После

      — Тебе повезло, что ты остался в живых, — обыденным тоном продолжал мой новый знакомый, словно ничего необычного не произошло: мать снова подозвала меня к миске с обедом или сестра опрокинула меня на спину.       Белый принюхался и вальяжно поплёлся за своё укрытие, величественно покачивая своим упругим хвостом. Я последовал за ним, надеясь получить ответы на все свои вопросы, возникающие так же внезапно, как металлические убийцы из-за угла. Умолять моего знакомого о продолжении мне не пришлось.       — Иногда они не настолько милосердны. Среди них водится обычай — топить новорождённых котят в сосудах, наполненных водой.       Я вытаращил на него глаза от жути. Что он такое говорит? Где он это видел?       — Я сбежал от людей в точно такую погоду. Нет, вода не лилась с неба, — он возвёл свои голубые глаза кверху, будто питал надежду увидеть белоснежные облака за ржавой доской, накрывающей мусорный бак. — Ярко светило солнце. Со всех сторон на тебя неслись самые разнообразные запахи, от которых тебе становилось дурно. Мордашка шла кругом. Отовсюду за тобой гнался скверный гам. Но я бежал, как и ты, бежал, не останавливаясь…       Он задумчиво оглядывал уродливый навес, полностью отдавшись воспоминаниям.       — Ты уже был в кошке? — внезапно спросил он меня, от чего я вздрогнул. Я не знал, что меня напугало больше: неожиданный переход на другую тему или деликатность этой самой темы.       — Нет, но я наблюдал… — тоненьким голосом промычал я в ответ, желая провалиться сквозь землю от стыда.       Он пропустил мимо ушей и глаз моё неприкрытое смущение и вновь вернулся к разглядыванию узоров на железном навесе.       — Так вот, я уже побывал в одной, когда обстоятельства вынудили меня улизнуть на улицу. Это было утром. Сквозь неприкрытую дверь я увидел, как хозяйка одного за другим погружает в желтоватый сосуд моих только что родившихся братьев и сестёр. Мать была заперта на кухне. Она скреблась в дверь, как сумасшедшая, и яростно требовала выпустить её. Но всё было без толку — люди нас не понимают. Или делают вид, что не понимают, чтобы не иметь дела с нашими переживаниями.       Я стоял перед ним, ещё более напряжённый, чем когда задира грозился отодрать мой хвост. Этот кот рассказывал дикие вещи совершенно будничным тоном.       — Хозяйка какое-то время держала котёнка под водой, а затем перекладывала его в корзину. В то утро что-то навсегда перевернулось во мне. Я вдруг разом всё понял. Жизнь на улице лишь убедила меня в правильности моих суждений.       — Что ты понял? — рот двигался без моего участия. Он будто бы висел в воздухе отдельно, а я — отдельно.       Белый даже глазом не моргнул.       — Что мир принадлежит не мне, не тебе, не нам. Мир принадлежит им — людям. И если они захотят, они сделают с тобой что угодно. Только если ты, конечно, не будешь достаточно ловким и хитрым, чтобы умчаться так далеко, как только сможешь.       Я продолжал молчать, словно уже испустил свой дух в не случившейся схватке с рыжим вышибалой. Тело совсем вышло из-под моего контроля.       — Ты юн и наивен, и до сего дня знал только шершавое тепло маминого языка, — он поглядел на меня особенным взглядом. — Мне жаль тебя. Птичке, засидевшейся в уютном гнезде из пуха, больнее падать. Тебе предстоит непростой путь.       — Что… — меня будто заклинило на одной идее. — Что они могут нам сделать?       Я оплёл своё тело хвостом в надежде, что тот придаст мне решимости.       — Лишение жизни тебя недостаточно впечатлило? — в его голосе прозвучала скорбная усмешка. — Что же, тебе стоит познакомиться с Барсом, жирным домашним котом, который весь день валяется на подоконнике. Однажды его хозяева отвезли его в одно очень подозрительное место, где человек с иглой произвёл вмешательство в его шкуру, после чего он не может иметь потомство.       Слова Белого про невозможность зачать детёнышей, признаться, меня тогда не особо тронули. Как и про убийство. Я всё ещё переживал шок, находясь в неверии, что меня изгнали из рая.       — Когда люди безразличны к твоей судьбе — это плохо, — продолжал Белый, помахивая кончиком своего хвоста. — Они не приносят тебе объедки со своего стола. А это — в особенности когда с неба валят белые хлопья — сулит тебе голодную смерть. Но когда они заинтересовываются тобой, у-у-у-у, — он в возбуждении ударил хвостом по мусорному баку. — Как знать, может быть, даже ещё хуже. Они бросают тебя в клетку, забирают к себе вот в эти высоченные коробки и заставляют жить для них взаперти. Кому-то везёт больше, как Барсу, только он настолько тяжёл, что испытывает дискомфорт даже от мыслей о прогулке.       Я сидел, пытаясь переварить всё сказанное им. Я никогда не думал о своей жизни в доме с большим садом как о неволе или рабстве. Я был счастлив находиться рядом со своей семьёй, ощущать сытость и принимать поглаживания этих страшных — по словам Белого — людей.       — Я не просто так сказал, что тебя ждёт непростой путь, — вновь вернул он меня в реальность. — Ты домашний кот, которого выбросили на улицу. А это значит, что ты не приспособлен к дикой жизни. Ты испугался Блохастого, который в иерархии застрял почти в самом низу. Ты не умеешь драться и, судя по всему, охотиться. У тебя два пути. Первый — обучиться всему этому за короткий срок, пока тебя не забили. Второй — подлизаться к людям, чтобы те, увидев в тебе милую зверушку, уволокли тебя к себе в тепло. Быть может, если тебе повезёт, они позволят тебе встречаться с кошками. Но… люди своевольны. Упасть перед ними на спинку и задрать лапки недостаточно. Они забирают только тех, кто им понравился. А ведь это чистое везение!       Я с трудом сглотнул, загипнотизированный ораторским мастерством своего нового знакомого. Как он интересно говорил!       — Пойдём со мной. Я научу тебя быть сильным и храбрым. Со мной ты изучишь великое искусство выживания в короткий срок.       Он поднялся на лапы и уверенно засеменил в сторону двора. Вода перестала литься с неба. Я поспешно ринулся вслед за Белым, опасаясь упустить его из виду, таким быстрым он был.       — Стой здесь и не двигайся. Не шуми, — тихо зашипел он, обернувшись ко мне.       Он резко припал к асфальту и медленно, но целеустремлённо пополз к усеянной крупными каплями траве. Клянусь Величайшим Котом, в тот миг мой острый слух не мог уловить даже его дыхание.       Он замер на малейший отрезок времени, а затем молниеносно выскочил вперёд, потерял равновесие и приземлился на бок. Внутри меня что-то колотилось с такой силой, словно я наблюдал за противоборством Белого и металлического убийцы.       Я чуть было не подвёл его, не позвал со всем чувством, на которое был способен.       Но он быстро пришёл в себя, поднялся на лапы и опять посмотрел на меня.       Между его зубами была зажата маленькая птичка с длинным жёлтеньким клювом. Она панически била Белого крыльями, будто молила сжалиться над ней.       Он, не прекращая смотреть на меня, порывисто вонзил свои белоснежные клыки в её шею. Траву под ней оросили багровые капли. Птица затихла.       Я в испуге отвернулся и зажмурил глаза. Во мне странным образом умещались два конфликтующих чувства: мне было жаль птицу, и я был рад, что мой знакомый не остался без обеда.       Он подошёл ко мне, когда закончил, и спокойно произнёс:       — Такова цена свободы. Ты мог лелеять мелкую живность, пока корм тебе исправно подсыпали люди. Если ты хочешь не зависеть от их подачек и переменчивого настроения, ты должен быть тем, кем бы ты был в дикой природе. Хищником.       Я снова тревожно сглотнул и пожаловался, как маленький котёнок:       — Я хочу домой!       Белый смерил меня терпеливым взглядом и мягко напомнил:       — Теперь твой дом — улица.       Он поглядел на свои лапы, немного испачканные в красный цвет, и добавил:       — Пойдём почистимся. Это ты умеешь?