Моя любовь сейчас умрёт (а утром снова воскреснет)

Даже после восстановления на службе Игорь откладывал встречу с Разумовским почти год. Сперва нужно было заново собрать по кускам свою жизнь — полтора года в дурке, а потом ещё несколько месяцев в подвешенном состоянии сказались на нём не лучшим образом. Заново выстраивать связи, когда долгое время чуть ли не единственным собеседником был двинутый Рубинштейн, оказалось адски сложно. Все они смогли отгоревать и уйти вперёд, а он так и остался вариться в котле из боли, вины и самобичевания. Проще всего было с тёть Леной: первым же делом после освобождения он приехал в опустевшую квартиру Прокопенко, прямо на пороге упал на колени и уткнулся ей лицом в живот, а она, со своей почти материнской безусловной любовью, баюкала его в объятиях, позволяла быть слабым, не мучила вопросами, когда он не мог говорить, и всё ещё ни в чём не винила. «Я только рада, что мне не пришлось хоронить ещё и тебя», — обронила она однажды в ночной тишине, поправив сползший на пол после кошмара плед, пока Игорь, как ребёнок, притворялся спящим. Он прятался у неё почти два месяца, пока, наконец, не понял, что она, несмотря на навеки поселившуюся в глубине глаз печаль, смогла принять свою потерю и продолжить жить, и что ему тоже придётся научиться это делать. Дима заматерел. Год с Громом считался за три, а полтора без него вышли за все пять, и сейчас он уже капитан, ещё и вхожий на самый верх, проявив себя перед Архиповой. У него интуиция ищейки, аналитический склад ума и привычка думать-думать-думать заранее, а не вляпавшись по уши. Он дотошный и цепкий, а ещё стойкий, и когда «напарник Грома» ещё долго звучало в кулуарах ругательством, то упорно шёл вперёд, вгрызаясь в дела и оставаясь непоколебимо вежливым. Дима — скала и островок спокойствия. По уши погрузившись в работу и взвалив на себя больше, чем обычный человек смог бы выдержать, он всё равно находил в себе силы и время, чтобы стать для Игоря якорем. Они не говорили об этом, но Игорь знал, что каким-то образом именно Дима приложил руку к тому, чтобы Игорь не просто вернулся в органы, но и в родное управление, даже с сохранением звания. И пусть новый генерал пока что практически не выпускал его из этого самого управления, это уже большой шаг вперёд, на который Игорь долгое время не мог даже надеяться. Он каталогизировал архивы, изучал дела, которые завели в его отсутствие, иногда помогал с допросами и стажёрами и неожиданно увлёкся профайлингом. Когда выпадала возможность, он наблюдал за тем, как работал Дима, и искренне им восхищался. Против воли думал — а смог бы Дима так вырасти, если бы Игорь всё это время был рядом? — но тут же одёргивал себя. Над столом Димы по-прежнему были приколоты рисунки стаи, но к ним добавились и другие: разномастный зоопарк, в котором Игорь с болью узнал погибших от дронов сослуживцев, с восторгом распугавший стаю уток Муха — это с их недавней прогулки в Таврике, — какой-то незнакомый пёс, не то дог, не то доберман, со странным окрасом передних лап, просто куча-мала из лап и хвостов, о которой Игорь почему-то так и не спросил, всё ещё не готовый найти себе место в его новой жизни. Но Дима ничем не давал почувствовать, что Игорь больше не стая, и пока что этого было достаточно. Сложнее всего оказалось восстановить нить, связывающую с Юлей. Они страшно разругались, когда Игоря клали в палату с весьма сомнительными удобствами у Рубинштейна, потому что Игорь велел ей отпустить, забыть и не ждать свихнувшегося бывшего майора, а жить своей яркой жизнью, на что Юля предсказуемо взвилась и потребовала перестать решать всё за других. Несмотря на её вполне обоснованный страх перед этим местом, а также Рубинштейна, который не очень-то и приветствовал свидания с подопечными, Юля ещё несколько раз пробиралась в лечебницу, но всё равно уходила ни с чем. Игорь знал, что она — безрассудная и сумасбродная — раскопала в кабинете у Рубинштейна какие-то секретные документы и с головой погрузилась в оккультный мир, чтобы найти способ его вылечить. Никакого способа она не нашла, зато встретила ведьму, которая помогла ей тоже начать жить дальше. И теперь, когда Игорь вернулся и был относительно здоров, Юля чувствовала себя виноватой, что не дождалась, но была счастлива со своей ведьмой, и оттого винила себя ещё сильнее за это счастье, — а потому по возможности просто избегала Игоря, как могла, не слушая, ни что он всё понимал, ни что хотел вернуть лишь их дружбу. Дима говорил, что ей нужно лишь ещё немного времени, но неловкость между ними по-прежнему можно было резать ножом, и Игорь заставил себя смириться, что не всё было возможно вернуть. Другое дело Игнат: милый друг детства будто и не заметил разлуки, обнял так, что затрещали рёбра, и тут же погнал на ринг — «мой же ты дорогой, в гроб кладут краше, это ты в таком виде собрался к моей матушке на юбилей?» В общем, жизнь, наверное, налаживалась, но её по-прежнему отравляло знание, что Разумовский жив и находился буквально у него под носом. На самом деле, это была информация строжайшей секретности, но тут репутация Игоря сыграла в его пользу, и наверху, очевидно, решили, что он рано или поздно всё равно докопается, поэтому пусть лучше это произойдёт под их контролем. Игорь не знал, чего они ожидали, сообщая об этом. Что он кинется сворачивать ему шею? Что он кинется на тех, кто его в принципе спас и скрыл? Зря. Только не после Рубинштейна. Только не после того, что пережил сам Игорь. Только не после — нет. Ничего не было. И хотя Игорь уже не винил во всём случившемся Разумовского — по крайней мере, того Разумовского, который сейчас сидел в подвале, — их встречу он откладывал изо всех сил. Вот только кошмары — и о том, что было на самом деле, и о том, чего быть не могло, — не уходили, несмотря на таблетки, режим и многочасовые прогулки с Мухой. Дима не настаивал, он вообще ни разу не говорил про Разумовского, но смотрел так выразительно, что однажды Игорь всё-таки сдался. Его приходу даже никто не удивился, лишь вяло козырнули и кивнули в сторону сканеров на двери, которые мигнули зелёным и на отпечаток пальца, и на сетчатку глаза. Всё-таки ждали. Разумовский действительно оказался внизу, сидел перед тремя большими экранами, с космической скоростью что-то печатал и выглядел, ну, как Разумовский. Болезненно бледный, так, что пигментация кожи была практически незаметной, исхудавший, хотя в такой рубашке навыпуск и не понять, рядом с горой банок из-под энергетиков и упаковок от всяких чипсов и крекеров. — Тебя тут вообще нормальной едой-то кормят, узник совести? Разумовский вздрогнул и резко обернулся, одна из банок покатилась Игорю в ноги. — Игорь, — он неуверенно улыбнулся и зажал ладони между коленями. — Я уже не ждал, что ты придёшь. — Ну, вот пришёл, — Игорь дёрнул плечом и огляделся, не зная, что ещё сказать. Делать вид, что между ними ничего не произошло, было невозможно, а спрашивать про Ту личность не хотелось, учитывая, что сам Игорь от таких вопросов всегда уходил. Комната была довольно просторной, а искусственное освещение было по-максимуму приближено к естественному, чтобы компенсировать отсутствие окон. В углу стояла тахта со скомканным пледом и парой подушек, помимо огромного рабочего стола у другой стены был небольшой обеденный, а над ним даже висела плазма. Ещё одна дверь вела, судя по всему, в санузел. Но ни картин, ни статуэток, ни даже каких-нибудь безделушек, которые выдавали бы личность хозяина. — Тебя на улицу-то выпускают? — Не поверишь, у меня теперь даже квартира есть. Убитая, конечно, зато рядом. Но я всё равно чаще здесь остаюсь. Игорь хотел было припомнить ему пентхаус в башне Vmeste, но сдержался. От сумы, да тюрьмы, да от дурки… — Кто бы мог подумать, Сергей Разумовский — цепной пёс режима. — Кто бы мог подумать, майор Гром перекладывает бумажки в архиве, — в тон ему огрызнулся Разумовский и откинулся на спинку кресла. — Не надо делать вид, что у нас обоих были лучшие варианты. — В жизни не поверю, что ты не можешь отсюда сбежать. Особенно с твоими талантами. — Могу, — Разумовский пожал плечами, выудил из пакета две непочатые банки колы и кинул одну из них Игорю. — Но чтобы что? Сменить внешность, стать каким-нибудь Сергеем Петровским и открыть новую соцсеть? Vmeste всегда будет моим детищем, кто бы там ни купил контрольный пакет акций, и со мной всегда будет моя Марго. — Разумеется, Сергей, — тут же подтвердил уже знакомый Игорю голос, а продолговатый цилиндр на столе загорелся мягким оттенком синего. — Я всегда хотел помогать людям, всегда. Я дал им платформу для возможности свободы слова, дал им ресурсы для обучения. Жертвовал на благотворительность, всегда проверяя, куда конкретно идут деньги. И сейчас я всё ещё продолжаю помогать людям. Я надеюсь, ты понимаешь, что на меня нечем давить, что я сижу тут практически добровольно? Что я тут не посты про власть в соцсетях отслеживаю? Я тут за справедливостью и наказанием настоящих преступлений, а не за ваш продажный режим! Раскрасневшись, Разумовский будто ожил, и Игорь вспомнил, как встретил его впервые: такого уверенного в своей правоте, такого искреннего и человечного. Тогда он и представить не мог, чем всё обернётся. Тогда он смотрел на него, гордого и сияющего от воплощённой в жизнь мечты, и сам себя обрывал — ты на службе, ты на исполнении, даже не думай. Сейчас такие мысли были ещё более неуместными, и Игорь показательно поднял руки, сдаваясь. — Полегче, гроза террористов, я всё понял. — Я надеялся, что ты зашёл поблагодарить меня, но, очевидно, такой щедрости я не дождусь. Игорь аж подавился колой от такой наглости. Да, технически, те ужасные теракты устроил не сам Разумовский, но благодарить за это? Или за то, что отмаливал не свои грехи, работая на полицию? Разумовский прищурился. — Тебе не сказали, — произнёс он без тени вопроса. — Это я вывел на чистую воду Рубинштейна, чтобы его пыточную прикрыли. И между прочим, это было очень сложно, он почти не доверял электронике. Игорь замер. Честно говоря, когда его, наконец, выпустили, он мало задумывался о том, как и почему, слишком свежи были — нет, ничего не было. Рубинштейна посадили, а Игоря не заставили свидетельствовать, и это всё, что его касалось. Дима наверняка знал больше, но Игорь отказался это обсуждать даже с ним. — Я… Спасибо. Тогда спасибо. Не думал, что… — Никто не заслуживает его экспериментов, — отрезал Разумовский и тут же закрылся, отвернувшись к своим экранам. Но добавил, уже мягче и немного неуверенно. — Заходи, если захочешь. Игорь кивнул, хоть Разумовский и не мог уже этого видеть, и ушёл обратно в архив, чтобы поразмыслить обо всём в тишине. Разумовскому было за что ему мстить — именно Разумовскому, а не Той личности. В конце концов это Игорь лишил его иллюзии его драгоценного Волкова, Игорь практически вручил его Рубинштейну, и уж конечно это Игорь избил его, непонимающего и безоружного, до полусмерти. В своих глазах Игорь, конечно же, был прав, раздавленный гибелью Фёдора Иваныча и знать не знающий про раздвоение личности, а как это выглядело для Разумовского? Наверняка он копал под Рубинштейна, чтобы отомстить, а не ради Игоря, но то, как он сейчас с ним общался… Хотя, а кто ещё у него остался? И кто мог понять его, как не Игорь? И кто мог понять самого Игоря, если не Разумовский? Поэтому на следующий день Игорь пришёл снова. А потом ещё. Разумовский стал Сергеем, а потом и просто Серёжей или даже Серёгой — никогда не Серым. Всё чаще Игорь стал спускаться в подвал просто чтобы поработать с документами под стук клавиатуры и периодическую ругань Серёжи, которую находил забавной и даже милой. Сам Серёжа никак не возражал против компании, и Игорь нагло этим пользовался, таская с собой ещё и человеческую еду — после полутора лет на колёсах организм отказывался функционировать только на кофе и шаверме. Со временем они даже стали выбираться куда-то за пределы подвала: в парки, вдоль каналов, на выставки, если у Игоря были связи и возможность провести их через служебный вход, потому что с маскировкой Серёжи через центральный их бы не пустили ни в одно приличное место — сам он, когда впервые увидел Серёжу в шапке-гандонке и солнцезащитных очках на пол-лица, хохотал минут десять, наверное, в первый раз за последние несколько лет. В Муху Серёга влюбился буквально с первого взгляда и теперь сам с гордостью держал поводок и начёсывал ему пузо, а тот, предатель блохастый, только и рад был. — Я его взял, когда один в квартире снова оказался. Там-то всё по расписанию, всё понятно, а тут тишина и такой огромный мир, — Серёжа рядом понимающе кивнул и смешно сморщился, когда Муха от души облизал ему лицо. — Без него бы и не справился, наверное. Его же и выгуливать надо, и кормить по часам, а значит и по магазинам ходить надо. Ради себя бы не пошёл, а его как бросишь? Так и выбрался. Ну а потом на работу уже вернули. — Я тоже долго привыкал, — откровенностью на откровенность ответил Серёжа. — Меня же ещё поначалу чуть ли не на цепи держали, пока не убедились, что я не притворяюсь, что Тот действительно существовал. Ещё сложнее было доказать, что Рубинштейн не меня лечил, а его исследовал. Общество к такому ещё не готово, а уж вы, менты, и вовсе закостенелые. Не обижайся. — Постараюсь, — хмыкнул Игорь. — Но в чём-то ты прав. Сейчас хоть нормально? — Терпимо, — Серёжа пожал плечами. — Те, кто со мной работают, ничего себе не позволяют, один даже вроде сочувствует. Теперь и ты ещё. Я же никогда не был компанейским, так что нормально. Когда смог обойти вашу систему безопасности, то вообще хорошо стало. — Не боишься мне такое говорить? — Ты не сдашь, — с поразительной уверенностью заявил Серёжа и тут же спрятал покрасневшие скулы, уткнувшись в Муху. Игорь уткнулся взглядом в свои ботинки и шумно вздохнул. Он и правда не собирался сдавать, но даже себе не хотел объяснять почему. Через пару дней он притащил Серёже подарок — репродукцию Ботичелли, ту самую, что когда-то висела у него в пентхаусе. Не такую огромную, разумеется, но приличного качества и в красивой раме. Серёжа молчал так долго, что Игорь успел испугаться, что сделал что-то не то, а потом обнял: крепко, почти до боли. Сдавленное «спасибо» Игорь скорее почувствовал сквозь футболку, чем услышал, но осторожно обнял в ответ и кивнул. Они так простояли несколько минут, а потом Серёжа пришёл в себя, оттолкнул его, отвернулся и чуть дрогнувшим голосом послал за гвоздём и дрелью. — Да, мой господин, — шутливо козырнул Игорь, скрывая собственное смущение. Наверное, это было лишь вопросом времени, когда же всё это приведёт к закономерному итогу, но так и вышло. Дима, который в общих чертах был в курсе их плясок друг вокруг друга, лишь пожал плечами. — Игорь, я тогда тебя почти не знал, но у меня было чувство, что, не окажись Разумовский Чумным Доктором, ты бы позвал его на свиданку, закрой мы дело. То, насколько он был близок к правде, даже пугало. Однажды они с Серёжей об этом разговорились, и тот тоже признался. — Когда мы только познакомились, уже и не помню, я тогда был слишком напуган всей этой ситуацией. Но я точно помню, что после драки в казино я отчаянно хотел затащить тебя в какую-нибудь подсобку и поблагодарить за спасение. Возможно, если бы я не был уверен, что за убийствами стоит Олег, я бы так и сделал. Серёжа усмехнулся, но тоскливо, а Игорь решился, наконец, задать вопрос, который мучил его последние несколько месяцев. — Можешь не отвечать, но… Почему Волков не вытащил тебя сейчас? Это же бред, что в тот раз он действовал из-за денег. — Я стрелял в него, если ты забыл. — И едва поцарапал. Брось, он собирался тебя не убивать в ответ, а закинуть на плечо и запереть где-нибудь. Ты же ему нужен. Серёжа с силой сжал губы, и Игорь уже хотел забрать свои слова обратно, но не успел. — Ему нужен был тот, ради кого и за кого можно было бы убивать. Когда Тот предложил ему план мести, а Олег сразу на него согласился… Я поверить не могу, что он решил, будто меня могут порадовать убийства и теракты. Это же просто чудо, что от взрывов никто не погиб, это невозможно было предусмотреть. Я с таким трудом принял его работу и адреналиновую зависимость, но это, — Серёжа чуть не прокусил губу, задумавшись, и покачал головой. — Ещё и зная, сколько денег я ежегодно вкладывал в сохранение архитектурного наследия города. Головоломка решилась с практически осязаемым щелчком. — Он приходил к тебе. После того, как сбежал. Серёжа опустил голову. — Я сказал, что никогда не буду его искать и не сдам. Он всё ещё мой первый друг и навсегда останется для меня безумно важным человеком. Но я просто не могу. Не так. Серёжа всё-таки сломался — кажется, у него так и не было возможности полноценно пережить эту потерю, — и Игорь обнимал его до самого утра. Им обоим снились кошмары, постоянно. Серёжа не осознавал действия Той личности, но всё, что он узнал уже постфактум, во сне совершал он сам, своими руками, и даже больше. Убивал своего Волкова, убивал Игоря, взрывал бомбы, всё-таки минировал станции метро и не позволял отключить код. Игорю тоже снился телецентр, а ещё гибель Фёдора Иваныча, но чаще всего — лечебница. Там произошло что-то страшное, что-то ужасное настолько, что он обо всём забыл, но оно возвращалось ночными кошмарами, которые он никак не мог вспомнить наутро. Сегодня это Серёжа. Игорь проснулся от того, что тот, разгорячённый, метался рядом, а в ногах скулил перепуганный Муха. Игорь перехватил руки, чтобы Серёжа не навредил случайно им обоим, и всем весом навалился сверху, сбивчиво бормоча какие-то стихи, сохранившиеся в памяти ещё со школы. — Прости, — как и всегда первым делом покаялся Серёжа, с благодарностью принимая воду. Игорь лишь отмахнулся. — Что сегодня? — Телецентр. Как будто Хольт убил Олега, а потом и тебя, а я, почему-то уже раненый, мог лишь лежать и смотреть. — Мне недавно тоже снился Хольт, — признался Игорь. — Только его Волков быстро размазал, и тогда из ниоткуда появился его помощник — ну этот, который как из рекламы. Игорь на мгновение запнулся, не зная, видел ли Серёжа фотографии, но тот кивнул и подтолкнул, чтобы продолжал. — Ну вот, стекло вдребезги и тут появляется этот бугай верхом на динозавре. — Игорь! — Да вот те крест, огромный такой динозавр, зелёный, с хвостом, как полагается, а этот псих на нём, как на лошади. — И что дальше? — Без понятия, я будильник забыл завести, так что меня Муха всего обслюнявил, чтобы мы гулять пошли. Серёжа попытался укоризненно посмотреть на Муху, но не выдержал и сдавленно рассмеялся, уткнувшись Игорю в грудь. — Игорь, только ты… — Ну что я могу сделать, это ты меня заставил посмотреть тот фильм про динозавров. Я причём ещё успел подумать, что вот сейчас его завалю, и потом верхом на этом динозавре в участок… Серёжа расхохотался уже в голос и вытер выступившие слёзы. Кошмар был забыт, и Игорь довольно улыбнулся, ещё крепче прижимая к себе Серёжу.

***

— Елена Львовна сказала, что, если ты не придёшь к ней до конца следующей недели, она открутит головы нам обоим, — заявил Дима, когда они выбрались вместе пообедать. — А почему она это тебе говорит? — слабо возмутился Игорь, откусив сразу половину огромной столовской котлеты. — Наверное, потому что ты от неё гасишься уже несколько месяцев. Игорь насупился. Интересно, когда тёть Лена вообще добралась до Димы? Вчера они собрались втроём, как когда-то в прошлой жизни: Юля, заметив, что он тоже счастлив, наконец, отпустила себе свою надуманную вину, и они долго проговорили, пообещав друг другу вернуть крепкую дружбу. Разумеется, Юля тут же попыталась выпытать, кто же вытащил Грома из пучины отчаяния, но они с Димой мужественно не проронили ни намёка, а Игорь ещё и стребовал с неё обещание отключить журналистские инстинкты. Игорь слабо верил, что её надолго хватит, но вчера они болтали вполне спокойно и не затронули ни одной болезненной темы. С другой стороны — тёть Лена. Да, Серёжа не был виноват в том, что произошло. Как много было если: а если бы Волков не подстроил свою смерть, а если бы Серёжа попал к нормальному психиатру, а если бы Серёжа смог отбить контроль над телом раньше… Но разве можно говорить про это вдове, похоронившей любовь всей своей жизни? Когда Игорь осознал, что их встречи с Серёжей стали чем-то серьёзным и настоящим, то понял, что больше не мог смотреть ей в глаза. Казалось, будто отношениями с Серёжей он предавал саму память Фёдора Иваныча, предавал тёть Лену и её горе. Но и игнорировать её он тоже не мог: с тёть Лены сталось бы прийти в участок и вытащить его на улицу за ухо, это она ещё любезно предупредила. Из всех людей ей Игорь врать не мог никогда. Готов ли он был потерять последнего родителя ради отношений с Серёжей? У Игоря всё ещё не было ответа, когда в субботу он послушно постучал в дверь и протянул бутылку её любимого вина. — Даже не сомневалась, что через Диму окажется эффективнее всего, — Игорю хватило совести покраснеть. — Заходи давай, мой руки и рассказывай, чем таким важным ты занят, что совсем забыл сюда дорогу и разговариваешь через губу. Игорь хотел было возразить, но под строгим взглядом осёкся и послушно поплёлся в ванную. На кухне уже была целая поляна: и фирменный салат с фасолью, и знаменитые на весь участок разносолы, на плите томилось жаркое, а на подоконнике Игорь заметил коробку своего любимого торта. Устыдился мгновенно: пока он курсировал между работой, Димой и Серёжей, тёть Лена тут была совсем одна, а он, тварь неблагодарная, даже не подумал… — Пока ты ещё не совсем утопил себя в чувстве вины, попробуй вот это, Танюша дала рецептик, — тёть Лена наложила ему какую-то хитро сложенную закуску и разлила по бокалам принесённое вино. — Какая Танюша? — Ты бы хоть делал вид, что меня слушаешь, — беззлобно вздохнула тёть Лена. — Татьяна Александровна, она курирует библиотеки, или что-то в этом роде, я так до конца и не разобралась. Мы с ней пару лет назад сдружились. Игорь с трудом припомнил колоритную увешанную бусами мадам, которую однажды застал в гостях, подумал ещё тогда, что тёть Лену хотят развести на деньги, а то и вовсе увести у вдовствующей пенсионерки квартиру. Подруги — это здорово. Не снимало с него вины, но всё-таки. — Очень вкусно, — искренне пробормотал Игорь с набитым ртом и чуть не подавился под укоризненным взглядом. Фирменный салат по-прежнему был шедевром кулинарии, как и жаркое, на алкоголь Игорь после дурки смотрел с опаской, но всё-таки позволил себе один бокал за компанию. Тёть Лена рассказывала про Светку с третьего, которая решила организовать читальный клуб с уклоном в эротические романы, про Ирину Витальевну, бывшую замотделения, которая недавно тоже похоронила мужа, продала квартиру и уехала куда-то в Индию (на этих словах Игорь подавился повторно), про Софочку — ну помнишь же, вы учились вместе, — которая уехала в Грузию с мужем, а вернулась разведённая, зато с двумя девушками. Какой же скучной жизнью жил Игорь, что рассказать ему было разве что про заявившегося в участок мужика, нашедшего по спутникам секретную базу Аненербе, да про забавный случай с батей, вычитанный в архиве. — Теперь-то расскажешь? — спросила тёть Лена, когда он отобрал у неё тарелки и встал у раковины. Вот так, спиной, было чуть легче. — Вы же знаете про Разумовского? — Про которого? Игорь чуть не выронил скользкую салатницу. — В смысле? — Их же было двое, разве нет? Димочка с Юлей рассказывали. Один — талантливый программист и филантроп, а второй — псих, который… Который устроил те теракты и убил Федю. Игорь восхитился тому, что её голос почти не дрогнул. — Это был один Разумовский, просто… — Да-да, две личности в одном теле, я понимаю, просто так проще их различать. Так что, ты узнал про него что-то новое? — Не совсем, — Игорь уже в пятый раз ополоснул одну и ту же тарелку, задумавшись. По сути, жизнь Серёжи была строго охраняемым секретом. Но если заниматься буквоедством, то он не подписывал никаких бумажек о неразглашении. — В общем, он жив. В смысле, тот, который нормальный. Та личность, она… Её больше нет. Голова привычно разболелась, как и всегда, когда Игорь пытался вспомнить. — И ты поэтому был такой потерянный, — с сочувствием кивнула своим мыслям тёть Лена. — Не совсем, — повторил Игорь и выключил воду. Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть? Он развернулся, расправил плечи и выпалил, не давая себе одуматься, — Мы вместе. В смысле… — Я поняла, в каком смысле, — оборвала его тёть Лена и вылила себе в бокал остатки вина. — А ты по-прежнему не ищешь лёгких путей, верно? — Он хороший, — Игорь сам поморщился от того, как по-детски это прозвучало. Будто ему снова двенадцать, и его не пускают гулять с Игнатом. — Он тоже многое пережил, и до сих пор винит во всём себя. Я знаю, что он перевёл со своих оффшоров деньги семьям погибших, выдав их за государственные выплаты. Он отбил у города детдом, где вырос. Он давно мог бы сбежать на край света, но выбрал помогать нам. И он… Он понимает меня. И что я пережил в лечебнице. — Игорь, — тёть Лена вздохнула, поднялась и притянула его к себе, баюкая, как раньше. — Я знаю, что ты бы не выбрал недостойного человека. Я говорила о том, что ты встречаешься с юридически несуществующим человеком. И что мы с тобой знаем, что будет, если это когда-нибудь всплывёт. Игорь сглотнул. К сожалению, он действительно знал, какая волна поднимется и чьи головы полетят, как и знал, что Серёжа тайно готовил пути отступления на самый крайний случай. — Одно время моя личная жизнь уже была на всеобщем обозрении. Теперь вот секретный почти что шпионский роман. Тёть Лена покачала головой и растрепала ему волосы. — Тоже мне шпион. Прекращай бегать и приходи в следующие выходные на обед. И приводи свою секретную половину знакомиться. Игорь кивнул и изо всех зажмурился. Он обещал себе, что больше никогда при ней не заплачет.