После

      Мы пили воду из луж, попадавшихся на нашем пути. Белый, узнав, как сильно я голоден, притащил для меня ещё одну убитую птицу, но я отказался смотреть на неё. Тогда он приволок откуда-то кусок розового мяса и вместо «Приятного аппетита» сказал: «Надеюсь, он не станет твоим последним приёмом пищи».       Если бы сочная мякоть была уже у меня во рту, я бы наверняка выплюнул её обратно на асфальт. Белый объяснил мне, что время от времени в разных частях города появляется серийный отравитель. Он добавляет в пищу яд, и голодные коты, съедая её, умирают в страшных мучениях. «Ещё одно доказательство того, что люди — наши враги», — подытожил свой рассказ Белый.       Я ел, понимая, что у меня нет выбора. По худшему прогнозу я буду мёртв через час-два и перед смертью буду вызывать в памяти родной матрас и успокаивающую лапу своей матери. По лучшему — я усну возле мусорного бака и проснусь таким же бездомником, что и сейчас. Но если я отвергну питание вовсе, моя смерть неминуема.       И так я впервые осознал, как хрупко моё существование. Я начал жить, понимая, что оно может оборваться в любой момент самым неожиданным образом. Засыпая, я задал самому себе вопрос: «А может, уже?».       Наутро Белый пихнул меня в бок, вырвав тем самым из тяжёлых лап кошмара. Мне снилось, что люди садятся в железных монстров, чтобы расплющить меня.       — Ты звал отца, — зачем-то решил проинформировать Белый.       — Я с ним не попрощался, — заскулил я, ощущая, как мои глаза наливаются влагой. — Он не знал, что видит меня в последний раз.       — Тебе нечего беспокоиться о нём, — так же бесстрастно ответил Белый. — Это он потерял тебя, а не ты его. Он остался в сытости и тепле.       — Мы потеряли друг друга! — я горестно взвыл, как беззащитный малыш, а затем резко замолк, прижимая уши к мордашке, — испугался собственной эмоциональности.       — Пойдём, я познакомлю тебя с Барсом, — спокойно предложил Белый, и я уныло поплёлся за ним.       Я видел нашу разительную разницу. Белый был, что называется, «настоящим самцом», без страха принимающим всё, что нёс ему день. Дать отпор охамевшему забияке — да пожалуйста. Выследить и поймать своё пропитание — да с лёгкостью. Прожить без ласки людей — что может быть проще? Я же был иным. Я не желал вступать в драку и обрывать жизни благозвучных птиц. Они были втрое, а то и вчетверо меньше меня, совсем малыши! И я так тосковал по человеческой ласке — а прошло совсем немного времени! Я содрогался от мысли, что мне придётся перенять независимый и насильнический образ жизни Белого.       Мы вышли в просторный, залитый солнцем двор, и Белый спросил:       — Как тебя окликать?       — Коготь, — ответил я и в смущении опустил глаза.       — Какая интересная кличка, — позабавился он. — По тебе и не скажешь.       — Её дала мне мама, — объяснил я и ещё сильнее смутился. — У меня была привычка — засыпая, выпускать когти. Они часто вцеплялись в её шерсть или шерсть сестры. А тебя как зовут?       Я вдруг вспомнил, что не знаю его имени.       — Ральф, только это ничего не значит. Бессмысленный набор звуков. Моя мать не была особо наблюдательной.       Мне показалось, что в его голосе просквозило презрение к матери, а также недовольство своей кличкой, которую он по какой-то причине не догадался сменить. И тогда я решился дать ему другое имя.       — Можно я буду называть тебя Белым? Он замер на месте с поднятой лапой и, выпучив глаза, повернул мордашку ко мне. Он смотрел на меня так — внимательно и ошеломленно — какое-то время, а затем дёрнулся вперёд, ускорив шаг.       Ответа на этот вопрос я так и не получил.       Мы пришли к высокой скамье, растерявшей цвет, на которой апатично разлёгся коричнево-серый — в полоску — кот. Он дышал тяжело, опустив веки, словно был при смерти. По форме он был похож на продолговатый окорок.       Заметив Белого, болезненный кот в беспокойстве распахнул глаза и облизнулся.       — Ральф, жизнь мне больше не мила. Я так устал…       Я не привлёк его внимание — он целиком был поглощён Белым.       — Я знаю, что развеселит тебя, жирная ты тушка, — весело и грубо воскликнул тот и рванул куда-то в зелень.       Я в шоке разинул рот и скукожился. Не знаю, что подействовало на меня сильнее: оскорбительная грубость Белого или чудаковатое простодушие Барса, который совсем не выглядел обиженным. Белый очень скоро возвратился с новым ломтиком розового деликатеса, остановился в паре шагов от скамьи и призывно потряс мордашкой.       Барс задышал тяжелее, неуклюже пытаясь занять вертикальное положение.       — Моя радость, — по-детски пролепетал он.       Белый выпустил из зубов сочный кусок и заманчиво проговорил:       — Если хочешь, возьми.       Барс с огромным усилием спрыгнул со скамьи и потянулся мордочкой к лакомству, когда Белый снова подхватил его и бросился в кусты.       — Зачем ты так? — наконец обиженно просипел Барс.       Белый во второй раз уронил мясной ломтик и, азартно взмахнув хвостом, оповестил:       — Давай-давай, твоя радость совсем близко.       Барс, хрипя, вперевалочку похромал к своему активному другу. Белый нацепил аппетитный кусок на свою лапу и скрылся в кустах.       — Обломщик, — недовольно буркнул Барс, не прекращая идти.       — Ты почти у цели! — выкрикнул из-за зелени Белый.       Они позабыли обо мне, а я не хотел им мешать дурачиться. Вокруг было так много неисследованных уголков! Я огляделся по сторонам: человек, обтянутый светлой тканью, согнувшийся у дальней стены, пробудил во мне интерес. Я пообещал себе, что буду подступать к нему крайне осторожно, чтобы иметь возможность в любой момент пойти на попятную и не стать лёгкой добычей.       Когда расстояние между нами сократилось, я заметил в лапах человека блестящую обёртку, от которой соблазнительно несло мясом. Я выбрал недостаточно надёжное убежище, и человек обратил на меня свой взгляд. Он начал совершать странные движения верхними лапами и издавать нечленораздельные звуки. Обычно люди так себя вели, когда разговаривали друг с другом или подзывали нас к себе. Я никогда не понимал, о чём они говорят. Я только знал, что, окликая разных котов, они используют разные звуки. Этот человек явно обращался ко мне, но он так и не повторил то уникальное сочетание звуков, которым меня приманивали прежние хозяева. Затем я услышал от него это универсальное: «Кис-кис-кис-кис»…       Мои лапы сами попятились назад, когда я подумал: «А что, если это тот самый серийный отравитель?»       Человек ещё какое-то время предпринимал попытки подманить меня к себе, но, в конце концов, отчаявшись получить от меня хотя бы малейшую реакцию, отправился восвояси — в тёмный и прохладный коридор.       Тогда я внимательнее вгляделся в то место, где он стоял. Там, среди притоптанной травы, на узкой асфальтовой дорожке, вьющейся около высокой коробки, лежала железная миска, наполненная едой.       Я сделал два неуверенных шага из-за своего укрытия и нелепо уставился на коробку, построенную людьми. И тогда страх заставил меня сжаться ещё сильнее. За мной следили. На узком подоконнике, обнесённом серой решёткой и щедро поливаемом солнцем, мечтательно раскинулась кошка. Её необычайно глубокие голубые глаза, нежно улыбаясь, неотрывно глядели на меня. Они не теряли свою пристальную фокусировку, даже когда она сладко поглаживала мордочкой старый помост. Её изящная лапка была протиснута меж прочных стальных прутьев. Её длинные белесые волоски чувственно трепетали на лёгком ветру, словно волны реющей пшеницы. Они казались такими мягкими и податливыми, точно ласковый пух вокруг сосков моей матери. Я до сих пор помнил запредельно головокружительные ощущения от успокаивающих прикосновений к её животу. А эта кошка… целиком и полностью состояла из этого шелковистого и гладкого пуха! Во мне пробудилось страстное желание прильнуть к ней, распластаться на ней, точно сырная лепёшка, оказаться раздавленным томительной нежностью её безупречной шерсти!       Мой взгляд помутился, я стал забывать дышать. С превеликим трудом я вынудил себя перевести внимание на полную миску.       И тут она добила меня своим ангельским, кремовым, как тающая во рту сметана, голосом:       — Чего же ты ждёшь? Бери.       Я чудом устоял на своих четверых и не свалился навзничь. Я знал, что она имеет в виду высыпанную человеком пищу, но мне было дурно от одних несмелых догадок о двусмысленности её слов.       Я услышал в глубине высотной коробки, прямо позади неё, человеческий голос. Она резко спохватилась, перескочила на внутренний подоконник и бросила на меня прощальный взгляд.       — Моё имя Лола, — внезапно представилась она.       — Коготь, — только и сумел выдавить я из себя.       Её удовлетворил такой ответ, и она со спокойной душой помчалась на зов своей хозяйки.       Я брякнулся на землю от умопомрачительных взрывов глубоко внутри и тягостного ноющего ощущения в паху.       И тут я увидел перекошенную от злобы морду несущейся ко мне собаки. Инстинкт самосохранения возобладал над взявшей меня в заложники истомой, я вскочил и бросился наутёк. Чёрная низкорослая псина двигала нижней челюстью, словно то жуткое приспособление из моего прежнего дома, перемалывающее мясо. Из её пасти в стороны разлетались вязкие ленты слюны. Она гаркала, точно то невообразимо громоздкое чудище, подметающее всё на своём пути. Я скакал, не разбирая дороги. И вдруг впереди себя я различил дыру в коробке для людей, кишащую мраком. Под воздействием полного безрассудства я сделал решающий прыжок в темноту.       Мерзкая псина укусила пропаренный воздух и, осатанело зарычав, начала пихать свой нос в прореху. К моему счастью, это отверстие ей было не по размеру. Убедившись в своей безопасности, я осмотрелся вокруг. В дальнем углу, настороженно вытянув мордочку, сидела ещё одна кошка. Она закрывала собой непоседливых детёнышей. Позади меня раздался человеческий голос. Собака, сердито скуля, покинула свой сторожевой пост.       Тогда котята, не дожидаясь разрешения матери, перескочили через её хвост и начали гоняться друг за другом.       — Я поймал твою лапу!       — Зато я поймал твой хвост!       — Ай, как больно!       Они совершенно не замечали меня, только их мать не сводила с меня напряжённого взгляда.       — Я Коготь. Собака погналась за мной, и я запрыгнул сюда. Я пришёл с миром, — зачем-то я начал с оправданий.       Кошка вышла мне навстречу.       — Ты новенький в нашем районе, — подметила она. — Тебе есть где ночевать?       — Вообще-то… — мне не хватало духа сознаться в своей крайней нужде, поэтому я замолчал.       — Если хочешь, можешь остаться с нами. Но есть одно условие.       Я напрягся. За пределами дома, в котором тебя любят, никто ничего не даёт тебе просто так. Всегда есть какие-то «если».       — Мы с любимым хотим больше времени проводить вместе, но нам не на кого оставить котят. Если ты сможешь приглядывать за ними…       — КО-О-ГО-О-ОТЬ!       Дикий рёв сотряс, казалось, весь двор. Я узнал в нём чахлого Барса. Поразительно, как порой в одном коте, да ещё таком ипохондрическом, уживаются на первый взгляд несовместимые качества.       Я с опаской выглянул наружу. Мои друзья — наверное, я мог их теперь так называть, — стояли на траве у старого дерева и обеспокоенно озирались по сторонам. Хвост Белого выписывал в воздухе немыслимые крюки.       Я почувствовал укол совести за то, что убежал так далеко, а потому сразу выскочил им навстречу.       — Нашёлся! — радостно просипел Барс.       Белый окинул меня каким-то причудливым взглядом, в котором смешались облегчение и почтение.       — Быстро бегаешь и находишь укромные места, а то и защиту. Молодец, — похвалил он.