Love or Ride

Макс

— Что за гребаный ублюдок! — Я кричу в радио, когда Леклер перекрывает мне дорогу, из-за чего я теряю время на контрольном круге. — Мы обязательно скажем ему об этом, Макс. — Я слышу спокойный голос. — Но серьезно, блядь! Это что, гребаная игровая площадка! Он столько лет ездит здесь и не может смотреть в зеркала! Пусть они уберут его отсюда! — Я кричу, надеясь, что этот идиот не закончит во второй части квалификации.       С момента нашего разговора прошло три дня. Один день был посвящен встрече со СМИ, другой — тренировкам, а сегодня — квалификации. Между нами все хорошо? Ну, я не знаю, это ни плохо, ни хорошо. Мы не стоим друг у друга на пути, но я не могу не прокомментировать его манеру вождения, потому что сегодня он ведет машину как пьяный. Меня тошнит от этого. — П9, мы в Q3. — Я вздыхаю с облегчением, слыша голос моего инженера. — Из-за этого красного дерьма мы едва справились. — Я бормочу ему, надеясь, что он наконец поддержит меня в том, что мне не нравится эта команда. — Сосредоточься на вождении. Вы оба сосредоточьтесь. — Вы оба? Этот гребаный дебил что-то говорит про меня?! Когда это он семь раз перекрывал мне дорогу! СЕМЬ! Не один и не два раза! Ублюдок! Срань господня, как он смеет! — Я уже разговариваю сам с собой, потому что инженер меня совершенно не слушает, хотя я все еще говорю в рацию. Я заезжаю в боксы, недоверчиво качая головой. — Мне нужно в отпуск. — он говорит серьезно, похоже, устал от моей болтовни.       Отлично.       В конце концов, квалификация проходит хорошо. Я занимаю поул-позицию в завтрашней гонке, и никакой Леклер мне ни в чем не помешал. Он занял жалкую восьмую позицию из-за штрафов, вызванных сегодняшним пилотированием. Мне его жалко? Ни капельки. Я занимаю первый ряд со своим товарищем по команде, так что все идеально. После фотографий, интервью и прочей ерунды я прощаюсь с командой, благодарю их за сегодняшний день и направляюсь к парковке, чтобы отправиться в отель. Мне нужно немного поспать.       Внезапно я слышу тихий плач. Сначала я игнорирую его, потому что, вероятно, это какой-то маленький ребенок, которому не разрешили сесть в машину. Но когда я подхожу ближе к звуку, я понимаю, что это вовсе не детский плач. Я хмурю брови, глядя в сторону гаражей Ferrari, откуда доносятся рыдания. — Чтоб меня. — говорю я себе под нос, оглядываясь по сторонам, чтобы увидеть, видит ли меня кто-нибудь, и когда я не замечаю никого, я быстро иду на звук.       Я прохожу мимо сотрудников, которые, хоть и ничего не говорят, смотрят в мою сторону со странным выражением на лицах, и я совсем не удивлен. Они, вероятно, думают, что я шпион или я потерялся. Боже, что я делаю.       Я иду по странным коридорам, чувствуя, что больше не вернусь по этой дороге, потому что я ее не помню. Внезапно я замечаю Леклера, сидящего у стены. Он прижимает колени к груди. Он обнимает руками в колени и опускает голову, время от времени борясь с подступающими рыданиями. Он сердито вытирает слезы, а рядом с ним лежит сломанный телефон с какими-то сообщениями и фотографией на экране. Я ворчу, и он быстро поднимает голову, чтобы посмотреть на меня. Он хмурит брови, моргая несколько раз, чтобы убедиться, что это точно я. — Что ты здесь делаешь? Это не боксы RedBull — Тихо говорит он. — Ну… Я успел заметить, здесь слишком много красного. — Соглашаюсь я с ним. Я осторожно подхожу к нему и сажусь напротив, прислоняясь к стене, с той разницей, что мои ноги вытянуты и моя обувь касается его. — Ты снова плачешь. — Добавляю я. — И с каких это пор тебя это волнует? — он пытается казаться угрожающим, чтобы я начал спорить с ним и забыл о его состоянии. На этот раз у него ничего не получается. — Я обещал помочь тебе, и я выполняю свои обещания. — Я пожимаю плечами. — Обещанием было найти того, кто распространяет слухи. — Обещание касалось только тебя, Шарль. — Я закатываю глаза. И снова его имя произносят за меня мои губы. Я не это имел в виду, и когда я осознаю, что натворил, я уже не могу сделать вид, что удивлен этим, потому что он замечает это, пристально глядя на меня. — С каких это пор ты так со мной разговариваешь? — он скрестил руки на груди. — Разве это не твое имя? — Прекрати это, идиот. А что касается обещания… И всего этого. Прости, сегодня не мой день. Я действительно не хотел, чтобы все так вышло. — объясняет он, и я начинаю чувствовать себя глупо из-за того, что так долго говорил о нем так много гадостей, но я не буду извиняться перед ним. Мой отец всегда говорил, что это слабость, а я не слабак. — Тогда почему ты плачешь? — Я меняю тему, которая, к счастью, не кажется странной.       Леклер протягивает мне телефон, на котором открыт диалог с Льюисом. Я закатываю глаза, переводя взгляд с дисплея на лицо монегаска, которое краснеет с каждой секундой. Ладно, слухи. Интересные слухи. Мне это нравится. — Льюис? — спрашиваю я в ступоре. — Читай. — он смущенно бормочет. Я киваю, читая содержание. От: Льюиса Чарльз, что это за хуйня? * отправлено фото * Ты что, совсем охренел? Зачем ты нас фотографировал?       Фотография представляет собой скриншот разговора Хэмилтона с неизвестным номером, который отправил ему фотографию пилотов, целующихся друг с другом в гостиничном номере, которую сделал Леклер. Больше ничего. Никаких известных угроз, шантажа. Просто этот человек играет с ними, и я почти готов отрезать себе руку, что это тот же тип, который снова и снова распространяет слухи, втягивая меня в это дерьмо. — Что ты в нем нашел? Титулы чемпиона мира? — Я удивленно поднимаю брови. — Прекрати, это было давно. — Он закрывает лицо руками. — Эй, кто целуется лучше? — Вопрос вылетает из моего рта раньше, чем я успеваю подумать. Парень напрягает мышцы, бросая на меня озадаченный взгляд. — Ну и что? Я хочу знать. — Я пожимаю плечами, невинно улыбаясь. — Нет… — Ты ответил взаимностью на тот поцелуй? — Я перебиваю его, скорее утверждая, чем спрашивая. — О Боже, ты действительно ответил взаимностью на тот поцелуй несколько дней назад! — Я озорно улыбаюсь, видя его искаженное ужасом лицо. — Что? Нет! — почти сразу же кричит он. — Тебе понравилось. — Нет, Макс. Мне это не понравилось. — он говорит серьезно, избегая зрительного контакта. Я внимательно смотрю на него, зная, что он лжет. То есть я лучше. Пусть Хемильтон катится в яму. — Нам придется повторить это снова, потому что я ничего не помню, и я хотел бы определить, понравилось ли мне это. — Добавляю я, желая смутить его еще больше, что работает идеально. Он закатывает глаза, поднимаясь с пола. — Я шучу, расслабься. — Я закатываю глаза. — Господи, какой же ты идиот. — он весело парирует, вздыхая с облегчением. Я передаю ему телефон, тоже вставая. — Как ты сюда попал? — спрашивает он, когда мы выходим через задний выход на парковку. — Будем считать, что я заблудился. — Ну и дебил… — говорит он себе.       Я иду рядом с Шарлем, глядя на него дольше, чем следовало. Вблизи я замечаю больше мелочей. Даже те, которые я не видел за дюжину лет знакомства с ним. У него полные губы, многодневная щетина, волосы, растрепавшиеся во все стороны, немного веснушек и красивые зеленые глаза, к которым я никогда не приглядывался, и я уже знаю, что это было правильное решение. Они завораживают, напоминают луга, которые ассоциируются с миром, свободой и счастьем. Бег летом босиком по траве, солнце, уже садящееся за горизонт, и ветер. — Хочешь мороженого? — Внезапно выпаливаю я. — Для поднятия настроения. Я слышал, это работает. — Я подмигиваю ему, видя, что он начинает краснеть. — Притормози немного. Сначала ты целуешь меня, потом… — он забавляется, видя мое обиженное лицо. — Да, я хочу уйти. — он отвечает с улыбкой. Я киваю и указываю на свою машину. — Мы можем поехать на моей? — он спрашивает неуверенно.       Сначала я сразу хочу сказать «нет», но, увидев его щенячий взгляд, закатываю глаза и киваю. Я должен отдать ключи Кристиану, чтобы он отвез мою машину на парковку отеля. Я оборачиваюсь, доставая ключи из кармана. Вдалеке замечаю идущего к нам Хорнера. Он выглядит сердитым. Нет, что я говорю. Он взбешен. Он останавливается перед нами, оценивая Леклера взглядом. Монегаск делает шаг назад, непонимающе глядя то на меня, то на Кристиана. — Послушай меня. Мы уважаем тебя, мы никогда не говорим Максу плохого о тебе и Ferrari, а ты решил распустить какие-то слухи о Red Bull и Максе? Зачем это? Уничтожить нас и выиграть чемпионат, который будет представлен в ложном свете? — он говорит сердито, глядя только на Леклера.       Я тоже смотрю на него и вижу, что он не понимает, что происходит. Не знаю почему, но я верю ему. Я не знаю, правильное это решение или нет, но мне хотелось бы думать, что это так. Я делаю шаг вперед, привлекая их внимание. — Откуда ты знаешь, что это он? — Я скрещиваю руки на груди. — А кто еще? Если подумать, Макс, он единственный человек, который хочет от тебя избавиться.       Я знаю, что он говорит правду, я знаю, что мне должно быть все равно, но что-то щемит мое сердце, когда я слышу эти слова. — Я сообщу об этом, я сообщу о тебе… — Это не Шарль. — Твердо говорю я, перебивая его.       Кристиан и Леклер смотрят на меня в шоке. Да, я тоже удивлен, что сказал им это. Я мог бы оставить это при себе, потому что я буду чувствовать себя идиотом, если окажется, что это он. — Не вешай мне лапшу на уши, Макс. Это он, и ты встань на мою сторону, потому что я сражаюсь за тебя и Red Bull, чтобы ничто не могло запятнать нашу репутацию. — Если ты не веришь ему, поверь мне. Он ничего не делал, поэтому, если ты хочешь кого-то обвинить, тогда ищи того, кто на самом деле пытается все испортить. — Я вручаю ему ключи от машины. — И мне насрать на эту репутацию. Я бы предпочел проводить время с человеком, который ничего не сделал, чем с человеком, который обвиняет всех вокруг, потому что, по правде говоря, дело не во мне, а в том, чтобы тебя не уволили. — Я поворачиваюсь спиной к потрясенному Хорнеру и иду к машине Леклера. — Пошли, Шарль. — Я говорю громко, находясь почти рядом с машиной.       Через несколько секунд я слышу быстрые шаги позади себя, и через некоторое время монегаск догоняет меня. Он ничего не говорит, но я вижу, как он улыбается себе под нос, потому что я только что подвергся опасности быть выброшенным из формулы, чтобы защитить его. Черт возьми, я сошел с ума. Я определенно ударился головой, или тот поцелуй, который я даже не помню, что-то испортил. Может быть, я все испортил? Будем надеяться, что нет… — По мороженому? — радостно спрашивает он, когда мы садимся в машину. Настроение у него намного лучше, чем минуту назад, так что все сомнения по поводу того, стоило ли рисковать, исчезают. Почему? Я не знаю. Мне страшно, потому что я больше не чувствую к нему той враждебности, что была несколько дней назад. Что меня пугает, так это то, что я решил помочь ему, и тот факт, что мы с каждым днем проводим все больше и больше времени вместе без принуждения со стороны FiA. — По мороженому. — Я соглашаюсь, отводя взгляд от его лица, чтобы не вызвать подозрений.