Не все можно

Кисе кажется, что он задыхается. Слова, которыми он хочет наградить Хэнка, не идут наружу. «Ты бы к ним присоединился» Киса многое может ответить на эту предъяву. Но вряд ли Хэнк его послушает после того, что случилось на базе. — Я тоже не знал, что женщины так делают, — спокойно говорит Хэнк. — Но папа сказал, что это чаще случается, чем кажется. У них случай был, когда он только начал работать. Одна женщина, вдова… — Защелкнись! Киса орет так, что соседка снизу наверняка снова будет стучать по батарее. — Не ори, — Хэнк морщится. — Голова раскалывается. — Я бы не стал… С ними. Я вообще не понимаю, как они... Они же женщины, хочет сказать Киса. Это не то же самое. — Руками. Ртом. Это несложно. — А ты прям в курсе! Киса огрызается по привычке. Но Хэнк хмыкает так, как обычно делает, когда с чем-то согласен. Он в курсе, он знает. — Я тебя в больнице не заставлял. — Не заставлял. — Если бы Гендос полез, — Киса подходит ближе, и Хэнк смотрит на него снизу вверх, — Ты бы так же лежал? Киса ждет, что Хэнк пошлет его нахуй. Если Хэнк скажет, Киса, наверное, уйдет — пусть даже со своей хаты. Хэнку только стоит сказать заветные два слова. Три слова. ИДИ. НА. ХУЙ. — Нет, — отвечает Хэнк. *** Киса берет его за подбородок, и Хэнку на секунду кажется, что он сейчас заставит его делать что-то совсем неправильное, но Киса только нагинается и мажет своими губами по его. — Неудобно, — хрипит Киса, толкая Хэнка за плечо. — Ляг. Хэнк послушно ложится на диван, смотря, как Киса стягивает с себя футболку. Раньше из них двоих Хэнк был самым спортивным. А Киса просто был худым. Сейчас скорее наоборот. На кисиной коже — застарелые царапины, с их прошлой драки. Полноценной драки, где Хэнк еще что-то из себя представлял. — Ну подвинься, — просит Киса и ложится совсем рядом, кожа к коже. Хэнк снова чувствует его пальцы на своем лице, а потом Киса его целует, уже по-настоящему. Хэнк не помнит, когда целовался последний раз. У Кисы всегда с этим было лучше. Но Кисе и не нужно, чтобы Хэнк что-то делал, он прекрасно справляется с его губами сам. Потом переходит на скулы, и Хэнк шипит от боли. — Кис… — А? Прости, прости, забыл. Киса переходит ниже — к ключицам, которые не были подпалены и не пахли горелым. Хэнк поддается поцелуям, смотря в потолок, который неплохо было бы отремонтировать. Киса жаловался как-то, что ему на голову падает побелка. Хэнк бы мог отремонтировать, если бы Киса его попросил — он умел. Но Кисе не нужна от него никакая помощь и никакая дружба. Киса ставит засос где-то рядом с «черной весной» и трется о его ноги. У них обоих стоит, и Хэнк не знает, что Киса собирается с этим делать. Когда Киса то ли целует, то ли кусает его за живот, Хэнк уже готов сдаться и подать голос. Но в дверном замке поворачиваются ключи, и Киса вскакивает с кровати как ошпаренный. *** Хэнка приходится оставить одного в комнате. Сначала стоит выяснить, кто из них двоих соизволил притащиться домой. Антон. Отец. — Мама где? — На работу пошла, — говорит Антон, который, кажется, похудел еще сильнее. — Можно я пройду, Вань? — Как хочешь, — Киса делает вид, что ему посрать. — У меня Хэнк в гостях. Еда в холодильнике. — Вам разрешают общаться? Стоит больших усилий не разораться. — Мне нахуй ничье разрешение не нужно. Киса возвращается в комнату и хлопает дверью как можно сильнее. Хэнк сидит на его диване и смотрит в одну точку. Не сбежал в окно — уже хорошо. — Это Антон. — Я слышал. Конечно, он слышал. Дом из говна и палок строили. Слышали все и все. — Он плохо на маму влияет. Киса не знает, зачем говорит это Хэнку. Как будто это Хэнк виноват, что он не смог отца убить. Хэнк прав, Киса в любом случае бы не смог. — Мне жаль. Киса садится рядом. На этот раз Хэнк не дергается. Им бы надо поговорить. Обсудить всю хуйню. Но у них так не принято — они всегда дрались вместо разговоров или просто игнорили друг друга пару дней. А потом все было нормально. — Хочешь, включим что-нибудь? — говорит Киса, и Хэнк кивает.