To Make You Feel

Nothing in the world belongs to me

But my love, mine, all mine

Nothing in the world is mine for free

But my love, mine, all mine, all mine

Когда дверь за Гейлом закрывается, ты остаёшься сидеть на кровати, прокручивая в голове произошедшее за последние полчаса. Сказать, что его несвоевременное появление застало тебя врасплох, было бы явным преуменьшением. Ты хотела извиниться за то, чем закончилась ваша последняя встреча, но трудно вообразить худшие обстоятельства. Астарион сохранял абсолютно непроницаемое выражение лица. Ещё минуту назад ты планировала признаться в чувствах и вот уже сомневалась, как он отнёсся к тому, что вас увидят вместе. Ты запаниковала, не зная, как себя вести, отдала ему рубашку и поспешно натянула свою одежду. Обмен колкостями между мужчинами нисколько не помогал тебе успокоиться. — Вижу, ты не терял времени даром, — с насмешкой произнёс Гейл. — Следовало бы догадаться, что твои руки потянутся к ней, едва я скроюсь из виду. — Мне больно, что ты такого низкого мнения обо мне, дорогой, — с показной тяжестью вздохнул Астарион. — Конечно же, я подождал несколько дней, как истинный джентльмен, — ухмылка вампира стала только шире, когда ты бросила на него испепеляющий взгляд. После этого, вероятно, заметив твоё напряжение, он оставил вас наедине, сказав, что будет внизу. Тогда тебе наконец удалось немного унять тревогу, переключив внимание на разговор с бывшим возлюбленным. Убедившись, что никто не хранит обид, вы довольно душевно побеседовали. Ты попросила его не торопиться с использованием короны и ещё раз обдумать своё решение. Хотелось верить, что на этот раз удалось подобрать аргументы, пошатнувшие его стремление к божественности. Какими бы ничтожными ни были шансы, ты не могла не попытаться. Тебя не раз одолевали мысли, что невольно подтолкнула Гейла к этому, заставив его почувствовать, что он недостаточно хорош таким, какой есть. Ты изящно уклонилась от вопроса об Астарионе, тем не менее волшебник пожелал вам счастья, выразив надежду, что эта история не завершится чьим-то разбитым сердцем. Последние слова прозвучали скорее философски, чем как-либо ещё. И сейчас, выходя из комнаты, ты стараешься не думать, подразумевал ли он кого-то конкретного.

***

От лица Астариона: Гул праздной болтовни сливается с надоедливой мелодией, пока твой взгляд блуждает между посетителями «Эльфийской песни», по привычке задерживаясь на тех, кто топит своё отчаяние в спиртном. Даже в отсутствие практики тебе всё ещё довольно легко определить, у кого из них проблемы с законом, а кто поссорился с женой. Мрачно усмехнувшись, ты подливаешь себе виски, понимая, что выглядишь ничуть не лучше. Сидишь в самом дальнем углу, напряжённо ожидая, когда она спустится, поговорив с Гейлом. Долго же до него доходило, как много потерял, прежде чем решил отказаться от своей безумной затеи с короной. Ведь именно это он имел в виду под извинениями, не так ли? Если бы только у тебя хватило смелости сказать ей, возможно… Нет. К чему обманывать себя? Это ничего бы не изменило. Какими бы сильными ни были твои чувства, их недостаточно, чтобы дать ей то, о чём она больше всего мечтает. Конечно, Эмили выберет того, кто способен подарить ей стабильность, тепло и уют. Того, с кем можно создать семью. Почему, чёрт возьми, это не мог быть кто-то другой? Только не проклятый волшебник. Он не заслуживает её. Ты близок к тому, чтобы совершить какую-нибудь глупость. Желание бороться за неё почти берёт верх над здравым смыслом, но так же быстро заглушается вопросами, затягивающими в знакомую бездну отвращения. Чем ты лучшего него? Тем, что способен доставить ей удовольствие? О да, с этим, бесспорно, справляешься превосходно. Всё, на что ты годен. Твои мысли продолжают крутиться по спирали, пока все чувства не обостряются от неповторимого аромата, пробивающегося сквозь запахи потных тел и дешёвого алкоголя. Тонкий шлейф полевых цветов, дикой малины и мелиссы рассеивает наползающие на тебя тени. Странно ощущать, как одновременно с этим он скручивает желудок от беспокойства. Ты искоса смотришь на приближающуюся эльфийку, осознавая горькую иронию того, за каким столиком сидишь. Что бы между вами ни было, похоже, это закончится там же, где несколько месяцев назад началось. Наверное, тебе не стоило переступать тогда черту, превращая вашу дружбу в… нечто столь запутанное. И всё же ты не можешь заставить себя сожалеть о том, что принесло так много мгновений, наполненных этой чуждой, удивительной вещью, называемой счастьем. — Я что-то пропустила? — спрашивает она, опускаясь на скамейку рядом с тобой. — Появился какой-то повод для празднования? Ты издаёшь натянутый смешок и делаешь глоток, затем ещё один, принимая более расслабленную позу или, по крайней мере, пытаясь. — Кому, как не тебе, знать? — фыркаешь ты, по-прежнему избегая её взгляда. — Трогательное примирение возлюбленных, очевидно. — Что? Нет… ты же не можешь быть серьёзен. — Ох, прошу прощения, если я как-то неправильно всё истолковал, — язвительно отвечаешь, ненавидя, как легко в её присутствии соскальзывает маска безразличия. — Но в одно мгновение ты была почти у меня на члене, а в следующее — торопливо открывала дверь волшебнику. Не говоря уже о том, как сильно тебя смутило, что он застал нас вместе. — Боги, это просто нелепо, — бормочет Эмили, закрывая лицо рукой. — Ты так считаешь, дорогая? Нет смысла огрызаться на неё, да и внятной причины, если честно, тоже, но ты ничего не можешь с собой поделать. Твои пальцы вцепляются в стакан с такой силой, что он едва не трескается. Ты ставишь его на стол и снова откидываешься назад, опуская плечи, осознав, что они прижаты к ушам. Эта ноющая, изматывающая боль — вот что по-настоящему нелепо. Как и уголёк надежды, которому ты позволил поселиться в груди вопреки хвалёному инстинкту самосохранения. Он медленно разгорался, угасал и снова разгорался, пока за последний день вдруг не превратился в полыхающий костёр. Только для того, чтобы ты упрямо старался потушить его сейчас. — У меня есть для этого все основания, — отвечает она с не меньшей резкостью. — Ты же видел, как я реагировала на его попытки вернуть меня. Слышал, что ни о чём не жалею и ничего с ним не хочу. Прилив облегчения приглушается её раздражением, несомненно, полностью оправданным. Ты, конечно, не должен был предполагать худшее. Но за два столетия, когда любой проблеск света предвещал лишь более изощрённые мучения, это стало бронёй, не позволявшей сломить тебя. Даже если теперь она всё больше мешает, избавиться от неё отнюдь не просто. У Эмили вырывается тяжёлый, прерывистый вздох, и она сердито вздёргивает подбородок, отчего кажется ещё более привлекательной. Просто абсурдно неотразимой. Это очень отвлекает, в том числе от мыслей о том, каким ревнивым дураком ты себя выставляешь, пока эльфийка продолжает возмущённую тираду: — По-твоему, всё, что происходит между нами, ничего для меня не значит? Даже последние сутки? И то, что мы говорили друг другу прошлой ночью? Ты действительно так плохо обо мне думаешь? Или полагаешь, я бы не сказала ничего такого, если бы ты не был глубоко внутри меня? Пекло, это отвлекает ещё сильнее. Тебе нужно сосредоточиться, а не вспоминать о том, чем вы занимались в той пещере. Ты и без того испытываешь нестерпимое желание поцеловать её. Она погубила тебя. Задолго до этого разговора. — Я не… — ты потираешь переносицу, не зная, как объяснить свою реакцию, не выдав слишком многого. Может, именно это тебе и следует сделать? Выложить все карты и будь что будет. Ты так устал держать это в себе. — Всё ещё недостаточно убедительно? — бросает она, не дожидаясь твоих жалких оправданий. — А если я скажу, что за мгновение до того, как он появился, я собиралась признаться тебе в любви? Проведя пальцами по волосам, Эмили замирает и с трудом сглатывает, в её распахнутых глазах зарождается паника. Она выглядит такой испуганной, что всё твоё существо рвётся к ней, чтобы защитить, утешить, хоть как-то это исправить, но ты не можешь пошевелиться. Тебе, должно быть, послышалось. Конечно же, это всего лишь проделки твоего дурного разума, не в первый раз подменяющего жестокую явь сладкой иллюзией. — Ты… что ты собиралась сделать? — тебе едва удаётся узнать собственный голос. Её взгляд на мгновение опускается к сложенным на коленях рукам, затем возвращается к тебе, открытый и невероятно мягкий. — Я люблю тебя, Астарион, — произносит она почти шёпотом на фоне бешено колотящегося сердца. — Мне не нужен ни Гейл, ни кто-либо ещё. Только ты. Не успевают последние слова слететь с её губ, как ты в пылком отчаянии накрываешь их своими, притягивая эльфийку к себе. Прильнув к тебе, она растворяется в твоих объятиях; её тепло проникает под кожу, подпитывая вспыхнувшее внутри тебя пламя. Ты углубляешь поцелуй, ловя языком её тихий стон и невольно отвечая собственным. — Люблю тебя, — выдыхаешь ты, прижимаясь своим лбом к её. — Боги, Эми, я… я так чертовски сильно люблю тебя, — твои пальцы скользят по её лицу, словно она — нечто редкое, нечто драгоценное, к чему ты слишком долго стремился и наконец нашёл. Её зрачки расширяются, а из приоткрытого рта вырывается лёгкое, удивлённое «о». Эмили смотрит на тебя так, будто ты достал ей луну с неба, и сейчас это не кажется таким уж невероятным. Не тогда, когда она дарит тебе целый новый мир — неизведанный и волнующий, но такой желанный, яркий и живой. Её ладонь ласково прижимается к твоей щеке, побуждая тебя наклонить голову. Ваши губы снова встречаются, изливая невысказанные мысли, переплетённые в клубок эмоций. Это нежный, благоговейный поцелуй, пронизанный безмолвными обещаниями. От трепетных прикосновений каждый нерв искрится, а в голове приятно гудит, и ты не уверен, что когда-либо прежде ощущал себя настолько обезоруженным… в самом лучшем смысле. В конце концов вы неохотно отстраняетесь, совсем чуть-чуть, тяжело дыша и продолжая держаться друг за друга. Ты понимаешь, что в этом новом мире никогда больше не сможешь отпустить её. — Мне жаль, что это так выглядело для тебя, — тихо говорит она, уткнувшись в твою шею. — Мне следовало сначала спокойно объясниться с тобой, а ещё лучше — рассказать о своих чувствах раньше. Но я так боялась оттолкнуть тебя, что не могла оставаться честной даже с собой. Прости… Боги, какие же вы идиоты. — Тебе не за что извиняться, — заверяешь ты, успокаивающе проводя рукой по её спине. — У меня было не меньше возможностей признаться… после того как наконец осознал, чего же на самом деле хотел всё это время. Она отклоняется ровно настолько, чтобы посмотреть на тебя. Понимание в её взгляде соперничает с лёгким любопытством, и ты выдыхаешь смешок, прежде чем сказать: — Знаешь, это жутко сбивало с толку… Ты позволяла мне пить твою восхитительную кровь, регулярно находилась обнажённой в моих объятиях, но это, казалось, разжигало голод по тебе только сильнее. Я никак не мог понять, в чём же моя проблема… чего ещё мне не хватало. Это сводило с ума. Как же ты ошибался, когда, предлагая помочь друг другу, решил, что сможешь держать ситуацию под контролем. Тебе следовало бы знать лучше. Конечно же, все непрошеные мысли и эмоции, от которых, как ты думал, удалось избавиться, обрушились с новой ошеломляющей силой. — Похоже, у нас обоих получалось мастерски отмахиваться от своих чувств, — с усмешкой замечает Эмили, слегка качая головой, как будто тоже не может поверить в реальность происходящего. — И столь же успешно игнорировать любые признаки того, что другой испытывает то же самое. — Мы действительно ужасны в этом, — хмыкаешь ты, — не так ли, моя дорогая? — Определённо, — соглашается она, мило морща нос; её улыбка становится теплее, а глаза начинают сиять, когда встречаются с твоими. — Но я верю, что не безнадёжны. — Что ж, возможно, у меня и не возникло бы потребности обманывать себя, если бы ты тогда не предпочла мне Гейла, — дразняще ухмыляешься ты. — Это был серьёзный удар по моему самолюбию, знаешь ли. Ты, конечно, ведёшь себя как последний засранец, но это ни для кого не является откровением. Эмили явно полюбила тебя не за обилие добродетелей. Полюбила… Она любит тебя. Эта мысль не теряет своей новизны, вызывая в груди всплеск ликующего восторга, внезапно придавая даже подтруниваниям совершенно новый вес. — Хей, не пытайся свалить всё на меня, — игриво возмущается она, легонько толкая тебя в плечо. — По твоему поведению после нашей ночи в лесу было очевидно, что ты абсолютно не заинтересован в отношениях. И это я ещё не знала всей правды. Да, в то время тебя ничто так не заботило, как выживание. Ты не находил себе места из-за допущенного промаха, недоумевая, в чём просчитался. Твоя гордость, безусловно, пострадала, но острое разочарование сменилось облегчением, стоило только понять, что в привычных уловках нет необходимости. По какой-то непостижимой причине эльфийка продолжала общаться с тобой, поддерживая и оставаясь на твоей стороне. Чего ещё ты мог желать? Тогда казалось, что этого более чем достаточно. — Так и есть. На самом деле, даже когда ты стала мне по-настоящему небезразлична, я довольно спокойно относился к тому, что вы сблизились. Он, конечно, никогда не был лучшим вариантом, чем я, но явно более рациональным выбором. — Довольно спокойно? — недоверчиво фыркает она. — Вот теперь я действительно начинаю беспокоиться. — Никто не стал жертвой жестокого убийства, — пожимаешь ты плечами, приподнимая уголок рта в ухмылке. — Полагаю, это что-то да значит. Твои слова производят именно тот эффект, на который рассчитываешь. Эмили смеётся в ответ, так легко и беззаботно, что хочется раствориться в этом звуке. Тебе всегда нравился её мягкий, мелодичный смех, а ещё сильнее — нелепое, несдержанное хихиканье. Слышать его чаще, проводить с ней больше времени у костра, иметь возможность снова укусить её — всё это, как вскоре выяснилось, было частью стремительно растущего списка того, чего ещё можно желать. Ты винил во всём её кровь, червяка, извивающегося в черепе, солнце, которое с непривычки напекло голову, — что угодно, лишь бы не признавать правду. Прошло два столетия с тех пор, как твоё сердце билось в последний раз. Ты забыл слишком многое, но только не то, как хватка смерти сжимала его, пока твоё тело, корчась в муках, безвозвратно изменялось. Должно было существовать разумное объяснение тому, что ты вновь ощущал что-то странное там — какую-то ноющую боль в глубине груди, гложущую сильнее извечного голода. Каким бы удивительным созданием она ни была, просто невозможно, чтобы ей удалось вернуть к жизни твоё мёртвое сердце. У вас хватало забот, поэтому не составило труда задвинуть все эти вздорные, совершенно бесполезные мысли о чувствах на задворки сознания. Впервые на твоей памяти у тебя появился друг. Ты был искренне рад этому, даже если порой в уединении палатки обнаруживал, что фантазируешь о вкусе крови эльфийки и других, куда менее невинных вещах… Если бы ты тогда попробовал ещё раз, отбросив притворство и манипуляции, возможно, она дала бы тебе шанс, заметив перемену. Но кто знает, как бы всё сложилось? Маловероятно, что на тот момент из тебя получился бы хороший партнёр. Даже сейчас есть сомнения на этот счёт… Однако решительное намерение стать им для неё кажется хорошим началом. — Если серьёзно… — говоришь ты, прочищая горло, — я не знал, как быть близким с кем-то, не возненавидев себя после этого. Не мог отделить отвращение к себе от собственных желаний. Толком не представлял, как распоряжаться своей жизнью… что делать с внезапно появившимся выбором. И всё это на фоне постоянного риска вновь лишиться свободы. Думаю, в то время я гораздо больше нуждался в друге. Так что никаких сожалений. Ты притягиваешь её чуть ближе, обнимая одной рукой, и Эмили кладёт голову тебе на плечо. — Особенно теперь… — добавляешь ты, запечатлевая поцелуй на её волосах. — Когда я твоя, — шепчет она тебе на ухо, и ты с трудом сглатываешь, ощущая, как по телу прокатывается волна жара. Ты считал, что за последние два месяца узнал если не обо всех вещах, которые тебя возбуждают и приносят удовольствие, то, по крайней мере, о самых опасных — тех, что способны превратить тебя в абсолютную угрозу или заставить трепетать, словно какую-нибудь краснеющую девственницу. Однако эльфийка определённо только что обнаружила ещё одну, пробудив, намеренно или нет, твою тёмную, собственническую сторону. Но за этим кроется нечто большее, чем просто эгоистичные порывы… Твоя, чтобы оправдывать оказанное доверие. Твоя, чтобы оберегать. Твоя, чтобы дорожить. — Веди себя прилично, — предостерегаешь ты низким голосом, хотя именно твои пальцы блуждают по её бёдрам, а рот опускается к изгибу шеи. — Иначе у меня на уме останется только развратная плотская страсть, и наши попытки вести серьёзный разговор придётся отложить на неопределённый срок. — Похоже, ненасытный голод по мне всё же не утолён, — усмехается она. — Приятно знать. Твои губы скользят по её горлу, и как только к ним присоединяется язык, Эмили тихонько ахает. Аромат её кожи, цветочный и солнечный, переплетается с пьянящими нотками желания, усиливая твоё собственное возбуждение. На самом деле ты не стремишься заставить её извиваться и жаждать вашего уединения. Спешить некуда — у вас будет для этого всё время мира (ладно, не всё, но это определённо не то, о чём хочется думать прямо сейчас). Тебе просто нужно услышать ещё несколько сладостных вздохов, почувствовать, как её кровь бушует, откликаясь на твои прикосновения. Ещё немного насладиться тем, как всё это влияет на тебя. Когда каждая клеточка тела постепенно наполняется неистовым стремлением овладеть ею, а разум открыт для того, чтобы впитать всё до последней капли наслаждения — это так чудесно, так чертовски восхитительно. — Что сказать, я мужчина грандиозных аппетитов, — наконец отвечаешь ты, игриво покусывая её чуть пониже ушка. — Если нужны дополнительные подтверждения, тебе стоит только попросить, — мурлычешь, одаривая её распутной улыбкой. Она обхватывает ладонями твоё лицо, нежно проводя пальцами по скулам, и притягивает к себе для обжигающего поцелуя. Ты охотно разделяешь её пыл. Низкий, раскатистый звук вибрирует в твоём горле, переходя в приглушённый стон, когда эльфийка слегка выгибается навстречу. Этого недостаточно. Тебе хочется большего, но вы всё ещё сидите на скамейке в таверне, что серьёзно ограничивает пространство для манёвра. С поразительной лёгкостью ей удаётся превратить тебя — двухсотлетнего вампира, повидавшего страсть во всех её проявлениях и ставшего, казалось бы, невосприимчивым к ней, — в похотливого юнца. Но ты не можешь вспомнить, почему когда-либо испытывал смущение или дискомфорт по этому поводу. Тебе всё равно. Ты просто хочешь целовать её, ласкать часами, чувствовать её до тех пор, пока не останется ничего другого. Тебе нужно… Прежде чем ты достигаешь точки невозврата, ведущей только в одну из ваших комнат, Эмили кладёт руку тебе на грудь, мягко отстраняя на несколько дюймов. Мир размыт по краям, есть только она, смотрящая на тебя из-под тёмных ресниц с играющей на губах лукавой ухмылкой. Дерзкий маленький волчонок. Несмотря на томительное напряжение, пульсирующее внизу живота, ты вынужден признать, что это вполне справедливый ответ на твоё поведение чуть ранее. — Как бы заманчиво это ни звучало… — в её глазах начинают плясать озорные искорки. — Кажется, ты собирался рассказать о том, как осознал свою безграничную любовь ко мне. Накрыв её ладонь своей, ты нежно поглаживаешь костяшки пальцев, ловя себя на том, что растягиваешь губы, вероятно, в самой глупой улыбке, и вместо остроумной колкости произносишь: — Да, всё так. Подсознательно ты ожидаешь внутренней неприязни, отторжения излишней сентиментальности, но вовремя напоминаешь себе, что, вообще-то, именно этого и хотел — свободно выражать свои чувства, а не прятать их под замком. Даже если иногда понятия не имеешь, как это сделать, ты можешь хотя бы не портить такие моменты спонтанности. Вы оба заслуживаете искренности и открытости. Эмили, явно не ожидавшая подобной реакции, заливается румянцем, возвращая тебе игривый настрой. — Ты же помнишь, как подарила мне это кольцо? — пошевелив пальцами в воздухе, ты опускаешь руку обратно на талию эльфийки. — Твоё личико тогда приобрело ещё более восхитительный оттенок розового. — О да, такое не забудешь, — отвечает она, закатывая глаза. — Не думаю, что когда-либо чувствовала себя настолько неловко. На секунду я поверила, что ты действительно воспринял это как намёк, а потом сделала только хуже, представив, как глупо, должно быть, выгляжу. — Всё это казалось очень забавным… — невольно улыбаешься ты, вспоминая тот день, — ровно до того момента, пока я не подумал, что ты видишь во мне лишь друга и поэтому так смущена моей шуткой. Именно это заставило наконец признать, как сильно я хотел, чтобы между нами всё было по-настоящему. К собственному ужасу, ты осознал тогда, что твоё легкомысленное поддразнивание не лишено правды. Сама по себе концепция женитьбы выглядела скорее отталкивающе, напоминая довольно сомнительный контракт, приправленный массой формальностей и предрассудков. Не то чтобы ты всерьёз рассматривал такую перспективу — абсурдная, граничащая с безумием идея, учитывая, что вы даже не состояли в отношениях. Однако мысль о совместном будущем вызывала совершенно другие эмоции. Более того, тебе не хотелось представлять его без неё. — На тот момент я всё ещё упорно отрицала очевидное, — хмыкает она, заправляя прядь волос за ухо. — И перестала только после приёма во дворце. После наших разговоров… и прочего. Как раз перед тем, как ты ушёл в Подземье. Или, правильнее сказать, сбежал, решив, что она не разделяет твоих чувств. Пекло. Нетрудно догадаться, как это выглядело для неё. Эмили немного отодвигается, чтобы взглянуть на тебя. Выражение её лица задумчивое, с лёгким оттенком недоумения, и ты начинаешь объясняться ещё до того, как она успевает сформулировать явно назревающие вопросы: — Я едва не признался тебе в любви той ночью. Это почти сорвалось с языка… сразу после твоих лестных речей в мой адрес. Но я так и не сделал этого. Я… я не смог. А потом ты рассказала о своём прошлом. О желании обрести дом… — перестав жестикулировать, ты со вздохом опускаешь руку на колено. — И? — хмурится она в замешательстве. И… у тебя снова возникло это мерзкое чувство, будто ты воспользовался ею. Будто, сам того не ведая, прибегнул к старым уловкам, только на этот раз, чтобы добиться её привязанности, а не защиты. — Это убедило меня, что не стоит даже пытаться, ведь ты ни за что не захочешь большего со мной. Не тогда, когда я только начинаю выяснять, кто я теперь. Когда просто не способен дать тебе то, о чём мечтаешь, — последние слова слетают с губ прежде, чем успеваешь их проглотить. Ты наблюдаешь за её реакцией, потирая пальцы друг о друга, стараясь отогнать бредовую мысль, что Эмили может передумать, независимо от своих чувств. Она берёт тебя за руку, смягчая твоё напряжение, и некоторое время молчит, словно раздумывая, что сказать в первую очередь. — Ты уже дал мне невероятно много, Астарион, — удерживая твой взгляд, произносит она. — Я так сильно изменилась с тех пор, как встретила тебя. И в то же время… как никогда прежде ощущаю себя собой. Удивлённо моргнув, ты слегка сжимаешь её ладонь и говоришь: — Поверь, это взаимно. Ты больше не та пустая оболочка, сотканная из страданий и насущных потребностей, какой был до вашего знакомства. И чем дольше вы знаете друг друга, тем лучше понимаешь себя. Слова эльфийки о том, что оказываешь на неё похожее влияние, оседают в тебе, наполняя необыкновенным теплом. — На самом деле, — продолжает она, — я вовсе не так хорошо представляю, чего хочу от жизни, как тебе кажется. До недавних пор у меня не было возможности остановиться и по-настоящему задуматься. Но мне бы хотелось разобраться в этом с тобой. На её лице появляется почти застенчивая улыбка, и Эмили тянется к тебе, чтобы обнять. Ты закрываешь глаза, вдыхая запах её волос, сознавая, что ничего так не хочешь, как исследовать мир вдвоём, меняться и расти вместе с ней. — Итак, наша поразительная слепота, мои неосторожно брошенные слова, твои поспешные выводы… — говорит она шутливым тоном, в котором слышится затаённая печаль, — и ты отправился в Подземье… намереваясь там остаться или?.. — Что? — твоя рука замирает у неё на спине, а воздух в лёгких внезапно становится тяжёлым. — Нет. Конечно, нет. Мне просто нужно было немного времени, чтобы сообразить, как продолжать тот восхитительный беспорядок, который мы называли дружбой, и не лишиться рассудка. Я бы не задержался там так надолго, если бы не обострилась вся эта «семейная» катастрофа… Боги, ты думала, я не вернусь? Она прижимается к тебе ещё теснее, не давая заглянуть себе в глаза, и её молчание лишь подтверждает, что такая мысль, по крайней мере, закрадывалась. Ты был настолько поглощён собой, что даже не задумывался о том, как сильно мог её ранить. Прежде чем горечь успевает расползтись и сдавить грудь, Эмили прерывает твои неуклюжие извинения лёгким, мимолётным, прикосновением губ к щеке. — Всё в порядке, любимый. Нам обоим следует меньше драматизировать и вместо этого разговаривать, — на её лице нет следов обиды, только отражение твоей собственной уязвимости. — Я тоже не привыкла к этому… но, кажется, у нас не так уж и плохо получается. Она наклоняет голову и обвивает руками твою шею, медленно целуя тебя. Перебирает пальцами кудри, задевает ногтями кожу на затылке, посылая нежные, тёплые искры вдоль позвоночника и заставляя тебя невольно мурлыкать от удовольствия. Затем дразнит уголок твоего рта кончиком языка, побуждая на этот раз ответить с большей страстью. Жар расцветает, окутывает вас, наполняя и разжигая желание. Вскоре вы уже едва можете оторваться друг от друга. — Думаю… — с трудом выдыхает она, — пока что разговоров более чем достаточно. — О да, — соглашаешься ты, проводя клыком по мочке её уха. — Вне всяких сомнений.