заря

все это пройдёт, я ведь рядом с тобой

держи за руку крепче, пойдём домой*

— Тебе на Ваську? — перед тем, как сесть в машину, Кирилл прямо на улице стягивает куртку и скидывает ту на задние сидения. Напрашивается, зачем в принципе надевать верхнюю одежду? Но Леша в слишком странном положении, чтобы задаваться лишними вопросами. Сейчас его куда больше интересует то, как занять как можно меньше места на пассажирском сидении. Раньше ему спортивная машина Кирилла не казалась такой маленькой внутри, где от лишнего неловкого движения ты волей-неволей соприкоснешься с водителем рукой или острой коленкой. — Нет, я… У нас квартира в Монолисте, — он отвечает неосознанно, не подбирая выражения, которые как-то могут триггернуть водителя. На месте Кирилла он бы выкинул самого себя на улицу вместе с разряженным телефоном и приказал бы разбираться с ситуацией самостоятельно. Но Кирилл запрыгивает на водительское место, нажимает на кнопку зажигания и включает печку. Автоматически начинает проигрываться его плэй-лист, немного не похожий на тот, который Леше удавалось послушать последний раз. Здесь, как минимум, не какой-то рэп, а неплохие, заставляющие подумать песенки. Кирилл пристегивается, ничего не говорит, и Леша поступает так же. Гречкин пару раз дует горячим воздухом на свои руки, растирает их для дополнительного тепла и озирается по сторонам. — Зарядник в дверце, дай, — он кивает Леше на дверцу машины, явно не желая самостоятельно перелезать через Макарова, и Леша продолжает глупо кивать, как китайская кукла. Вместе с зарядником он отдает свой телефон, и Кирилл подключает его к зарядке от машины. Свой же телефон он передает в руки Леше, не забыв разблокировать его по фэйс-айди. — Введи адрес в навигатор. И ты даже не спросишь, что стало с квартирой на Ваське? Вообще-вообще ничего не скажешь? — Тут ехать десять минут, я бы добрался на такси, потому что Лахта в другой… — Ты хотел поговорить о том, где расположена Лахта, или о чем-то еще? — Кирилл его нагло прерывает, и Леша не успевает обдумать абсолютно ничего. Здесь хоть и ехать десять минут, но Гречкину совсем не в ту сторону. Ему потом на Невский выезжать странными дорогами, а не напрямую, но он упорно игнорирует все маленькие пищания Леши в сторону Питерского расположения зданий, и греет ладони о печку. А Леша, кажется, потерял весь боевой настрой на разговор. Но вот они — сидят в машине очень рядом друг с дружкой, попадают в какие-то странные неловкие ситуации и… что? Они вообще на каком уровне отношений, можно ли им как-то взаимодействовать и шутить? Потому что Леша не знает, сколько еще раз ему нужно прийти в эту мастерскую. А детям просто так рот не закроешь, без каких-либо аргументов сказав, что тема театра и прекрасного Кирилла Гречкина, покорившего всех, закрыта на их уроках. И они будут много говорить и много спрашивать, заставляя Лешу каждый раз подбирать ответы, подобно игре в Сапера. Из Леши — отвратительный сапер, на самом-то деле. Он подорвется на первом же вопросе и с позором выбежит из кабинета. Как и сейчас он готов это сделать, выбежав из машины. Леша соврет, если скажет, что ни разу не прокручивал их потенциальную встречу, вернись он из Германии домой. Тогда, когда Леша сидел за кипами тетрадок в самом начале учебного года, не имея под боком никаких друзей — даже в лице Димы, который его наглым образом заблокировал в Телеграмме, — ему казалось, что Кирилл его с грязью смешает. Буквально-таки Леша представлял, что возвращается в Россию, а Кирилл настраивает против него весь Питер, через свои классные знакомства и связи. Почему-то Леша был такого мнения о той темной стороне Кирилла… а была ли она вообще у Гречкина в отношении глупого Леши? Нет, конечно же. Вряд ли Кириллу кто-то еще нравился так резко, неожиданно, быстро и сильно, как Леша. А сейчас? А что будет, если Август узнает о том, что Леша вот так вот катается с бывшим бойфрендом? Кирилл крепит свой телефон к подставке, проверяет маршрут по карте и чуть убавляет музыку, чтобы продолжить диалог. Так или иначе, это не он поставил условие разговора, а теперь явно воспользуется этим. — Я просто хочу понять, как нам с тобой… взаимодействовать, — Леша складывает руки на груди, и его куртка ему сильно давит. Как будто она стала на пару размеров меньше, материал заменили на отвратительно колючую шерсть и вообще. Но он сжимает пальцами собственные руки сильнее, чтобы была хотя бы маленькая частичка защиты и опоры. — И я, вероятно, должен извиниться. Кирилл успевает проехать на мигающий зеленый и повернуть за угол улицы, когда Лешу чуть-чуть ведет в сторону. За окнами Леша видит старенькие дома ночного зимнего Питера. Они здесь с Кириллом никогда не катались, все их маршруты были завязаны на Невском, Ваське и вокруг Лахты. — Извиниться? За что? — Гречкин усмехается, ведет машину медленнее, чем обычно, и это точно о чем-то говорит. Но Леша сейчас сконцентрирован больше на своих словах и мыслях, чем на датчике спидометра. — Ты знаешь. Пожалуйста, я не могу сказать… не заставляй меня, — Леша давится вздохом, и, кажется, эмоция тревоги в его черепной коробке берет управление в свои маленькие ручки. Даже с этой январской ледяной погодой сейчас хочется открыть окно и подышать глубоко-глубоко, так, чтобы утром проснуться с сильной ангиной. Кирилл тормозит на красном светофоре, показывающем, что у них на паузе целых полторы минуты. Поворачивается к Леше, расслабленно держит одну руку на руле и прищуривается. У него за этим холодным взглядом мелькает маленькое беспокойство за состояние младшего. И он просто кивает. — Леш, все окей, — честно отвечает Кирилл и мягко улыбается. — Мне было ебать как плохо, но… Сейчас все окей. Как там говорят? Много воды утекло с тех пор, и… Ты счастлив в своих отношениях, я — тоже, — он говорит эту фразу таким образом, что Леша не успевает понять — есть ли у Гречкина сейчас кто-то или нет. Почему-то мысль о том, что у Кирилла могут быть отношения — заставляет его обидчиво поджать губы и почувствовать укол в сердце. — Я, признаюсь, не ожидал тебя увидеть. Ты изменился, пиздец. Леша давится смешком, чуть расслабляет собственную хватку рук и чувствует себя немного лучше. Кирилл — отвратительный психолог, но это почему-то работает. — Аналогично, — проговаривает Леша, наблюдая за тем, как в окне появляются знакомые дома и магазинчики, работающие круглосуточно. Эту квартирку, где они живут с Августом, им оплатила компания, занимающаяся проектом. Очень современно, очень уютно, но как-то без души. Даже за те полгода, пока они в России, Леше не удалось вдохнуть чувство жизни в помещение. — Я бы хотел чувствовать себя спокойно на ваших театральных занятиях. Кирилл заезжает во двор ЖК, где Леша на стойке у ворот сканирует пропуск от частного двора. Он убирает его обратно в карман, и Кирилл тормозит у того подъезда, на который Макаров показывает рукой. Во дворе очень тихо, почти нет машин, потому что те обычно прятались по ночам на подземной парковке, и от сугробов клонит в сон. Гречкин мотор не глушит, просто разворачивается в сторону Леши, когда тот уже отстегивает ремень безопасности и смотрит на старшего с какими-то странными чувствами в глазах. Блики напоминают то ли о тревоге, то ли о собственной неуверенности в действиях. Но Леше как раньше хочется крепко прижаться к Кириллу, обнимаясь вот так — в машине, а потом затащить его к себе в квартиру и проболтать до утра. У него в шкафчике даже есть тот самый зеленый чай, который когда-то пил Кирилл и который когда-то полюбил сам Леша. — А в чем проблема? В смысле, что мешает тебе чувствовать себя спокойно? — Кирилл облизывает губы, на его телефон приходит несколько сообщений от Разумовского, который явно потерял его в Лахте по их обговоренному времени возвращения домой, а Леша совершенно не умеет врать. — Мы вроде выяснили, что никаких обид нет и… — И в тебе проблема, — и Леша это произносит вслух. — Или во мне, я не знаю. Проблема, блять, в том, что какая-то часть меня все еще тянется к тебе. Август не должен об этом знать. Август должен думать, что у них все замечательно и скоро они вернутся обратно в Штутгарт. А Леша должен думать, что тяга к другому человеку — еще не измена. Но он говорит фразу быстрее, чем успевает подумать до конца. Он просто скидывает то, что его волновало, как тяжелый груз с плеч, перекладывая ответственность за услышанное на Кирилла. Ему хватает одного лишь испуганного взгляда Гречкина, который точно не ожидал услышать такого, чтобы почти что кубарем выкатиться из маленькой спортивной машинки и, не оглядываясь, забежать к себе в подъезд.

ххх

— Тебе на пару этажей выше, нет? Он домой — до Лахты — едет на слишком высокой скорости и под слишком громкую музыку, где мужской голос поет то ли о поездах, то ли о самолетах. Но в этих песнях сильный гитарный звук, оглушающие барабаны и строчки, которые хочется напечатать на собственном сердце, чтобы было больно от них, а не от обстоятельств, появляющихся так не кстати. Возможно, утром Кирилл обнаружит у себя на почте парочку новых штрафов о превышении скорости по Питеру, отправит их в копилку к остальным, а потом, в конце недели, оплатит все разом. Но педаль газа выжимается сама, неосознанно, и Кирилл может видеть только вспышки, вспышки и мосты. Проспект слишком яркий в темное время суток, других машин практически нет, как и людей, которые давно разбежались по своим маленьким уютным квартиркам. А у Кирилла в Лахте квартирка не такая; у Исакиевского было куда лучше — с винтажными шторами, ярким диванчиком и каменной стеной. Но там сейчас слишком пусто, эхом по комнатам маячат старые друзья и Макаров выбегает с лестницы вниз к машине. А в Лахте Сережа, который помогает и не дает копаться в прошлом. Он контролирует Кирилла, как самый лучший старший брат, хоть такого и хочется временами придушить из-за гипер-опеки. Гречкин ему благодарен, потому что именно в такие моменты, как сейчас, он не сходит с ума в одиночестве. А от фразы, которую он слышит от Леши, сойти с ума очень просто. У него в ушах все еще звенит громкая музыка, где «Luverance» поют о душе и разбитом сердце, когда открывает дверь на своем этаже ключом-картой. И в квартире, по-хозяйски устроившись на длинном диване, уже сидит Разумовский. Он своем домашнем костюме из льна, босиком и с мокрыми после душа волосами смотрит последние новости через маленький макбук, стоящий на кофейном столике, и явно ведет себя, как мать, которая ожидала ребенка на час раньше. — А ты пешком добирался? — парирует Разумовский, нажимая на пробел клавиатуры, чтобы новости перестали рассказываться милой девушкой-журналисткой. Он расставляет руки по обе стороны спинки дивана, а Кирилл тяжело вздыхает, почти что воет и скидывает кроссовки в сторону, не обращая внимания на то, что они совсем-совсем не стоят ровно. У них подошва в грязи, которая мешается со снегом, и их бы закинуть в стиралку. Но у Кирилла совсем нет сил даже на то, чтобы вытащить с заднего сидения машины куртку. Поэтому сейчас он в простом худаке, спортивках и один его носок сполз до половины стопы. — Где тебя носило? — Это пиздец, — вот так просто отвечает он, поправляя носок и одергивая спортивки на коленках. Он шумно пробирается к холодильнику, чтобы достать из него банку какого-то мятного сидра, и пьет из нее залпом. На завтра нет никаких дел, он может остаться работать из дома, и вроде бы нужно было помочь отцу с парочкой заказов. Одна банка низкоалкогольного напитка ему хуже не сделает. — Я отвозил Макарова до квартиры и… — Нет! — Сережа от неожиданности захлопывает макбук с характерным шумом, разворачивается на диване и таращит свои глаза. Кирилл замечает на полках холодильника еду, которую его друг щедро притащил со своего этажа, и вытаскивает контейнер с лазаньей. — Ты не мог! Ты сказал, что тебе поебать на него. Кирилл громко усмехается, что-то бормочет себе под нос и, после очередного глотка, ставит контейнер с едой в микроволновую печь. Он ловко щелкает по кнопкам на приборе, достает две вилки, потому что Разумовский точно будет есть с ним из одной тарелки, и садится за барную стойку. Сережа поднимается со своего места, поправляет рубашку, и от его слышится только лишь «я сейчас же звоню Олегу, я точно ему позвоню», когда он идет до барной стойки от дивана. Разумовский садится напротив, выхватывает банку из рук Кирилла и делает пару глотков. Ему, вообще, алкоголь противопоказан, но эта ситуация — код красный, буквально. — Через пару минут тут будет Олег, — у Кирилла возникает вопрос — откуда? Потому что Волков должен был быть занят какими-то очень важными делами для школы, вроде выбивания еще одного финансирования на важном ужине. И он собирался остаться у себя на квартирке на Невском, а не ехать до Лахты Разумовского. — Без него я отказываюсь это обсуждать, ты с ума сошел. На это Кириллу остается пожать плечами, сделать еще пару глотков из жестяной банки и достать тарелку с ужином. Он в полной тишине и погружении в самого себя размазывает лазанью по тарелке, как-то неудобно стоит у барной стойки и не садится на высокий стул. Разумовский на его ужин не претендует, просто продолжает смотреть новости о последних новинках в интернет-технологиях, как будто у них с Кириллом никакого разговора только что не было. Но это вроде как — окей? В смысле, их такие перепалки, эмоциональные всплески в поведении Сережи: это то, к чему они привыкли. Раньше бы Кирилл с этого бесился, а теперь может только усмехнуться и принять, как должное. Олег приезжает ровно к тому моменту, как Кирилл заканчивает механически поглощать свой ужин, чтобы, по большей части, Сережа видел, что он питается нормально, а не только бургерами и дешевой картошкой в пакетиках. И это забавно, потому что опять же — Кирилл может себе позволить многое, в том числе и походы на дорогие обеды в любое заведение Питера, но ему это сейчас просто неинтересно. Он больше настроен на продвижение театральной мастерской, чтобы о них знал весь город и, наверное, сравнивали с постановками на Бродвее. А если Кирилл горит идеей — он ее реализует. С Макаровым так же? — Давно в вашей «Каморке» не было сплетен, — Олегу дверь открывает Разумовский, быстро целует того в щеку и помогает повесить пальто на крючок у входа. Иногда Кириллу кажется, что он не выкупил этот этаж, потому что Сережа им пользуется, как своим собственным. Волков кивает в знак приветствия Кириллу, который моет контейнер руками с большим количеством пены от моющего средства, и тот выключает воду. — Что ты натворил? Гиперболизация любой ситуации от Разумовского — это база. — Абсолютное ничего, — хмыкает Кирилл, вытирая руки полотенцем и проходя к дивану. Он падает на ту сторону, где боковая удлиненная сторона. Вытягивает ноги, накрывает голову капюшоном и листает чаты в Телеграмме, чтобы перепроверить дела на завтра. — Серега просто придумывает. Сережа быстро качает головой в разные стороны, а потом тыкает указательным пальцем в грудь Волкова, который в простых джинсах и черной футболке. Видимо, он успел заехать переодеться домой из делового костюма в гражданскую одежду. В любом случае, у него есть куча таких же одинаковых костюмов на этаже Разумовского, чтобы поехать утром в школу, как самый приличный и важный директор. Олег на жест своего жениха непонимающе поднимает брови, проходит к дивану и удобно устраивается в углу. — Это ты виноват, — резюмирует Разумовский, направляя свое недовольство в сторону Волкова. — Если бы ты не поставил его бывшего помогать с театром, Кирилл бы не отвозил его домой и не вел себя… вот так! — Во-первых, — Олег выставляет ладони вперед в защитном жесте и издает какой-то странный, на грани с истерикой в сюрреалистическом сюжете, смешок. — Ты отвозил Лешу домой? И, во-вторых, вот так — это как? Кирилл блокирует телефон, убирает его в сторону и почти что воет от усталости и этой ситуации. Сережа от него точно не отстанет: либо они сейчас разберут эту ситуацию на берегу, либо — ничего. — Да, я отвез его домой! Это что, преступление? — Преступление — врать своему лучшему другу! — Сережа широко взмахивает руками и чуть ударяет Волкова по плечу. В своем бордовом льняном костюме он выглядит, как все эти клише о богатеньких Питерских предпринимателях. А у Кирилла, с его балансом на счете, пятно от лазаньи на худи. — Ты говоришь, что тебе поебать, а на самом-то деле, нет! Признайся. Олег осматривается по сторонам, усаживается чуть удобнее, чтобы ему больше не попало от Сережи руками, и с толикой беспокойства смотрит на Кирилла. С ним они знакомы давно: у них хорошие отношения и хорошая дружеская поддержка. И видеть Кирилла в заебе от количества работы — одно дело, но видеть Кирилла в заебе от количества работы и странных любовных драм — это что-то новое. — Если уж на то пошло, то я завтра могу переназначить куратора театра, чтобы вы не пересекались и… — Нет, — Кирилл перебивает Олега своей быстрой фразой и, вздохнув в повиснувшей тишине, принимает сидячее положение. Он складывает ноги в позу лотоса, расставляя ладони по острым коленкам, и пытается сформулировать поток мыслей в собственной голове. — Мне нужен Макаров. Если сейчас здесь все всё поймут, то Сережа не будет на стороне противника. Но и, если сейчас здесь все всё поймут, он обязательно впишется в придуманную им же операцию «вернуть Макарова своему чудо-другу от богатенького немецкого мужика». И Кирилл, наверное, совсем не против. Даже, если его совесть все еще борется с ним из-за того, что отбивать чужих партнеров — отвратительно. — Нужен, в смысле, в театре? — Олег хмурится, но еще слишком тактичен, чтобы задавать лишние вопросы или выражаться, как это делает Сережа. Кирилл смотрит на своих друзей с мольбой о помощи в собственных глазах. Очень-очень не хочет вписывать их в свои дела, но по-другому просто не может. — Нет. Нужен, в смысле, на жизнь.

ххх

Большую часть времени Игорь ведет себя, как абсолютно нормальный и адекватный человек. Может, он не так осведомлен в каких-то технологических новинках, в обновляющемся молодежном слэнге и не знает, чем отличается латте от капучино, но на это можно закрыть глаза, зная его аккуратное общение с другими людьми. Как минимум, он всегда спросит «за» или «нет» человек за какую-либо идею. Но бывают такие периоды, как выяснил Леша за время общения с Громом, когда тому абсолютно наплевать, хочешь ты участвовать в чем-то или нет. И это касается не только тех ситуаций, где Игорь шантажирует бедных детей плохой оценкой в четверти, если те не поедут на очередные районные соревнования. Иногда Игорь почти так же шантажирует и своих друзей, если сильно топит за какую-то идею. Например, как сегодня, когда он в хмурое утро среды решил, что собраться вечером большой компанией и поиграть в настольные игры под просмотр какого-то футбольного матча, идея на десять из десяти. Он просто-напросто ворвался в кабинет Леши, открывая дверь чуть ли не с ноги, когда Макаров — сонный и промерзший от того, что с отоплением утром случились какие-то неполадки, пытался заварить себе дрип-пакет прямо на рабочем столе из маленького чайничка. У него на телефоне звучал исторический подкаст на немецком, а Гром в теплом спортивном костюме прыгнул на первую парту и вывалил свое предложение на вечер, не спрашивая, согласен Леша или нет. Это больше звучало, как полный план о том, в какую настолку они будут играть, что и кто будет пить, да и вообще кто из остальных участников планируется. За эти пять минут от настолки разговор сместился к рассказу о двух футбольных клубах, которые участвуют в каком-то Кубке, за который Леша вообще ни разу не шарит. Он с непонимающим выражением лица заканчивал со своим проливом кипятка, попал парой горячих капелек на стопку тетрадок младшего класса, а потом долго не мог найти крышку от своей термо-кружки. И его «я, наверное, откажусь, потому что…» было прервано «нет, никаких отказов, мы давно не собирались». Вообще-то, они собирались неделю назад, когда каникулы заканчивались. А еще они собирались на планерке позавчера, когда Леша смотрел куда угодно, но не на Волкова. А еще они собирались, когда Леша на грани панической атаки приехал к Грому с Юлей в субботу. Это, разве, не считается? И о том, что это была плохая идея — согласиться и не настоять на своем, в душе не желая быть школьным изгоем, как парочка учителей, — Леша понял только вечером, когда учебный день закончился. Он эту ночь отвратительно спал, потому что крутил в собственной голове все то, что высказал Кириллу. Созвонился с Августом, сделал вид, что день прошел хорошо, а еще одна репетиция — отлично, даже как-то смято сказал в ответ свое «и я тебя», а потом долго стоял под горячим душем и высчитывал, на сколько процентов он — урод последний. Проценты считались плохо, зеленый чай на ночь казался безвкусным кипятком. Но и сон под тихий подкаст совсем-совсем не шел. Наверное, стоило бы пойти к Волкову и слезно попросить того снять самого себя с кураторства театральной мастерской. Может, стоило бы даже применить шантаж: либо Волков снимает его с кураторства, либо Леша расскажет всем секрет их директора. Но, давайте будем честными: Леша не хочет уходить с кураторства, а шантажировать он давно разучился. Поэтому все школьное утро он на автопилоте вел уроки у младших классов, а после обеда был без своего желания вовлечен в конфликт между девочками и ребятами своего класса. Девочки выступали за свои права, все началось с какой-то ситуации на уроке физкультуры, и Леше даже пришлось несколько раз сходить за Громом, а потом повысить голос, чтобы дети успокоились, и пригласить Юлю. У Пчелкиной в этот момент была сессия с одним из учеников одиннадцатого класса, который из-за плохой оценки по математике недавно был готов собирать подписи ради исключения Гетца из учительского состава. И, наверное, как казалось Леше, все просто чуть-чуть сошли с ума. — Подскажи, когда именно Игорь решил, что сегодня — лучший день для сбора? Они с Юлей у нее в кабинете, когда у них двоих окно, пьют таежный чай, который по запаху напоминает костер, ежевику и листья мяты. Отопление включили пару часов назад, и Леша теперь не чувствует, что его речь похожа на сильное заикание. У Пчелкиной в кабинете яркие кресла, вкусно пахнет клубничной жвачкой и тикают старинные винтажные часы со статуэтками из детских сказок. Юля кутается в большой зеленый вязаный свитер, поправляет маленький хвостик и по-доброму улыбается. — Ты же его знаешь, — Юля добавляет кипяток в заварочный чайник и аккуратно забирает конфетку в желтом фантике. — Он увидел, что завтра нам всем только к третьему уроку, поэтому решил воспользоваться моментом. Тем более, ты сможешь отыграться в Манчкин. В прошлый раз он тебя обошел на два хода. Звучит это для Леши, как аргумент. К тому же, он не уверен, что сегодняшний вечер готов провести в одиночестве, иначе дома съест сам себя, приправив странными мыслями и абсолютно нелогическими фантазиями. — Он позвал Женю и, не буду скрывать, Олега, — она делает паузу, когда Леша почти что давится горячим чаем. Запах мяты приятно пробирается в нос, хочется лечь в мягкую кровать и поспать пару часов, когда за окном все еще туманно и пасмурно. — Олег, кстати, согласился. Этот разговор с Юлей, около двух часов дня, Леша прокручивает в голове, когда поднимается по ступенькам дома Грома. В подъезде холодно и пахнет сыростью, потому что кто-то не особо умный помыл все лестничные пролеты и открыл окна. Даже чей-то несчастный кактус на одном из подоконников выглядел очень грустным. А Леша выглядел очень уставшим и желающим выпить большую чашку кофе, а потом лечь в кипяток. И совсем не важно, что в квартире у них душевая кабина, а не ванна. Как вообще быть бодрым, когда он идет на этот вечер игры в Манчкин, как на собственную казнь? Потому что Олег явно что-то знает. Стоило выразить ему благодарность только за то, что тот не болтал лишнего. — А я все думал, кого мы ждем! — Боже, нет. Леша застывает с поднятой рукой, которой он пару минут назад постучал в дверь. Другой держит свою лямку рюкзака, вот-вот готового упасть с плеча совсем от тяжелых тетрадок и бутылки Соджу, и совсем не понимает, что происходит. Потому что перед ним не Игорь, не Юля и даже не Женя, который обычно бросает свои фразочки и шутки на чистом английском. — Я квартирой ошибся? — Леша всматривается за спину Разумовского, но видит не что-то чужое, а привычную прихожую Грома. С кухни которого доносится громкий смех, футбольный матч по телевизору и пахнет жареным сыром. — Или я уснул в такси. Сережа кивает ему, чтобы тот наконец прошел в квартиру, по-хозяйски закрывает дверь и ждет, пока Леша снимет верхнюю одежду и обувь. Он даже помогает придержать рюкзак, чтобы было удобнее. Стоит сам в странной белой хиппи-рубашке и широких джинсах, блестит огоньками в глазах, но ведет себя вполне дружелюбно. — Или мой жених имеет привычку приглашать меня на какие-либо тусовки, — спокойно пожимает плечами Сережа и не старается говорить тише. Неужели о том, что у Волкова есть жених, знают все в этой школе? Леша не хочет думать. Леша хочет пройти на кухню, сделать себе смесь Соджу с виноградным соком и выиграть Грома в первой партии Манчкина. На удивление Леши, вечер ему нравится. Он моментами ловит флэшбэки с тех же времен, когда первый раз попал в компанию Гречкина у Исакиевского, где они так же играли в Манчкин и все были из разных сфер деятельности. А здесь Леша со своими коллегами-друзьями, где Юля ругается на Игоря, когда тот рассыпает орешки из общей чашки, где Женя активно и громко комментирует футбол, а Олег — не тот суровый директор, а очень добрый и хороший человек. Даже Разумовский, который попал в их тусовку первый раз, ведет себя не так эксцентрично, как делает это в театре. Он ни разу не упоминает Кирилла, не пытается намекнуть Леше хотя бы на что-то, а просто вот так ведет себя очень комфортно. Он хвалит количество чая у Юли в ящичке, одобряюще комментирует ремонт Грома, который тот делал сам, и, кажется, нравится абсолютно всем. Он даже с Женей шутит на английском языке, обменивается контактами и обещает прийти к тому на вечер стэнд-апа. А Леша, вообще, в какой Вселенной? — Не хочешь выйти покурить? — Сережа ловит Лешу на кухне, когда тот мешает себе очередной коктейль. Громко свистит чайник на плите, потому что Волков сегодня не пьет, и Сережа щелкает по кнопке на плите. От него предложение выйти покурить на улицу звучит странно, потому что до этого все желающие выходили на балкон. Но Леше туманит разум то ли этот Соджу с классным вкусом цитруса, то ли хороший вечер. Он просто пожимает плечами и кивает головой в знак согласия. Разумовский же не сделает ему ничего плохого? — Отлично! Подожди только, я сделаю Волку кофе. Наверное, самое грубое, что сказал сегодня Разумовский в адрес Леши, это был вопрос по игре. Леша в тот момент предложил свою помощь в борьбе с монстром Жене, который пил третью бутылку пива, пытался поудобнее устроиться за столом и плохо запоминал карты соперников, потому что был увлечен больше футболом. А Леша — слишком хитрый и азартный. — Не смей принимать его помощь! — Сережа почти что подпрыгивает на месте, встает со стула и упирается ладонями о столешницу. У него часть карт на руке открылась, и, если бы Леша не был так удивлен этому жесту и громкому крику, он бы обязательно подсмотрел, какие проклятья есть у Разумовского. — Этот эльф совсем ахуел! Он в шаге от победы, это нечестно! Макарову такие споры в играх нравятся, поэтому он совсем-совсем не в обиде. Он звонко смеется, потому что Женя поддерживает Сережу и ищет у себя в карточках что-нибудь, что подпортит следующий ход Леши. А сейчас Леша упирается спиной о столешницу, наблюдает за тем, как Сережа неуверенно ищет по ящичкам на кухне кофе, сахар и маленькую ложку. Он напевает себе под нос что-то из своих песен, которые репетировал в субботу, аккуратно вымеряет количество кофейных зерен и льет кипяток в чашку с цветочками. Кажется, Сережа сильно влюблен в Олега. И, кажется, Сережа не такой отвратительный человек, которым показался изначально. — Пойдем, хочется подышать, — Сережа вытаскивает его, у которого перед глазами фокус с каждой минутой слабее и слабее, в коридор. Они обуваются в зимние ботинки, почти что роняют кроссовки Грома с полки, тихо смеются и накидывают куртки. Спускаясь вот так по ступенькам, Леша даже задумывается. Он бы хотел, чтобы Кирилл был с ними в этот вечер, наверное. Такая обстановка их бы расслабила, они могли бы сидеть рядом и невзначай проявлять тактильный флирт, как будто видят друг друга впервые и никогда-никогда не целовались. И хорошо, что здравый смысл в голове Леши не подкидывает ему тревожных мыслей, вроде той, где Августа он в данной компании не видит совсем. — Кирилл рассказал, что вы вчера задержались, — Сережа слишком эстетично закуривает у подъезда, а у Леши зажигалка работает только с третьего раза. Его челка растрепалась на две стороны, чуть лезет в глаза, а на морозе щеки становятся ярче. Макаров похож на того, кого Женя и Гром в школе обучают, а не являются коллегами. — Я не хочу тебя как-то осудить или типа того, но… — Ты за него переживаешь? — конечно, это риторический вопрос. Леша пинает грязный снег под ногами, чтобы фокусироваться на действиях, глубоко дышит морозным воздухом и с грустью думает про завтрашний рабочий день. Время уже почти одиннадцать вечера, и он бы хотел уехать домой уже сейчас, чтобы завтра не чувствовать себя тяжелой массой на рабочем столе. — Я понимаю. Сережа проверяет что-то в телефоне, запахивает куртку посильнее и выдыхает дым вверх — над головой. — Не хочу, чтобы ему было больно дважды, — он пожимает плечами и с пониманием улыбается. — У вас с ним какая-то особенная связь, типа. — И совсем нет возможности пообщаться, — невесело проговаривает Леша в ответ, усмехаясь куда-то в сторону. — Я сейчас в том состоянии, которое провоцирует на откровенные разговоры. Леша обводит руками территорию двора и роняет их вниз. Пепел с сигареты почти что попадает на его черные школьные брюки, но он вовремя реагирует. — Но его с нами сегодня нет. — А не пожалел бы? — Сережа щурит свои хитрые глаза, поправляет волосы, которые на кончиках стали покрываться легким инеем, и клонит голову. — Ну, знаешь, наговорил бы чего-нибудь, а потом начал бы избегать его сильнее. — Не, — Леша затягивается до кашля, потирает подбородок и ищет звезды на затянутом тучами небе. — С ним как-то легко. По дороге, недалеко от двора, шумят машины. Зимой в Питере спальные райончики как-то ловко уходят в сон после десяти вечера, но легкий шум проезжающих мимо машин даже убаюкивает временами. Одна из таких сейчас заезжает во двор, и Леша думает, что это за Женей приехало такси. У него какой-то свой супер здоровый режим в будние дни, и с посиделок он обычно уезжает куда раньше, чем задержался сейчас. На морозе в этой темноте плохо освещаемого двора не видно ни марку машины, ни ее номера, ни тем более водителя за рулем. Леша видит одно — машина черная, слышно тихо звучащую музыку и водитель никуда не выходит. — Тогда иди, у тебя есть возможность, — куда-то в сторону говорит Сережа, когда Леша засматривается на машину и думает о том, что ему пора бы так же вызвать такси, подняться к ребятам на прощание и забрать рюкзак. — А? — он непонимающе смотрит на Сережу, который тушит сигарету носком ботинка и прячет руки в карманах куртки. Разумовский звонко смеется, явно умиляясь такому безобидному Макарову. Наверное, у него в голове начинает складываться пазл, что именно в нем нашел Гречкин: сплетение какой-то детской безобидной наивности и едкой токсичности при плохом настроении. — Это машина Кирилла, — Сережа кивает в сторону черной машины, и Леша слышит собственное сердце, почему-то решившее пробежать марафон именно сейчас. — Он приехал за нами с Олегом, но мы, так и быть, поедем домой на такси. — Но… у меня там вещи, и надо попрощаться, — Леша рвано машет в сторону подъезда и окон квартиры, которые с кухни выходят на двор, и в собственных словах и действиях не видит отказа от предложения. — Я же не… — Ребятам я все объясню, а рюкзак захватит Волк. У тебя же там нет чего-то, без чего ты никак не попадешь домой? — он тактично решает не шутить про то, что, в любом случае, Леша может переночевать у Гречкина. А сам Макаров понимает, что Сережа прав: у него в карманах куртки есть и ключи от квартиры, и телефон. А в голове — куча мыслей и алкогольная пелена. — Я… — очень-очень страшно. Он делает что-то, чего не должен делать. Или, может, наоборот, наконец-таки выбирается в ту комфортную среду, где должен был быть изначально? Без официальной важности Августа, светских приемов и «old money core». — Давай, время начинать жить для себя, — Сережа аккуратно толкает Лешу кулаком в плечо и в собственных мыслях держит пальцы крестом. Леше хватает минуты, чтобы еще раз взглянуть на окна квартиры Грома, переварить этот выход на улицу, который, очевидно, был хорошим ходом Разумовского, и, неловко кивнув, сделать шаг в сторону машины, где его ждет Кирилл.