В платьях по капканам прыгать веселее

      Проснулся Август от того, что стук колёс раскачал его сильнее обычного. Он открыл глаза и увидел в сумраке, благодаря пролетавшим за окном фонарям, говорящую грудь в красно-жёлтом топике:       — Макияж перед сном смывать надо, — прошептала она.       — Я смыл, — промычал Август.       — На наволочку посмотри.        Август поднял трещавшую голову над подушкой. На него смотрел черновик лица Джокера.       — М-да.       — Идём, гейша, накрашу.       Кто вообще положил Августа на матрас и подушку с наволочкой? Пройдя под слабо светившими лампами в туалет — вонючий куб тёмно-жёлтого света, — он задал этот вопрос.       — Жан Романович, — весело ответила Ника, державшая косметичку под мышкой. — Андрей настоял, очень переживал за твою спину и шею.       — Не мисгендери Жанну.       — Я даже не знаю, что это такое. Держи. — Она вручила ему бутылёк с прозрачной жидкостью и ватные диски. — Как всё смоешь, начнём.       — Откуда ты достала косметичку? — спросил Август, глядя на облегающие шорты Ники, в которых невозможно было бы спрятать даже карандаш.       — Из самого надёжного хранилища. Чужой сумки.       — Обокрала студенток, как не стыдно.       — Не разорятся.       Август стёр липкие чёрные, красные и белые комки, Ника торопливыми движениями подтёрла ему шею (в процессе царапнула её до крови и запричитала извинения, но Август её заверил, что на нём всё заживает, как на собаке) и поставила косметичку на раковину. Оттуда она подавала по очереди то тюбики, то карандашики, которыми говорила размалевать лицо. Сергей ограничился одним кремом и пудрой, халтурщик.       — Чего вдруг решила мне помочь? — поинтересовался Август, когда с «базой» было покончено.       — Женская солидарность.       — Да ну.       — Лапти гну. Наклонись, будем тебе глаза рисовать.       — А ты мне их не выткнешь? — спросил Август, которого как раз качнуло.       — Я как-то раз накрасилась в гоночном болиде.       Звучало сомнительно, но он наклонился, насколько позволяла теснота туалета. Ника прижала ладонь к его щеке, рассматривая будущий фронт работ. Тёплую ладонь.       — У тебя глаза красивые, — сказала Ника.       — Да, да, в коробочку бы сложить.       — В коробочку?       — Избранные цитаты моей невесты.       — Звучит ужасно.       Рисование глаз тоже звучало ужасно, а оказалось приятным: Ника щекотала веки кисточками, и Август всего один раз чихнул; когда с ним работал Сергей, он чихал безостановочно, слушая ругательства. Чувство было настолько умиротворяющим, что Август подался навстречу нежной ладони. Кисточка заехала на бровь, Ника цокнула языком, но тут же сказала, что сделает поправку. Никаких рассуждений о том, кто с какими предрасположенностями к полезности для общества рождается.       — Она тебя обижала? — спросила Ника.       — Постоянно, — наябедничал Август. — Издевалась, угрожала, унижала перед коллегами.       — Зачем же ты собрался на ней жениться?       Август сразу перешёл к рабочему варианту:       — …Меня заставили.       — Родители?       Да, это не так долго объяснять, как британскую разведку.       — Мгм.       — Ты им говорил, как она с тобой обращается? — Ника отложила кисточку, переключившись на перебор карандашей в косметичке, и Август решился открыть глаза.       — Нет.       — Почему?       И правда, почему? Август запоздало понял, что даже про свадьбу ни разу в разговоре с отцом не упомянул. Отчитывался по учёбе, расплывчато говорил о работе над проектом, просил выдать чуть больше денег — как по шаблону.       — Не знаю.       — Боялся, наверное? — Ника, приоткрыв рот, повела карандашом по контуру глаз.       — Очень, — жалобно произнёс Август. Понятно, какой к ней нужен был подход.       — Бедный. Хорошо, что ты вырвался. А её родители как?       — Тёщу не видел. Отец у неё сам такой же.       — Что за семья? Олигархи?       — В каком-то смысле.       Ника не храбрилась на ровном месте: она двигалась в одном ритме с поездом, в нужные моменты то надавливая карандашом, то отводя его подальше. И хотя они шатко стояли, скрючившись в комичных позах у гремевшего металлического унитаза, было в мягком рисовании по векам что-то интимное и дразнящее. Август бы рискнул накрыть губы Ники своими, не опасайся он остаться с горящей щекой, выткнутым глазом и, самое страшное, нормально накрашенным только наполовину.       — Ну а ты от кого бегаешь? — спросил Август.       — От проблем. Коплю-коплю их, потом бросаю и бегу. Ни одна пока не догнала. Твоя невеста будет тебя искать?       — Уже ищет.       — Если хочешь, я помогу. — Ника легонько взялась за его подбородок и повертела влево-вправо. — Думаю, при дневном свете будет выглядеть приличнее.       — Я не против неприличий.       — Людмила, держите себя в руках, — поставила точку ему на лбу Ника. — Но правда, я могу помочь.       — С макияжем?       — С исчезновением. Это мой любимый фокус, он мне хорошо удаётся. Теперь губы.       Вот это уже было форменным издевательством. Август заставлял себя думать об извечной луже, хлюпавшей под ногами, уводить свои ощущения от щекотки на губах, от ассоциаций с прикосновением к ним. Помогло убить настрой воспоминание о кофейном поцелуе с Варей, самом первом. До того, как он случился, всё могло пойти иначе.       Ника погладила пальцем его губы, опять вернув Августа в опасное для них обоих настоящее.       — Готово.       — А она не смажется? После поцелуя, например?       — Нет.       — Лучше проверить.       — Договоримся ещё кое о чём, Юра. Мы с тобой сообщники. С сообщниками не спят.       — Кто сказал?       — Я сказала, это моё правило.       — И кем мне надо быть, чтобы оно на меня не распространялось?       — Зависит от того, кто ты на самом деле.       Да он и сам понимал, что узнай она про его состояние, бастион её правил и принципов пал бы в ту же секунду, взгляды на брак она тоже мгновенно бы пересмотрела. Но в прошлую ловушку он попал именно из-за богатства, ломанувшись на запах лёгкой добычи. Лучше пусть думает, что он альфонс-нищеброд, и ловить тут нечего. А иначе его шансы устоять перед соблазном равнялись нулю.       — Не хочешь — как хочешь, — выпрямился Август. Лицо чувствовалось иначе, тяжелее, что ли.       — Красавица Людмила получилась, — сказала Ника, протянув ему очки. — Платье бы её поинтереснее.       — Ищешь предлог меня раздеть? — не удержался Август.       Ника, закатив глаза, наклонилась открыть дверь. Из-за того, что она прижалась к нему грудью, их обоих закоротило бы, не переключи Август вовремя внимание на сосущую дыру в животе.       Как только разживётся деньгами, первым делом купит транквилизаторы.              Напротив двери стоял, скрестив руки, Сергей. Когда он успел сделать идеальную укладку, завив вчерашнее облако волос в блестевшие локоны? Вслух Август задал другой вопрос:       — Ты же в курсе, что туалета два?       — Я забеспокоилась, — с издевательской улыбкой прошептал Сергей, — куда это Людочка с Никусей ушли, с какими целями в туалете заперлись. Вот стояла, слушала. Не зашумят ли.       — Жанна, ты ревнуешь?       — Я переживаю за тебя. Мы ничего о ней не знаем, а ты вечно норовишь со всеми подряд… доверительно общаться.       — Вы обо мне знаете больше, чем я о вас, — спокойно возразила Ника.       — И прекращай контролировать мою личную жизнь, — упёр ладони в бока Август. Он решил, что Людмила доносила строгость выговора именно таким образом. — Ты превращаешься в Варю.       — А ты слишком много болтаешь, — выхватил у Ники косметичку Сергей. — Жди тут.       — Есть, командир, — салютовала Ника.       — К пустой голове не прикладывают, — наигранно улыбнулся Сергей, прежде чем захлопнуть за собой дверь.       — И я в этом аду живу который год, — ответил Август на озадаченный взгляд Ники.              Макияж Людмилы поимел успех среди спортсменок. Никто не хвалил его напрямую, но, спросив Августа о самочувствии, каждая девушка говорила что-то в духе «вы сегодня отлично выглядите» — в конце концов его начало обижать уточнение насчёт «сегодня». Все заявляли, что ценили естественную красоту, ровно до момента, как встречали женщину без пяти слоёв боевого раскраса.       Ну, хотя бы веселило, что Жанна даже с двойным дном комплиментов не получала, когда они с Людмилой сидели рядом. Сергей и так, и эдак делал заходы к Андрею, мол, а у меня не сильно помада размазалась, а платье нормально сидит, а румяна хорошо лежат? Андрей стоически отвечал ровно на тот вопрос, который ему задали, без завуалированно выпрашиваемых дополнений. Но он нутром чуял недовольство Жанны по непонятной ему причине, и при первом же донёсшемся «Андрей Иванович» пулей вылетел в коридор на зов. Заскучавшая Ника тоже вышла, «прогуляться».       — Так трудно сказать, что я хорошо выгляжу? — спросил дверной проход Сергей.       — Будешь хорошо выглядеть — скажет.       — У тебя ни красоты, ни грации, они из жалости тебе это говорят.       — Да почему тебя это волнует?       — Тебе не понять, что такое оскорбление красоты.       — Как можно оскорбить то, чего нет?       Сергей, скривившись, пнул Августа, и он засмеялся, чувствуя щекотку в руках. От неё он избавился, ударив спинку.       — Что, и смех тоже? — посерьёзнел Сергей.       — Видимо, да, — посмотрел на ладонь Август.       — Мы же только на всплеск адреналина рассчитывали.       — Любой всплеск годится, видимо.       — И порог всё ниже. Хм. Всё-таки не зря лишние детали после установки остались…       — Лишние детали?!       — Не мешай, я думаю.       Поезд ехал всё медленнее, за окном проползали в поле зрения железнодорожные пути вокзала, бубнило эхо от громких объявлений. Им предстояла остановка почти на час.       — Гений, ты мне имплант не до конца собрал?       — Представь себе, пистолет, приставленный к виску, ясности мышления не способствует.       — Кто там тебе пистолет держал?       — Фигурально выражаясь. Варя объявила, что если ты отправишься в мир иной, вся операционная последует за тобой. Почти стих. Мне в школе пророчили большое поэтическое будущее…       — Это они из жалости.       — Ага, неприятно, когда…       Они одновременно повернули головы на ритмичный гул голосов за стенками, постепенно нараставший в громкости. Заревели откатываемые двери, выпуская голоса на волю.       — По-ди-ум! По-ди-ум! — скандировали они.       — Людмила, Жанна, — заглянула в купе девушка с косичками. — Вы тоже участвуйте!       — В чём, дорогая? — наклонил голову Сергей.       — Щас увидите. Традиция. Надевайте всё самое красивое сразу. И дверь открытой держите.       — Самое красивое? — встрепенулся Сергей, когда она скрылась. — Я жажду подробностей.       Он сбежал от серьёзного разговора к какой-то дебильной традиции. Август не подставил подножку только потому, что стоявший шум всё равно не позволил бы им поговорить. Девушки принялись попрошайничать друг у друга, у Августа просили украшения, а разжились в итоге сумочкой Сергея. Предложение покопаться в чемодане Андрея Ивановича сочли святотатством. Сообщать, что он сидел на сумке, полной настоящих драгоценных украшений, Август не торопился, памятуя о визите полицейских.       Пресловутый «Подиум» сводился к тому, что в коридоре громко включили дешёвую поп-музыку, и каждая участница, «надев всё самое красивое сразу», проходила походкой модели через весь вагон, собирая аплодисменты и улюлюканья из купе со зрителями. Считалось хорошим тоном напялить и шарф, и серьги, и две пары тёмных очков, и три пояса, и на голове замотать тюрбаном полотенце — всё, лишь бы выделить свой образ. Кто проходил в платье, кто в шортах и блузке, а кто оставался в спортивном костюме, но компенсировал это самыми дикими аксессуарами — одна, например, поплясала перед Августом, бряцая юбкой из навешанных на пояс ложек. Веселились все, кроме Августа, растиравшего виски. Он упорно не понимал, как это могло нравиться. И отдельно он не понимал, как мог вписаться сноб Сергей, ещё и в тоге из простыни на голое тело, трепахания которой из-за пританцовываний вызвали у Августа электризующий ужас. Этот человек ему предъявлял за то, что он при Нике рот открывал! Август, замерев, слушал крики восторга, не сменятся ли криками шока.       И длилось это так долго, что Август саундтрек — одну-единственную песню на повторе — успел выучить наизусть. Вот опять вступительное блеяние и гитарный проигрыш.       — Да, да, вперёд! — воскликнула ведущая, которая иногда объявляла паузу или кричала какой-нибудь бред.       «По сиреневым бульварам, по воскресным площадям…» Жаль, нельзя придушить голос. Новая участница, судя по характерному трескучему шороху, напялила на голову бумажный пакет. Аплодисменты, «Вуууу». «Уууу», аплодисменты. Август мысленно приготовил себя к осточертевшему припеву.       На «Такие девушки, как звёзды, что светят в небе до утра» в дверной проём протанцевала Ника в красном платье с вырезом и тёмных очках, на каждой руке у неё висело по три бумажных пакета. Крутанувшись на «В одну из них легко и просто влюбиться раз и навсегда», она, приплясывая, закинула пакеты в купе.       — Дальше без меня! — крикнула она в коридор.       — Нууу!       — Я устаааала!       — По-ди-ум! По-ди-ум! — требовала дальняя часть коридора.       — Ладно! Пошла!       — Откопали же музыкальную древность, — сказала Ника, посмотрев в дверной проём. — Помоги.       И, всё покачиваясь в ритм, она присела спиной к Августу и задрала закрывавшие шею волосы. Первой его мыслью было дёрнуть собачку молнии вниз. Но это предложение выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой. Присмотревшись, он понял, что она имела в виду, взял со стола нож и отрезал магазинную бирку. Успел к проходке гигантской девушки в платье, состоявшем из насаженных друг на друга юбок. Как оно надевалось и почему не падало от танцевальных движений, осталось тайной. Зрительницы, как всегда, восторженно вопили.       — Я вам принесла саратовские подарочки, — нырнула в пакет Ника. — Чтобы вы больше бедного Андрея не обворовывали.       — Как там у вас говорится, один раз не…       — Третье купе? — перекрикнула пение ведущая. — Вон оно!       Август вцепился в веер, а Ника невозмутимо продолжила танцевать, намывая невидимые окна перед собой. Лучше бы голоса слушала, чем песню. Дверной проём собой закрыли два бородатых двухметровых мужчины в футболках, не по погоде плотных кожаных куртках и джинсах.       — Я могу вам помочь? — спросила Ника, танцуя уже для них и закрывая обзор чуть сползшему под стол Августу, отчаянно обмахивавшемуся веером и отвернувшемуся к платформе за окном.       — Не они?       — А ты не видишь? Эта черепаха тоже чё-то нихрена на Хольта не похожа.       — Извинитесь, — возмутилась Ника.       — Слышь, припадочная. Здесь ехали два мужика? Вот эти.       — Фотомодели, что ли?       — Преступники, дом обнесли. Ехали или нет?       — Ой, точно, помню их! — «Помню», не «знаю», спокойно. — Ехали-ехали. Сошли давно.       — Когда, где?       — Не знаю, я проснулась — их уже не было.       — И не говорили, куда собираются?       — Что-то про дачу на болоте было.       — Звони Тыжилу, — потопали прочь громилы.       Проводница окончила подиумные шествия, прокричав, что поезд отправляется через две минуты. Ника развернулась, танцуя, к Августу:       — Разбирайте покупки быстрее, пока Андрей не вернулся.       — Что за дача на болоте?       — Вот они пускай и выяснят.       «Кто сказал, что невозможно дотянуться до звезды».              Сергей, как в общем-то и следовало ожидать, грузную парочку заметил в окно и спрятался у девчонок на другом конце вагона, где и просидел до отправления поезда.       — Тебе легко говорить, — перебил он возмущения Августа, — ты им живым нужен.       — Как они всё время вас находят? — спросила Ника сверху. Со скрипом и миллионом оговорок Сергей включил-таки её в круг умеренно доверенных лиц.       — Трусы пострадали зря, — заключил Август.       — Не факт, — возразил Сергей. — Враги знали, где мы проезжали, но не где мы сошли. Решили выяснить на самой долгой остановке. Пока в мою версию укладывается.       — А почему они сразу не пошли вас искать? — задумчиво спросила Ника.       — «Сразу»?       — Они ввалились перед самым отбытием поезда. Если они вас ждали и знали даже ваше купе, почему так поздно пришли?       — Пробки? Я откуда знаю.       — Маячки в трусах не объясняют, откуда они знают про купе, — поддержал Нику Август. — Зря мы их выкинули.       — Ты же понимаешь, что ты в них провалялся месяца два?       — Потом обсудим, — показал глазами наверх Август.       — Стирка, если что, была раз в неделю, — мстительно продолжил Сергей. — И я хотя бы их разворачивала и выворачивала, а вот в твоём случае… — Он успокоился только после наэлектризованного пинка. Растирая ногу, заговорил о другом: — В общем, если они следили не по телефону и не по трусам… Остаётся один вариант, дамы. Крыса.       — Где? — сунулся к ним Андрей.       — Она может быть где угодно, — драматично прошептал Сергей.