Reason

"Бежать по горящему мосту" Работа навалилась со всех сторон. Чан вместе с Ханом и Чанбином корпели над альбомом, концепция которого наконец-то была одобрена после множества правок. Лидеру удалось отстоять независимость группы от беспричинного вмешательства агенства. За это по большей части нужно было благодарить Пак Джинена, который разглядел в предстоящем камбэке многообещающие возможности, контракты, которые уже сейчас стали сыпаться со всех сторон. Сотрудничество и коллаборации с западными исполнителями и продюсерами тоже казались весьма заманчивой перспективой. Поэтому расписание группы было забито до невозможности. Молодые люди бесконечно репетировали, записывались, снимались, ездили на выступления, на фотосессии, принимали участия в мероприятиях, заводили полезные знакомства. Атмосфера в группе давно разрядилась. Всё потому что участники работали слажено, регулярно поддерживая друг друга и бесконечно работая над собой. И их лидер никуда не исчезал, усердно работая не поднимая головы. Где-то в душе Чанбину было стыдно, что он тогда напал на Чана, но принести свои извинения ему всё никак не удавалось, потому что Чан не забывал про альбом Джесс. Времени на поговорить в прямом смысле не было. Он обещал, что справится. Обещал, что группа вернётся с сильным альбомом, работа будет выполнена более чем достойно. И он обещал Джесс, что поможет с её альбомом. Отчасти, в этом было что-то познавательное, ведь жанры разительно отличались, и получалось подходить к работе с "незамыленным" глазом. Кроме того, Джесс очень неплохо постаралась над своим детищем. Просто выглядело всё несколько грубовато, не хватало профессионализма. Чану действительно нравилась новая музыка. Это было необычно и ярко для него. Жаловаться не приходилось. Да, было сложно, даже очень, но молодой человек не привык скулить. Нужно было просто сделать то, что он пообещал сделать. Однако последствия всё равно имели место быть. Как бы он ни старался поддерживать регулярную связь с аудиторией, внимательные фанаты всё равно заметили насколько Чан похудел и выглядел безрадостным на развлекательных шоу и интервью. Да, он был всё таким же очаровательным молодым человеком с яркой харизмой, но усталость отбрасывала глубокую тень на его лице. Наконец, на тяжкий труд Чана стало совсем невыносимо смотреть, и Чанбин решил поговорить с другом. – Занят? – спросил он, обнаружив Чана сидящем на своём привычном месте перед монитором своего ноутбука, окружённым бесчисленными проводами и колонками. Бан заметил фигуру Чанбина и отодвинул один наушник, открыв ухо, однако так же продолжая щёлкать мышкой, внимательно глядя в экран. – Чан, может паузу? – Чуть позже, я пока работаю, – пробормотал он, не отрываясь от работы. – Ой, да ладно, у тебя уже глаза краснючие. Давай-ка паузу на пять минут. Я лапши принёс. Чан тяжело вздохнул и устало потёр лицо. Стоило всё же признать, что он ничего не ел со вчерашнего ночного перекуса, а на часах уже был шестой час вечера следующего дня. Кроме того, он спал сегодня два с половиной часа. Чанбин включил небольшой электрочайник и сел замешивать рамен, пока грелась вода. Чан рассеянно моргнул несколько раз, пытаясь сфокусировать зрение. Перед глазами стояли пелена и рябь. – Как успехи с альбомом твоей подружки? – В процессе. – Когда релиз? – Чуть позже нашего. – Успеваешь? Помощь нужна? Чан хмыкнул, разминая затёкшую шею: – Запиши вокал вместо Джесс. – А что она? Не хочет петь? – усмехнулся Чанбин, заливая кипятком лапшу. – Некогда. Её менеджер загрузил её работой. Связался со мной, сказал, что Джесс скинет её вокал, но дело не идёт. Ей тупо некогда. А тот вокал, что ранее отправил он – я просто выкинул нахрен. Такая срань. – Намерено мешает? – Думаю, да. Только не пойму почему... Чанбин, не дожидаясь друга, принялся за еду. Он ел молча, погруженный в свои мысли, не замечая, что Чан не касался еды. – А что твоя подружка? – Ничего не может сделать. Говорит, что действительно занята. Какое-то время они молчали, пока наконец Чанбин не отставил недоеденный рамен и не обратился к лучшему другу. – Ты херово выглядишь. – Я в курсе. – Я понимаю, что ты работаешь над её альбомом, но не понимаю, почему ты нас не попросишь помочь тебе с нашим? – Потому что это моя работа. – Как и наша. Парни молча смотрели куда-то перед собой. Они оба всё понимали. Абсолютно всё. Но не знали, что делать. Как снять это напряжение. – Я скучаю по тебе, – признался Бин, неловко отвернувшись. Ему не нравилось в такие моменты чувствовать свою уязвимость. Не нравилось ощущение кома в горле. Не нравилось чувствовать себя мальчишкой. – Я тоже скучаю. Парни молча пожали друг другу руки и похлопали по спине. Эту тоску невозможно было не чувствовать. Чан понимал, что ужасно виноват перед друзьями, понимал, что ситуация с Джесс выглядела абсурдной. Он понимал, что парни не расспрашивают о ней отчасти, потому что это казалось чем-то очень неправильным. Если бы она не объявила о сотрудничестве, о котором не было уговора, то каждый день Чан испытывал бы на себе дружеские подколы, любопытство, глупые советы, бесячие расспросы. А так он остался наедине со своими чувствами, без какой-либо возможности просто сказать кому-то что-то об этом. И это чувство одиночества давило сильнее привычной работы. Чанбину было одиноко, потому что он не мог достучаться до Чана. Не мог донести, что друга просто использовали. Не мог понять чувств Чана, лишь догадывался насколько всё серьёзно. Эта безысходность была губительна. И чувство ненависти к Джесс росло, хоть этого совсем не хотелось. – Так... как у вас дела? – неловко поинтересовался Чанбин вернувшись к своему рамену. – Никак. – Я думал, что вы вместе... Чан тяжело вздохнул и откинулся на спинку стула, закрыв глаза руками. А кто они друг другу? Что между ними происходит? Чан не торопил её, понимал, что она хочет сосредоточиться на других очень важных для неё вещах. Само собой они оба чувствовали это. Само собой, Джесс ясно видела намерения Чана. И конечно же Чан не мальчик, чтобы не догадываться, что она тоже что-то к нему испытывает. Это ясно как день. Вот только она перестала выходить на связь после того, как он оставил ей игрушку с посланием. Может не увидела? Хотя это такая глупость... Если бы он сказал ей прямо, что любит, что бы она сделала? Возможно, была бы вынуждена оттолкнуть, потому что они и так по уши в дерьме. Возможно, держала бы на коротком поводке, чтобы никуда не делся. Но не сказала бы, что любит. Почему-то Чан на это не надеялся. Но было пусто внутри. Почему она пропала? Отвечает односложно, в основном сообщениями, ничего не рассказывает и ни о чём не спрашивает. Может быть агенство ограничивало её, чтобы избежать неприятностей? Перед глазами расцветали кольца её черных кудрей. Он бы и рад отвлечься от неё, сбежать от этой навязчивой мысли, но он просыпался и засыпал с её именем в голове. Весь день, вся рутина и вся работа была пронизана ею. И он не знал, как вылечить это. В голову прокралась ужасная мысль. Вдруг всё это действительно было лишь для того, чтобы построить себе карьеру? Вдруг она просто подтолкнула его к тому, чтобы он сам добровольно ввязался во всё это? Вдруг она не говорит ему о том, что никогда не видела в нём того, кого смогла бы впустить в своё сердце? Она не обязана его любить. И он сам вляпался в это. Сам. Даже без грязных трюков. Потому что у неё серые дождливые глаза, которые смотрели на него как на самое яркое созвездие. Потому что у неё нежные изящные руки, которые могли подарить ласку и оставить глубокие порезы. Потому что она жила мечтой, горела и исцелялась творчеством, не боясь содрать коленки, пока пробиралась через тернии к звёздам. Он сам во всём виноват, потому что сам полюбил её. Не за флирт, не за красивую внешность, а именно за то, как она сражалась за своё творчество. Бесстрашно, безрассудно и отчаянно. И ему казалось, что он тоже будет сильнее рядом с ней. Но он только угасал без неё, и это было ненормально. – Ты любишь её, да? – тихо спросил Чанбин. – Да. Младший молча закрыл глаза. Всё настолько серьёзно, что Чан уже ничего не скрывал и говорил об этом совершенно безрадостно. Значит, действительно осознаёт насколько он в беде. – Знаешь, Чан. Я скажу только одну вещь. Будь терпеливым внутри и решительным снаружи. Если чувствуешь, что сможешь выдержать и справиться, то держись до конца. Мы рядом, ты не один. Но если знаешь, что делать, то будь сильным, принимай решения. Ты знаешь моё отношение на счёт твоей подружки, но я люблю тебя и хочу, чтобы ты был счастлив. Знаю, что ты хочешь того же и для нас. Слушай своё сердце и не забывай про свой разум. Чанбин похлопал друга по плечу и покинул его, оставив наедине со своими размышлениями. *** Чан увидел Джесс совершенно случайно. Каким чудом они оба оказались в агентстве в одно и то же время – только бог знал. Молодой человек впился взглядом в её удаляющуюся фигуру, которая терялась среди множества других людей. Неужели ускользает? Нарочно? Чан понимал, что со стороны это выглядело очень и очень нездорово. Он словно бежал за белым кроликом, не в силах остановиться. Пересёк холл, миновал лестничный пролёт, прошёл мимо нескольких кабинетов и понял, что потерял её из виду, а в коридоре, кроме него больше никого не было. – Чан... Его сердце болезненно забилось в груди. Он обернулся, и почувствовал укол разочарования. Джесс стояла пред ним, но рядом с ней – менеджер, глядящий на него с вызовом поверх тонкой золотой оправы очков. – Господин Бан, – приветственно кивнул мужчина, криво улыбнувшись. – Господин Совон, – сдержано кивнул Чан. Джесс стояла позади и не поднимала глаз. Она была такой красивой, но очень печальной. И казалось, что если их взгляды пересекутся, то быть беде. И он узнает всё, что она скрывала. – Как продвигается работа над альбомом? – Медленно, – ответил Чан, с трудом оторвав свой взгляд от профиля Джесс, – Нужно нормально записать вокал и свести всё. – Я отправлял демо. – Я так не работаю, – отрезал Чан, – Мне нужен живой человек, тем более автор всех этих песен. – У нас слишком плотное расписание, – хмыкнул Совон, поправив на переносице очки, – Придётся подождать. Джесс закрыла глаза и отвернулась. Она ничего не говорила. Ни подтверждала, не отрицала. Только чувствовала, что внутри всё разрывается. – В пятницу я буду свободен после девяти вечера. У вас есть расписание на это время? Менеджер недовольно скривился. Этот сопляк был слишком напористым. Но с другой стороны, возможно, это прекрасная возможность быстро разобраться с ним и забыть как страшный сон. – Да, думаю, у нас окно в это время, – нехотя ответил Совон, притворно улыбнувшись, – Я буду присутствовать при записи. – Зачем? – Я её менеджер. – И что? Чан сверлил взглядом Совона, который очевидно переходил черту, но наслаждался тем, что полностью контролировал ситуацию. – Как менеджер я имею полное право... – Ты мне нужна на пару минут, – обратился Чан к Джесс, не отрывая твёрдого взгляда от менеджера. – Но у нас мало времени, – возразил Совон. – Пару минут, – произнёс Чан, взяв девушку за руку и уводя за собой. – У меня правда мало времени, – пробормотала Джесс, позволяя увести себя от этого человека хотя бы ненадолго. Чан вёл её до конца коридора, пока они не вышли на балкон. Закрыв за собой дверь, молодой человек обернулся, но тут же столкнулся с прямым взглядом Джесс. И в этом взгляде были холод и нетерпение – ни капли тепла. – У меня правда мало времени, – глядя на него снизу вверх, напряжённо сказала девушка, скрестив руки на груди. Чан хмыкнул. Это было бы больно, если бы только он не раскусил её с самого начала. Это раздражало. – Играешь со мной? Он уже однажды задавал ей этот вопрос. И она с нахальной ухмылкой ответила, что играет. А теперь смотрела на него упрямо, отказываясь от его попытки коснуться её. Он протянул руку, чтобы коснуться её щеки, но девушка отшатнулась, дав понять, что ей не хочется никакого контакта. И это было просто невыносимо. Тяжело вывести Чана из себя. Но она вывела мгновенно такой лишней игрой. – Не нужно. Не усложняй. – Серьёзно? Я усложняю? – Чан... Парень низко опустил голову и засунул руки в карманы. Он хотел, правда хотел взять себя в руки. Но это же ебаный цирк. Она не вела себя так, смотрела на него по-другому. Ну какого чёрта?! – Что ты творишь? – бросив на неё колючий взгляд, пытаясь заглянуть ей в душу, резко спросил он, нетерпеливо кусая внутреннюю сторону щеки. – Чан... – Я понимаю! Ясно? Я понимаю, что я не имею права давить на тебя. Я понимаю, что это мои чувства, а ты не обязана мне отвечать тем же. Но ты меня буквально, блядь, с ума сводишь! Джесс, поговори со мной, – он взял её за плечи, но Джесс сердито вырвалась. – Какого чёрта?! Чан, очнись! Что бы я не сделала, всё отразится на вас! Я пытаюсь разобраться со своей жизнью и пытаюсь не разрушить твою! – Поэтому ты решила, что лучше всего будет просто игнорировать меня, когда не закончится сотрудничество? А дальше можно уже и разойтись по разным углам, потому что всегда, блядь, ВСЕГДА нам нельзя будет находиться рядом друг с другом! Джесс закрыла глаза и отвернулась. Она чувствовала, что даже сердце в её груди больше не находило в себе сил биться так тревожно. Она не хотела этого, но так было нужно. Позже он поймет, но не сейчас. Сейчас ярость, гнев, обида, страх и отчаяние устроили торнадо в его голове. Он просто не мог поверить своим глазам. Джесс буквально не отрицала того, что собирается исчезнуть из его жизни. Ему казалось, что всё это – блеф. Какой-то глупый и неправильный ход. Но теперь это не имело никакого значения. Потому что он не мог её коснуться. Больше не мог коснуться. Он поймал её сумку, висевшую у неё плече и бесцеремонно достал пачку сигарет и зажигалку. Джесс молча наблюдала за тем, как он закуривает и отворачивается от неё, мрачно глядя на дорогу, машины, людей... – У тебя будет в пятницу расписание после записи? – не оборачиваясь, спросил он. – Нет. – Отлично. Тогда запишем весь вокал. – Весь? На все песни? – Ты занята, я занят, – пожал он плечами, делая ещё один затяг и шумно выдохнув, щурясь от дыма и яркого света заката, – Быстрее закончим – быстрее освободим друг друга. Гори оно всё огнём... Джесс забрала сигареты и зажигалку, собралась уйти, но Чан поймал её за локоть и притянул к себе. Их лица были опасно близко, а взгляды встретились. Он смотрел на неё сверху вниз, невесело усмехнувшись: – Я не мальчик. Со мной не нужно играть в "горячо-холодно". – Отпусти, – твёрдо сказала она, вперив в него свой упрямый взгляд. Парень чуть улыбнулся, заправил кудрявый локон девушки и наклонился к её уху. – Я вижу тебя насквозь, Джесс, – прошептал он, пустив волну мурашек по её коже. – Что ты видишь? – Я вижу в твоих глазах себя. Джесс снова вырвалась, развернулась, хотела уйти, но он порывисто поймал её и развернул к себе, обняв руками, не позволяя сбежать. И не смотря на её сопротивления, Чан закрыл глаза и прижался лбом к её лбу. – Ну что ж ты меня за мальчишку держишь... – прошептал он, – Ты на полном серьёзне думаешь, что я ничего не понимаю? – Оставь меня в покое, Чан. Пожалуйста, нам нужно работать. Я очень стараюсь... – Не убегай от меня. – Чан, пожалуйста. Он не знал, что творил. Не понимал, что же с ним случилось. Не знал, почему так сильно изменился. Он знал только одно. – Я люблю тебя. – Нет. Прекрати. – Я люблю тебя, Джесс, – шептал он, чувствуя, как внутри расцветали огромными ядовитыми цветами боль и облегчение от этих слов. Девушка попыталась толкнуть его в грудь, но он прижался губами к её виску, принимая все её удары. Принимая её всю. Её поступки, её слова. – Я люблю тебя, – повторял он, зажмурив глаза, терпя её удары, – Люблю тебя. Люблю. Джесс отчаянно качала головой и всхлипнула, не сумев сдержать слёз. Она ещё раз, но уже намного сильнее толкнула его в грудь и наконец-то смогла сбежать. Девушка пронеслась мимо менеджера, стирая на ходу злые слезы. А Каль Совон смотрел ей вслед с довольной ухмылкой на лице. Чан же задыхался. Он беспомощно огляделся, будто бы не понимая, где сейчас находится. В груди разверзлась бездна. Хотелось кричать и разнести всё вокруг, но от чего-то силы стремительно и болезненно покидали его, и он просто осел на пол, закрыв лицо руками. Слёз не было. Будто он вообще не умел плакать. Просто перед глазами было темно. Он всё ещё хватал ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. *** Чан ожидал в студии записи, сосредоточено глядя в монитор и клацая в тишине по клавишам своего ноутбука. С минуты на минуту должна прийти Джесс. Последние дни он вообще не жил. Не ел, не спал, будто в этом вообще не было никакого смысла. Просто работал, работал, работал... Он так до конца и не понял, что произошло. Джесс отвергла его? Это был конец? Ничего не ответила, просто сбежала. Может быть он напугал её? Был слишком напористым и злым... Или же она просто вела себя как стерва, пока не испугалась, что всё заходит слишком далеко? Он задавал много вопросов, зная ответы заранее, но сложить картинку воедино хоть убей не получалось. Будто не хватало очевидной детали, но какой – не ясно. Он не хотел душить её. Но и сдаваться не хотел тоже, потому что совершенно ясно видел, что она блефовала. Жестокая ложь во спасение. Вот только всё рушилось, и спасать было уже нечего. Наконец дверь открылась, и в студию вошла Джесс. – Ты одна? – Совон скоро подойдёт. – Прекрасно. Одну минуту. Девушка чувствовала себя неуютно. Ведь именно здесь, в рубке записи... Чан выключил всю аппаратуру, вытащил флешку, сложил ноутбук в сумку и встал с места. – Идём. – Куда? – Ты же не думала, что я позволю этому гавнюку мешать работать? Джесс не понимающе смотрела на Чана, который, проходя мимо, подмигнул ей без тени улыбки. Сбежать с ним снова? Да. Ответ всегда будет да. Даже если они не вместе. Даже если они по разную сторону горящего моста. Всегда да. Она всегда пойдёт за ним куда угодно. И сейчас она послушно следовала за ним, борясь с вихрем чувств внутри. Было больно видеть его таким безразличным и холодным. Ему ведь тоже очень больно, даже больнее наверное... Но так надо. Чан шёл впереди неё. Ни разу не обернулся. Только пропустил её в лифт, открывал перед ней двери, но снова и снова уходил вперёд. И Джесс печально смотрела на его безмолвную фигуру. Не дотянуться. Не поговорить. Так надо. Они покинули агенство, сели в машину и уехали. В полном молчании. И чтобы хоть как-то разрядить напряжённую атмосферу, Чан включил музыку, а Джесс открыла окно и закурила. К счастью, дорога была не такой уж и долгой. Менеджер оборвал её телефон, но молодой человек в какой-то момент сам ответил на звонок, сказал, что они заняты, так как начали запись и бросил трубку. – Если что-то будет тебе говорить, скажешь мне, хорошо? Джесс в ответ молча кивнула, прекрасно понимая, что ни за что не позвала бы никого на помощь. Особенно Чана. Студия. Как оказалось, это было небольшое помещение, оборудованное под домашнюю студию. Здесь было не так много места, как в студии агенства, но зато очень уютно. Даже несмотря на лёгкий беспорядок. Чан включил свет, бросил свои вещи на дальнее кресло, включил аппаратуру и пригласил Джесс присесть на большой диван с подушками и смешным плюшевым гусем. – Если ты не против, я заказал доставку. Думаю, ты тоже ещё ничего не ела... – Где мы? – осматриваясь вокруг, спросила девушка. – Это моя студия. – Твоя? Только твоя? – Да, я выкупил это помещение несколько лет назад и полностью оборудовал для себя. Многие наши песни создаются здесь. Но я больше предпочитаю записывать в студии агенства, потому что звук там качественнее и оборудование серьёзнее. А здесь просто моя маленькая домашняя студия. Джесс поняла почему здесь было куда уютнее. Здесь был небольшой творческий беспорядок. Валялась всякая мелочевка, мягкая игрушка, смешные подушки. А на стене шутливые подписи и забавные рисунки. Девушка оглянулась и увидела плюшевую подушку в виде головы ВульфЧана и серый плед – тоже мерч с волчонком. Джесс почувствовала, что на душе потеплело. Потому что у неё дома тоже теперь был такой малыш. Чан включил приглушённый свет. Это была его привычка. Ему нравилась уютная темнота здесь. Будто он в своём комфорте и безопасности. Это позволяло ему лучше погружаться в музыку, которую он создавал в этом месте. Не было так напряжённо. Кроме того, очень часто он засыпал в своей студии, прямо за рабочим столом, так что свет никогда ему не мешал. Но был небольшой минус. В студии несколько прохладно, поэтому часто он даже не снимал куртку, и именно по этой причине здесь было так много пледов. Джесс медленно прохаживалась по помещению, аккуратно касаясь стен, пульта записи, забавных палароидных фото. Здесь было хорошо и уютно. И она впервые была в таком личном для Чана месте. Теперь она его гость. И Чан был вовсе не против этого. Только вот жаль, что при таких условиях... Вскоре приехал курьер, отдал доставку. Два кофе и салаты, лапша, картошка. Нужно было набраться сил перед записью. Чан тихо рассказывал о забавных случаях произошедших здесь. Рассказал, что иногда Хан и Чанбин приходили сюда работать, когда им нужен был уголок спокойствия. И порой работа здесь кипела такая, что часто кто-нибудь оставался в этой студии с ночёвкой, поэтому здесь было много подушек, пару пледов, смешная плюшевая утка и спальный мешок. Бедный Хан мог уснуть в любой позе в любом виде при любом шуме. Но больше всего младшего клонило в сон, когда здесь становилось особенно холодно, и он вынужден был сидеть в куртке, тепло и мягкость которой ещё больше заставляла чувствовать сладкую сонливость. Чан старался говорить приветливо и нейтрально, чтобы создать нужную атмосферу для дальнейшей работы, не смотря на то, что было больно видеть улыбку или слышать тихий смех Джесс, которая всё равно выглядела немного грустной. Телефон девушки звонил ещё несколько раз. Её искал менеджер. И это веселило, ведь они не собирались приглашать его в свой мир. От того создавалось ощущение, что они наблюдали за бурей, которая бушевала за окном этого маленького уютного домика, в котором им было так тепло и безопасно. Чан признался, что на самом деле работы было не так много. Многие песни были уже записаны, он лишь поработал над оранжировкой. Они прослушали готовую работу, и Джесс в который раз была поражена невероятным мастерством Чана, благодаря которому ему удавалось так легко и интересно работать. Даже не смотря на то, что это отнимало немало сил. – Есть пару песен, где нужно дозаписать вокал, – говорил он, указывая на аудио файлы на экране своего ноутбука, – Можешь начать с самых простых, чтобы осталось больше сил, и ты смогла распеться. Работа искрилась прямо как тогда, до этого водорода событий. Песни звучали волшебно. Это было то, что хотела выразить Джесс, но пока ещё не знала, как достичь такого. Музыка была инструментальной, но ощущалось влияние Чана. Он позволил себе добавить смелые эффекты, которые давно хотел где-нибудь попробовать. И весь альбом получался в стиле блюзово-джазового рока с некими электронными элементами. Гитара звучала свободно, глубоко, обволакивающе. И смелые тяжёлые раскаты барабанов, взрывы гитарных рифов, чарующее соло электро-гитары, мелодичный бас. Эта музыка не была резкой и тяжёлой. Она была женственной, сексуальной и в то же время очень чувственной. Музыка создавала особую атмосферу. Словно гимн нежности и любви в темную ночь. Словно украденное время. Музыка была глубокой и очень личной. От того такой понятной. Успешно завершив многочасовую работу, Чан предложил Джесс немного передохнуть, потому что впереди была самая главная песня. Запись вокала Reason. – Знаешь, это заглавная песня альбома. Она и есть сердце и позвоночник всех композиций, собранных здесь, – объяснял Чан, задумчиво раскачиваясь на стуле, – Когда я впервые услышал Reason, то понял, что хочу услышать её завершенную. Я буквально слышал каждый инструмент, голос каждой мелодии, не смотря на то, что ты просто играла на гитаре. Джесс глядела на него по ту сторону окна рубки. Она перечитывала свой же текст, тихонько напевая вокальную строчку и внимательно слушая Чана. – Я позволил себе кое-что с ней сделать. Я добавил синтезатор, совсем немного. И тяжёлые барабаны. Это придало песне звучание рок-баллады старых лет. Я положил демку твоего вокала, но мне показалось, что я что-то не то услышал в тональности. Поэтому я записал как туториал свой голос и бэк-вокал, который звучит как эхо, несколько размазано. Так что давай попробуем послушать сначала, а потом запишем твой голос, хорошо? Готова? – Да. Сначала в низких регистрах гитара. Расслабленно, с лёгкой аритмией, словно шаткая походка, рассыпающаяся в аккуратный лаконичный узор. Одинокие, нежные и тихие звуки синтезатора, создающее особое романтичное и трогательное настроение старого рока. Раз... два... три... Как капли начинающего дождя, стучащие по окну. Как первые слёзы. Что-то похожее на мерцание первых звезд в ночном небе. И это был проигрыш, заставивший тело Джесс застыть. Она была вся в этих звуках. Забыла как дышать. Задыхалась. Чувствуя, что в горле незаметно образовался ком. Низкий бас звучал на несколько октав ниже, обволакивая, дублируя мелодию гитары. И это украло всё внимание, увлекая в композицию. "Взлетев ввысь, не почувствую крылья, Ведь знаю как легко упасть. В хмурой нежности чужих касаний, Ищу дом, где смогу пропасть. Если есть причины ненавидеть Всё, что раз за разом предаёт, В холодном ветре я найду погибель. И пусть слезы смоет сильный дождь." Звучали первые слова песни голосом Чана. Призрачно, но в то же время с хриплым звучным придыханием. Нарочито небрежно, словно он пытался повторить уникальный тембр голоса Джесс. И раскаты барабанов звучали как удары грозы, дополнив композицию. Превратив её в сплошной шум дождя, где слышались удары капель, шёпот и голос звучащих в унисон низкого баса и гитары в грудном регистре – словно голос мужчины и женщины, поющую одну песню на двоих. И плачь электрогитары плавно окутал своей сольной строкой, заставив Джесс сжаться ещё сильнее. Казалось, что её окутал порыв свежего ветера, маленький ураган, ласково обнимающий её, скрывающий её от целого мира, позволяя ей безмолвно расплакаться. Это было то, что она слышала в своей голове, но только лучше. То, что она слышала в сердце, но это звучало ещё более ярко, когда она встретила Чана. "Разобьются взрывом звёзд на темном небе Все слова, сгоревшие в огне. Если есть причина ненавидеть, Значит, смысла нет в прожитом дне. В поцелуе северного лета, Растворюсь туманом светлых дней. Если есть причина просто жить, То лишь потому что я ещё могу любить..." Его глаза. Его губы. Его руки. Его сердце. Его душа. Его голос. Он был в этой песне, придуманной до встречи с ним. И Джесс осознала это только сейчас, оглушенная чувствами, которые обрушились на неё. Чан с небольшим беспокойством наблюдал за фигурой Джесс. Она сжалась, словно тонкая игла. И, низко опустив голову, держась руками за стойку, она слушала, позволяя безмолвным немым слезам бежать по щекам. Потому что это было слишком красиво. Потому что так звучала её душа, которую смог услышать только он. "И став сутью и позвоночником Всего того, о чём знаешь ты, Ты найдёшь сотни причин ненавидеть, И всего одну, чтобы просто любить..." Просто любить. Друг друга. Честно, искренне и вопреки. И Джесс шептала слова собственной песни совершенно по-другому осознав их. Посвятив тому, кого встретила гораздо позже. Не в то время и не в том месте. Хотя нет. Именно тогда, когда им обоим это было смертельно нужно. "Разобьются взрывом звёзд на темном небе Все слова, сгоревшие в огне. Если есть причина ненавидеть, Значит, смысла нет в прожитом дне... В поцелуе северного лета, Растворюсь туманом светлых дней. Если есть причина просто жить, То лишь потому что я ещё могу любить." Когда отзвучали последние аккорды гитары, и завершилась мелодия синтезатора, Джесс снова опустила голову и расплакалась, пряча своё лицо в ладонях. Чан зашёл к ней и нежно обнял её, позволив ей спрятаться в нем и просто выплакать всё, что так душило её всё это время. Он стал для неё всем. Важнее всего на свете. Мечтой, которая уже исполнилась. И именно в это мгновение он стал для неё живой частью её души и сердца. Необратимо. Навсегда. Когда Джесс успокоилась, она сказала, что хочет приступить к записи вокала. И не смотря на то что она плакала, звучала она только лучше. Словно все зажимы ушли. Словно исчез искусственный образ. Красивый, роковой... А теперь такой трогательный и отчаянный. И она пела, разливаясь в своих чувствах, рискуя в любой момент выдать свой плачь. Её голос звучал надтреснуто, но нежно, очень мягко. И любяще. Она пела для него, признаваясь в том, чего боялась произнести вслух. Причина всему и ответ всему – любовь. Запись закончена. Чан снова вышел к Джесс, обнял её и поцеловал в макушку. – Молодец. Ты хорошо справилась, – поглаживая её по спине, сказал он, – Эй? Ты же обещала больше не плакать так, правда? – ...тоже... – Что? – не расслышал Чан и наклонился ниже. Джесс подняла на него свои блестящие от слёз глаза, цвета дождливого неба. – Я тоже люблю тебя. Чан был оглушен громовым раскатом, который взорвался внутри него. Его черные глаза застыли на её лице, а дыхание замерло где-то в его груди, где сердце пропустило удар. – Джесс... Столкновение и взрыв. Так ощущался их поцелуй. Другой, отчаянный, не похожий ни на что. Заставляющий землю уходить из под ног. Руки неспокойно блуждали, лаская, цепляясь, обнимая, а губы делили единый на двоих кислород, которого катастрофически не хватало. Голова кружилась, а сердца плясали в яростной аритмии. Казалось, что стоит им разорваться хоть на мгновение, и мир исчезнет. Сон раствориться, и обрушится враждебная реальность. Это похоже на смерть. Внутри расцвел бутон чёрной дыры, жадно поглощающий разум. – Моя. Чан прошептал это и с ещё большим отчаянием вкусил её истерзанные и такие желанные губы. Его рука скользнула от её длинной шеи, к челюсти, а затем к затылку, и пальцы запутались в хаосе черных кудрей. – Моя, – лихорадочно повторял он, прерывая жаркие поцелуи, стирая с щек её слёзы, – Моя. Моя... Джесс обняла руками его лицо, умирая от сладкой горечи. Умирая в его руках. Теряя себя в нём наверное навсегда. И когда она прикусила его губу, Чан с тихим рычанием подхватил её и прижал к стене, сжимая её бедра. Они шумно дышали, шипя словно змеи, сплетаясь друг с другом. Эта страсть сжигала всё вокруг, но даже она не могла сравниться с тем отчаянием, что они переживали. Они оба подписали себе приговор. Теперь никто не смел прикасаться к ним, разлучать их. Но они будут вынуждены разорваться, потому что так нельзя. Теперь у них нет никаких шансов забыть друг друга, а одержимость доведёт до самых страшных вещей. – Скажи это ещё раз, – задыхался он, теряя рассудок. – Люблю, – произнесла она и задохнулась от жалящего поцелуя в шею. – Ещё раз, умоляю... – шептал он, медленно, но очень ощутимо двигая бедрами. – Я люблю тебя... – Ещё раз. Его рука сжала её шею, рискуя перекрыть последний кислород. – Я люблю тебя, – простонала она, изнывая от горячих ощущений. Он не мог насытиться, не мог перестать хотеть услышать это снова и снова. Это словно заклинание, которое разрывало его мозг и заставляло сердце грохотать в бешеном темпе. Его рука сильнее сжала её бедро. Хотелось большего. Хотелось прямо здесь, прямо сейчас. И Джесс чувствовала его напряжение, чувствовала каждое его движение, заставляющее её стонать всё громче. – Проклятье, – тихо ругался он, чувствуя, что нуждается в ней так сильно, что всё тело сводило и отказывалось слушаться. Он боялся сделать ей больно, но руки непослушно крепко сжимали её тело, а его бедра всё яростней двигались, превращая жар между ними в пламя. Джесс схватила волосы на его затылке и откинула его голову, заглянув в его глаза. И они такими ещё никогда не были. Черные глаза Чана были темнее, чем когда-либо. Он смотрел на неё из под полуприкрытых ресниц. С воспалённых покрасневших губ срывалось дрожащее дыхание. На его обычно бледных щеках горел румянец. Какой красивый... Боже, это был самый красивый мужчина, которого она когда-либо встречала. И его сердце принадлежало ей, а её сердце – ему. – Что ты со мной делаешь... – прошептал он, коснувшись её щеки кончиком носа. Пальцы Джесс ласкали кожу на его щеках, ласкали губы, касались черных ресниц, бровей, касались его взъерошенных черных волос. Она тонула в бескрайней темноте его глаз, в то время как в её глазах он видел как мерцала целая вселенная. В груди разрасталось такое невообразимое чувство любви и панического страха, что всё закончится. И они оба чувствовали это. Наверное в эту секунду они мыслили как единый человек. – Я не отпущу тебя, – сказал Чан, нежно поцеловав уголок её рта, – Никогда. Ты слышишь? – Не сможешь, – закрыв глаза, выдохнула Джесс. – Смогу. Смогу, Джесс. Клянусь, я всё смогу. Девушка печально улыбнулась и слабо покачала головой, уронив слезу. В её глазах было столько ласки, тоски и нежности, сколько он ещё никогда не видел. Больно. Потому что они навсегда потеряют друг друга, а он этого ещё не понимает. Не верит. И именно потому что это необратимо, этот миг был настолько ценным. Джесс и раньше думала, что это последний раз. Сейчас она понимала, что дело не только в этом. Просто им не суждено быть вместе, так уж получилось. – Чан... – Замолчи пожалуйста. Я знаю, что ты сейчас хочешь сказать. Просто замолчи. Потому что я люблю тебя. Потому что ты навсегда моя, а я твой, слышишь? Я смогу, Джесс. Я смогу. Просто доверься мне, я обязательно всё смогу. Не дав ей сказать, Чан снова прижался к её губам, нанося свой самый чувственный поцелуй, лишив её шанса прекратить это. Он подхватил её крепче, и, не прерывая поцелуя, вышел из тесной рубки и сел на диван, удерживая её на себе. Невозможно сопротивляться, просто невозможно, потому что он кусал её губы, целовал подбородок, линию челюсти, впился в её шею, проделывая полными губами влажные дорожки поцелуев. Его руки смело и чувственно сжимали её талию, бёдра и блуждали по хрупкой спине, скользили по животу, и большими пальцами он очерчивал окружность её груди. И это были полные обожания и страсти прикосновения. Могла ли она сделать его счастливым? Она уже задавала себе этот вопрос, и ответ по-прежнему был отрицательный. Но она, как и тогда, могла сделать его счастливым именно сейчас. Даже после того, что с ней сделали... Чан был тем, кто мог её исцелить просто тем, что он есть в её жизни. И этого было достаточно. Джесс на мгновение остановилась и немного отстранилась он Чана. Он наблюдал за ней темными глазами, готовый в любой момент поймать её, если она захочет сбежать. Джесс откинула длинные кудри за спину, открыв вид на свою шею, ключицы... Во мраке блестел маленький кулон с жемчужиной на её шее, который только дразнил, заставляя остановить взгляд на нежной белоснежной коже и на красивом вырезе. Медленно она стала расстёгивать пуговицы на своей кофточке, постепенно обнажая сначала свои тонкие ключицы и хрупкие плечи, а затем и красивую полную грудь в черном кружевом белье. Чан следил за каждым её движением, словно под гипнозом. Он коснулся её горячей кожи на животе, ощущая её мурашки. Затем его руки скользнули за её спину и расстегнули замок лифчика, наблюдая как на её плечах расслабились и плавно упали бретельки. Это было завораживаюющее зрелище. И Джесс это прекрасно знала. Она сделала медленный толчок бедрами, от чего таз мужчины автоматически поддался навстречу. Затем ещё один такой же медленный, а затем ещё, возобновляя то трение между ними, что было раньше. Его руки легли на её плечи и аккуратно спустили кружевные бретельки и рукава кофточки, лишив девушку верхней части одежды. Затем его ладони мягко легли на её горячую грудь. Эта упругость сводила с ума. И желание росло с космический скоростью. Член Чана сводило от перевозбуждения. В штанах кошмарно тесно, жарко, влажно, а она бесстыдно катается сверху, закрыв глаза и приоткрыв губы, тихо и судорожно глотая воздух. Чан тяжело простонал, откинув голову назад. Это было слишком. Но далее становилось всё хуже. Джесс обняла его голову, позволив ему утонуть в тепле её шелковой кожи. И он с жадностью целовал окружность её груди, сжимая и покусывая обнажённую кожу. Его таз тоже двигался, помогая им обоим достичь этого ноющего отчаянного состояния. Джесс хотела сдвинуться, но Чан схватил её за волосы на затылке, а другой рукой удержал за пояс, крепче прижав к себе. Не сбежит. Его таз двигался с такой силой, что ноги девушки раздвинулись шире, позволяя произойти неминуемому. Жарко. Горячо. И хотелось ещё. Сильнее. Джесс схватила себя за грудь и выгнулась в спине, протяжно простонав. Но Чан и не думал останавливаться. Его руки легли на её тазовые косточки, и он помогал её бёдрам двигаться в бешеном темпе. И оргазм не заставил себя долго ждать. Пока Джесс кричала и хваталась за его плечи, он крепче сжал зубы, и кончил вслед за ней. Какой беспорядок. Что же они делали... Но было так плевать. Джесс глубоко поцеловала его, расстегивая его штаны. Она всё ещё тихо стонала, чувствуя приятные угасающие остатки оргазма. Какой беспорядок... Он был так красив. Безнадежно горячий. Эти румяные щёки, пот на лбу, рассеянный потемневший взгляд, покусанные губы, взъерошенные черные волосы, тяжело вздымающаяся широкая грудь... Она сняла с него футболку и принялась покрывать страстными поцелуями его шею, плечи, грудь, кубики пресса, расстегнув ширинку его джинс. И её ладонь ощутила жар и влагу. Чан хотел как-то прервать её, но она соскользнула на пол, и, продолжая оставлять дорожки поцелуев на его теле, вытащила его разгоряченный член, испачканный в семени. И её рука легко заскользила вверх и вниз. Этот вид убивал. Чан закатил глаза и откинул голову назад. Из его рта сорвалось грязное ругательство вперемешку со стоном. Джесс смотрела на него снизу вверх таким взглядом, что захватывало дыхание. И её язык медленно проскользил от основания до самого конца по всей длине члена, слизывая остатки семени. – Б-блядь! – вскрикнул Чан, схватившись за диван. Горячий влажный рот Джесс накрыл его член, а язык играл с уздечкой, вызвав новые крики Чана. О, боже мой, это было слишком... Он никогда ничего подобного не испытывал. Только не с другими, нет. Никогда. Её горячий рот, язык, красные губы просто уничтожали в нём всё, за что он ещё как-то держался. Эти безумные кудри словно кошмарный сон – заполонили всё вокруг в своей черноте, и душили. Но он готов был задохнуться. Готов был умереть прямо здесь. Потому что он бежал к ней по горящему мосту, сгорая заживо. Он отправился в ад. Её рот медленно двигался вверх и вниз, принося крышесносные ощущения. Одна рука двигалась вслед за горячими губами, а другая змеилась вверх по его животу, пуская волну мурашек. Пальцы Чана беспомощно сжимали подушки, которые случайно попались под руки. Его тело не слушалось его. Совсем не слушалось. Ноги вздрагивали, а таз двигался на встречу этому рту, который творил с ним страшные вещи. Джесс медленно провела языком по разгоряченной головке, сжав окаменевший член сильнее. И улыбнулась, услышав стон, который сорвался на жалобный всхлип. Он не мог открыть глаза и посмотреть на неё, как бы сильно этого не хотел. Не мог перестать задыхаться, запрокидывать голову, разжать пальцы и вздрагивать от острых ощущений. Она дразнила его долго и так мучительно, пока не стала наращивать темп. И тогда Чан смог поймать её волосы, накрутить на кулак и направить её голову всё ниже. – Блядь! – кричал Чан, не в силах вообще соображать. Он был немного груб, но лишь потому что это было слишком. Он просто не мог рассчитать силы, поэтому он слишком крепко сжимал в кулаке её волосы и слишком глубоко входил в её рот. Джесс застонала. Для неё это тоже слишком. Она уже начала чувствовать нехватку кислорода, поэтому случайно оставила след он ногтей на его животе. И это помогло Чану немного прийти в себя. Он поднял голову девушки и порывисто подхватил её, уложив на диван. Избавившись от лишней одежды, он снова впился в её ужасно воспалённые губы, чувствуя вкус себя. Но так плевать. Слишком страшный беспорядок, но так было всё равно. Потому что хотя бы раз они хотели выжечь в памяти каждый украденный друг для друга миг. Невозможно было терпеть, поэтому он резко вошёл в неё. Она уже была готова для него, слишком влажная и горячая. Они громко простонали одновременно, ощутив это первое погружение. И Чан сразу начал двигаться быстро, сжимая её нежные бедра, оставляя на них следы от своих пальцев, не замечая странные синяки на её руках и ногах... Руки Джесс не знали покоя. Они блуждали по рельефу его крепкого тела, по его груди, по его плечам и рукам, но едва нашли покой на его спине, сразу же проверили новые дорожки царапин, спускаясь к его бёдрам. Стоны давно сменились на крики. Они горели в аду вдвоём. Так жарко, так невыносимо. Чан задыхался в её шею, осыпая беспорядочными поцелуями, покусывая мочку уха. И почувствовав новые жалящие дорожки на своей спине, которые ещё сильнее саднили от пота, он перестарался и сильно прикусил шею девушки, заставив её выгнуться и громко вскрикнуть. Что бы они не сделали, всё становилось хуже и хуже. Любое прикосновение и движение вызывали новую сильную реакцию. И это было похоже на состояние аффекта. Они хотели трепетно и нежно, но получалось каждый раз страстно и грубо. Потому что их отношения были именно такими. Слишком горячими. Чан легко подхватил тело Джесс и, не выходя из неё, встал и прижал её к рабочему столу. Он знал, что однажды он будет заниматься с ней любовью в своей студии. Но не предполагал, что это будет так горячо. Он двигался яростно и быстро, обливаясь потом, но не уставая ни на секунду. Джесс изнывала от этого чувства, молила не останавливаться. Она чувствовала как внутри растёт такое напряжение, которое раньше никогда не испытывала. Это была чистая раскалённая страсть и совершенное отсутствие стыда. Глубже, быстрее и сильнее просто невозможно, но он делал что-то невероятное, превосходя самого себя. Крики срывались на хрипы. Горло саднило, и раскалённый воздух делал только хуже. Какой вид. Её распахнутые закусанные алые губы, жаркий румянец, закрытые глаза, запутанные кудри, изящная соблазнительная фигура, и его сильное, крепкое, мускулистое тело, соединённое с ней в этом безумии. Его воспалённые губы, с которых срывались рычание, проклятия и стоны, его глаза, потемневшие, изучающие, томные. Его волосы, взмокшие от пота. Он развернул её спиной к себе и низко наклонил, а затем вошёл сзади. В отражении стекла звукозаписывающей рубки он видел их отражение. Её жалобный просящий взгляд и закусанные губы, её грудь, его тело, руки, сжимающие её бедра. Он входил ещё сильнее и глубже, стараясь принести ей максимальное удовольствие, желая достичь своего предела и получить долгожданную разрядку. Руки девушки слепо хватались за стол, ноги едва держались от сильных и быстрых толчков. Вдруг Чан ощутил как её горячие стенки стали туже, а её стоны стали громче и выше. Она не могла говорить, просто сильнее сжимала край стола и крепче зажмуривала глаза. Рука Чана обняла её талию, а другая сжала её грудь. Он целовал её спину, покусывая и шептал: – Давай, Джесс... Просто дай мне это... Кончи для меня... Покажи как ты любишь меня, потому что я просто не могу жить без тебя... Пожалуйста, будь громче для меня... Будь громче! Джесс!.. Блядь!.. Её крики стояли звоном в его ушах, заставляя его двигаться ещё сильнее и быстрее. Он уже чувствовал, что был слишком близко. Чудовищно близко. Наконец он почувствовал, как она стала сокращаться, больше не в силах сдерживаться и кричать. Она сильно выгнулась, толкаясь ему на встречу, сокращаясь внутри и доводя его до своего края. Он слишком сильно сжал её таз и яростно зарычав, бурно кончил в неё, всё ещё продолжая двигаться, изливая всё, что было. Его ноги едва не подкосились, но он двигался до тех пор, пока пульсирующий яркий оргазм не померк. И он тяжело упал на неё сверху, зажав её, даже не находя в себе силы выйти из неё. И им потребовалось некоторое время, чтобы более менее восстановить дыхание и на дрожащих ногах вернуться к дивану, чтобы рухнуть на него совершенно замученные, но счастливые. И потребовалось ещё некоторое время, прежде чем их нежные и полные любви поцелуи не возобновились. И это безумие повторялось ещё несколько раз, разрушив ночь, тишину и покой. Лишь к рассвету, когда страсть наконец утихла, после сотен слов о любви, после тысячи стонов и криков, после того как они задохнулись друг в друге, сделав друг с другом всё, что им хотелось, после того, как они сгорели в аду до тла, они лежали и обнимали друг друга, стараясь надышаться теплом их кожи, считая стук их сердец. Джесс играла с его длинными красивыми пальцами. У него самые красивые руки на свете, словно высеченные из камня. Широкая, немного грубоватая ладонь была гораздо больше её ладони. На тыльной стороне змеились ручейки вен. Так красиво. А ещё на его запястье поблескивали браслеты, которые он никогда не снимал... И Джесс улыбнулась своей мысли. – У меня кое-что есть для тебя, – немного охрипшим голосом тихо проговорила она и села. Чан завороженно наблюдал за её силуэтом, изгибами, вихрем кудрей. Джесс расстегнула на шее застёжку цепочки и сняла небольшую подвеску с жемчужиной. – Ты знаешь, есть сказка одна о русалках, – говорила она, расстегивая его браслет и нанизывая на него подвеску, – В ней говорится, что слёзы русалок – это жемчуг. И если съесть жемчужину, она сможет исцелить и даже вернуть к жизни. Так что, когда ты почувствуешь, что ты ранен – посмотри на этот камушек и исцеляйся. Девушка застегнула на его запястье браслет и поцеловала его пальцы, а затем прижалась к его ладони своей щекой. – Я так люблю тебя, – прошептал он, лаская её бархатную уожу. – Я тоже безумно люблю тебя, – тихо произнесла она и нежно поцеловала его ладонь. Чан не мог до конца поверить в происходящее. Казалось, что этого никогда не должно было случиться. Только не с ним. Но вот она перед ним обнаженная, открытая, любимая... – Чан... Я хочу кое-что ещё тебе сказать... – Ох, Джесс, умоляю, только не надо опять про то, что мы не сможем быть вместе, – поморщился он, – Не надо так думать. Мы такие не единственные, и кто-то с этим справляется. Мы тоже обязательно справимся. – Совон всё испортит, если узнает. – Ему какая разница? Он любит тебя? Девушку передёрнуло от вопроса молодого человека. Даже думать об этом было отвратительно. – Я не могу объяснить в чём дело. У него есть причины меня ненавидеть, но дело не в нём. Я вообще не про него хотела поговорить. – В чём дело? Джесс сплела свои пальцы с его и закрыла глаза: – Когда выйдет альбом, я разорву контракт с компанией, заплачу долг и уеду.