Два пламени

      Фингон недолго пробыл в палатке Майтимо. Всё же, как бы сильно ему не хотелось остаться с братом подольше, дел у него было невпроворот. Вчера отец дал ему прочесть планы Искры, и Финдекано с вечера пребывал в раздумьях.       Множество вопросов терзало его разум, и больше всего — откуда этой иноземке известно столь многое о военном деле.       Эльфов нельзя было обвинить в нелюбви к женщинам, взять хоть его кузину, Артанис, отличавшуюся немалыми талантами в фехтовании. Однако в ней всё же чувствовалась грация, и в изящных платьях она смотрелась не менее прекрасно, чем в доспехах.       В то время, как представить Искру в женском наряде он не мог, как бы ни старался. Это казалось ему словно бы даже нелепым.       В ней не было и капли изящества, присущего эльфам.       Фингон допускал, что причиной этому является то, что она была человеком. Но Майтимо сказал, что в разговоре с ним дева обмолвилась, что родителей своих она не знает.       Это не могло не удивить Финдекано. Всё же, эльф знал лишь единственного эльдар, что знал не обоих своих родителей. Однако его дядя, Феанаро, был лишь исключением.       Да и в конце концов, он рос с родным отцом. Но со слов Майтимо создавалось впечатление, что у неё родителей не было вовсе никаких — ни родных, ни приёмных. Что так же было для эльфа удивительно и непривычно. Странно.       В прочем, как и всё, что касалось этой девушки, начиная от бездонной сумки и странно большого ворона и заканчивая её туманным прошлым, которое лишь вызывало вопросы и рождало сомнения в искренности её намерений.       Однако же, в одном она была несомненно права — откладывать подготовку войск было нельзя. Всё же, никто не знал, как скоро Моргот снова пошлёт по их фэар своих орков. А то и кого посильнее.       Искра говорила верно, медлить они не могли.       Фингон вздохнул слегка печально, не желая оставлять Майтимо одного. Но что поделать — дела не ждали. Улыбнувшись напоследок брату, Финдекано вышел из палатки, задëргивая за собой полог.

***

      Искра вышла от Финголфина уже ближе к вечеру с видом предельно довольного жизнью человека. Её лицо светилось самодовольством. Улыбка, словно у сытого кота, говорила сама за себя.       В прочем, радость её была вполне понятна, по крайней мере, ей самой: ей всё же удалось убедить благородного остроухого в необходимости проведения реформ, предложенных ею давеча.       Конечно, он несколько раз повторил ей, что сам решения принять не в праве, ведь он лишь заменяет своего племянника, пока тот поправляется.       Однако ж, своё согласие он дал. А на рыжего можно легко надавить долгом за спасение, да и вряд ли он будет спорить с такими разумными доводами. Как-никак, в уме недостатка Нельяфинве Майтимо явно не испытывал.       Насвистывая незамысловатую мелодию, услышанную ею когда-то давно от одного барда, Искра шла вприпрыжку по лагерю, с нескрываемым интересом разглядывая местных эльфов, словно наслаждаясь их вниманием к своей персоне.       А внимание она притягивала немалое. В прочем, дальше косых взглядов и шепотков дело не зашло. Каждый был занят своим делом и тратить драгоценное эльфийское время на какую-то человеческую Деву было выше их пресветлого достоинства.       Хмыкнув про себя, Искра прикрыла от удовольствия глаза и, увлёкшись собственными мыслями, не заметила идущего ей на встречу эльфа. Тот же, в свою очередь, тоже был чём-то озадачен и не смотрел, куда идёт. Столкновение было неизбежно, и всего пару мгновений спустя оба они стояли, потирая ушибленные лбы.       — Прошу прощения, я была слишком беспечна, — протянула Искра, поморщившись и состроив опечаленную происшествием мину.       — Что вы, я тоже не смотрел куда иду, — раздалось слегка неуверенное извинение в ответ. Наëмница подняла глаза и с некоторым изумлением поняла, что перед ней стоит её ночной собеседник.       — Вы… — Искра в немом вопросе подняла бровь.       — Ах, я разве вам ещё не представился? — рассеянно произнёс остроухий, отряхивая свои одежды, — Прошу меня простить. Моё имя — Канофинве Макалауре, второй сын Феанаро, младший брат Майтимо, — эльф дружелюбно улыбнулся. Было в его улыбке что-то тёплое и мягкое.       — Ведь это с вами мы говорили на озере в ночь перед отъездом лорда Нолофинве, я не ошиблась?       После дружеско-приветственного поклона Искра завела руки за спину, кивком головы предлагая не совсем новому знакомому пройтись.       — Всё верно, — утвердительно кивнул Макалауре.       — Я не отвлекла вас от ваших дел? — Искра обернулась, заглядывая собеседнику в глаза, — Мне показалось, вы были чем-то очень сильно увлечены.       — Ничего такого, что стоило бы вашего внимания, — легко пожал плечами эльф, продолжая идти, стараясь избежать взгляда девушки, — Я собирался навестить брата. Если верить целителям, совсем скоро он уже встанет на ноги.       — Встать-то встанет, — протянула Искра, задумчиво сощурив глаза, оставив попытки прочесть во взгляде остроухого хоть что-то, — Но вот будет ли он столь же крепок и силён, как прежде… Это ещё большой вопрос.       — Что вы имеете ввиду? — Канофинве заметно напрягся, даже замедлил свой шаг.       — То, что и сказала, — девушка легко пожала плечами, — Про его правую руку я ничего утешительного сказать, увы, не могу. Если последствия пыток ваши целители смогли довольно умело, тут уж моё почтение, ликвидировать, — Искра издала словно бы нервный смешок, — То с последствиями его пребывания в подвешенном состоянии они справиться не сумели. И вряд ли смогут.       — Почему же? — в его голосе сквозило волнение вперемешку с сомнением и страхом.       — Потому что травма эта довольно специфична. Было видно, что опыта работы с подобными травмами у ваших целителей не было.       — А у вас он есть?       — Есть, — Искра криво улыбнулась, — и весьма большой, — последние слова девушка произнесла как-то странно. Едва заметно коснулась она левой ладони пальцами правой руки, — На войне чего только не повстречаешь.       — А вы поучаствовали во многих.       Задумчиво протянул Макалауре, вспоминая их разговор в ту ночь. Семь восстаний и тринадцать революций. Двадцать войн. И это явно не всё.       Поистине пугающая личность.       — Во многих, — не стала отрицать Искра, — Можно даже сказать, что война меня вырастила, — она невесело хмыкнула.       Какое-то время они молчали.       — Вы, помнится, говорили, что собирались навестить брата? — наëмница первой нарушила воцарившуюся тишину.       — Верно, — кивнул эльф       — Сегодня все его навещают, — рассмеялась Искра.       — Вот как, — остроухий, кажется, снова мыслями ушёл куда-то далеко.       — Ага, — девушка говорила словно сама с собой, не требуя от собеседника особой включëнности в разговор, — Я наведывалась к нему утром, а когда собиралась уходить, столкнулась с тем лордом… — Искра запнулась, поняв, что забыла его имя, — с золотыми лентами, — она неловко рассмеялась, стараясь скрыть свой просчёт.       — Финдекано, — с мягкой улыбкой подсказал Макалауре.       — Именно, с лордом Финдекано, — девушка благодарно закивала, — Быть может, за это время к нему ещё кто заглянул.       — Вполне вероятно, — отстранённо согласился Канофинве.       Снова повисла тишина. Разговор не клеился, и Канофинве не знал, что с этим сделать. Пытаясь подобрать тему для разговора, он пытался вспомнить, о чем была их прошлая беседа.       Девушка явно разбиралась в военном деле, в отличие от Макалауре, который интересом к битве никогда не отличался. Эльф не знал, интересно ли девушке искусство, уж тем более пение.        Внезапно в памяти всплыли её слова о том, что она мало знает об их мире. В надежде, что наконец-то сможет прервать давящую неловкую тишину, Канофинве заговорил:       — Вы, кажется, говорили, что мало пока знаете о нашем мире. Быть может, у вас остались ещё какие-то вопросы?       — По счастью, больше нет, — протянула наëмница словно с неохотой.       Макалауре едва удержался, чтобы не выдать собственного разочарования. Всё же, и разговор он поддержать оказался не в силах.       — Сегодня я получила все необходимые мне ответы от лорда Нельяфинве, — продолжила Искра, как ни в чем не бывало, — К слову об этом, — её голос стал серьёзным. Немного виноватым и печальным, — Я бы хотела принести извинения за свои слова тогда, на озере.       — О чем вы? — Макалауре вперил свой полный непонимания взгляд в девушку.       — Тогда я слишком опрометчиво заговорила о клятвах, — она отвела взгляд, уставившись на свои босые ноги, и едва слышно усмехнулась, — Прошу прощения. Я не знала тогда о вашей Клятве, — она закрыла глаза, как бы выражая своё раскаяние.       Извинение прозвучало от чего-то странно холодно. Канофинве не мог понять, от чего именно ему так показалось, ведь вроде бы всё было совершено нормально.       Слова звучали искренне, в них не было слышно фальши и лишнего фарса. Однако едва уловимый холод сквозил в каждом её слове.       Каждом вздохе.       Каждом движении тела.       Эльф не знал, как это объяснить, но его тонкий чуткий (даже по эльфийским меркам) слух улавливал эти едва заметные ноты.       Поняв, что долго молчал, не отвечая, остроухий печально улыбнулся и невесело хмыкнул:       — Вам не за что извиняться. В конце концов, в чём-то вы тогда действительно были правы.       Он поднял глаза на темнеющее небо. Едва заметный за густыми облаками Исиль бледно сиял.       — Мы и впрямь возложили на алтарь столь эгоистичной Клятвы слишком много безвинных жизней. Мы действительно позволили своей гордости возобладать над долгом. Наверное, будь мы хоть немного более сговорчивы и менее мнительны… Многого можно было бы избежать.       — Что сделано, то сделано, — отстранённо произнесла девушка, тоже запрокинув голову и вглядываясь в небеса своими стеклянными глазами, — Не смысла жалеть и сокрушаться о совершенных ошибках. Особенно на войне. Надо признать их и просто идти дальше. В конце-концов, у вас будет возможность искупить свои грехи, если вы выживите. А если проиграете, то от вашего раскаяния не изменится ровным счётом ничего.       — Быть может вы и правы…       — Как я и говорила тогда, — она легко пожала плечами, — На войне важно лишь одно — победить главного врага. А врага извне невозможно одолеть, если не побеждён враг внутри.       Последние слова она произнесла особенно чётко, едва ли не читая по слогам. Её и без того странно холодный голос звучал особенно пусто. Стеклянный взгляд изумрудных глаз не выражал ничего.       — Поистине… — рассеянно отозвался Макалауре, мыслями уже давно улетев куда-то далеко.       Искра замолкла, не зная, о чем ещё поговорить с неразговорчивым эльфом. Макалауре тоже не спешил продолжать беседу. Так, в молчании, они и дошли до палатки, где отдыхал Майтимо.       — Ну что ж, пожалуй, я с вами на этом распрощаюсь, — улыбнулась Искра, — лорда Нельяфинве я уже навещала сегодня, не думаю, что он будет рад видеть меня снова, — она как-то странно рассмеялась, почëсывая правой рукой затылок, — Доброго вам вечера, лорд Канофинве.       — И вам доброго, Искра, — снова тепло, но как-то немного грустно улыбнулся эльф, после чего скрылся за пологом.       Проводив остроухого взглядом, Искра, улыбнувшись чему-то в своих мыслях, развернулась и пошла в сторону озера, чтобы умыться перед ночью. Надо было быстро искупаться и снова зарыться в своём уголке, куда не падал взгляд часовых.       На мгновение в глазах потемнело.       Искра быстро замотала головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от наваждения.       Видимо, сегодня ей всё же придётся потерпеть без купания.       Быстрыми размашистыми едва ли не прыжками Искра зашагала к своему убежищу.       Успеть, успеть, успеть.       Успеть, пока не стало поздно.       Тонкой струйкой из носа потекла кровь. Зажав его пальцами правой руки, Искра в панике оглянулась вокруг. На неё толком никто не обращал внимания — все, кому не надо было охранять лагерь, уже готовились ко сну.       Выдохнув, она ещё ускорила шаг и уже через пару минут сидела на добытом из недр бездонной сумки плаще.       Она судорожно втягивала носом воздух, запрокинув голову, чтобы хоть немного уменьшить кровотечение, однако лучше от этого не становилось.       Чёрная тягучая жидкость уже вовсю лила не только из носа, но и из ушей, стекая на одежду и с противным шипением разъдая её.       Сознание разваливалось на части.       В голове беспрестанно звенела трель.       Сквозь пелену безумия она на ощупь нашарила в мешке небольшой нож и, стиснув его в правой руке, несколько раз полоснула по левому запястью, оставляя глубокие порезы, из которых фонтаном полилась вязкая субстанция, источающая мерзкий запах разлагающейся загнивающей плоти.       Сознание начало понемногу проясняться.       Капли стекали на землю, оставляя разъеденные следы на траве.       Как только звенящая трель в голове стала звучать тише, Искра потянулась снова к мешку, вытащив из него стальной сосуд, который подставила под руку, сцеживая субстанцию.       Кровь из носа и ушей всё ещё стекала по лицу на одежду, оставляя тёмные зловонные следы.       Когда субстанция перестала течь из старых порезов, Искра ещё несколько раз полоснула ножом по левому предплечью. Снова подставила металлический кувшин.       Через два часа кровь из носа и ушей течь перестала.       Трель в голове почти смолкла.       Искра попыталась сесть поудобнее, но сознание вновь резко помутилось, и девушка чуть не рухнула на землю.       С трудом удержавшись, она впилась пальцами правой руки в левое плечо, уперевшись ладонью в землю. На лбу проступили капли пота.       Зрачки были расширены, едва ли не полностью затопив радужку. У уголков глаз виднелись едва заметные чёрные следы.       Когда сознание стало понемногу к ней возвращаться, Искра напряжённо выдохнула, вернув телу вертикальное положение.       Глядя на изрезанную вдоль и поперёк так, что даже старых шрамов было не видно, левую руку, Искра прикрыла глаза устало и вложила кинжал, который всё это время валялся возле кувшина, в рот.       Стиснув рукоять зубами, она левой кистью поддела кожаную петлю на стальном сосуде, поднеся его к кинжалу. Несколько раз прошлась правым запястьем по лезвию, давая волю скопившейся в теле сгнившей крови.       Ужасная вонь с новой силой заполнила небольшой закуток, где ютилась наëмница.       Чёрная субстанция медленно, но обильно стекала по запястьям в привычно подставленный кувшин.              Через несколько часов кровь течь перестала.       Сознание прояснилось.       Искра тяжело задышала, оглядывая себя и окружающий её бардак.       Надо бы здесь прибраться.       Всё ещё вяло и неуклюже она принялась дрожащей исполосованной рукой срезать повреждённую траву вместе с землёй, ссыпая её в отдельный маленький мешочек. Затем, нашарив в сумке кусок мела, принялась чертить круг, чтобы скрыть любые следы её ночной слабости.       Закончив прибираться, девушка окинула себя оценивающим взглядом и тихо, едва слышно, расхохоталась. Выглядела она поистине жалко и жутко.       Вся её рубаха вместе со штанами оказалась запачкана и местами разъедена ядовитой кровью. Волосы возле ушей слиплись, вымоченные в субстанции. От носа до самых ключиц пролегали кривые дорожки грязного бордово-чëрного цвета. Видимо, придётся даже бинты на груди менять.       Искра тяжело вздохнула, раздосадованная необходимостью столь сильно заморачиваться. Всё же, будь она сейчас одна, было бы гораздо легче.       В прочем, будь она одна, до этого бы не дошло.       Кто ж знал, что жизненной энергии в них будет так много…       В своём нынешнем состоянии она была не способна ощущать жизнь, и уж тем более, в каком количестве она поглощалась.       Проклятый наставник слишком хорошо её обучал.       Отмахнувшись от вновь всплывшего в памяти столь опостылевшего ей лица, Искра принялась порывисто стягивать с себя рубаху. Её уже было не спасти, оставалось только сжечь вместе со штанами.       Сколько же мороки…       Раздражает.       — Если бы согласилась остаться со мной, этого бы можно было легко избежать, — снова всплыл в голове раздражающе весёлый голос.       Куда бы не пошла, везде он найдёт её. Куда бы не пошла, всегда её доставал. Если сам не мог о себе напомнить, то и забыть не позволял.       Убить бы. Да не выйдет. Особенно у неё.       С трудом из-за отказывающихся слушаться рук переодевшись, Искра прислонилась спиной к одному из ящиков, отгораживающих её от остального мира.       Окинув усталым взглядом чистую землю, она невесело хмыкнула. О неспокойной ночи свидетельствовал теперь лишь пепел, оставшийся от сожжённой одежды. Да и тот уже почти что был развеян по ветру.       Искра улыбнулась. Запустила правую руку в набедренный мешок, достав из него бурдюк с коньяком. Открутив крышку, она с наслаждением припала губами к горлышку, мелкими глотками выпивая содержимое фляги.       Хороший коньяк. Крепкий.       Кажется, его ей подарил какой-то король в благодарность за помощь в восхождении на трон.       Или же это был дворянин, излечившийся от бесплодия…?       А может, она этот коньяк в трактире купила по скидке?       Или вообще у кого-то украла…       Сознание всё ещё было спутанным и туманным.       От удовольствия Искра прикрыла глаза. Сейчас, пока есть возможность надо отдохнуть. Завтра будет тяжёлый день. Много чего нужно будет сделать…       Очень много чего.       Последняя мысль промелькнула в угасающем сознании Искры, прежде, чем она провалилась в глубокий сон.       Ни одно сновидение тогда не посетило истощëнный разрушающийся разум.

***

      В глубинах Ангбанда царила тьма. Давящий полумрак длинных коридоров, высеченных в скалах, никоим образом не мог способстврвать хорошему настроению обитателей цитадели.       Комнаты и галереи скудно освещались факелами, развешаными вдоль стен. Немногим светлее было разве что в кузнях да сталелитейных мастерских. Орки в обильном освещении не нуждались.       Даже если от их прекрасного эльфийского прошлого не осталось и следа, острое зрение они всё же сохранили. Как и крепость тел.       Хотя со стороны крепость, казалось, спала, в недрах Ангбанда кипела жизнь. В прочем, жизнью это жалкое существование можно было назвать лишь с натяжкой.       Лишь ничтожное её подобие, облаченное в грязную серость безволия. Лишь бессмысленное бытие, скованное ненавистью, болью и страхом.       Либо же подобострастием, раболепием и беспрестанным унижением перед господином и издевками наад подчинёнными.       В кузнях не покладая рук трудились орки, стирая свои грубые мясистые ладони до мяса и костей. В сталелитейных мастерских ни на миг не потухал огонь в жаровнях.       В шахтах ни на секунду не смолкал звук ударов кирки о твёрдую горную породу. В кузнях с утра до ночи царила пугливая, нервная суета.       Не покладая рук трудились в рабстве у Моргота пленённые синдар. Эльфы, некогда прекрасные, ныне представляли лишь ничтожную тень прежних себя.       Трудно было найти в них хоть малейшее сходство с их собратьями из числа подданных короля Тингола. Лица их стали смугло-серыми, сморщенными от постоянного страха. В глазах не было пламени жизни или хоть капли надежды.       Лишь отчаяние, безысходность и пустота.       Мутные, почти лишённые красок зрачки.       Худые тела, лишь кожа в обтяжку костей.       Впалые щëки.       Стёртые до кровавых мозолей и кусков плоти руки и ноги.       Сухие, обветренные губы, покрытые трещинами.       В этих забитых, запуганных до панического страха любых резких звуков существах невозможно было узнать эльдар. Перворожденных. Изящных и светлых созданий Эру.       Ни один из них не верил в силу Валар.       Ни один из них не был ими защищëн.       Ангбанд был омерзителен. С точностью до мелочей он отражал обличье своего владельца.       Мелькор, ныне Моргот, владыка Тьмы. Отец Лжи и Обмана. Омерзительное создание Эру Илуватара, что некогда было его величайшим сыном.       Ослеплённый Гордыней.       Сведённый с ума своим талантом.       Своим даром.       Своей силой.       В мёртвой тишине ночного Ангбанда гулким эхом отдавался звон изящных чёрных сапожков, подкованных стальными пластинами.       Маленький изящный силуэт уверенными шажками направлялся в Тронный зал, на встречу с Тёмным владыкой. Хрупкая и нежная девичья фигурка источала уверенность в собственной превосходстве и смотрелась в массивном и грубом Ангбанде неуместно…       И жутко.       Несмотря на то, что она была вызвана самим Владыкой без объяснения причин (в прочем, как и всегда), фигура не выказывала и капли страха. Она шла уверенно, отчеканивая каждый свой шаг. Широкий плащ из грубой ткани едва заметно развевался от неторопливой ходьбы.       — Вы желали меня видеть, Владыка? — нежный, словно звон хрустального колокольчика, голос острым лезвием разрезал давящую тишину.       Несколько десятков пар глаз уставились на неё. Во взглядах прислужников Моргота читались неподдельный страх напополам с презрением и негодованием.       Понять их было нетрудно: как смела эта ничтожная тварь прийти после самого Властелина. Любого из них, жалких пешек, за такой проступок ждало бы самое суровое наказание.       Особенно страх усиливался, стоило кому из рабов бросить неосторожный взгляд на валяющегося у ног Владыки майа.       Израненный, истощённый долгими пытками, он вызывал лишь отвращение и тёмную радость. Радость, что наказан был он, а не кто-либо из здесь присутствующих.       Владыка не удостоил вошедшую ответным приветсвием, небрежным кивком головы указав ей на место подле своего трона. По правую руку.       По левую стоял Майрон.       Изящно поклонившись, фигурка аккуратными мерными шагами прошла к указанному ей месту. Встав, где полагалось, фигура изящным жестом скинула капюшон, скрывавший до этого момента её лицо.       Лёгким шлейфом ниспали на плечи белоснежные волосы, более не сдерживаемые грубой тканью. Девушка слегка наклонила голову, устремив задумчивый взгляд пустых серых глаз на скорчившегося от боли майара.       Лёгкие, словно перья, волосы послушно сползли, обнажая трепыхающиеся крылья бабочки на висках. Ожерельем свернулся на её шее серый уж.       Едва заметная улыбка отобразилась на её тонких бледных губах.