Amnesia

Вопрос, который ставит меня в тупик: сумасшедший я или все вокруг меня?

©Альберт Эйнштейн

      Чон У всегда был поистине прекрасен. Мун Чжо понял это сразу, ещё в их первую встречу – юное произведение искусства, созданное самой природой. Его лицо даже показалось фарфоровым – круглым, миловидным, безупречным и мягким. Созданным для того, чтобы привлечь и обольстить. Его темные волосы спокойно покоились на лбу, создавая неповторимый контраст с этой бледной, но свежей кожей. Его губы забавно дулись в знак удивления или одобрения, напоминая губы маленького обиженного ребенка. Очаровательно.       Его походка казалась лёгкой и изящной, словно какой-то божественный танец, но вместе с тем спокойной и свободной. Его движения были плавными, его мимика была не игрой. Его улыбка могла искриться.       Да, как же все это было очаровательно. Весь его вид, вся его внешность сверкала, как драгоценный камень.       Однако только Мун Чжо знает, что все это только было, что все в прошлом. Что теперь эти выразительные глаза скрывают нечто гораздо более ценное. Что Чон У больше не надувает губы и не задает дурацких вопросов, что больше не улыбается так открыто каждому встречному. Что Чон У теперь бесконечно прекрасен внутри.       Что Чон У полностью разрушили и перекроили, не убивая его личность, а лишь проявляя настоящую, истинную.       Внутри Чон У – холоден и беспощаден, внутри он жесток и безжалостен. У него внутри темнота и разрушение. Внутри – всепоглощающая ненависть к миру. Внутри бесконечное море желаний, которые он бы хотел воплотить, и для Мун Чжо прекрасно каждое из них.       Чон У раньше был хорошим. Чон У сейчас стал идеальным. Чон У скоро станет совершенным. И он сам это скоро поймёт.       Чон У – не марионетка, не кукла в его руках. Чон У не должен выполнять чьи-то приказы или стать инструментом в чьих-то неумелых руках. Он не должен пропадать впустую. Он прекрасен в своем собственном проявлении. Мун Чжо не хочет так думать, ему не нравится ограничивать масштабы мышления и возможностей Чон У. Он безумно желает увидеть его снова, хочет знать, что тот будет делать по собственной воле, на что он решится сам в этот раз. Мун Чжо точно знает, что Чон У не оправдает все его ожидания – он их превзойдет.       От этого кровь стынет в венах.       Ведь Мун Чжо вернулся за своим самым любимым творением – за своим настоящим Чон У, которого он смог создать вытащить из самой его глубины. Который больше не надевает масок и не строит из себя хорошего сына, брата, друга, коллегу. Который будет являться тем, кто он есть.       Чон У и правда очарователен. И это не может не восхищать, правда?       Сегодня ночью он отправит ему новое сообщение:       Ложись спать.       Стрелка часов уверенно двинется к цифре пять, но он все же он будет абсолютно уверен, что Чон У не спит.

      Какое абсолютно логичное объяснение будет на этот раз? Из окна увидел?

      Усмехнется. И правда смешно.       Нет. Я живу этажом ниже. Услышал звуки трубы в ванной       Ложь. Они оба об этом знают.

Допустим.

      Спокойной ночи              Он знает, что Чон У скоро ляжет. Не потому, что послушный, а потому что и сам устал. Это хорошо.       Ты ведь так устал, чагия… Но подожди, ты скоро сам все поймёшь. Просто немного подожди.

***

      Со Джон Хва — веселая и жизнерадостная полицейская с огромным чувством юмора и неиссякаемым оптимизмом – именно так о ней всегда отзывались её коллеги. Она всегда готова предложить любую помощь и поддержку своим коллегам, а своим позитивным настроем способна растормошить даже самую угрюмую обстановку. Со Джон Хва всегда верила, что хорошее настроение и улыбка смогут решить большинство проблем и разрядить даже самые напряженные ситуации.       Уничтожить идеалиста гораздо приятнее, чем реалиста. Ты можешь уничтожить его дважды: сначала его душу, затем — его плоть.       Когда Джон Хва работала над, казалось, самым запутанным делом в её жизни, ее оптимизм и уверенность столкнулись о жестокую реальность, упав в бездну. Впервые за долгое время ее на её сердце вдруг пала огромная тень сомнений: «А правильно ли я поступаю? Зачем делаю больше того, что должна делать?»       Джон Хва сидела за своим столом, смотря на потолок и размышляя. Ее брови сходились в хмуром выражении, а глаза отражали смесь недоумения и разочарования. Почему ей никто не верил? Почему все отмахивались от ее слов, словно она говорила нечто абсурдное и невероятное?       Она чувствовала, что что-то не так в этом общежитии каждый раз, когда проходила мимо. Даже после раскрытия дела ей все ещё казалось, что в воздухе витает тень тайны и опасности. Но она заставляла себя раз за разом отворачиваться от мрачного здания, не отзываясь на внутренние терзания, и идти дальше.       Ведь в прошлый раз, когда она это ощущала, ей никто не поверил, никто не поддержал ее и не поверил в ее догадки.       Со Джон Хва помнила, что в конечном итоге она оказалась права. И это пугало её больше всего.       Ведь, если интуиция её не подводит, то в этот раз она тоже права.       Раньше она понимала, что ей просто необходимо доказать всем вокруг свою правоту, даже если это потребует многих усилий, доказать, что догадки не были пустой болтовней. Но после всех увиденных ею ужасов в тот злополучный день, когда она наконец оказалась там… Когда переступила не просто порог общежития, а некую метафорическую черту – черту между землей и адом, между дозволенным и запретным – вся её решимость и всё упорство сошли на нет. Она знала, что истинная правда уже никогда проявится, слишком уж много препятствий. Наверное, так суждено.       Джон Хва иногда беседовала с молодыми стажерами.       — …Я не помню, как я очнулась и что было дальше, если честно. Но это было адское место. И я не думаю, что вам стоит интересоваться подобным дальше, — выдает свои мысли Джон Хва, но тут же себя поправляет (ведь она должна подавать пример – доблестный полицейский всегда на страже порядка!), — Но ваш интерес, конечно, заслуживает уважения! Если бы не было таких, как мы с вами – тех, кто интересуется, я бы не раскрыла то самое дело.       Я бы не сломалась в тот день.       — Черт, черт! Простите меня за подобный тон, я на самом деле всегда вежлив с дамами! — в глубине души что-то скривилось. С дамами. Как хорошо, что она тут не в роли дамы.       — Просто начинать надо с малого, — вежливо поджимает губы. Ну же, услышь. Никто больше не хочет продолжать этот разговор.       — Мне слишком любопытно, чтобы я так просто вас отпустил, Джон Хва-сси! Простите! А ещё мне так интересно, какой рукой вы пишете — левой или правой? Черт, просто ответьте, вам это точно понравится!       Девушку определенно смущал этот напористый гиперактивный парниша, что докучал ей назойливыми вопросами. И зачем ему это? В прессе ведь давно уже есть куча информации – читай не хочу, но нет же. Каждый из них считает своим долгом прийти и устроить ей личный допрос, вводя в ступор. Напоминая о долге, который она забыла отдать своей совести. О незаконченном деле. И почему это амнезия оказалась не у неё? Чем она так провинилась? Вот же ж…       — Простите? — и снова вежливо, но сдержанно. Как раз в её духе.       — Я какое-то время изучал хиромантию, знаете? Левши могут быть более честными и открытыми в своих намерения, они больше связаны с креативным и необычным мышлением. Они порой принимают поспешные, необдуманные решения, знаете, импульсивные? Не способны продумать свой план наперед, порой, зато они могут мыслить о нём под другим углом. А вот правши обычно прагматики, — небольшая пауза, — и они не всегда бывают честны с нами. Даже когда кажутся такими искренними – в них слишком много логичности и аналитичности… у таких даже больше шансов стать серийными убийцами.       — Хотите сказать, что девяносто процентов населения – серийные убийцы?       — Что?… — кажется, парень слегка растерялся, — Черт, нет-нет-нет, вы меня не поняли! Я говорю лишь о том, что мы с вами стопроцентные левши, Джон Хва-сси! Умеем мыслить иначе, так ведь?       — Вы угадали, — очередная дежурная улыбка, — Но вы все равно зачем-то упомянули правшей. Почему?       — Черт, вы и правда такая умная! Простите, меня так впечатляет манера вашего общения, вы буквально видите во мне каждую мелочью! — несчастный стажер еле успевал глотать воздух в перерывах между своими речами, — Я ничего такого не имел ввиду, правда! Всего лишь сказал, что правши больше склонны к продумыванию своих действий, наверное. Ну, знаете, они могут солгать так, что и не поймёшь. Рассчетливо.       Хм-м. Девяносто процентов людей на Земле – вполне себе правдивый показатель вранья.       — И правда занятная мысль, спасибо! — Джон Хва думает, что ей стоит принять более расслабленное положение, если этот парень так любит увлекаться подобным. Это хорошо. Лучше увлекаться хоть чем-то, пусть и бредовым, чем быть безразличным ко всему без исключений.       — Мне только один вопрос не дает покоя, знаете…       — Какой?       — А какой рукой писал господин Ю Чон У? Черт, простите, я правда не должен этим так интересоваться, но мне всегда так интересно это узнать. Хочу когда-нибудь научиться считывать каждого человека за доли секунды. По рукам, по мимике… да я бы душу за это отдал! Увидел – и всё: «Здравствуйте, вам предъявлено обвинение в покушении на убийство господина Кима. Почему? Да по вам сразу понятно!». Правда, здорово?       — Какой большой поток мыслей, — буквально сдерживает себя, будто бы думает, что лучше сказать, — Господин Чон У пишет правой рукой, и по вашей логике… Ну, как вы знаете, он в этой ситуации оказался жертвой. Мы с ним даже были чем-то похожи, если начистоту, — лукавит, явно лукавит, — Ему тоже никто не верил, как и мне. И сейчас вы пытаетесь подвергнуть его сомнениям снова. Не находите это неправильным? Если бы ваша мысль и правда была верна – у полиции бы совсем не было работы.       — Черт, боюсь, вы только что разбили мои мечты! — шутливо отзывается парень, деловито хватаясь (видимо, по задумке за сердце) за правую сторону груди. Вот же дурень.       — Изучайте лучше криминалистику. Уверена, вас ждут большие успехи, — врет ведь и не краснеет, — Была рада поболтать с вами!       Ещё одна маленькая капля сомнений в общей копилке. И вовсе неважно, что она во всю эту чушь совсем не верит. Ни на йоту.       И вовсе неважно, что ей сейчас так отчетливо кажется, будто эту копилку скоро прорвет.

***

      — …а ещё меня правда бесит эта старуха, ей Богу! Ворчит на меня вечно, придирается. Хотя временами мне даже её жалко. Пашет ведь без выходных. Хорошо, что хоть мне выходной дали.       — Хорошо, — вдумчиво протягивает Мун Чжо, откидываясь на спинку кресла.       Они сидели вместе в его гостиной. Чон У примчался к нему сразу после работы – так просто, без предупреждений, спросив лишь номер квартиры. Будто он в приглашении в этот дом и не нуждался.       — Завтра буду весь день отдыхать и ничего не делать. Грузят меня по-полной. А я ведь с таким трудом туда устроился, даже не думал, что наконец воспримут всерьез. Мун Чжо, тебя, должно быть, всегда уважали на работе?       Мун Чжо безусловно нравилось не разрывать зрительный контакт ни на минуту, что настолько же безусловно вызывало у Чон У ощущение понимания и поддержки. В очередной раз ловит себя на треклятой мысли: как же хорошо.       — При желании я сам поручаю людям работу, лапуля.       Точно ли он говорит о клинике?              — О-о, — максимально искренне и удивленно протягивает парень, — Это действительно твоя клиника? Думал, сказал так, для красного словечка. Получается, главный там?       — Можно сказать и так.       Легкая полуулыбка одними лишь уголками губ и снова этот внимательный, пристально изучающий взгляд. Очень участливый – местами даже заботливый. Неотрывный. До мурашек.       — Я что-то слишком разговорился. Я обычно ничего крепче пива не пью, Мунч… Мун Чжо. Я очень пьяный сейчас, поэтому могу нести полный бред.       Мун Чжо смеется. Господи, как он красиво смеется… это лучше любых ответов и комментариев, лучше безмолвной тишины. И Чон У сейчас правда так хорошо. Сколько ещё раз он об этом подумает?       Лицо Мун Чжо спокойное. На него изредка спадает пышная шевелюра (но тут же вправляется обратно плавным движением вверх), на нём выразительно вздымаются вверх густые и четкие брови. Оно так прекрасно сейчас в этом свете костра.       Откуда в его квартире вообще взялся камин? Они не ведь не в средневековье. Неужели стоматологи настолько хорошо живут?       Ах, это не камин. И вовсе нет никакого костра. Тогда отчего же Чон У кажется, что Мун Чжо сейчас сияет?       — Мне все равно с кем работать. Я с ними почти не пересекаясь.       — С кем? С людьми? — глупый-глупый-глупый. С кем же ещё? — А вот мне приходится. Не люблю с ними пересекаться. Совсем не люблю. В прошлом офисе я был почти один, а теперь мне надо разговаривать с каждым встречным. Это нормально, что меня они раздражают?       — Это плохо.       Почему это?       Чон У тупо смотрит в ответ, не решаясь задать этот вопрос вслух. Словно сейчас он услышит, что ответ и так был очевиден, а Чон У в очередной раз показал свою некомпетентность. По жизни в принципе.       — Ты не должен доводить себя до раздражения. Стрессу нужно давать выход.       Чон У с нетерпением ждёт продолжения. Кажется, он весьма заинтригован, но на лице отражается привычная смесь недоумения, подчеркнутая надутыми губами. Он слишком читаемый.       Человека, что сейчас сидит рядом, прочитать невозможно. Он даже ловит себя на мысли, что Мун Чжо напоминает ему загадочно улыбающуюся Монолизу, но даже та не сравнится с выражением этого прекрасного лица.       — Давать выход… Как же? Убить всех на глазах у всех? Тогда я слишком много лишусь от своего раздражения.       Мун Чжо нравится, что в этот раз Чон У сам идет к нему на контакт. Сам говорит о своих желаниях, сам предлагает идеи решения проблем.       Неправильно, лапуля. Подумай ещё раз. В этот раз я не буду давать тебе никаких поблажек.       — Если это то, чего тебе на самом деле хочется – то дерзай.       Сосед медленно поднимается со своего места, склоняясь к собеседнику ближе – хотя, кажется, ближе, чем то, что сейчас происходит в их разговорах, уже быть не может – и вот Чон У уже чувствует на себе горячее, обжигающее до дрожи дыхание.       — …но лучше убей их всех по одному.       Это просто безумие. Если бы год назад ему вдруг сказали, что однажды его кошмары рассеются, а взгляд черных глаз перестанет вызывать у него страх и панику – он бы плюнул этому человеку в лицо, сломал и растоптал на месте.       — Или снимай стресс иначе. Найди себе кого-то. Тебе решать, — все же добавил Мун Чжо, чтобы разрядить обстановку – хотя это уже вряд ли поможет.       И Чон У вдруг четко осознает, что страха в нём больше нет. Что нет сомнений в том, что этот взгляд абсолютно знаком, что эта правда его не пугает. Что он и правда хочет быть пойманным в эту ловушку и добровольно запрыгнет при первом же случае в эти сети. Что за этот прыжок в бездну он даже способен убить.       И что он даже способен в эту бездну влюбиться.