл тормозит на середине фразы, задерживая взгляд на действиях, которые происходят на спиной Леши. Там, из главного входа школы, по ступенькам ловко и аккуратно спускается Август — в своем дорогом сером пальто, с теплым шарфом на шее и в идеально выглаженном костюме. Он поправляет рукава верхней одежды, нажимает на кнопку разогрева машины, которая стоит через одно парковочное место от машины Кирилла, и приближается к ним, не выглядя, как человек, которого обманули и бросили. — Подожди в машине, пожалуйста. Я сейчас приду, — у Леши голос холодный, как будто бы не его. Он выставляет ладонь в сторону, когда Август хочет поздороваться. У Хольта на лице ни единой эмоции не считать: он не волнуется, не излучает ненависть в сторону Кирилла, он не делает абсолютно ничего. Просто кивает на слова Макарова, аккуратно обходит Кирилла стороной и усаживается в салон машины. Кирилл усмехается куда-то в сторону. Убирает ключи в карман и на эмоциях тихо пинает снег под ногами. Ему хочется высказать многое. Хочется провести параллель с тем, как Леша поступил несколько лет назад. Но кусает собственный язык и тихо смеется, выражая в этой эмоции собственные чувства обманутого дурака. — Бля, серьезно? Вот так ты решил? - ну же, Макаров, ты не такой. — Я еще ничего не решил, — Леша проговаривает это тем же тоном, которым раздавал указания Августу. Но его эмоция в глазах в одно мгновение меняется, будто бы оправившись от шока и собственных действий, и он делает пару шагов вперед, обходя Кирилла стороной и задерживаясь за его спиной на пару секунд. — Пожалуйста, не надо меня трогать. И даже с этими словами, наполненными какой-то невыносимой непонятной болью, будто бы он заставляет себя делать то, чего не хочет, он не остается рядом с Кириллом. Он оставляет его одного на улице, скрываясь в машине Хольта.