После

      Человек отнёс меня в белую комнату. Человек вонзил в меня острую иглу. Человек, используя тонкий и длинный предмет, брызнул в мой больной глаз какую-то жидкость.       Я лежал на его столе, смирившись со своей таинственной судьбой. Он может сделать со мной всё, что захочет, а всё потому, что он — человек, и ему доступны знания, которые мне никогда не постигнуть. Превосходство его вида над моим перманентно и неоспоримо. Мы никогда не будем равны. В его глазах я всегда буду беззащитным котёнком, несмышлёным и не умеющим дать отпор.       Я понял, о чём говорил Белый, сполна, потому что прочувствовал это на своей шкуре.       Совсем недавно меня занимала… как это назвать? Измена, предательство, издевательство? Лолы. А вскоре я с невозмутимым любопытством наблюдал за действиями Человека — очевидно, своего нового повелителя, — и гадал, отнимет он у меня возможность иметь детей или нет. Зачем мне дети? Моя сестра наверняка родит их с лихвой. Да, отношения с кошками при таком раскладе, возможно, не сложатся. Но зачем мне такая паршивая кошка, которая любит не меня, а функции, которые я выполняю?       Злость, направленная на других котов, сменилась ненавистью к кошкам. Я был уверен, что они все одинаковые, — такие, как Лола. Я в ужасе содрогался от мысли, что моя мать ничем не лучше, и я когда-то её просто идеализировал.       Вот как она со мной обошлась, эта неземная и воздушная Лола. Сначала дала надежду, что я важен для неё, а затем променяла на другого и отвергла. Да ещё и молча, не сказав ни слова. Блудливая лицемерка.       Я крыл её последними словами, хоть и понимал неоправданность своих претензий. Она мне ничего не обещала. Но я не мог остановить собственный поток жёлчи, он будто разрывал меня изнутри, пока я не погрузился в беспробудный сон.       Очнулся я уже в другом месте. Стены были жёлтыми, за окном была ночь. Человек лежал на диване и смотрел на говорящую коробку. Меня он поместил на мягкую оранжевую подстилку сбоку от дивана. Совсем рядом стояли две красные миски: одна с водой, другая с мясом.       Я не мог поверить в своё счастье. Он не убил меня и даже, вроде бы, если мне не изменяют внутренние ощущения, не вмешался в функционирование моего организма. Привёл домой. Может, я ему понравился, и он всё-таки оставит меня жить у него?       Я громко взмолился: «Пожалуйста, Величайший Кот!».       Человек меня услышал и придвинулся к краю дивана. Потерял всякий интерес к говорящей коробке и, что-то ласково бормоча, погладил меня по спине. Я так соскучился по обыкновенной ласке, что сразу же сдался. И куда только делся тот кот, который ещё днём дрался с Блохастым и злился на Лолу?       Иногда мне казалось, что во мне сосуществуют два кота: один — наивный и добрый, второй — подозрительный и воинственный. Первый часто принимал решения, последствия которых приходилось разгребать второму, и наоборот.       Второй кот, пробудившись, в панике зашипел: «Этому человеку нельзя доверять. Он всё ещё может тебя подставить».       А первый ему ничего не ответил, ослеплённый ненасытной жаждой любви и тепла.       Наутро Человек взял внушительных размеров чемодан и вышел из коробки, оставив меня один на один с её содержимым. Внутри было четыре комнаты: та, где хранилась и готовилась еда; та, где стояли три сосуда для сбора воды; та, где Человек спал; и, наконец, та, где он складывал свою обувь.       Я выглянул в окно, воспользовавшись стулом для того, чтобы легче запрыгнуть на подоконник. Единственной преградой, отделявшей меня от улицы, была сетка. Мы находились на втором ярусе людской коробки. Окно выходило во двор, в котором я исполосовал Блохастого.       Что-то внутри меня перевернулось. Я напал на другого кота, причинил ему немыслимую боль — и впоследствии спасённым оказался я, а не он. Заслужил ли я такой подарок судьбы?       Я в задумчивости растянулся на подоконнике и положил мордочку на левую лапу. Человек не понимал мою речь, а я не понимал речь Человека. Мы были лишены одного из крупнейших каналов передачи информации. Если бы только он понимал меня, я бы смог ему объяснить, как важно для меня встретиться с моими друзьями, рассказать им всё, как есть! Если бы только я понимал его, я бы не вздрагивал каждый раз, когда он открывает высокие ящики, полагая, что там лежат очередные иглы и режущие инструменты! Я бы знал, о чем он говорит по плоскому звенящему предмету: о своих хлопотах или о том, какую операцию провести на мне!       Я прикрыл глаза и задремал. Проснулся от дикого, оглушительного вопля Барса:       — К-О-О-О-О-ГО-О-О-ОТЬ!       Я резко подскочил и, вдавив мордочку в прочную сетку, ответил немощным, сдавленным воплем:       — Барс, Белый, сюда!       Случилось чудо: они услышали мой зов.       Я остолбенело смотрел на то, как мои друзья подбегают к моему окну. Во взгляде Белого — чистый ужас и отчаяние, во взгляде Барса — превеликое удивление и интерес.       — Нашёлся, — с облегчением выдохнул последний.       Белый же был скован первобытным страхом перед участью, которая рисовалась для него исключительно как смертельная ловушка. Я впервые видел его таким: съёжившимся, молчаливым и растерянным.       — Я сделаю всё от меня возможное, чтобы спуститься к вам! — выкрикнул я. — Я попытаюсь ему объяснить…       Глаза Белого, казалось, распахнулись ещё шире от упоминания моей зависимости от Человека.       — Я сделал кое-что плохое, — продолжил я как можно более кратко. — Я влюбился в кошку, но она не ответила мне взаимностью. От злости я напал на Блохастого. Повёл себя крайне неадекватно. Человек подобрал меня после схватки.       Мои друзья молчали, судя по всему, ошеломлённые поведанной мной историей.       — В какую ещё, мать твою, кошку? — первым отреагировал Белый.       — Живущую с людьми, — неопределённо ответил я, полагая, что этой информации будет достаточно. — Она так смотрела на меня… А вчера я встретил её… с животом! Она странно себя повела. Недоброжелательно, я бы сказал. И у меня сорвало крышу. Если бы не мой приступ ярости, я уверен, я бы был сейчас с вами.       — Ты и так сейчас с нами. Мы разговариваем, верно ведь? — попытался поддержать меня Барс.       — Кошка! Да ещё и живущая с людьми! — Белый находился в некоем подобии ступора. — Они же… Они же… Совокупляются с себе подобными и чаще всего из расчёта — просто чтобы сделать детей!       — О, не все домашние кошки плохие, Ральф, — уверенно отпарировал Барс. — Как и не все уличные — хорошие. Только… некоторых из них хозяева принуждают спариваться с другими домашними котами, чтобы потом продавать родившихся детёнышей. Ты, наверное, не рассматривал ситуацию с этой стороны, но она может вести себя так не по своей воле.       — Я встретил её на улице. Она мне ничего не сказала. Не сказала: я хочу бежать. В действительности единственным, от кого она хотела смыться, был я.       У Барса и на это был ответ:       — Обычно коты не любят чужих детёнышей (или любят в качестве закуски) — она наверняка знает об этом. Она может думать, что обречена, и потому не предпринимает никаких действий.       — Она никогда не уйдёт от кормушки! — возразил Белый. — Люди дали ей крышу над головой, тепло, уют и регулярное питание. Она ни за что не променяет все эти удобства на улицу! Холодный расчёт — первый возлюбленный любой кошки!       — Ральф, в твоём восприятии почти все враги, предатели, мошенники и интриганы!       — А разве это не правда?! — Белый вскипел сильнее. — Ты постоянно ищешь способы выбелить всех вокруг в обход объективных фактов! У твоей бедной и несчастной кошки есть прямой доступ на свободу, она шляется, где ей захочется. Когда я захотел совершить побег, я его совершил! Я прекрасно знал, на что иду, и я готов был понести жертвы! Я отказался почти от всех благ, которые имеешь ты! У твоей обездоленной кошки попросту случилась течка, она флиртовала со всеми подряд, а хозяева, воспользовавшись моментом, притащили к ней высокородного кота! Она и удовольствие получила, и повышенное внимание людей — ведь она теперь мать! — Белый повернулся ко мне. — Я должен был заняться твоим половым воспитанием раньше!       — Белый, я…       — Она может с рождения жить у людей и не знать, каково это — жить на свободе! — разгорячившись, закричал Барс.       — Знает, именно поэтому предпочитает служить людям! — огрызнулся Белый.       — Перестаньте ругаться! — вмешался я.       Они резко прервали свою пылкую дискуссию и взглянули на меня.       — Я к ней больше ни ногой! Это была моя дурость — я ведь о ней совсем ничего не знаю. Её котят подле себя я видеть не хочу, и этого достаточно. Я не собираюсь разгребать последствия её решений. Если бы она видела проблему в своём образе жизни, она бы давно всё поменяла. Ей нечего сказать мне, потому что её устраивает сложившийся ход вещей. Я лучше буду думать о том, как пробраться к вам. Возможно, этот Человек не желает мне зла.       — Тебя кололи иглой? — с настороженностью спросил Белый.       — Один раз, — я не стал ему врать. — После чего я долго проспал, а когда проснулся — почувствовал себя намного лучше.       Барс напрягся и отвёл взгляд в сторону.       — Это всё — моя вина! — в раскаянии взвыл Белый. — Я не усмотрел за тобой, я не научил тебя! Ты слишком юн, импульсивен, к тому же, подвержен страстям. Как я и сказал, ты совсем не подготовлен к дикой жизни!