Love or Ride

Шарль

      Я знаю, что если бы кто-нибудь однажды сказал мне, что в будущем я буду гулять по парку рядом с Ферстаппеном и что наш разговор не будет основан на спорах и колкостях, я бы посмеялся над ними. И теперь это происходит на самом деле. Пилот Red Bull идет рядом со мной, рассказывая о своих кошках. Я слушаю историю с улыбкой на губах, видя, сколько энергии он вкладывает в ее рассказ. Он выглядит счастливым ребенком, которого наконец-то кто-то хочет выслушать.       То, что он сделал, здорово. Больше, я не знаю, что и думать, но я знаю, что он доверяет мне по какой-то причине, которой я не знаю, и это заставляет меня чувствовать желание сделать то же самое, хотя я чертовски напуган этим решением. Я хочу верить, что он хочет помочь мне, что он не лжет, чтобы причинить мне боль, и все, что он говорит и делает, правда. Эта помощь перед Кристианом, обещание и эта встреча. Я не знаю, кто мы. Раньше мы были врагами, но являемся ли мы врагами сейчас, когда проводим вместе обычное время? Без споров и криков? — Ты здесь? — его вопрос выводит меня из задумчивости. — Да, прости. О чем ты говорил? — Я улыбаюсь, чтобы он не разозлился из-за того, что я его не слушаю. Он просто весело закатывает глаза и снова смотрит на продавщицу. — Какой вкус ты хочешь? — он спрашивает снова. — О, наверное шоколад.       Я смотрю на девушку за прилавком, пока Ферстаппен заказывает мороженое. Я не знаю, то ли он слепой, то ли игнорирует это, но она почти раздевается перед ним, кокетливо поглядывая в его сторону. Время от времени она улыбается, поправляет прическу и надувает губы, а он продолжает игнорировать это, сосредоточившись на оформлении заказа.       Мне хочется рассмеяться над лицом девушки, когда Макс, не спрашивая ее номер, берет наше мороженое и отходит от прилавка. Он протягивает мне шоколадное, а себе берет соленую карамель с печеньем. Черт… Я не видел, какие у них здесь вкусы. — Почему ты проигнорировал ту девушку? — спрашиваю я с любопытством. Макс хмурит брови, глядя в мою сторону. — Что? В конце концов, я разговаривал с ней. — Он не понимает моего вопроса, так что получается, что он слепой. — Дело не в этом. Она пожирала тебя глазами и ждала, когда ты дашь ей номер телефона. Она просто выглядела такой… — перебиваю я, не представляя, как я должен передать это ему. Я мог бы рассказать о том, как он смотрел на меня той ночью, но лучше оставлю это при себе, потому что в итоге у меня на лице будет соленая карамель, как в прошлый раз у него с тортом. — Да? — Боже, она как будто хочет залезть к тебе в постель. — Говорю я прямо, чувствуя себя неловко говоря такие вещи своему бывшему или, возможно, нынешнему врагу. — Разве ты этого не видел? — Я видел это, но какое мне дело?       Я сжал губы в тонкую линию, раздражаясь все больше и больше. Он намеренно притворился, что не понимает, что я имел в виду, чтобы мне пришлось сказать это вслух. Мудак всегда останется мудаком. — Что такое? Ревнуешь? — спрашивает он со своей глупой ухмылкой. — Тебя? Никогда. — Я закатываю глаза.       Я смотрю, как ветер треплет идеально уложенные волосы, которые теперь падают ему на лоб. Он облизывает мороженое, выглядя таким беззаботным. Он похож на маленького ребенка, которого никогда не обижали люди или этот мир, и его единственной проблемой будет отсутствие этой сладости. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чувствуя тяжесть в груди. — Пялишься. — он делает мне замечание, и я внезапно чувствую необходимость найти оправдание. — Потому что у тебя вкус лучше. — Я недовольно стону. — Ты тоже мог бы взять такое. — Он находит взглядом мой, устанавливая зрительный контакт. Я заметил, что он смотрит мне в глаза почти при каждом разговоре. Не только мне, всем. — Я мог бы, но я не взял и… — прежде чем я успеваю закончить, Макс быстро вкладывает свое мороженое в мою свободную руку и забирает у меня мое. — Спасибо. — Я заканчиваю довольный. Однако это оправдание сработало для меня, потому что я действительно предпочитаю этот вкус шоколадному.       Мы идем к парковке через парк, где я всегда люблю гулять, когда приезжаю на гоночный уик-энд в эту страну. С улыбкой на губах я наслаждаюсь чудесным вкусом соленой карамели, плюс время от времени мне попадаются кусочки ванильного и шоколадного печенья. Идеальное сочетание, я люблю это мороженое. Наверное, если бы не моя мечтательность, я бы тоже взял такое. Краем глаза я вижу, как Макс криво облизывает шоколадный шарик. — Что с тобой? — Спрашиваю я, останавливаясь. Он также поворачивается ко мне. — Ничего, я просто не люблю шоколадное мороженое. — Он пожимает плечами, как будто это нормально, что он просто взял его у меня, потому что я захотел другое. — Тогда почему ты поменялся? — Спрашиваю я, желая снова обменяться с ним, но он убирает руку, не позволяя мне этого сделать. — Иди давай. — Он снова направляется к парковке. Мне нужна инструкция для этого человека, потому что иногда я не понимаю, что он делает.       Я медленно иду за ним, думая обо всем, что произошло с тех пор, как FiA сказали нам притворяться друзьями. У меня такое чувство, что это притворство перестало быть таковым, потому что они заставили нас вместе пойти за мороженым? Выводить друг друга с вечеринок и защищать друг друга от наших боссов, давая понять, что, хотя мы и не говорили о слухах, он доверял мне, когда я даже слова не сказал? Странно, но, рассказав Пьеру об этих мыслях, я ничего не добьюсь. Они с Деном странные, и после того, как я рассказал о поцелуе, мой друг не дает мне жить. Он продолжает корчить странные рожи и спрашивать о Максе, как будто у нас с ним по крайней мере были отношения. — Кто мы? — Я внезапно спрашиваю, мне надоели мои мысли. Он снова останавливается, на этот раз более резко, и медленно поворачивается ко мне. Возможно, мы выглядим как дебилы, но это нормально. Кто лучше ответит на мой назойливый вопрос, чем заинтересованный человек? В худшем случае я выставлю себя идиотом, но сейчас мне наплевать. — Люди? — он отвечает вопросом на вопрос, совершенно сбитый с толку. — Я не об этом, придурок. Мы больше не ведем себя как враги. — Я неуверенно объясняю. — Я не придурок, придурок. — Он притворяется сердитым, и как раз в тот момент, когда я собираюсь объяснить, он машет рукой в воздухе, давая мне понять, что ничего не произошло. — Я… — он пожимает плечами, когда мы оба замечаем, как кто-то ругается в кустах, поскольку он, вероятно, обо что-то ударился. — Мы можем поговорить у меня в отеле? — быстро добавляет он.       Я киваю, не задумываясь. Я бы предпочел не видеть заголовки в Интернете о том, что мы поливаем друг друга грязью посреди парка или что-то в этом роде. И так будет много фотографий, на которых мы покупаем мороженое и смеемся над тем, что Ферстаппен говорит о своих кошках. Мы молча идем к машине, и это, наверное, самое напряженное молчание между нами, какое я только помню. По дороге в отель ни один из нас не произносит ни слова. Мы погружены в свои мысли, пытаясь упорядочить беспорядок, чтобы разговор не был хаотичным. К тому времени, как мы добираемся до отеля, я доедаю свое мороженое и Ферстаппен… Он притягивает внимание из-за того, что неохотно смотрит в сторону сладости. Если бы не серьезность ситуации, я бы, наверное, начал смеяться и комментировать это, но сейчас я так напряжен из-за того, что должно произойти, что не обращаю внимания.       Я паркую машину на месте, которое мне указывает сотрудник, и мы быстро выходим, направляясь к лифту. Мы поднимаемся на третий этаж, идем прямо по коридору, пока, наконец, не добираемся до его комнаты. Голландец открывает дверь, пропуская меня вперед. Конечно, у него комната больше моей, ничего удивительного. Это уже классика. — Ладно, итак… — начинает он, не зная, что сказать, и я не хочу прерывать его, потому что сам не знаю, что и думать. Я сажусь на диван, а пилот Red Bull напротив меня на кресло. — Я… Ну… Я не знаю, как это объяснить. — Говори, что чувствуешь. — Я советую ему, как будто это так просто. — Да… Так… Я не могу сказать, когда это произошло, но грань между ненавистью и терпением твоего присутствия стерлась. Я перестал смотреть на тебя с мыслью, что с радостью вышвырнул бы тебя из Формулы-1, только для того, чтобы с тобой случилось худшее из худших. Теперь я начинаю понимать, почему ты всем нравишься, потому что, в конце концов, ты не так уж плох. Временами ты даже напоминаешь мне одного парня, которого я когда-то знал. Я не могу говорить о своих чувствах, но я думаю, что ты мне больше не враг. Конечно мы не сразу станем лучшими друзьями, но я не думаю, что «враги» — подходящее слово… для нас. Кроме того, ты бы никогда не стал одним из них, если бы был просто… — он делает паузу, чтобы собраться с мыслями.       Я молчу, внимательно слушая его. Это наш первый откровенный разговор. Он ни разу не посмотрел мне в глаза, и я не заставляю его делать это, потому что знаю, как это тяжело в такой ситуации. — В детстве я обижался на тебя за то, что ты не помогал мне. Все поворачивались ко мне спиной, когда у меня все было хорошо, и ты, как мой самый близкий друг, мог бы быть рядом со мной, но ты предпочел посмеяться вместе с ними и оставить меня наедине с этим, хотя я тебе доверял. Позже я решил вести себя так же, как ты, но даже хуже, чтобы ты страдал. Все, что я делал на протяжении многих лет, было связано с идеей, что я хотел, чтобы ты чувствовал то же, что и я двенадцать лет назад. — Последние предложения он пробормотал, как будто стыдился их.       Я сразу чувствую себя глупо, потому что не думал, что это могло вызвать такой конфликт. Я сжимаю губы в тонкую линию, не зная, что сказать. Да, я прекрасно помню тот день. Внезапно, когда Макс начал хорошо выступать, он стал всеобщим врагом. Я также пошел за ними, потому что все, кто остался с Ферстаппеном, были угнетены, а я хотел перейти в Формулу, а не в упасть в грязь лицом. Мне не нужны были конфликты, которые ничему не помогли бы. Я был идиотом, думая подобным образом. Время шло, дети убеждали меня делать все худшие и худшие вещи. Я до сих пор помню, как увел его девушку, устроил ему аварию и солгал СМИ, чтобы ему пришлось нелегко, потому что этого требовали другие. Я был ужасен, а он был просто ребенком, который должен радоваться тому факту, что побеждает, а не плакать по этому поводу. — Но это не оправдывает того факта, что я был мудаком по отношению к тебе, извини, Шарль. Я не должен был переносить детскую ситуацию во взрослую жизнь и быть грубым. — Он быстро добавляет, поднимая голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Нет, Макс. Это я должен извиняться. Ты прав. Я был идиотом, который следовал за другими, потому что он также не хотел, чтобы над ним издевались из-за дружбы с кем-то, кто никому не нравится. Я всегда мил, и я всем нравлюсь. Все думают, что я супер-человек, и я просто делаю то, что делают все остальные, чтобы не выделяться из толпы. Кроме того, я тоже был ужасен в Формуле-1. Я все время делал тебя несчастным, и я не сержусь из-за того, что ты был груб. Ты защищался, так что это неплохо. Я считал тебя ужасным человеком, даже не зная тебя. Я слушал слухи, думая, что они говорят правду. Это была моя вина, что наши отношения сложились таким образом. И теперь это… FiA сказали нам быть друзьями, я понял, что ты не такой, каким тебя представляют СМИ и я в своей голове. Я начал чувствовать себя глупо, потому что ты был тем, кто встал на защиту меня перед своим боссом. Ты был единственным, кто решил помочь мне, когда даже Льюис, которого затронуло это дело, просто обиделся на меня. Ты помогал и продолжаешь помогать мне, в то время как я продолжал перекладывать вину на тебя, думая, что ты единственный мудак, который может сделать мою жизнь невыносимой. Ты совершенно другой человек, которого я пока не знаю, но если ты дашь мне шанс исправить ошибки маленького Леклера, тогда… — Боже, нам пришлось переступить через себя, чтобы поговорить. Это глупо. — он перебивает меня, забавляясь. Я тоже отвечаю смехом, кивая головой. Да, это глупо, но ничего не происходит без причины. — Но да, я дам тебе шанс, если ты дашь его мне. И еще кое-что. — Он поднимает указательный палец. Я хмурю брови, сглатывая слюну от напряжения. Что на этот раз? — Да? — Ты доедаешь это мороженое и больше никогда не берешь шоколад. — он протягивает мне его. Я со смехом соглашаюсь, беря вафлю с почти растаявшим мороженым. — Так кто же мы? — Друзья.       Возможно, этот день станет поворотным моментом в наших отношениях. Может быть, все сложнее и новее, и восстановление моста, который я снес в детстве, будет трудным для нас, но я верю, что когда мы его восстановим, я буду благодарен за то, что в моей жизни есть этот человек, потому что он уже доказал мне, что он хороший, когда просто начал помогать мне, ничего не прося взамен.