После

      Я не стал надоедать Человеку, когда он возвратился домой вечером. Утром же, увидев, что он не спит, я выскочил на подоконник в его комнате и стал умоляюще просить:       — Пожалуйста, выпусти меня на улицу!       Разумеется, я не надеялся на то, что Человек поймёт мои слова, однако я был уверен, что смогу донести своё сообщение иначе: интонацией, взглядами и движениями.       За окном уже взошло солнце. Я тёрся о сетку и жадно вглядывался в шевелящуюся листву. Сверху доносилось приятное воркование серо-синих птиц.       Человек сел на диване, потёр глаза и что-то мне ответил, но я не смог разобрать интонацию его голоса.       Тогда я повторил свою просьбу ещё раз:       — Пожалуйста, выпусти меня на улицу!       Человек поднялся с дивана и приблизился ко мне. Он снова осторожно провёл рукой по моей голове и спине. Это поглаживание было успокаивающим, как сердцебиение моей матери.       — Пожалуйста! — я проявил настойчивость.       Человек вновь что-то сказал и повернулся ко мне спиной. Я спрыгнул на пол и стремительно побежал к выходу из коробки, надеясь, что он откроет мне дверь.       — Пожалуйста! Если хочешь, я вернусь к тебе вечером!       Человек стоял в дверном проёме и думал. До того самого момента, въевшегося в мою память, мне не приходило в голову, что он тоже может мне не доверять. Оно и неудивительно — мы говорим с ним на совершенно разных языках, и нам не суждено перенять их друг у друга.       — Пожалуйста!       Человек подошёл ко мне, наклонился и почесал мою шею. Затем распрямился, повернул защёлку и приоткрыл дверь.       Я благодарно огладил его ногу всем телом и опрометью кинулся вниз по ступенькам. На пути к свежему воздуху передо мной возникла ещё одна преграда — вторая дверь. Я громко попросил, ища Человека взглядом:       — Пожалуйста, открой и эту!       Он молча спустился за мной следом, помня о сложном препятствии. Снова потянулся ко мне и погладил мою спину. Произнёс звуки, которые, увы, для меня не имели никакого значения, и распахнул высокую дверь.       Я увидел перед собой двор, утопающий в зелени. В мой нос ударил сладкий аромат цветов. Вдалеке были слышны звонкие возгласы человеческих детёнышей.       Мне стало жаль Человека. Я вдруг подумал, какая это, должно быть, для него жертва — отпустить меня на волю, не представляя, вернусь ли я когда-либо обратно. Он жил один, без любимой или детёнышей. Должно быть, ему было очень одиноко по вечерам без поддержки, любви и ласки. Наверное, если бы он умел говорить на кошачьем, он бы поведал мне обо всех своих лишениях и горестях.       Внутри меня всё сжалось. Я в который раз крепко прильнул к нему, надеясь, что он догадается о моём истинном намерении ждать его здесь этим вечером.       Я поблагодарил его и сразу же кинулся разыскивать Белого. Как оказалось, двор, в который я попал, находился по соседству с тем, где проживал Барс.       Белый нашёлся у того самого мусорного бака, где мы с ним впервые познакомились. Он старательно обгладывал тоненькие косточки пойманной им птицы. Рядом с ним лежала груда окровавленных перьев.       Заметив меня, Белый выронил изо рта остатки вкусного завтрака и просиял.       — Ты сбежал! — радостно закричал он, точно ребёнок, и от души облобызал меня.       В моих глазах помутилось. Я представлял, каким большим шоком станет для него правда. Но я не собирался её утаивать.       — Нет, Человек вошёл в моё положение и сам открыл мне дверь. Он не задерживал меня.       Белый, вопреки всем моим ожиданиям, не выглядел изумлённым. Лишь опустился на задние лапы и задумчиво нахмурился.       — Зачем он тогда вообще с тобой связывался?       Это было в духе моего друга — задаваться вопросами о причинах чужого поведения, заранее полагая, что они тесно связаны с личной выгодой или какими-нибудь другими расчётами. Он давно перестал ждать хорошего от людей — потому не рассматривал возможность наличия у них альтруистических мотивов.       — Помнишь, я спрашивал тебя, зачем ты за меня заступился?       Тут уж Белого обуяло неподдельное изумление, словно на его глазах сильный кот был убит и съеден крошечной птицей. Очевидно, после того ужасного утра, когда он в полусознательном состоянии вынес лапы из коробки, где топили одного за другим его братьев и сестёр, он впал в демонизацию всех людей — и не смог оттуда выбраться. Я понимал его, как никто другой. Совсем недавно я сам висел на волоске над этой пропастью.       Белый угрюмо выдохнул и отвернулся, не желая принимать в соображение факты, противоречащие его твёрдым убеждениям.       Я подлил масла в огонь:       — Я принял решение жить с этим Человеком.       Белый подскочил, как ошпаренный, и прожёг меня паническим взглядом.       — С Че-ло-ве-ком? — он произнёс последнее слово по слогам, фобически.       — Да. Не всё время, а только после захода солнца. Он добр ко мне, и мне бы хотелось отплатить ему тем же.       Белый вновь занял устойчивое положение в пространстве и безмолвно обвил себя хвостом. Он смотрел то на меня, то на пыльный асфальт, словно проглотил слишком большой кусок рыбы, не подавился и был потрясён этим.       — Я ценю тебя, Коготь, — начал он погодя скорбным тоном. — Ты стал для меня очень важным. Как я могу допустить, чтобы какой-то… че-ло-век, — он произнёс это слово, как ругательство. — Исковеркал твою жизнь? Но у меня нет над тобой никакой власти. Ты свободный кот. И я могу только беспомощно смотреть, как ты наивно идёшь в лапы смерти…       Его глаза увлажнились. Он задрожал и повернулся ко мне спиной.       — Белый, я не ухожу от тебя навсегда! — я вмиг преодолел разделявшее нас расстояние и прижался к его боку своим. — Весь день я буду на улице, как и раньше. Просто в моей жизни появился ещё один… значимый другой, как ты и Барс. Пережитое тобой не повторится. Ведь не станет же он меня, в самом деле, топить в сосуде с водой… Тебе просто нужно будет переждать одну ночь. Наутро я уже буду с тобой, как и сегодня.       Я уговаривал его, тёрся мордочкой о его тело в крохотной надежде, что мне удастся развеять его упадническое настроение.       — Когда ты убедишься в честности намерений этого Человека, сможешь присоединиться ко мне. Тебе больше не придётся мёрзнуть на улице. Подумай о своей старости. Ты не сможешь вечно ловить и грызть птиц. Я буду возвращаться к тебе каждое утро, Белый. Ведь ты мне веришь? Веришь?