Love or Ride

Формула-1
Слэш
Перевод
Завершён
R
Love or Ride
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
Макс Ферстаппен и Шарль Леклер заклятые враги. Их постоянные пререкания, драки и обзывательства пестрят на заголовках статей. Однажды они начинают драку на подиуме во время исполнения национального гимна Нидерландов. FIA считает это неприемлемым, поэтому руководителям Ред Булл и Феррари ничего не остается, кроме как поставить ультиматум. Либо они будут притворяться друзьями перед прессой и всеми болельщиками, либо их выгонят из Формулы-1 без возможности вернуться.
Примечания
от автора: Привет! Я представляю вам свой первый фанфик по Лестаппенам и надеюсь, он вам понравится! Я не была уверена в своих навыках, но я решила испытать свои силы в написании жанра от врагов к возлюбленным с этими замечательными двумя гонщиками формулы <3 Я хочу отметить, что английский не является моим родным языком, поэтому приношу извинения за любые орфографические ошибки, которые могут возникнуть!!* увидимся в первой главе!!! <3 *из чего следует, что я в свою очередь приношу свои извинения за ошибки в переводе данного шедевра)) **я очень стараюсь, но бетты у меня нет, поэтому, ребятки, вся надежа на вас, пб включена <3
Содержание Вперед

chapter fourteen - bad decisions

Шарль

День гонки

      После того, как Макс выбегает из гостиничного номера, я беру телефон в руку и сразу понимаю, что означали его неразборчивые крики. Прошло много времени с тех пор, как я должен был появиться в паддоке. Мне звонило много людей, и я чувствую себя нехорошо. В целом, я не чувствовал себя хорошо уже давно, но всё же я должен встать и делать вид, что улыбаюсь.       Я неохотно вылезаю из постели, мысленно проклиная гонку. Впервые за долгое время я заснул, не просыпаясь. Возможно, прошло всего несколько часов, но я чувствую себя лучше, чем обычно. С тех пор, как меня мучают кошмары, я не могу заснуть и просыпаюсь ночью тысячу раз, совершенно не чувствуя себя отдохнувшим. Я продолжаю пить кофе, энергетики и прочую дрянь, чтобы не заснуть. Я притворяюсь, что полон энергии, в то время как внутри я сыт всем по горло настолько, что мне хочется плакать.       И я не думаю, что я нахожусь в таком состоянии каждый день. Я не могу принимать снотворное в гоночные уик-энды, потому что оно нарушает мою концентрацию и не позволяет легко вставать по утрам. Когда я его принимал, я чувствовал себя вялым, что делало мои результаты ужасными. Я решил бросить их принимать, что не очень хорошая идея с точки зрения моего здоровья, но я не могу никому рассказать, что я пью какие-то таблетки и из-за них могу стать плохим пилотом. Я не умею делать ничего другого, кроме Формулы.       Сегодня мне исключительно удалось поспать несколько часов, поэтому я горжусь собой и чувствую себя лучше, чем обычно. Это будет хорошая гонка, даже несмотря на то, что я стартую далеко от Р1.       Я быстро одеваюсь и выбегаю из комнаты. Я кладу ключи в карман, чтобы вернуть их Максу после гонки, и бегу вниз по лестнице в гараж. Я сажусь в машину, игнорируя очередной звонок своего телефона. Да, я знаю, я опаздываю! Раздраженный, я отключаю свой смартфон, выезжая на улицу с визгом шин. Мне требуется всего несколько минут, чтобы добраться туда, и когда я, запыхавшись, вбегаю в гараж, все смотрят на меня с удивлением. — Что? — Спрашиваю я, забирая костюм у Карлоса. — У тебя футболка вывернута наизнанку. — Сайнс указывает на свою футболку. — Не повезло, Господи. — Я машу рукой в воздухе. — Но это майка Red Bull. — добавляет он, забавляясь.       Я чертыхаюсь себе под нос, быстро снимая одежду, в которой был утром. У меня нет времени объясняться, я сделаю это позже, когда смогу найти что-нибудь разумное в своей голове, потому что пока в ней пусто. Я переодеваюсь в комбинезон и направляюсь на трассу со своим товарищем по команде. Мы желаем друг другу удачи и садимся в машину. У меня хорошее предчувствие, что в конце концов я смогу победить. — Разогревочный круг через десять секунд. — Я слышу голос по радио.       Как я и думал, все идет по плану. После старта гонки мне удается подняться на три позиции выше в первом повороте. Кроме того, на этот раз стратегия Ferrari довольно хороша, так что я надеюсь подняться хотя бы на подиум и набрать несколько очков для команды. Еще через дюжину или около того кругов я опережаю ещё несколько пилотов, так как заехал в бокс для замены шин раньше, чем они. Улыбаясь, я веду машину позади Переса, который тоже через мгновение собирается заехать в пит-стоп.       Именно так и происходит, когда я оказываюсь на P2. Я мог бы попытаться догнать Ферстаппена, но он слишком далеко, а мне не терпится набрать эти очки, поэтому я не собираюсь выставлять себя в плохом свете. Иногда лучше занять место ниже без риска потерять его. Я знаю, как Ferrari нуждается в хорошем старте, который мы с Карлосом хотим им дать.       Внезапно весь адреналин покидает меня, когда я выезжаю на прямую. Сон возвращается, и я чувствую себя ужасно плохо. Как в те дни, когда я всю ночь не сомкнул глаз. Я чувствую головную боль, затрудненное дыхание в груди, и все, что я вижу, — это черные точки перед глазами. Я ничего не могу сделать, чувствую себя чертовски слабым. Я даже не знаю, куда я еду. Внезапно я чувствую жгучую боль, рывок и тишину. Блаженная, сказочная тишина, которую я давно хотел испытать.       Я не знаю, сколько я был без сознания, но когда я слышу голоса в своей голове, приказывающие мне проснуться, я лениво открываю глаза. Я чувствую жар, но не такой, какой бывает во время гонки. Это чертовски больно. Мне почти нечем дышать, и все вокруг меня красное. Я хмурю брови, не понимая, что происходит.Только через некоторое время я осознаю, что нахожусь вокруг пламени, которое движется ко мне с каждым мгновением. Я чувствую, как по моему лбу стекают капли пота, будто они убегают, как будто хотят спастись от смерти. Мне тоже следовало бы.       Я замечаю за языками пламени людей, которые тушат пожар. У меня перед глазами Пьер, моя мать, мои братья, Ландо, Даниэль, Карлос, вся Ferrari и Макс. Я не могу оставить их. Я не могу отказаться от своей жизни, которая начинает налаживаться. Я собираю все силы, которые у меня есть, и когда огонь с одной стороны исчезает в одно мгновение, игнорируя мучительную боль, я засовываю руки в огонь, прислоняя их к машине, и в мгновение ока встаю с сиденья, выпрыгивая из машины на трассу. Ко мне тут же подбегают спасатели, и я, в полном шоке, не понимаю, что происходит. Они снимают с меня перчатки и шлем. Они ведут меня к машине скорой помощи, а мои мысли все еще в той горящей машине.       После того, как я сел в машину скорой помощи, я снова почувствовал, что у меня начинает перехватывать дыхание, но я сам больше не знаю почему. Это из-за гипоксии или чего-то еще, что привело к моей аварии?       Когда я снова просыпаюсь, то вижу над собой двух медсестер и врача. Все они смотрят на меня, а я хмурю брови, оглядывая комнату. Все болит, у меня ни на что нет сил и хочется плакать от беспомощности. — Где Макс? — Тихо спрашиваю я, кашляя, как только выдавливаю из себя этот вопрос. — Я схожу за ним, — говорит один из них, выходя из комнаты. — Ты в больнице, ты попал в аварию. У тебя обожжены две руки, но шрамов не останется. Плюс несколько царапин и ушибов, но это все равно лучше, чем смерть, верно? — спрашивает доктор, осматривая меня. Я утвердительно киваю, потому что не знаю, лучше ли так, и не хочу лгать. — Я смогу снова сесть за руль болида? — С надеждой спрашиваю я, глядя на свои руки. — Хорошо… Нет, на следующие несколько гонок — нет. Когда мы снимем гелевые повязки, после предварительного осмотра мы примем решение. — говорит он, притворяясь грустным, хотя на самом деле он все тот же.       Я киваю, ничего больше не говоря. Мужчина, осмотрев меня, выходит из палаты вместе с медсестрой, оставляя меня одного в тишине. Я смотрю в стену, чувствуя себя еще хуже, чем до того, как задал вопрос. Я боюсь. Я боюсь многих вещей, но больше всего меня пугает то, что кто-то узнает, что происходило со мной последние несколько месяцев, что меня заменят в Ferrari кем-то получше, что я никогда больше не смогу водить машину, что все это развалится. Возможно, если бы я не решил помириться с Ферстаппеном, все было бы по-другому, лучше. Потому что, в конце концов, это его вина. Я нервно сжимаю челюсти, если бы не он, я бы до сих пор участвовал в гонках. Я не знаю, сколько я смотрю в стену, но гнев проходит, оставляя пустоту. Мне плохо, я хочу спать, но не могу. Далее в моей голове звучат слова доктора. Я не хочу отказываться от того, что я люблю, потому что у меня обожжены руки. Этого можно как-то избежать, верно? Я пытаюсь пошевелить руками, но тут же чувствую ужасную боль и сгибаюсь, мне хочется плакать. Со мной покончено… Я ненавижу жизнь. — Как ты себя чувствуешь? — услышав чей-то голос, я ахаю и перевожу взгляд на Макса, который смотрит на меня с беспокойством. В его волосах шампанское и конфетти. Он выиграл гонку, пока я лежал в больнице. Это расстраивает меня еще больше, потому что именно я должен был сегодня победить. Черт! Все так заебало! — Черт возьми, Макс. — говорю я удивленно. — Не пугай меня. — Добавляю я, чувствуя, как гнев медленно улетучивается. Может, мне не стоит злиться, если это не его вина? Если только он намеренно не хотел спровоцировать мою аварию, не давал мне так долго спать, чтобы победить, потому что знал, что у нас сильная стратегия. — Ну, если только ты не хочешь избавиться от меня. Ты потерпел неудачу и в огне я не сгорел, поэтому ты решил избавится от меня напугав до сердечного приступа, чтобы я… — Не говори так, Шарль. — Он перебивает меня, даже не глядя. — С чего ты взял, что я желаю тебе плохого? Я думал, мы уже все объяснили друг другу и подобные разговоры остались позади. — тихо добавляет он. — Прости. — Я вздыхаю, пытаясь контролировать себя. Я устал, я зол, я раздражен, и мне трудно контролировать себя и мысли, которые продолжают кричать, что это он виноват в том, что я здесь. — Меня просто раздражает, что я должен пропустить несколько гонок, пока мои руки не заживут. Предположительно, у меня не должно быть шрамов, так что, по крайней мере, всё не так плохо. — Добавляю я, все еще глядя на него. — Эй, посмотри на меня. — Я хмурю брови, обеспокоенно глядя на Макса. Он выглядит подавленным, и это моя вина. Голландец неохотно поднимает голову и встречается со мной взглядом. — Что случилось? — Спрашиваю я, зная, что его что-то беспокоит. — Ничего, не волнуйся. — Он тихо говорит, вставая. — Твоя семья ждет, чтобы войти сюда, так что… — Ферстаппен. — Я строго смотрю на него. Он действительно хочет закрыться и вести себя как ребенок сейчас, когда рушится не его мир, а мой? Серьезно? — Ты обещал помочь мне, и я хочу помочь тебе, но чтобы я смог, ты должен рассказать мне, что происходит, хорошо? — Я стараюсь быть спокойным. — Так почему же у меня такое чувство, что ты делаешь не то, чего ожидаешь от меня, Леклер?       Я напрягаю все мышцы, слушая эти слова. Как обычно, он пытается сменить тему, чтобы мы говорили не о нем, а обо мне. Он пытается все закрутить так, чтобы не выяснилось, что это его вина, и я начинаю чувствовать себя виноватым в том, что произошло, потому что, черт возьми, вышвырнут не его, а меня! У него потрясающее место в Red Bull, а я могу вылететь со своего в любой момент, если не вернусь достаточно скоро! И я не смогу вернуться туда сейчас! Черт! — О чем, черт возьми, ты говоришь? Знаешь что, убирайся отсюда, я лучше поговорю со своей семьей, чем с тобой, потому что все, что ты делаешь, это ищешь то, чего нет. И знаешь почему? Потому что ты уводишь тему от себя. Ты требуешь от меня большего, чем сам можешь дать этим отношениям. Возможно, мы на самом деле никогда не будем друзьями, потому что ты не можешь быть хорошим другом. Было бы лучше, если бы мы продолжали оставаться врагами, чтобы ты не отравлял мне жизнь. — Говорю я громко, почти кричу. Произнося все эти слова, я начинаю громко дышать, пытаясь успокоиться. Я вижу, как меняется его лицо. Он смотрит на меня грустно, подавленно и с разочарованием. Я внезапно понимаю, что натворил, и хочу объясниться, хотя и не уверен, будет ли это искренне. — Господи, Макс не…       Парень не дает мне закончить. Он выходит из комнаты прежде, чем я успеваю начать извиняться. Я зажмуриваюсь, запрокидывая голову. Почему все вдруг начинает катиться к чертям собачьим! Почему он бросил меня, когда я в нем так нуждался! Друзья так себя не ведут! Я знал, что ему нельзя доверять!       Внезапно в комнату входит моя семья. Мама выглядит сердитой, а братья послушно следуют за ней с опущенными головами, как будто они уже провинились. Это не предвещает ничего хорошего. — Что ты сделал? — сердито спрашивает она. — О чем ты? Как насчет «привет»? Круто, что ты жив? — Спрашиваю я с упреком. Моя собственная мать предпочитает Ферстаппена мне, хотя на этой кровати лежит не он! — Шарль, не говори глупостей, мы рады, что ты жив! Но это не причина, по которой ты можешь относиться к людям, которые заботятся о тебе, как к мусору! Я видела, в каком состоянии Макс уходил отсюда! — Она машет руками в воздухе. — Это его вина, мам! — Я внезапно кричу, и она удивленно замолкает. — Я не должен с ним мириться, потому что это его вина, ясно! Когда мы с ним не дружили, все было хорошо! — Кричу я, мне надоело слышать эту ложь. — Шарль, ты ошибаешься. — Спокойно говорит она, с беспокойством приближаясь ко мне. — Ты злишься, потому что не можешь участвовать в гонках. Мы понимаем это, дорогой, но ты не можешь обвинять людей, которые хотят тебе помочь. Никто тебе ничего не сделал в той аварии. Никого не было рядом с тобой. Ты поехал один, ты сам спровоцировал аварию, и ты не можешь обвинять людей направо и налево. Нам тоже нелегко, потому что мы волнуемся. — Объясняет она, поглаживая меня по щеке. — Вы все на его стороне. — Я сжимаю челюсти, отодвигаясь назад. — Уходите, я не хочу, чтобы вы были здесь. — Добавляю я сердито. — Подумай об этом, Шарль. — Тихо добавляет она, выходя в коридор. — Вы тоже так думаете? — Я спрашиваю братьев, которые все еще здесь.       Они смотрят друг на друга, вероятно, боясь заговорить после моей вспышки гнева, пока внезапно Артур не обретает уверенность в себе и не делает шаг вперед. — Если ты обвиняешь его, то в чем его вина? Объясни это нам, и мы будем на твоей стороне, потому что в настоящее время мы не знаем, что делать, Шарль. — Он мягко улыбается, опасаясь, что я вот-вот начну кричать на него.       Я громко вздыхаю, чувствуя, как разочарование покидает меня, потому что он прав. Я не знаю, почему это его вина. Он всегда был человеком, которого я во всем винил, потому что так было проще. Теперь я тоже это сделал, ведя себя как мудак, хотя он ничего не делал. И снова я набросился на его чувства, будучи эгоистом, который зол из-за того, что не сможет снова бороться за чемпионский титул и с этого момента передаст его гонщику Red Bull. — Я… — начинаю я, но закрываю рот, не зная осмысленного ответа. — Извинись перед ним, Шарль. И поправляйся, мы навестим тебя в Монако. — Советует Лоренцо и выходит из комнаты вместе с Артуром.       Я закрываю глаза, мысленно проклиная весь мир. Одинокая слеза скатывается по моему лицу на подушку, когда я сдерживаю крик. Я сыт по горло всем и вся, и больше всего тем фактом, что они правы. Я вел себя ужасно и не знаю, как это объяснить. Мне стало плохо, когда я увидел шампанское на его теле, в то время как мне пришлось сидеть в больнице. Он живет жизнью моей мечты, что расстраивает меня, хоть и не должно, потому что он стал моим другом. Я должен вести себя как он. Но был бы он милым, если бы проигрывал? Я так не думаю, поэтому мне не нужно ни перед кем извиняться. Может, и к лучшему, что у нас больше нет контакта, все шло не в том направлении. Теперь я должен сосредоточиться на себе, рядом со мной есть настоящий друг — Пьер, который написал мне, что не смог приехать сегодня, поэтому будет рядом завтра. Единственный ценный человек в моей жизни.
Вперед