Naughty Babe

Тача не выпил ни капли спиртного, но запах алкоголя, исходивший от Хиа’И, заставил его сердце неконтролируемо биться. Когда его юношеское волнение улеглось, в комнату прошагал Хиа’И с игривым взглядом и легкой улыбкой на губах… Как и сказал Кыа, Пхаяк умел заигрывать. Его лучший друг предупредил, что Хиа’И, вероятно, чем-то похож на Хиа’Лиана. Если он начинал флиртовать, то становился… тигром, готовым сожрать свою жертву, а именно Тачу. — Как мне с ним справиться?» — Это сложно. Я проиграл Хиа’Лиану во всех отношениях. Смирись, — таким был совет лучшего друга… Тача думал, что достаточно настроил себя, но когда Хиа’И опустился на край кровати, ему стало так неловко. Мужчина пристально разглядывал его лицо, красневшее всё сильнее и сильнее с каждым мгновением. — Нонг’Дио. — Да? — Помоги мне принять душ. — Х-хорошо, — в любой другой ситуации Кон Дио без проблем бы помог мужчине, но сейчас всё было…по-другому. Юноша приблизился к высокой фигуре и расстегнул рубашку. Его руки задрожали, стоило только почувствовать тёплое дыхание из-за того, что Хиа’И наклонился. Кончик его носа чуть прижался к мягкой щеке…а потом пропал. — Хиа…мне неудобно, — смущённо пробормотал Кон Дио. — Нонг’Дио, почему ты так приятно пахнешь? — Если примешь душ, тоже будешь приятно пахнуть, — на его слова Хиа’И хихикнул, но позволил снять рубашку. Обычно он злился, стоило ему помочь, но сейчас продолжал тихо повторять и повторять имя жениха. Его глаза заблестели…он становился игривым! В этот раз принять душ было тяжело не из-за того, что Хиа’И бесконечно хмурился, а потому что он флиртовал. Серьёзно, Пхаяк явно флиртовал, подставляя тело чужим прикосновениям и дразня Кон Дио, заставляя его останавливаться на некоторых местах чуть дольше, чем требовалось. — Я должен быть чистым, чтобы Нонг’Дио понравилось…когда я… — Перестань! Лучше почисти зубы. «Изврат!» — Лицо Тачи невероятно горело. Он стоял рядом с мужчиной, медленно чистящим зубы. Обёрнутое вокруг талии Хиа’И полотенце висело на его бёдрах, обнажая накаченный пресс, пупок и тонкие волосы, исчезавшие под тканью. Запах алкоголя смешался в воздухе с дыханием Хиа’И, заставляя кожу Кон Дио краснеть. Сложно было отрицать, что жених выглядел…восхитительно. Пхаяк Чатдеча Чэн улыбался алым щекам своего будущего мужа. Ярко-красный Нонг’Дио был так очарователен, хотелось его поскорее съесть. Если бы только не сломанная рука, он бы набросился на этого парня прямо в душе. Как долго ещё ему будет мешать треклятый гипс? Можно ли перемотать время к тому моменту, когда его кость будет в порядке? Нельзя порезвиться с будущим мужем, нельзя принять душ самостоятельно, нельзя даже нормально поесть! Когда они с Нонг’Дио занимались любовью, мужчине пришлось позволить ему оседлать себя. Разве так должно быть? Он должен чувствовать себя главным героем, а не статистом! За что он это заслужил, а? Мужчина выдохнул свои мысли, позволив юноше отвести себя к туалетному столику в гардеробной. Она была не очень большой, с одной стороны висели костюмы основных цветов, рубашки поло, повседневная одежда тех же тонов и костюмы для тренировок. С другой стороны — более красочные наряды. В углу стоял комод по колено с…собачьей одеждой. Пхаяк понятия не имел, откуда у собаки столько нарядов. И откуда только юноша их взял? Но в любом случае, он выглядел счастливым, подбирая костюмы. Так что, мужчина не мог жаловаться. — Ты хочешь полосатую или однотонную пижаму? — Вопрос, заставивший Пхаяка недоуменно поднять бровь. Неужели Кон Дио с таким же удовольствием выбирал ему одежду, как и собаке? Пускай это осознание и заставило мужчину недовольно скривиться, видя энтузиазм юноши, он не мог не признать, что…согласился бы быть собакой, лишь бы за ним так же ухаживали. — Иногда мне кажется, что ты любишь эту собаку больше, — тихо признался Пхаяк, позволяя переодевать себя. — Что?! Хиа, к чему ты сейчас? — Шучу. — Ты ненавидишь Малышку? — Кон Дио обеспокоено взглянул на собачку, пока Пхаяк прятал смех. Он её не ненавидел. Это же просто собака…она всего лишь иногда бесила. Ну серьёзно, она лизала себе задницу, а юноша продолжал с ней сюсюкаться. — Вовсе нет, она красивая. — А ещё очень милая, умная и послушная… иногда я думаю, что она моя маленькая дочка. «Подожди…» — вдруг понял Пхаяк, — «ты хочешь быть собачьим папой?» — Мужчина хотел сам себе повторить слова о том, что он её не ненавидит. — «Проклятая пучеглазая псина, это слишком!» — Наша маленькая девочка…скоро и ты поймёшь, какая она милая… Слова «наша маленькая девочка» уничтожили зарождающееся раздражение Пхаяка за доли секунды: «Ладно… Быть отцом собаки не так уж и плохо».

***

Все эти годы жизни вдали сделали Пхаяка зависимым от доброты Тачи. Он великолепно заботился о своём женихе со сломанной рукой, пока тот жутко расстраивался из-за этого. Пускай мужчина старался не надоедать этим Таче, казалось, его капризы только раздражали юношу. Меньшее, что он мог сделать, — отблагодарить своего возлюбленного. — Спасибо. — А? — Тонкие руки, укрывавшие его одеялом, остановились. — Спасибо, что остался рядом. Было ли что-то лучше улыбки юноши? Казалось, его большие круглые глаза отражали миллионы звёзд, стоило только услышать слова благодарности. Тача никогда не желал ничего, кроме хотя бы капли внимания к себе. — Иди сюда, — Пхаяк пригласил его лечь рядом. Уголки губ мужчины чуть приподнялись, когда жених лёг на его руку. Кон Дио немного пошевелился… За предыдущие ночи Пхаяк понял, что юноше нравилось спать на его плече. — Хиа… — Что? — Он опустил острый нос на мягкую макушку, желая укусить жениха. — Ты же не сон…ты не исчезнешь, когда я проснусь? — Почему ты думаешь об этом? — Я никогда не думал, что мы будем вместе, — Пхаяк застыл от одиночества в чужом голосе, а его глаза наполнились чувством вины. — Нонг’Дио, я…здесь, — он сжал руку в кулак, осознавая, что рана на сердце юноши всё ещё не зажила. — Да…пожалуйста, не оставляй меня больше одного, я этого не вынесу. — Не оставлю. Я никуда не уйду, — Пхаяк знал, что паранойя Тачи так просто не исчезнет. Он сам должен был помочь с этим справиться, укрепляя хрупкое юношеское доверие. На это могли уйти многие месяцы и годы. — С того момента, как ты вернулся домой, я хорошо сплю. — А обычно нет? — Мужчина нахмурился, он не знал, что Кон Дио, похоже, страдал от бессонницы. Случалось ли это внезапно? Или она была постоянно, что ему приходилось пить снотворное, как Пхаяку? — Нет…мне постоянно сняться кошмары. С того момента, как я потерял память в детстве, и каждую ночь. — Что именно тебе снится? — Сердце Пхаяка нервно сжалось, заставляя голос дрожать. Если это связано с тем самым днём…наверняка ему снится… — Я вижу большую кошку. Она прыгает на меня, а затем я вижу кровь…но она не моя. Ещё я слышу звук выстрела. Кто-то стрелял…и этот человек убил эту кошку. Иногда мне становилось так страшно, что я боялся засыпать, ведь мог увидеть этот сон. Но рядом с тобой мне спокойно. Улыбка юноши ножом пронзила грудь Пхаяка.

***

Пхаяк опустил в пепельницу очередную сигарету, заполненную окурками. Ветер разносил пепел по столу. Рядом стоял бокал, осушающийся ещё о того, как его наполняли. Красные, широко распахнутые от новой информации, глаза неотрывно смотрели на ярко освещённую дорогу в окне. Три часа ночи, а Пхаяк всё ещё сидел с того момента, как Кон Дио уснул. Его изнутри пожирало невыносимо мучительное чувство, чудовище пожирало внутренности, оставляя неприятные раны. Пхаяк мог только сидеть, выкуривая сигарету за сигаретой, выпивая бокал за бокалом, в надежде, что, рано или поздно, он свалится без сил. Пустая бутылка покатилось по полу, со звонким стуком ударившись о ножку стула. Пхаяк не оставил в ней и капли. Последняя сигарета в пачке обратилась пеплом, словно прошедшие восемнадцать лет. В голове продолжали вертеться события того дня, когда Леле испугалась крика и накинулась на Тачу. День, когда Пхаяк собственными руками застрелил Леле. Когда мальчик был так шокирован, что потерял сознание и очнулся, ничего не помня о случившемся. А после их разлучили друг с другом, и Тача улетел в Англию. Всё было сделано для того, чтобы…чтобы сделать Пхаяка незнакомцем в глазах мальчика, чтобы оградить его от любых напоминаний того ужасного момента, пока подросток на другом конце света надеялся, что Тача счастлив. Но сейчас уже взрослый мужчина понимал, насколько его ожидания отличались от реальности. Пхаяк давно смирился с тем, что его судьба — помнить обо всём, страдая бессонницей от ночных кошмаров. Никто не мог понять, насколько ужасно мужчине просыпаться каждую ночь с тяжёлым дыханием, трясущимися руками и страхом в глазах… Кроме Тачи, испытавшего это всё на себе. В тёмной тишине раздался тихий плач. Счастливого юноши на другом конце света никогда не существовало. Всё было ложью. Кон Дио страдал в одиночестве от того, что тяжело давалось даже Пхаяку. Мужчина швырнул стакан в стену, наблюдая, как он вдребезги разбивается. Осколки тут же рассыпались по полу, но лишь один из них отлетел, порезав ему щёку. Пхаяк даже не обратил внимания на тонкую струйку крови. Где он пропадал в те ночи, когда его жениха мучили кошмары? Тача просыпался среди ночи, но не видел рядом никого, кроме собаки… Где был Пхаяк в эти моменты? Кон Дио оставался один в пустой квартире… Пока мужчина тонул в собственных чувствах, мыслях, не задумываясь, какую боль приходилось переживать юноше. Никто не знал, что именно Пхаяк был причиной кошмаров Тачи.

***

Тача неожиданно проснулся. Пустота рядом заставила сердце больно сжаться. В спальне было совершенно темно, и он поспешил поскорее включить свет… Мокрая от пота спина, широко распахнутые глаза…кошмар, но сейчас всё было по-другому. Пума снова прыгнула на него, прозвучал выстрел, но в этот раз неясная фигура стала чёткой, как никогда прежде. Хиа’И…это был молодой Хиа’И. Совсем подросток. Четырнадцать, может, пятнадцать лет. Именно он испуганно кричал его имя. — Хиа, не плачь…не надо… — Кон Дио упал на пол, он плакал так же, как и подросток в его сне. Та пума…кажется, Тача знал её, но не мог вспомнить. Кон Дио сжал ткань пижамы на своей груди и закричал от неописуемого чувства отчаяния внутри. Хиа’И в его воспоминаниях плакал от потери своего питомца. Он был добрым, хоть и вёл себя так, будто всё вокруг его раздражало. Он нисколько не был жестоким. Даже к Кон Дио или к Малышке, которая, казалось, жутко бесила Хиа’И…он относился к ним с добротой. Пума должна была умереть, потому что набросилась на мальчика. Хиа’И убил её и пострадал от этого. Сейчас, в более разборчивом сне, Кон Дио понимал, что всё происходящее — лишь недоразумение. В едва различимых обрывка воспоминаний…юноша не чувствовал опасности при виде хищника…пума не была страшной. — Х-хиа… — Он чувствовал лишь боль от разочарования, у Хиа’И не было другого выбора. Лишить кого-то жизни в таком юном возрасте… Что должен был испытывать Хиа’И? Если сон был реальным, значит, они были знакомы раньше…почему никто об этом не рассказал? Инцидент произошел до того, как отец отправил его в Англию. Почему все вели себя так, будто он впервые встретил Хиа’И только на церемонии помолвки? Сон не был кошмаром, иначе бы не преследовал его так долго. Это был позабытый когда-то случай, потерянное воспоминание. Они знали друг друга прежде. Кто-то держал это случившееся в секрете от Кон Дио. Почему, когда он потерял память, исчез и Хиа’И? Почему он появился только в день помолвки? Зачем… они забрали у него Хиа’И? Неужели они не могли встретиться сразу после произошедшего? После аварии Хиа’И сказал, что помнит Кон Дио в семилетнем возрасте… Он имел в виду как раз те дни? Ведь И никогда не терял воспоминания о том времени? Пхаяк все… еще помнил, как своими руками застрелил пуму? Как он жил с этим на душе по сей день? До того, как маленький Кон Дио потерял память… Хиа’И плакал. Был ли кто-то рядом с ним? Кто-то обнял его? Неужели Хиа’И до сих пор снится тот же кошмар? Мужчина, что помнил всё, и юноша, оставшийся без воспоминаний…переживали разную боль. Кон Дио никогда не тосковал по прошлому так сильно, как в эту ночь. Не только по собственному забытому прошлому, но и по прошлому Хиа’И. Поднявшись с пола, юноша вытер слезы тыльной стороной ладони и, пошатываясь, вышел из спальни. — Х-хиа… — Кон Дио протянул руки тьме, нащупывая выключатель. Он зажигал свет везде, пока в квартире не исчез последний тёмный уголок. Малышка сидела перед дверью на балкон. Опустив уши, она печально смотрела на своего папу выпученными грустными глазами. Кон Дио вышел на балкон…перед ним сидела скрючившаяся фигура. Мужчина был слабым и изнеможённым, поистине незнакомый юноше Пхаяк Чатдеча Чэн. Его плечи тряслись, сдавленный всхлип прозвучал для Кон Дио криком, причиняя сердцу боль. В осколках стекла жених выглядел особенно хрупким, будто готовым во-вот упасть. Запах алкоголя и табака виной оседал в лёгких. Неужели Хиа’И стал таким только из-за того, что юноша рассказал ему о своих кошмарах? Ведь он не подозревал, что человек во сне — его Хиа. Кон Дио посмотрел на разбитого Хиа’И. Как только их взгляды встретились, юноша все понял… У Хиа’И не было амнезии. Он все помнил. И потому… его мучило прошлое, превратившее их в незнакомцев. — Хиа… — всхлипнул юноша, — …все в порядке. Теперь все в порядке. Ты в безопасности… Тебе, наверное, было тяжело, да? Тебе больше не нужно справляться со всем одному… Все хорошо… Правда… Пожалуйста, не вини себя… Ты должен простить себя, хорошо? Это все в прошлом… Я здесь. Я никуда не уйду. Я буду с тобой всегда. — Нонг’Дио- — Прости, что так поздно…тебе больше не нужно защищать меня. Теперь я буду оберегать тебя. Кто-то должен был взять на себя ответственность.