In Case of Emergency, Call...

Питер узнаёт, что он — экстренный контакт Стайлза, только когда ему звонят из больницы. После первого момента замешательства, когда он уверен, что произошла ошибка, работница регистратуры принимает его молчание за шок и сбивается с ног, уверяя, что Стайлз в надежных руках. Его травмы не являются угрозой жизни. Он достаточно молод, чтобы быстро восстановиться. Медицинская команда, занимающаяся его делом, превосходна. Питер подумывает о том, чтобы повесить трубку. Тот же самый импульс он испытывает при общении с телемаркетологами: поток информации бессмыслен. Ничтожен. Вода мокрая. Стайлз — человек. Он постоянно получает синяки и ушибы. Очевидно, он даже не берет выходных на праздники. Никто не может считать Питера ответственным за это. Но, видимо, кто-то все-таки хочет. Кто-то указал Питера в качестве контактного лица в чрезвычайных ситуациях, даже вместо гораздо более вероятных вариантов. Скотт МакКолл, для начала. Или, если уж на то пошло, его подопечных. Не говоря уже о родном отце Стайлза. Это интригующая деталь. К тому времени, когда секретарша начала перечислять правила посещения, Питер уже передумал. Необычная ситуация. Небольшая загадка. А Питер никогда не оставлял тайны на произвол судьбы.

●

Он жалеет об этом решении сразу же, почти сразу, как только видит уродливое бежевое здание и начинает прочесывать забитую парковку в поисках места. Знакомая вонь чистящих средств и дезинфектантов доносится до него, когда открываются главные двери. Это напоминание о том времени, которое Питер предпочел бы забыть. Тем не менее, он может потерпеть некоторое время. Он не планирует задерживаться здесь надолго. Когда он добирается до регистратуры, дежурная медсестра сообщает ему, что Стайлз в сознании, и это радует: значит, Питер сможет получить ответы, не задерживаясь здесь ни на секунду дольше, чем нужно. И вот Питер узнает номер палаты, распахивает дверь, и он с широкой ухмылкой входит внутрь. Ответная реакция радует: Стайлз вскрикивает в постели, шок сменяется тревогой, когда он видит своего гостя. — О нет, — стонет он. — Черт, я совсем забыл. Человек выглядит хуже некуда. Даже хуже, чем его обычные шишки и царапины, вынужден признать Питер. Правая сторона лица и челюсть приобрели пурпурно-красный оттенок, а вокруг виска появились синие пятна. Несколько поверхностных порезов пересекают ключицу и проступают под белой тканью больничного халата. Бинты перекручены на руке, а голая правая нога, которую он сжимает так, будто она болит, выглядит немного опухшей. — Разве можно так обращаться с человеком, которого ты выбрал в качестве контактного лица в экстренных ситуациях? — Питер отвечает шелковым голосом, позволяя двери захлопнуться за ним. — С человеком, которого некоторые могут назвать бесценной частью вашей медицинской команды? — Стайлз с трудом поднимается на ноги, явно слишком взвинченный, чтобы вести этот разговор лежа. — Да, да. — гримасничает он. — Не пойми меня неправильно. Это ничего не значит. — Тогда как я должен это воспринимать? Если только ты не хочешь сказать, что кто-то другой взломал твои медицинские файлы, чтобы изменить твои личные предпочтения? Странная шутка, если так. — Слушай. Ладно. Я действительно записал тебя в контакты, — признает Стайлз, хмурясь. Питер одаривает его самодовольной ухмылкой. — Но был подходящим только ты, методом исключения, так что… ну, ты понимаешь. Не позволяй своей голове стать слишком большой, чтобы сразу выйти за дверь. Все остальные половину времени проводят в школе, или постоянно находятся в стране и уезжают из нее. Ты единственный, кто никогда никуда не уезжает. Это просто логично. — Ты не мог свалить это на МакКолла? — Чувак, я что, заика? Скотт в часе езды от нас. И он не отвечает на звонки, когда Кира находится в радиусе пяти футов, что очень мило, пока я не валяюсь где-нибудь в канаве. Вот такой случай, — добавляет он, беря в руки телефон, лежащий рядом с ним в кровати. Он с гримасой переходит к своим сообщениям. — Я до сих пор не могу до него дозвониться. — А. Наш уважаемый альфа на работе. — В любом случае, он всегда ломается под малейшим давлением отца. С таким же успехом я могу просто указать папу в качестве основного контакта, — вздыхает Стайлз, как будто Питер ничего не говорил. Он бездумно пролистывает последние сообщения. — Да это и не важно, главное, что все в порядке. Ты можешь просто… вернуться в пещеру, из которой вылез. — Повторюсь, это не то обращение, которого я ожидал. Я предполагал, что получу хотя бы намек на благодарность. Стайлз радостно улыбается, не отрываясь от телефона. — Ну что ж. Ты знаешь, что говорят о предположениях. Питер закатывает глаза. — Тогда прости меня за то, что я появился. — Прощаю. Увидимся! — добавляет он с укором. К этому моменту Питер выполнил все, что от него требовалось: практически все в порядке. Стайлз жив, бодрствует, и о нем явно заботятся. Если он не хочет найти кого-то более разумного, чем МакКолл, чтобы встать на его сторону, то нет никакого подписанного контракта, обязывающего Питера стоять здесь и рассуждать с ним. Это также означает, конечно, что за Питером не последует никакой замены. Он может повернуться и выйти через дверь, а Стайлз останется один — и в этом, конечно, есть его собственная вина. Но он все равно останется здесь один. Эта мысль вызывает отвращение, но Питер не хочет об этом думать. Он… терпит Стайлза. Он может выносить присутствие человека гораздо дольше, чем любого другого в стае. Когда человек не сыплет раздражающими ссылками на поп-культуру и не пытается угодить альфе, придерживаясь морали, которую, как он знает, они не могут себе позволить, с ним легко работать. Практичный и быстро соображающий, с исследовательскими способностями, которые делают его незаменимым помощником в трудную минуту. Он также приходит всегда, когда говорит, что придет, чего Питер никогда не видел ни от Дерека, ни от Скотта, и он освоил достаточно основ самообороны, чтобы покончить со своим долгим пребыванием в роли помехи в драке. И все же. Они не то чтобы друзья, не то чтобы просто союзники. Не то чтобы Питер был чем-то обязан Стайлзу. Ни для кого в этой комнате это не секрет: Стайлз явно ничего от него не ждет. Питер никогда не был опекуном. Он дядя, который бросал своих племянниц в бассейн и утверждал, что это научит их плавать. Он не знает, что делать в больничной обстановке, кроме того, что с силой вырываться из нее. Кроме того, он даже не знает, с чего начать делать то, что должны делать здесь люди. Утешать Стайлза после его травм? Нежно держать его за руку, когда доктор придет сообщить новости? Даже представить себе такое невозможно. Но независимо от того, утверждает ли Стайлз, что нуждается в нем, факт остается фактом: он выбрал Питера. В какой-то момент в прошлом Стайлз взвесил свои возможности и решил, что Питер Хейл будет лучшим вариантом в трудную минуту. Это признак ограниченности выбора, если Питер вообще о таком слышал. Никто не выбирает его. Он — отсутствие выбора: он появляется тогда и только тогда, когда хочет. Он — неожиданное преимущество, на которое можно надеяться, но на которое никогда нельзя рассчитывать. Возможно, и в нынешнем выражении лица Стайлза есть что-то, что тяготит Питера. Явно выраженное разочарование на лице, испещренном синяками, обвисшие плечи и усталые глаза. Стайлз настолько готов к тому, чтобы его оставили в покое в этом отвратительном месте, что Питеру больше всего на свете хочется его удивить. В конце концов, он живет, чтобы противоречить. С одной стороны кровати стоит неудобный металлический стул. Питер подталкивает его ногой, а затем опускается в него. — С чего ты взял, что я вообще приду? Стайлз покорно вздыхает, бросая на Питера взгляд. — Ты серьезно? — Но, по крайней мере, он опускает телефон. — Ты мудак. Это единственное, на что может рассчитывать каждый. Питер поднимает брови. — Правда? — Да. Я считаю, что тебе на многое наплевать, но тебе не наплевать на стаю. Она что-то значит для тебя, даже если это только с точки зрения самосохранения. Ты придерживаешься политики «я чешу тебе спину». Это не совсем правда, хотя Питер не считает, что его мотивы настолько просты, как их преподносит Стайлз. — И все же это рискованная авантюра, — возражает он. — Ну, папа указан в качестве моего второго контакта на случай, если ты не возьмешь трубку. Ни один из вас не является идеальным вариантом, но парень должен что-то делать. Я не полный идиот. — Уверен, это можно обсуждать. Я, знаешь ли, подумывал приехать сюда, чтобы заставить их убрать меня из твоего списка контактов. Но потом решил, что могу и сам посмотреть на ущерб. Кстати, ты выглядишь отвратительно. — Ну и ну, спасибо, — весело говорит Стайлз. — Секретарша ничего толком не сказала по телефону. Предположительно, ты попал в аварию, но я полагаю, что это было прикрытие для той глупости, в которую ты попал. А что случилось на самом деле? Стайлз все еще сидит прямо, опираясь на руку, телефон забыт на коленях. Долгое время он просто хмурится на Питера, словно пытаясь понять, искренен ли вопрос. В конце концов, Питер не часто спрашивает о своих товарищах по стае — точнее, когда ему становится скучно, он просто прерывает их личные истории. Возможно, Стайлз не зря опасается. «И все же», — думает оборотень — «немного странно сидеть здесь вот так, вдвоем». — Что, на этот раз ты в одиночку справился с ещё одним людоедом? — интересуется он, когда Стайлз слишком долго раздумывает. — К твоему сведению, это был несчастный случай, — раздраженно отвечает Стайлз. — Меня задел какой-то придурок, который буквально не мог сделать и двух шагов от своего грузовика по прямой. Я сильно ударился о стекло. И я отключился, наверное, или… не знаю. На какое-то время я потерял сознание. В общем, когда меня начали укладывать на носилки, я достаточно очнулся, чтобы понять, что рядом находится помощник шерифа Ваккаро, и я умолял ее позволить мне позвонить папе. Он всегда выходит из себя из-за таких вещей, так что будет лучше, если я узнаю у доктора, что с рентгеном, и расскажу ему все сразу. — Если мама МакКолла не расскажет ему первой. — Нет, Мелисса сейчас не на смене, слава богу. Так что рассказывать некому. Глаза Стайлза подозрительно сужаются и переходят на Питера. Забавная мысль, что он может добровольно искать другого члена стаи, чтобы распространять подобные сплетни. (Ну, может быть, если кто-то из них окажется под рукой. От такого развлечения трудно отказаться). — Знаешь, тебе действительно не нужно быть здесь, — говорит ему Стайлз. Оборотень устраивается поудобнее в кресле. Угол наклона спинки кресла настолько велик, что это безнадежная попытка. — Каким же я буду экстренным контактом, если покину тебя сейчас? — Экстренные ситуации закончились! Собственно говоря, никакой чрезвычайной ситуации и не было. — Если бы это было правдой, они бы не стали со мной связываться, — возражает Питер. Его приятный тон заставляет Стайлза снова нахмуриться. — Они не называют это контактом «на всякий случай». — Единственное, что ты добавляешь к этой «чрезвычайной ситуации» — это повышаешь мое кровяное давление. — Звучит как личная неудача. — Разве тебе не нужно куда-то идти? — в отчаянии спрашивает человек. — Какая-нибудь новогодняя вечеринка? В городе должно быть место, где тебя примут. — Я могу спросить тебя о том же. Никаких приглашений на самые горячие вечеринки Бейкон Хиллс сегодня? — Я первый тебя спросил. Питер пожимает плечами. Не дождавшись ответа, Стайлз уступает. — Я уже сказал. Все остальные в стае разбежались по домам. Остался только я. — А. Вытаскиваю карту бедного, брошенного человека. Стайлз поднимает руку, чтобы вытереть лицо, но в последнюю секунду вспоминает о синяках и решает, что лучше не надо. Вместо этого, учитывая, что Питер явно никуда не собирается уходить, он подтаскивает подушку поближе и ложится обратно. — Ладно. Слушай, — бормочет он, — я все еще жду хорошего обезболивающего, и это была действительно дерьмовая ночь, так что если бы ты мог просто… не ебать мне мозг, пока половина моего тела горит, было бы здорово. Он опускается на кровать, подтягивая одеяло к груди. И, если так рассуждать. Питеру не часто свойственны какие бы то ни было добродетели, и жалость среди них на первом месте, но Стайлз выглядит достаточно жалким. Дальнейшее не принесет никакого удовольствия. — Кто занимается чем-то подобным? — требует Питер, беря с подноса у кровати черный пульт. Он включает древний телевизор в углу. — Я просто пришел насладиться чудесами вечернего кабельного. Стайлз отвечает не сразу, но его голова наклонена так, будто он все еще ждет развязки. Когда Питер ее не предлагает, он испускает долгий вздох и осторожно, морщась от избытка веса на правом плече, перекладывается на бок, чтобы удобнее было смотреть. С Питером, сидящим под углом к нему, почти невозможно игнорировать его присутствие. Притвориться, что он здесь только для того, чтобы смотреть телевизор. В течение примерно тридцати секунд кажется, что они могут ждать здесь в спокойной тишине. — Не может быть, — неожиданно возражает Стайлз. Питер сделал паузу на кадрах, где две обеспеченные пары огрызаются друг на друга по обе стороны стола. Его не особенно волнуют все эти унылые новости и новогодние спецвыпуски, и это, к сожалению, пока единственный приемлемый для них вариант. — Я не собираюсь сидеть здесь и смотреть с тобой реалити-шоу, — добавляет человек. Питер и не собирался смотреть, что бы это ни было. Но после этого замечания он опускает пульт. — Тогда не сиди здесь. — Это шутка? У меня нога повреждена. — Он властно протягивает руку. — Дай мне пульт. — Встань и возьми его сам. — Ты шутишь. Это моя- это моя больничная палата. — Сейчас я за тебя отвечаю. Стайлз фыркнул. — Это не так работает. — Ну, ты же не хочешь узнать, что… — Питер взглянул на закрытые субтитры. — Что она изменяет ради бесплатных чесночных узелков? — Вполне, — тут же заявляет Стайлз. — Я бы изменил кому угодно ради бесплатных чесночных узелков. Если бы это были сырные чесночные узелки, я бы совершил убийство. Дай мне пульт. — Очаровательно. — Если ты заставишь меня встать с этой кровати… Питер оглядывается, ухмыляясь. Он ненадолго опускает глаза на избитую ногу Стайлза. — То ты что? — Ударю тебя своими костылями, как только достану их. — Я рискну. Стайлз кривится. Но, во всяком случае, он не выглядит склонным начинать драку. Пробормотав ругательство, он падает обратно на кровать, а Питер устраивается поудобнее. В любую минуту, думает Питер, кто-нибудь войдет, чтобы прервать скучный конфликт, разворачивающийся на экране. Но эти минуты пролетают одна за другой. По коридору то и дело раздаются шаги. Издалека доносятся журчащие голоса, но никто так и не открывает дверь. Стайлз то и дело поднимает глаза, когда не хмурится на свой телефон: МакКолл, судя по всему, до сих пор не ответил. Питеру становится скучно. Он снова переключает каналы, не обращая внимания на пробормотанное Стайлзом «слава Богу», и в конце концов набредает на какое-то сверхъестественное шоу про вампиров. Ужасная неточность святой воды в качестве средства устрашения заставляет Питера остановиться — так он говорит себе. То, что Стайлзу это интересно, не имеет никакого значения. Этот дурацкий стул борется с Питером на каждом дюйме пути к комфорту. В середине шоу, после долгих экспериментов, он определяет, что наименее мучительная поза — это что-то вроде полусутулости, вытянув перед собой ноги. Маленькая победа. — Это самый медленный экстренный случай, на который меня когда-либо вызывали, — жалуется он некоторое время спустя. — Дверь там, — бормочет Стайлз. — Не стесняйся, уходи в любое время. — Если это то, с чем ты сталкиваешься каждый раз, когда приходишь сюда, я бы более серьезно задумался о получении травмы. — О, стоп. Я не травмируюсь! Никогда об этом не думал. — Стайлз хмыкнул. — Просто это, ну, знаешь, сегодня. Питер поворачивается к нему, хмурясь. — Новый Год, — уточняет Стайлз. — Еще рано, но именно в это время происходит вся серьезная хрень. Папе всегда приходится работать круглосуточно, а люди не обращают внимания на то, что у нас лесной пожар, и стреляют из пистолетов в воздух или отстреливают себе пальцы фейерверками, или еще что-нибудь. Плюс все пьяные водители, конечно. Медсестра сказала, что мне придется немного задержаться. Разве ты не видел комнату ожидания? Вообще-то Питер проскочил через нее, но, кажется, он припоминает, что там было довольно много народу. — Даже если так, это вопиюще. Уверен, это дело рук налогоплательщиков. — Что-то в этом роде. На экране в целом привлекательная вампирша убегает от в целом привлекательного охотника, который также является ее возможным любовным интересом. Его деревянный кол, настолько тупой, что может быть смешон при любой реальной угрозе, что заставляет Стайлза хихикать. Питер ухмыляется и устраивается поудобнее. Конечно, думает он, скоро ожидание закончится. Краем глаза он то и дело замечает, как Стайлз массирует свою ногу. Обещанное обезболивающее так и не принесли. Еще один недостаток этого места. Повторяющиеся движения отвлекают. Делая вид, что ерзает на месте, Питер опирается локтем на кровать, имея возможность коснуться им бока Стайлза, чтобы забрать немного боли. Стайлз, конечно же, замечает — как же иначе, ведь ему не на чем сосредоточиться, кроме как на боли от ран? Но Питер ничего не говорит. И он тоже. Когда вампирская драма подходит к концу, Стайлз придвигается ближе, как бы призывая Питера не останавливаться. — Включи игровое шоу, — требует он. — Или я расскажу всем, что ты тут со мной любезничаешь. Питер ухмыляется и без лишних слов переключает каналы. Работы не так много — праздничные программы сильно ограничивают их возможности, так как его не особенно волнуют артисты, парады и толпы людей, ожидающих, пока упадет дурацкий мяч, — но в конце концов он натыкается на эпизод «Колеса Фортуны». Это хороший выбор. Достаточно увлекательный, чтобы ожидание не казалось таким уж бесконечным. Стайлз бормочет несколько ответов в подушку, хотя Питеру приходится спорить с ним по нескольким вопросам, особенно когда он пытается настоять на том, что «придурок», должно быть, является частью фразы, которую они ищут. Пять минут спустя, когда взволнованная медсестра наконец отвлекается от непрерывного потока шагов, чтобы открыть дверь, Питер и Стайлз мгновенно отдаляются друг от друга. У нее мало ответов — доктор еще не успел просмотреть рентгеновские снимки, — но она извиняется за задержку, суетится вокруг одеяла Стайлза, предлагает обезболивающие. Через три минуты она уходит, чтобы потушить следующий пожар. Питер раздумывает, стоит ли разыскать доктора и заставить его пожалеть о своих жизненных решениях. Вслед за ней Стайлз устраивается поудобнее, перекладывает одеяло на прежнее место и подавляет зевок. Поймав хмурый взгляд Питера, он устало говорит: — Знаешь, тебе действительно не обязательно оставаться, чувак. Я все равно скоро уйду отсюда. Все в порядке. Но Питер больше не думает об отъезде. Это даже не входит в его поле зрения. Стайлз был прав. Они вдвоем — стая. Это место ужасно. Стайлз сейчас ранен, беззащитен и одинок, а слабые звенья стаи влияют на Питера. Наконец до Стайлза, кажется, доходит, что давить бессмысленно, и он отворачивается к телевизору, словно ему больше ничего не остается. Беззащитный — правильное слово, как оказалось. Стайлз, конечно, не настолько насторожен, чтобы охранять себя хоть сколько-нибудь значимым образом. Через несколько минут Питер оглядывается и видит, что глаза мальчика закрыты, а дыхание выравнивается. Он дремлет прямо здесь, в больнице, что глупо даже для такого безрассудного человека, как Стайлз. Питер никогда бы так не поступил. Или… возможно, это было бы безрассудством, если бы здесь не было Питера. Если бы не было товарища, которому Стайлз мог бы доверить свою безопасность, пока он отдыхает. Если Стайлз считает Питера таким товарищем. Что ж. Вот и награда Питеру за то, что он пришел. В конце концов, этот визит оказался познавательным.

●

Спустя почти двадцать минут доктор наконец соизволил появиться. После резкого стука дверь распахивается, и в комнату входит пожилая женщина, костлявая и худая, с темными кругами под широко расставленными глазами. Питер подталкивает Стайлза к пробуждению. Мальчик вскакивает, щурится и вытирает слюну со рта. — Привлекательно, — говорит Питер. Стайлз не обращает на него внимания. — Насколько все плохо? — спрашивает он врача. Женщина смотрит между ними, и все первоначальные любезности, которые она планировала, резко обрываются. — Жить будешь, — с улыбкой говорит она. Помимо очевидных отеков, порезов и синяков, они имеют дело с легким сотрясением мозга и переломом голени. — Костыли будут просто необходимы, — твердо говорит она, — как и бандаж для ходьбы. Стайлз кивает с угрюмой покорностью, как будто это не больше и не меньше того, чего он ожидал, и в данный момент, учитывая все его прошлые травмы, возможно, человек может предсказать подобный диагноз для себя. Врач выписывает обезболивающее и рекомендует несколько недель отдыха. — Хорошо, что у вас есть кому отвезти вас домой, — добавляет она. Стайлз переводит взгляд на Питера, которому не удается скрыть своего веселья. — Точно, — отвечает человек. Невероятно, но им снова приходится ждать, пока медсестра вернется и назначит повторный визит, хотя это занимает всего несколько минут. Она приносит пару костылей и громоздкий черный бандаж, который она показывает Стайлзу, как приспособить к ноге. Человек, к счастью, не бьет Питера костылями, больше заботясь о том, чтобы он научился передвигаться с ними, и Питер не дает ему повода для этого. Вместо этого они молча идут к выходу, Стайлз делает паузы, чтобы поправить хватку, а Питер изредка вздыхает в знак протеста против медленного шага. Когда они доходят до выхода, Стайлз уже почти освоился с новыми приспособлениями, хотя его слегка покачивает, когда он останавливается. — Что ж, — говорит он, поворачиваясь к Питеру. — Спасибо, что пришел отвлечь меня, ведя себя как придурок. Наверное. — Жди здесь, — приказывает Питер, шагая в сторону парковки. — Чего ждать? — Я собираюсь взять свою машину. — Ты действительно отвезешь меня домой? Питер оборачивается с ухмылкой. — Я твой контакт в чрезвычайных ситуациях. Лицо Стайлза странно искажается. — Ты же знаешь, что это только на бумаге. Верно? Доктор просто сказал, что мне нужно, чтобы кто-то вел машину из-за моей ноги. Но на самом деле все в порядке. — Кто-то пригнал сюда твой джип? Ты собираешься ехать на нем со сломанной ногой? — Нет, я уверен, что Ваккаро сказал что-то о том, что его отбуксируют. Но есть такая волшебная штука, как Uber. Питер закатывает глаза. — Жди здесь, — повторяет он. Когда он подъезжает на машине, Стайлз все еще выглядит озадаченным. Скорее всего, он не верил, что Питер вернется. (Было бы забавно просто уехать, раз уж Питер об этом подумал. Может быть, в следующий раз.) Человек слишком долго медлит у обочины. Питер опускает окно и пригибается к пассажирскому сиденью, чтобы видеть Стайлза. — Если ты не сядешь в машину, — кричит он, — тебя собьют два разных водителя в одну ночь. Стайлз заливисто смеется и садится в машину, хотя делает это самым утомительным образом: на заднем сиденье нет места, куда можно было бы закинуть костыли, поэтому ему приходится придумывать, как сложить их, как показала медсестра, а затем он неловко хватается за крышу машины, чтобы забраться на сиденье, не слишком нагружая больную ногу. — Тебе действительно не нужно этого делать, — снова говорит ему Стайлз. На этот раз это прозвучало не как оскорбление, а как удивление. — Мне не нужно этого делать, — соглашается Питер. Ему нравится, как Стайлз смотрит на него. — Что я сделал, чтобы заслужить услуги шофера? Все еще жду подвоха. — Это был долгий день. — Ага. Ты собираешься похитить меня или что-то в этом роде? — спрашивает он. Его тон любопытный и спокойный, но не подозрительный. — Это все часть какого-то тайного, жуткого плана, чтобы посадить меня на цепь в твой подвал или что-то типа того? — А ты бы хотел, чтобы это было так? Стайлз прыснул со смеху, а затем повернулся лицом вперед. — Чудак. — Уверяю тебя, мне неинтересно играть в няньку. Делай любые отвратительные вещи, которые тебе нужно делать, чтобы вылечиться самостоятельно. — Вау. Спасибо. Оставшуюся часть пути они ехали молча, не считая бессвязного рассказа Стайлза о том, как раздражает ботинок (а он и будет раздражать, думает Питер, размышляя, действительно ли он намерен страдать еще больше, чем страдал) и о том, как обидно, что весь день прошел стороной. Затем, так же беспечно, как и раньше, он начинает дремать у окна. Чувствуя себя в безопасности, как и раньше, в присутствии Питера. Он скрючился в позе, которая не может быть удобной. Это также непривлекательно, уверяет себя Питер (в который раз). Ни чуточку. К сожалению, это не имеет значения. Его решение уже принято. По дороге он заходит в аптеку. Бумажник Стайлза уже почти выпал из кармана — еще один признак его плохого самосохранения, — и Питеру не составляет труда вытащить его, чтобы достать рецепт мальчика. С лекарством в руках он проезжает оставшуюся часть пути до дома Стилински, внезапно и сильно нажимая на тормоз, чтобы разбудить человека резкой остановкой. — М…хорошо, — бессмысленно бормочет Стайлз, протирая глаза. — Я проснулся. На этот раз он выпрямляет костыли быстрее, размахивая ими и фиксируя их на месте. — Итак, спасибо. Еще раз, — говорит он, с трудом возвращаясь в вертикальное положение. Это занимает несколько попыток. Жалко. — Не хочу говорить, что это было реально, но это было реально. — Я уверен, — говорит Питер, протягивая бумажный пакет. — Когда ты… — Стайлз нахмуривает брови и берет аптечный пакет, в котором гремят таблетки. — Спасибо. — Он ужасно управляет своими эмоциями на лице, выглядя удивленным и довольным одновременно. — Не спрашивай. — Хорошо. — Мальчик прочищает горло. — Ладно, увидимся… как-нибудь, я думаю. — Скоро. Я буду рядом. Стайлз хмуро смотрит на Питера через открытую дверь машины. — Что? Почему? — Беззащитный мальчик, ковыляющий на одной ноге? — Питер усмехается. — Похоже, это верный путь к неприятностям. — Ха. Я уверен, что со мной все будет в порядке. — Может быть. А может, и нет. — Когда взгляд Стайлза становится подозрительным, он добавляет: — Кроме того, разве я ничего не заслужил за это? — Ну вот, я так и знал. Это был лишь вопрос времени. Чего же ты хочешь? — Я уверен, что ты должен мне ужин, по крайней мере. Стайлз странно посмотрел на него. Он явно собирался продолжить какую-то тираду, но сдулся, когда праведность сменилась растерянностью. — Ужин. — Это блюдо, которое едят в цивилизованных культурах. Я слышал, что люди тоже его едят. — Типа, ужин вместе. — Стайлз. Неужели мое общество настолько непривлекательно, что ты не можешь поужинать со мной в качестве благодарности? — Питер замялся. — Нет, я просто подумал, что ты имел в виду… — Стайлз снова прочистил горло, выглядя озадаченным. — Не знаю. Другое. Под всеми этими синяками он слегка порозовел. «Боже», — думает Питер. — «Пощади меня.» — Я имею в виду это так, как ты хочешь это понимать. — Действительно. И снова возникает вопрос: в чем подвох? — Нам действительно нужно забыть об этих странных и постоянных подозрениях, которые ты, похоже, испытываешь по поводу моих мотивов, — говорит Питер, ухмыляясь. — Понятия не имею, откуда они берутся. Стайлз издает смешок. — Знаешь что? Как угодно. Конечно. Давай посмотрим, как пройдет ужин, и, возможно, я передумаю. Под ужином, я полагаю, ты подразумеваешь… куриную лапшу в консервах? Перед телевизором или что-то в этом роде? В противном случае мне придется перенести встречу в другой раз. Ты был там, и я должен был отдохнуть какое-то время. — Лапша — это лучшее, что ты можешь придумать? — Это то, что у меня есть, так что бери или не бери. Или бери в другой раз. И в следующий раз напиши мне это. — Как бы захватывающе это ни было, я бы предпочел, чтобы следующего раза не было. Как твой экстренный контакт, я надеюсь, что ты передумаешь о будущих травмах. — Ух ты, как неудобно, да? Я заранее обдумаю свою следующую травму. Когда он это говорит, он весь в ракурсах: кривая ухмылка, острые локти, сжимающие костыли, его стойка немного перекошена в одну сторону. Одно неверное движение — и он снова попадет в аварию. Ему не пристало быть таким милым, как он есть. Возможно, именно поэтому голос Питера звучит слишком мягко, когда он говорит: — Иди отдохни, Стайлз. Стайлз пытается отдать честь, чуть не потеряв при этом один из костылей, но в последнюю секунду ловит его. Его ухмылка становится застенчивой. — Да. Наверное, хорошая идея. — Питер наблюдает за тем, как он ковыляет по тротуару — хотя в этот момент никто не может поспорить с тем, что он все еще проблема Питера, если случайно упадет лицом на газон. В последнюю секунду, как только ему удается подняться по двум ступенькам на крыльцо, Стайлз оборачивается. — Сообщи мне, если передумаешь насчет другой встречи, — зовет он. Питер не отвечает, просто съезжает с обочины и уезжает. «Идиот», — думает он, хотя уже не уверен, кого из них имеет в виду. Он уже разрабатывает план возвращения. Просто чтобы проверить, как дела. И он уверен, что они могут приготовить что-нибудь получше лапши.