Не все можно

Хэнк был уверен, что Киса свалит. Но он подходит ближе к кровати и стоит так несколько долгих секунд. Молча. Хэнк сжимается, надеясь, что этого не видно. Он ждет от Кисы чего угодно. Может, тот все-таки решится его добить, как не решился в прошлый раз. Хэнк щас — очень легкая цель, еще легче, чем раньше. Киса приподнимает вонючее больничное одеяло и ныряет внутрь, пристраиваясь сзади. Теперь он дышит Хэнку в шею, прям как на базе. Только рука Кисы никуда не лезет и лежит у него на боку. Хэнк может легко все это закончить. Просто одним движением его спихнуть на пол. Но он ничего не делает. Киса, впрочем, тоже. Если бы не чужое дыхание и упирающийся в бедро стояк, Хэнк бы думал, что это ему снится. Это никакой не сон, Киса все-таки запускает руку ему в трусы — слишком свободные, мать зачем-то принесла новые и напутала с размером, — и гладит сначала бедро, а потом и член. Хэнк не сразу понимает, что у него тоже стоит. Никаких коментариев не следует, Киса дрочит ему молча и монотонно. Никто еще ему не дрочил, кроме себя самого. Один раз почти получилось, но отец позвонил в самый ответственный момент. Хэнк кончает очень быстро, настолько быстро, что это стыдно. Киса замирает, а потом трогает его мокрый живот, словно пытается убедиться. Хэнк ждет, что он стянет с него трусы и попытается продолжить. Он бы не стал его останавливать, и Киса это знает. Но Киса только молча размазывает его сперму по прессу и сползает с кровати, не забыв прикрыть Хэнка одеялом чуть ли не с головой — почти как место преступления. — Курить хочешь, наверное? — голос кажется слишком громким. — У меня с собой. Не твой Филлип Морис ебланский правда. — Тут нельзя. — А где можно? Нигде нельзя, но все, кажется, курили в туалете. Просто Хэнку было лень туда ходить. — Ты ходячий вообще? — вдруг спрашивает Киса. — Я не хочу, Кис. Ни курить, ни ходить. Я спать хочу. — Я тебя, типа, отвлекаю, Хинкалина? Хэнк не знает. — Ты к девочке собирался. — Ну так да, — Киса отходит к двери и, судя по звукам, останавливается, держась за ручку. — Я тебе сиги на тумбочке оставлю. Все равно новую пачку брать. *** Киса курит — в том самом туалете, куда Хэнк отказался с ним идти. Он ничего не понимает. Хэнк вел себя так, словно все нормально. Позволил за член потрогать и обкончался от пары движений — словно только этого и ждал. Но потом ушел в несознанку, как будто ничего и не было. Типа, Киса все выдумал. Или не выдумал, просто Хэнк вообще тут ни при чем, совершенно невинная жертва. Это ведь очень удобно — прикидываться валенком. Хинкалина постоянно так делал. Это он накосячил на все деньги, но плохой теперь Киса. Пусть никто кроме них двоих и не знает. Кисе очень хочется рассказать Мелу. Только вот к Мелу не пускают, да и если бы пускали, Киса все равно бы не сказал. Одно дело — думать, что Мел ответит, а совсем другое — реально все это дерьмо про них с Хэнком вывалить. Гендос в сети не появлялся и никак не отсвечивал. Киса уже перестал чекать телегу в надежде что-то узнать. Матери рассказать про все — лучше сразу пойти к Хенкину-старшему, чтобы он разукрасил прихожую кисиными мозгами. Он же, наверное, хорошо стреляет. Хэнк вот стрелял неплохо. Полтора попадания из двух. Когда Рауль пришел на вечеринку и Киса услышал первый выстрел, он подумал, что это Хэнк. Но Хэнк тогда горел на их базе вместе с их грушей, диваном и настольным хоккеем. Если бы не Кудя, от него бы ничего не осталось, и Киса даже не смог бы плюнуть в его умиротворенную рожу на прощание. Киса был на базе и смотрел на пепел, в который все превратилось. Думать о том, что это мог быть Хэнк, было стремно до тошноты. *** Хэнку не давали телефон несколько дней — родители придумывали предлоги один за другим, пока это не стало совсем уж неприличным. Он обещал самому себе слушать музыку или смотреть, как реставрируют мотоциклы, но все равно то и дело открывал телегу, чтобы закрыть снова. Киса написал ему через полчаса после появления в сети. «Че, ты теперь при связи, Хинкалина?» «Или тебя уже выпустили?» «Послезавтра обещают» Физически он нормально себя чувствовал. Ожоги не болели. Он мог ходить и спокойно добирался до туалета. Но от мысли о том, что придется жить нормальной жизнью, а точнее, притворяться, что ей живешь, было тошно. Хэнку больше нравилось лежать под обезболивающими и спать по полдня. Дома такой роскоши не будет. «Подлечили?» «Типо того» «Шрамы зажили?» Хэнку лень печатать. Можно записать голосовуху, но тогда пришлось бы слушать свой голос «Это на всю жизнь, еблан» «Да ладно, не грусти. Девки любят шрамы» Девки — это последнее, что сейчас заботило Хэнка, и Киса не мог об этом не знать. Он смотрит на чат — наверху куча голосовух и кружочков. Хэнк уже не помнит, о чем они тогда говорили. Он хочет нажать на плей, но телега сообщает, что Киса записывает что-то новое. *** — Хинкалина, нам встретиться надо, когда тебя на свободу выпустят, — Киса старается говорить спокойно. — Тебя папаша пасти, конечно, будет, да и место наше ты спалил. Может, в самолете договоримся? Там кто-то насрал правда, зато горелым не воняет. Хэнк долго не отвечает ему, и Киса уже жалеет о сказанном. Может, стоило подкараулить его просто и увести поговорить? Или дождаться, пока Хэнк в школу притащится. Не посадят же его на домашнее обучение. Хотя с Хенкина бы сталось. Еще охрану выставит из своих молодых шестерок. «Про самолет отец в курсе, ты же знаешь» Кисе хочется написать, что из-за Хинкалины отец в курсе вообще про все, но ему удается сдержаться. Поговорить реально стоило. Расставить, так сказать, точки над «и». Чтобы уже Киса себе мозг не ебал. — Ну пошли ко мне домой тогда, пока мать на работе. «А Антон?» «Антона не будет» Антон нечасто появлялся дома. Иногда они с матерью не ночевали дома вдвоем. Но Киса не собирался выносить сор из избы. Хинкалина же тоже любил прикрывать говно тряпочкой, вот и Киса у него научился. Сами разберутся. «Ладно» В этом «ладно» было мало энтузиазма, но было странно ждать его от Хэнка. Киса уже понял, что тот решил прикидываться ветошью. Только вот Киса его не первый день знал, чтобы в эту хуету поверить.