Притяженья больше нет

Когда аластор проходил мимо опёздола Петра, Пётр застыл, и из него вывались ключи от ангельских врат, а челюсть свалилась от шока. Никогда прежде он не видел такой обворожительной улыбки и столь узкой талии, обрамлённой лёгким, словно тёплый бриз, белым весенним платьем. Этот момент впечатался в сознании апостола Петра, и ему показалось, что время застыло. А когда аластор прошёл мимо, даже не посмотрев в его сторону, то святой деятель решил, что обязан завоевать сердце этого прелестного мужчины. Так как аластора не было в списке праведников, то хранитель врат решил во что бы то ни стало пропустить своего возлюбленного в рай, несмотря ни на что. Провернуть это он мог с помощью специальной маски незаметности, чтобы провести Аластора инкогнито, не узнаваемой личностью. Но когда Пётр всё же подошёл к объекту своего обожания с кружкой ароматного чая, чтобы завести непринуждённую беседу, то прелестный мужчина посмотрел сначала на него, а потом на кружку с пренебрежением. — Кофе лучше нищебродского чая, — сказал он. Апостол Пётр был заворожён тем, как двигались нежные губы этого загадочного незнакомца и, засмущавшись, он отвёл взгляд. Пётр решил доказать аластору, что сам не лыком шит и знает утончённое искусство, чтобы сгладить неловкую паузу. — В 1546-1550 я позировал на кресте для Микеланджело в главной роли. На что Аластор шире улыбнулся. — А в 1601 году я позировал для ставшей знаменитой картины Караваджо в той же позе. Аластора привела в восторг такая приверженность своего собеседника к великому ремеслу, которое не каждый поймёт. Именно этого не хватало их отношениям с Воксом. И аластор подал элегантную руку в белой перчатке Петру, чтобы он провёл его через райские врата. В этот момент прилетел апостол Матвей и, указав пальцем на Аластора, спросил кто же эта сногсшибательная красотка стоит рядом. К счастью, Апостол Пётр к тому моменту успел напялить на Аластора маску неузнаваемой личности, и таким образом они благополучно оказались в пределах ангельского града. Как и подобает всем особенным гостям, для Аластора было решено исполнить музыкальный клип с танцами и пением от самого Святого Петра. И тогда он спел следующие строки: «О боже, Сэра, Сэра, я схожу с ума, Эта улыбка, Сэра-аа, самая, самая. О боже, Сэра, пьяный без вина, Эта улыбка, Сэ-эрааа, кругом голова...» Апостол Пётр пел эти строки и казалось, что пьян он был и правда без вина, лишь бросая взгляд на широкую, зубастую, улыбку с жёлтыми скалящимися на него зубами. Вокруг Петра мелькали огни тут и там, и ангелы вышли на подтанцовку позади него, даже подключился Святой Матвей, начав прыгать и играть на саксафоне. Это праздничное веселье продлилось до самых сумерек, пока внезапно с лица аластора не спала маска, повергнув абсолютно всех, кроме апостола Матвея (он играл на саксафоне), в шок. Все узнали в прекрасной деве его. Хитрого, как Доктор Фасилье, мрачного, как Алукадр, обаятельного, как Ганнибал Лектор, доброго, как Декстер Морган, неуловимого Всадника Апокалипсиса - террориста-каннибала, Оверлорда Мусорных контейнеров и убийцу бомжей Тёмных Переулков. Ужасом омрачились лица всех присутствующих. Они не ожидали, что Апостол Пётр лично впустит в Рай троянского коня в лице непорочной девы Марии. Небеса разразились красным огнём, и перед влюблёнными предстала несущая гнев Божий серафим Сэра. Пётр знал на что обрёк себя и напоследок прильнул к узкой талии своего возлюбленного и нежно поцеловал Аластора в губы, почувствовав этот дивный аромат болота и гнилой оленины. Ох. Он наслаждался безмятежностью этого момента, прежде чем их обоих не свергнули в адскую клоаку как прежде Люцифера и Лилит. Они были