Небо высоко

В последующие сорок дней в Цветочном Царстве установилась необыкновенно тихая погода, а Небесное Царство поименовало прошедший месяц Месяцем Гармонии. Но по прошествию сорока ночей тишину озера у Дворца Небесных Сфер нарушили неторопливые шаги по мостику. Обернувшись, Небесный Император в очередной раз порадовался старой привычке не вздрагивать любому визитеру. Лицо Цзинь Ми, нырнувшее в поклон, показалось ему таким беспокойным, как если бы над ней кружил шмель. - Повелительница Вод. - Приветствие прозвучало чуждо даже для собственного слуха, и выпрямившись, Жунь Юй поспешил продолжить: - Пилюля Забвения будет готова только завтра. - Я знаю, ваше величество, и я здесь не за ней. - Спрятав большие пальцы в кулаки, Цзинь Ми заставила себя расслабиться и шагнула ближе под иву. - Напротив, я вспомнила то, что забывать не желаю. Жунь Юй усилием застыл в равнодушии. - То, что обещано тебе императором, останется твоим, даже если ты передумаешь. - Это касается не только Пилюли. Глаза Жунь Юя уподобились паре камешков вэйци, и Цзинь Ми не поняла считать ли такую реакцию признанием поражения, форой или недопониманием. Подумав о своей нескромности, она добавила еще тише: - Возможно… Небесный Император показался Цзинь Ми фарфоровой статуей - литой, цельной, но либо пустой внутри, либо хрупкой. На миг фарфор ожил изящным и властным жестом, и духовный поток явил на столе чайный набор. Цзинь Ми присела, но прежде чем Жунь Юй взялся за чайник, обхватила чашечку обеими ладонями и притянула ее к себе. Уставившись в донышко, она тихо заговорила: - Я помню, что в тот день, когда шла битва за поместье смертных, я падала с городской стены в совершенно пустой чан, но в итоге упала в воду. А после того, как ты услышал, что Сюй Фэн собирается подорвать западную стену, внезапно пошел ливень. - И что с того? - бесстрастно спросил Жунь Юй, опуская чайник. Взор, что подняла на него Цзинь Ми, был подобен самой жидкой туши: блестящий и неуклонно пропитывающий. - Ты не дал мне покалечиться и пытался предупредить взрыв с помощью духовных сил Воды. А значит, пребывал в Царстве Смертных в бессмертном обличии. - Это имеет какое-то значение? - спокойно отозвался Жунь Юй и наполнил свою чашечку. - Ты решила умолчать Сюй Фэну о том, что я утратил силу Цюнь Ци. К чему теперь вспоминать то, что я не восстановил силы после битвы у Реки Забвения? Цзинь Ми перехватила едва отставленный им чайник, налила себе чай и снова подняла взор. - К тому, что в Царстве Смертных ты помнил все, что произошло между нами на Небесах. Но скрыл бессмертие, чтобы исподволь внушить мне то, что счел необходимым. Обыденно участливый взгляд императора заставил ее сглотнуть. В чашечку она посмотрела так, будто хотела спрятаться там целиком, а голос зазвучал тише первой весенней капели: - Ты распознал меня в евнухе, еще когда я заколдовала водные часы, но притворился, будто это не так, чтобы наблюдать за мной. И в ходе этих наблюдений узнал о моей ссоре с Сюй Фэном. А еще чуть позже ты заметил, что я стала стыдиться намеков и упоминаний о связи с ним… заметил мои оживленность и волнение рядом с тобой, мои чувства… И опасаясь, что они станут большими, ты поспешил сказать, что не простил бы сбежавшую к врагу супругу. Поджав губы, Цзинь Ми бросила взгляд на руки императора. Показалось, что их неподвижность передалась ее языку. Снова сглотнув, она продолжила: - Ты сделал это для того, чтобы оттолкнуть меня. Чтобы лишить меня даже мысли о том, что между нами все поправимо. А после, по возвращению на Небеса, ты солгал, что все это сделал ради мира в Шести Царствах… Потому что помнил, как прежде твои оправдания и стремление к добродетели лишь усиливали мои упреки и недоверие. И потому что знал - я уже не поверю в то, что ты стремился лишь отнять меня у Сюй Фэна. Цзинь Ми кинула на лицо Жунь Юя робкий взгляд, но кроме мимолетно сошедшихся бровей, увидела лишь прежнюю нефритовую маску. Закончила она с трудом, и лишь потому, что не раз за сорок дней обдумывала эти слова: - А еще ты понимал, что если объяснишь свои поступки местью Фениксу, я буду надеяться, что ты еще хотя бы ревнуешь... Как понимал ты и то, что гнев на ненадежную супругу я приму за прежнее неравнодушие. И кроме всего, ты помнил, как однажды я сбежала, посчитав, что ты использовал меня в борьбе за Небесное Царство. Убедить меня в подобном казалось тебе надежным способом заставить меня уйти, верно? Выверенным движением Жунь Юй поднял чашечку и сделал глоток. В лунном свете его лицо поменялось, но различить, как именно, для Цзинь Ми было сродни нынешнему взору на синее и красное. Будто акварельные черты расплылись до неясного. Опустив чашечку, Жунь Юй спросил: - Разве есть разница в том, где и когда вести беседу о неудавшемся браке? Цзинь Ми прижала пальцы к чашечке, пытаясь не то согреться, не то проверить, обожжется ли. - Если бы ты говорил, ничего не помня о нашем прошлом, я посчитала бы это лишь отвлеченными воззрениями смертного Юя. Но ты помнил, и у тебя была цель для этих слов… - Осекшись, Цзинь Ми поправилась: - Могла быть цель. Взгляд Жунь Юя на миг потерялся в бамбуковой роще на противоположном берегу. - Но зачем бы мне отталкивать тебя, если прежде я стремился к тебе несмотря ни на что? Пророчество ведь существовало и тогда. Цзинь Ми постаралась отбросить домыслы о возражениях Жунь Юя - это лишь подрывало решительность. - Прежде, пока я… была привязана к Сюй Фэну, ты мог спокойно заботиться обо мне, зная о моем равнодушии к тебе и не волнуясь о том, чтобы стать исполнителем пророчества. Но в Царстве Смертных все изменилось. Жунь Юй оперся обеими ладонями в стол и на миг склонил голову, будто прикидывал расстояние меж ними. Его взгляд вернулся сочувственным и отстраненно вежливым: - Повелительница Вод, я полагаю, что причиной твоим заблуждениям бесконечная череда невзгод, выпавших на твою долю и путаница чувств по воле судьбы. Но утрата заставляет переоценивать хорошее, а одиночество после оживленности побуждает тянуться к прошлому. Память порой лишь мешает осознать, что всякий выбор имел причины. - О каком выборе речь, если в прошлом мои чувства то исчезали, то подменялись? - колокольчик обиды в голосе Цзинь Ми, однако, тут же стих: - Хотя, конечно, я не вправе оправдывать ложь и неуважение к тебе красной нитью, невежественностью или Пилюлей Бесчувствия. - Значит, это лишь неуместные чувства вины и благодарности, - поспешил подытожить Жунь Юй. - Будь это так, я бы не осмелилась прийти вовсе, - поджала губы Цзинь Ми. - Но разве ты сам не ценил во мне способность слепо доверяться своему чутью? - Я никогда не винил тебя за неуважение или несоблюдение обязательств. И благодарности не просил, - отвел глаза Жунь Юй. - Просто твоему чутью однажды стало чуждо доверие ко мне. - Но сейчас это не так… Шепот Цзинь Ми невесомо пробежал по туману сада, и Жунь Юй отозвался примиряющим рассуждением, взявшись за чайник: - Разве? В нашу последнюю беседу здесь ты негодовала моему расчету. И добрых намерений в нем не усматривала. - Хотя я была резка, - покусала губу Цзинь Ми, - втайне я надеялась, что в ответ ты снова скажешь, что сделал все это ради меня… Рука Жунь Юя будто прилипла к ручке кипящего чайника, и Цзинь Ми продолжила: - И сейчас я понимаю, что император - это тот, кто способен на жертвы и жестокие решения во благо… Если ты снова лишаешь меня любви ради спасения жизни - я ценю это. Если боишься рисковать моим благополучием - я этому благодарна. И если ты отталкиваешь неверную жену, я сочту это справедливым. - Цзинь Ми подняла взор к звездам, и у ее нижних век замерцали искры. Со вздохом она опустила руку в цянкунь и явила под лунный свет шарик с орнаментом лотоса: - Я ничего не прошу. Только хочу знать, изменятся ли твои решения, если я приму эту Пилюлю Бесчувствия… Или ты все равно меня прогонишь, повторяя, что не простишь сбежавшую супругу? Покрасневшая кисть Жунь Юя, наконец, отдернулась от ручки чайника и плавно спряталась в рукав, как ошпаренный краб в раковину. Иронично, в прошлом Эликсир вынуждал его лгать, теперь - наоборот. И Цзинь Ми, похоже, научилась в Небесном Царстве многому - действовала на опережение, как Сюй Фэн, оставаясь предусмотрительной, как он сам. Его слова покинули горло будто сами собой: - Ты говорила, что жизнь без любви для тебя подобна смерти. А подвергать тебя риску я не могу… Цзинь Ми зажмурилась, глядя на сияющий в ладони комок. Показалось, что чешуйки на нем сомкнулись теснее. - Но я ведь и без Пилюли могу любить тебя совсем чуть-чуть… Как ты и просил прежде. Все оставшиеся шесть тысяч лет, пока пророчество не потеряет силу… Ты говорил, что тебе этого достаточно… Жунь Юй обхватил ее ладонь, мягко закрыл Пилюлю ее пальцами и обреченно улыбнулся: - И ты, и я понимаем, что ты так не сможешь. Наверное, любить чуть-чуть и вовсе невозможно. И не успел он убрать рук, Цзинь Ми мягко положила свою кисть сверху. - Тогда я приму Пилюлю… Чтобы быть рядом ведь хватит и памяти. И теперь я достаточно знаю о боли и пренебрежении, чтобы беречь твои чувства. - Внезапно ее веки дрогнули, а руки сползли со стола, как медузы: - Или тебе самому уже невыносимо терпеть мое бесчувствие? А еще шесть тысяч лет… Ты, наверное, так устал… Цзинь Ми подняла голову, но глядя на опешившего Жунь Юя, продолжила куда-то в воротник совсем отчаянно: - Прости, я лишь вспомнила, как ты обещал заполнить пустоту в моем сердце. Хотя как после всего я могу взывать к прежним обещаниям… - Ива над их головами зашелестела так, что Цзинь Ми пробрала та же дрожь, и она встала: - Простите за дерзость, ваше величество. Однако едва ее ладони поднялись для прощального поклона, то тут же оказались нежно перехвачены обеими ладонями Жунь Юя: - Я не отказываюсь от слов, что тогда сказал. Но Цзинь Ми, ты уверена, что готова к таким жертвам? Шесть тысяч лет - долгий срок. - Я все равно не почувствую, - уставилась в его руки Цзинь Ми, не решаясь шагнуть ближе, чтобы приложить их к груди. - Я лишь боюсь, что ты снова будешь страдать от моего равнодушия… Пообещай, что если будет слишком тяжело, ты изымешь Пилюлю или оставишь меня. Шепот утонул в шелковом плече, а вся ее фигура оказалась мягко спеленута плотными рукавами. - С тобой мне никогда не было тяжело. Только благодаря тебе я и смог все выдержать. Цзинь Ми с неловкостью положила ладонь ему на грудь, и неровности под тонким шелком заставили ее болезненно зажмуриться. Жунь Юй поспешил продолжить: - Ты собираешься подарить мне спокойствие и уверенность, которых я никогда не знал. Надежду, которую я уже считал утерянной… Разве может мне быть тяжело? Лучше ты обещай мне, что если пустота в сердце будет невыносимой, ты не станешь молчать. - Ты все же не веришь мне… Кисть Жунь Юя мягко пригладила ее по волосам. - Я лишь знаю, что мир изменчив и непредсказуем. Не будем искушать судьбу своими чаяниями. Цзинь Ми до боли уткнулась в его ключицу. - В будущем я, наверное, не смогу распознать твоих чувств. Говори мне о них как есть, хорошо? Жунь Юй вздохнул так, что по ладони Цзинь Ми прошлось его сердцебиение. - Хорошо, я обещаю. Приближалась ночь, и губы Цзинь Ми поджались, как лепестки единственного в Небесном Царстве цветка. Голос ее зазвучал резной хрупкостью корочки льда: - Но можем мы искусить судьбу еще разок? Только сегодня… Я ведь отказалась лишь от титула императрицы, а некоторые обязательства за мной еще остались… Жунь Юй зажмурился, а улыбка вышла изломанной, как старая ветка. Не получив от него ответа, Цзинь Ми продолжила тише: - Можно ведь съесть Пилюлю и утром, правда? Я хочу хоть раз почувствовать, как твое сердце не взывает, а отзывается моему… - И все-таки, ты императрица. Задержав дыхание, Жунь Юй легко подхватил ее на руки и медленно зашагал во Дворец Небесных Сфер. Лицо его было напряженным, но встретив робкий взгляд Цзинь Ми, он улыбнулся нарочито-просветленно. Пугающий простор Дворца Небесных Сфер потерялся в темноте, едва император переступил порог - осталось лишь уютное пятно света под канделябром возле топчана. Цзинь Ми нервно огляделась, но от волнения не смогла ни на чем сосредоточиться, как бы прежде ни намеревалась сохранить каждую мелочь в памяти. Посему ее взор уплыл в привычную тихую гавань - на извечно спокойное лицо Жунь Юя. Тот выглядел собранным, лишь глаза трогательно блестели какой-то оленьей доверчивостью - любопытен, но только тронь - удивленно отпрянет. Только когда двери за его спиной захлопнулись духовной силой, в той черноте что-то плеснулось и ушло в глубину зрачков. Цзинь Ми спешно уткнулась ему в плечо, и так и плыла в его руках, пока не зависла невесомой. Свечи топили все вокруг в янтарной желтизне, и Жунь Юю показалось, что он попал в один из своих лучших снов. Не выдержав, он чуть крепче прижал Цзинь Ми к себе. В ответ и та подобралась под одеждами: неизведанное пугало, но еще больше она страшилась, что сердце Жунь Юя сейчас охватят воспоминания и последующие за ними сомнения. И не меньше ее тревожила дилемма, надо ли рассказать ему о том, каким удачно-крепким оказалось вино у пруда Лю Цзы. Жунь Юю было невыносимо причинять ей боль. Но и она не могла решиться сделать ему больно напоминанием. Раздирающие ее сердце колебания улеглись под одним спокойным предложением: - Не будем торопиться, хорошо? Уловив оправдательную нотку, Цзинь Ми с облегчением кивнула и обвила его плечи руками. Свечи в едва слышимым шипением мигнули, и Жунь Юй осторожно поставил ее на ноги. Цзинь Ми подняла голову, и невесомое прикосновение губ коснулось точки меж ее бровей. На миг ей показалось, что она снова обрела цветное зрение, будто сказания о третьем глазе были правдой. Жунь Юй застыл еще больше, а его губы так и остались приоткрыты, будто он не дышал, а пил струящийся вокруг аромат. В переполнении чувств его руки отяжелели, и ему пришлось унять рвущийся наружу духовный поток. Кончиками пальцев он развернул на Цзинь Ми верхние одежды и плавно отогнул их к плечам. Невесомый шелк щекотливо хлынул по ее рукам, оставляя за собой волны трепета. Ее потянуло посмотреть вслед упавшей одежде, а вернее - спрятать на ней взор, но непроглядная чернота глаз Жунь Юя будто засасывала ее дух - ближе к своему, куда-то на глубину. И не успела Цзинь Ми подумать о толике демонических сил, оставшихся от Цюнь Ци, Жунь Юй снова опустил взгляд к ее вороту, так что неизмеримые впадины глаз налились прозрачной чайной теплотой. Цзинь Ми казалось, что она стала тугим бутоном, который император с осторожностью и неизменным любованием разбирает по лепестку до сердцевины. Оставшаяся на ней длинная газовая рубашка ничего не скрывала, но опустить глаза Цзинь Ми не решилась, будто это обнажило бы ее окончательно. К ее удивлению, Жунь Юй тоже всматривался только ей в лицо, и беззвучно шагнув вперед, мягко охватил ее рукавами. Их одежды едва соприкасались, но преграда была столь тонка, что Цзинь Ми показалась, будто каждый стежок на вышивке его ханьфу дразнит ее кожу. Хотел ли император оставить ей скромность или был скромен сам, она не поняла, но бросив взор на пылающий завиток его уха, решительна обняла его в ответ. Соприкасающиеся щеки налились улыбками, как персики, и в бархатном скольжении двое разделили одно дыхание, а затем и мягкость губ. Накатывающая с каждым вздохом прострация опустила их веки, делая касания еще более ощутимыми, и потерянное для чувств пространство перевернулось. Обнаженную кожу омыл шелк простыней, а шорохи и тканный свист остро хлестнули по слуху. В полутьме улыбка Жунь Юя заходилась волнами, будто море в шторм - нерешительность, робкое счастье и сострадание сменялись в ней быстрее метаний ветра в горах. Его грация была растеряна, а привычное созерцание стало казаться ничтожно малым. Сердце же разрывалось противоречием - понимание, что единение их душ возможно лишь до рассвета, понукало спешить, чтобы охватить как можно большее, но нежелание напугать заставляло медлить. Все же весна всегда так хрупка и скоротечна… Подрагивающие ладони Жунь Юя не то пытались приласкать, не то хватались за последнюю соломинку - скользили по волосам, ушам и плечам Цзинь Ми, будто одно замирание могло обернуться катастрофой. Только губы скользили от ее скул до подбородка неотрывно и четко, как удерживаемый кем-то воздушный змей. Цзинь Ми даже показалось, что этот путь ему уже не раз представлялся, но верно - пусть мудрецы завещали чувствовать путь, а не познавать рассудком, Жунь Юй во всем был предусмотрителен. Или мечтателен - что для него, наверное, суть одно и то же. И только когда она сама растеряла всякую мысль, его рот скользнул от ее шеи к груди неуклонной выверенной линией - как кисть в технике влажного письма. «Собранный, спрятанный, наклонный кончик, непослушная кисть и тщательная» - Цзинь Ми пришлось вспомнить каждую деталь искусства каллиграфии. Только стоны от тягот обучения теперь звучали совсем иначе. Таково было единство «десяти тысяч штрихов», и никогда бы она не подумала, что техника Северной Вэй так старательно описывает удовольствие. Императорская гуань спускалась все ниже, как неторопливая звезда, и, наконец сорвавшись, исполнила желание, что Цзинь Ми непрестанно твердила шепотом во тьму. Ее стон прокатился по темным пустотам дворца и свечи вспыхнули ярче. На землю ее вернул накрапывающий дождь, хотя сперва она не смогла понять - почему ощущает его под пупком, когда он стучит снаружи. Ей показалось, что воздух стал тяжелым и густым, и что Жунь Юй дышит лишь потому, что дышит она сама. Шелест капель слился в один поток, и казалось, что стены Дворца Небесных Сфер зашипели, как и она сама сквозь сжатые зубы. Ее трепало снизу-доверху духовной силой, и сам Жунь Юй заметался над ней, сжимая ее бедра и свозя простыни огромным хвостом. Наконец ее дважды подбросило на постели, и она опала с изнеможением осеннего листа. Жунь Юй тоже вынырнул из смятения вслед за ней, но не стал глотать с жадностью воздух, а приник к ее горлу, стягивая рваные выдохи до тех пор, пока ее грудь не перестала вздыматься под его ладонью. Губы уже саднило так, что они казались помехой, но пить хотелось слишком сильно. Дождь снаружи застучал сильнее, и Жунь Юй приподнялся на локтях, чтобы посмотреть Цзинь Ми в лицо. - Дальше может быть больно. Цзинь Ми едва осознала услышанное, и впервые поняла, что замирание его черт - не настоящее спокойствие, а ожидание. Или даже маска, скрывающая нетерпение. Слишком уж похожи были его глаза на вишни - зреющее темное нутро, едва сдерживаемое прозрачной кожицей. И как же хорошо, что свою извечную осведомленность он никогда не обращал в ее стыд. Ладони Цзинь Ми обхватили спину сверху очень мягко. - И пусть. Может быть, я смогу запомнить на шесть тысяч лет только что-то сильное. Напряженно смежив веки, Жунь Юй легко и воздушно приник ее губам, а Цзинь Ми замерла неподвижно. Невольно ей вспомнились даосские трактаты, уподоблявшие связь между мужчиной и женщиной связи неба и земли. А спустя выдох ей пришлось вспомнить и о том, что изначальные стихии не знали милосердия. Страдания поглощались ими в стремлении к благу, как нечто преходящее. Глаза Цзинь Ми распахнулись в изумлении - столь сильном, что обиду невозможно было осознать, и Жунь Юй осторожно обвел губами ее брови. А после он и впрямь нависал, будто небо - мягкое, неспешно обволакивающее. Необъятное в движении и бесчисленных россыпях едва ощутимых капелек. И лик этого неба был неуловимо переменчив - то загадочно туманен, то сосредоточенно хмур, то чуть просветлялся полумесяцами глаз и улыбки. Бесконечно и мерно небо проплывало поверх и возвращалось, но не в силах сдержать внутри столько силы, раскатисто вздыхало, пробивалось молнией, и целовало землю дождем, выпрашивая прощения за такую вспышку. В ошеломлении земля тянулась навстречу, взбудораженная грозой, орошенная влагой, распахнутая лепестками цветов и трепещущими ресницами трав. Роса с них впервые поднималась не ради битвы, а ради утешения. А ниже шелковая синева шла рябью складок, свивалась водоворотами в ослабшие кулаки, вздымалась перламутровым хвостом и плескала на склонах колен, то и дело выбрасывая крошечную серебряную ракушку меж запястий. Четыре руки сплетались белой лозой, четыре глаза встречали восторженное сияние, четыре лепестка губ распускались единым цветком. И Цзинь Ми бессознательно ощутила, как прав был Жунь Юй в толковании поговорок: четыре всеобъемлющи для познания. Снаружи также бушевала гроза, и стены Дворца Небесных Сфер на мгновения озарялись мутными всполохами. Град барабанил в них беспощадно, и пусть у Цзинь Ми от этого еще пуще захватывало дух, ее запоздало порадовало, что в шумной завесе можно было стонать без стеснения. Буря в Небесном Царстве поднялась такая, будто небо не раз поменялось с землей. Только на рассвете все стихло, и Цзинь Ми осталась лежать на груди Жунь Юя. Клонило в сон, но она насильно поднимала веки, чтобы разглядывать не то умиротворенное, не то опустошенное лицо. Его взгляд напомнил ей густую листву под ветром - не то бездумное колебание, не то такое множество мыслей, что ни одна не может развиться. Заметив наблюдение, Жунь Юй пригладил ее растрепанные волосы. - Тебе следует отдохнуть. Цзинь Ми приоткрыла рот, но осеклась, почувствовав на языке горечь. Хотелось упрямо заверить, что спать совсем нет желания, но она была уверена, что голос выдаст. Жунь Юй сразу поймет, что она попросту не хочет отдавать сну те мгновения, пока сердце еще способно чувствовать. Ему уже не раз приходилось проявлять несвойственную ему жестокость из-за ее нерешительности, и снова допустить подобное она не могла. Посему Цзинь Ми лишь улеглась на его грудь и прикрыла глаза.